Зигфрид очень близко, даже непростительно близко. Еще сегодня днем, покидая комнату своего первого клиента, Алекс поклялся, что костьми ляжет, но не подпустит к себе ни одного мужчину, в чьи намерения входит использовать парня как проститутку. И вот сейчас, он находится в объятиях фактически незнакомого мужчины, который придавливает его своим телом к полу и жадно впивается в губы Александра своим алчным ртом. Александр даже забыл, что фактически сам полез к немцу, повинуясь внезапному порыву, недвусмысленно давая понять мужчине, что на самом деле он доступнее, чем может показаться. Глупо, как же глупо.
Змей кусает Алекса до крови, а затем чуть отстраняется давая возможность парню наполнить легкие кислородом, которого в комнате становится чертовски мало. Алекс облизывает потрескавшиеся искусанные губы, собирая языком терпкую горьковатую слюну. Одна рука соскальзывает с плеча искусителя, пальцы касаются небольшой свежей ранки на губе легко и невесомо. Уголки губ парня приподнимаются вверх, изображая сладостную улыбку. Глаза прячутся под трепещущими веками, как только губы Зигфрида накрывают шею парня и прокладывают узкую тропу болезненного наслаждения к ямке над ключицей. Алекс выгибается, затем снова опадает на подушки. Он жадно хватает ртом воздух, будто бы каждый вздох может оказаться для него последним, а сердце готово выпрыгнуть из груди, пробив своим бешеным ритмом костяную клетку. Он никогда не думал, что ласка мужчины может быть настолько приятной, он бы никогда не подумал, что сам добровольно захочет этого тем более в стенах этого отвратительного места. Возможно это все алкоголь, который смыл остатки стыда и притупил восприятие реальности, возможно, это все надежда, что мужчина дал потерявшемуся щенку за определенную плату. Может это и есть та плата за свободу? Алекс не знал, да и не в силах был сейчас найти ответы на эти вопросы. Для него вообще не могло ничего идти дальше этих ласк и поцелуев. Просто в его сознании осталось слишком мало места для будущего.
- Дверь! – внезапная мысль разразилась громом в затуманенном сознании Кройца. Его ладонь упирается в грудь мужчине, принуждая его отстранится и прекратить свои ласки. Алекс смотри Искусителю в лицо и в глазах его четко читается неуверенность и… стыд?
– Вдруг кто-нибудь зайдет? – Даже не смотря на вопиющую ситуация мысль о том что кто-то может зайти и увидеть как он тут извивается под светловолосым немцем, аки доступная шлюха, была яснее всего остального, что приходило в голову Александру за поседении десять минут. Если бы он был в активе, он бы даже не парился на этот счет, но сейчас все было иначе, все совсем не так, как должно бы быть в идеале и это угнетало парня, хоть и не в значительной степени.
- Пожалуйста, Закрой дверь! – Александр сам не заметил как перешел на «ты». Слова прозвучали как дружеская просьба, но было ясно, что дальше этого он не пойдет, пока не удостоверится что они одни. Какой-то пришелец уже раз зашел, прервав их разговор своим бессмысленным появлением. Что мешает сюда ввалиться какой-нибудь кучке пьяных, посмеяться над зверем или еще того хуже присоединится?

Слова заставили Зигфрида остановиться, но по его безмятежному улыбающемуся лицу было ясно видно, что ему нет дела до двери и до внезапной мальчишеской прихоти зверя.
- Что ты… я не стыжусь тебя! – Сейчас ему было трудно искать ответы даже на самые простые вопросы. Ему было сложно придти к тому, что на самом деле стыдится он даже не ситуации, а себя. Неужели сутки в борделе способны изменить восприятие человека, его отношение к непростым вещам? Нет, это все алкоголь, дождь за окном и дикий танец огня в чреве изящного камина.
Мужчина толчком в грудь принуждает Алекса распластаться на полу. Парень не сопротивляется, хотя может быть и хотел бы встать, да голова внезапно стала настолько тяжелой, что подняться уже не возможно. Края рубахи окончательно расползлись в стороны, полностью обнажая торс Кройца и гладкие округлые плечи. Слегка спутанные волосы разметались по мягкому ковру, пряча за густой пеленой витиеватый узор. Даже в лежачем положении комната плывет, а брызжущий прямо в глаза свет от большой люстры кажется невыносимо ярким. Глаза закрываются сами собой, оставляя парня в полном неведении, наслаждаться приятной лаской. Губы мужчины легко касаются пальцев парня, медленно вспархивая с одного на другой. Это нравилось Александру. Ему нравится, что мужчина проникся к нему вниманием. Это было немного похоже на… поклонение? Ведь это Алекс сейчас лежит на подушках и это ему сейчас Зигфрид целует руки. На мгновение Кройц перенесся к себе домой, в свое поместье в пригороде Берлина. Сейчас поздний вечер, он сидит в библиотеке, раскинувшись в кресте, а прислуга безмолвно хлопочет вокруг. Алекс бы многое отдал, чтобы вновь оказаться в полноправном положении короля.
Тихий шепот Искусителя мягко лился в уши Алексу, принуждая расслабится и доверится Змею. Кройц и вправду стал думать, что никто не зайдет, потому что больше для него никого не существовало, кроме бесконечно нежного и внимательного искусителя.

Алекс продолжает безмолвствовать, наслаждаясь тишиной и собственными ощущениями. Прикосновения губ сменяют лижущие ласки горячего языка, который не дюйма гладкой кожи не оставляет без внимания, забираясь в ямочки между пальцев и ловко скользя с одной фаланги на другую.
Но вот мужчина наклонился, оказавшись так близко, что можно почувствовать жар его тела кожей и расслышать шорох одежд. Парень приоткрывает глаза. Перед совершенно неясным взором светловолосая макушка. Зигфрид наклонился, чтобы коснуться губами груди зверя и провести дорожку из невесомых поцелуев ниже. Там он встречает преграду в виде длинного кушака на несколько раз обвивающего талию Александра. Одно мгновение и преграда исчезает с пути, отправившись в груду ранее сброшенной одежды. Губы касаются живота, оставляя после себя влажный след, и парень вздрагивает. Затем слова, когда чье-то неловкое движение тревожит рядом стоящий канделябр и на обнаженную грудь Кройца льется горячий воск. Это заставляет парня очнутся будто бы от глубокого сна. Секунду он даже не понимает, что это было, а когда догадка расцветает в голове будто бутон диковинного цветка, парень улыбнувшись приподнимается на локте, чтобы взглянуть на белые пятнышки, разукрасившие его смуглую грудь. Воск быстро застыл, приняв причудливые формы. Парень касается пальцем одной капельки и подцепив сточенным ногтем снимает ее с кожи. Пальцы медленно растирают между подушечек гладкий воск, пробуя его теплоту на ощупь
Голос Зигфрида снова разрезает тишину. Нотки тревоги звенят в тихом шепоте. Алекс поднимает на мужчину глаза, с немым вопросом во взгляде.
- Мм?

Отредактировано Алекс Кройц (2009-10-16 10:35:20)

Дикий вскрик, а точнее сказать визг неудержимой волной пронесся по каминной зале, а затем и по длинному, практически опустевшему коридору, просачиваясь в щели и замочные скважины. Так кричит подбитый зверь иль попавший в капкан браконьера медведь. Сейчас от облика Александра не осталось практически ничего человеческого. Его горделивый взгляд и аристократически надменный лик в момент сошли с лица, сменившись уродливой маской ужаса, страха и беспомощности. Внезапный взрыв боли в правой кисти, заставил Александра протрезветь. В один момент он смог оценить ситуацию и взвесить свою собственную глупость. Ладонь горела невыносимой болью, так что каждая клеточная некогда расслабленного тела смогла прочувствовать и повторить это незабываемое ощущение разрываемых острием ножа тканей.
Алекс отказывался верить в происходящее, тщетно пытаясь убедить себя, что это все просто яркий и зрелищный сон. Но та боль, которая с каждой секундой лишь возрастала,  твердила ему об обратном. А как же все хорошо начиналось. Зигфрид с непринужденной легкостью заставил дикого зверя, сесть на поводок, который медленно и неотвратимо затягивался на его шее словно удавка, пока окончательно не перекрыл кислород. Но вместе с тем ничто не предвещало беды. Змей был дьявольски притягателен своей показушной добротой и нежностью. Нежностью, в которой можно было утонуть, захлебнувшись то нежными, то яростными ласками. Все что делал мужчина, казалось Алексу правильным. Даже когда тот одним ловким резким движением стянул с него штаны до щиколоток, оставив его лежать обнаженным, перед похотливым змеиным взором, Кройцу не казалось это пошлым. Он даже не испытал стыда, когда широкие и горячие ладони искусителя изучающее гладили его тело, обводя каждую впадинку или бугры практически отрафированных лаской  мышц. Для Алекса разыгравшаяся оргия, переросшая от невинной беседы и ненавязчивых поцелуев, казалась лишь забавной игрой. Только сейчас, ему стало ясно как день, что все это время из них двоих играл только Искуситель
- Твою мать – Алекс схватился второй рукой за округлую рукоять ножа, перевернувшись чуть на бок, стараясь вытащить его из своей ладони, но тот будто бы намертво застрял в паркете. Александр задергался, продолжая кричать, но теперь уже мешая простые вопли с кличем о помощи.
- Сволочь! Что ты сделал, тварь! – Алекс развернулся, ударив Змея локтем по лицу, оставив на его загримированном лике размашистую грязную полосу. Вопреки, разливающейся при каждом движении боли, парень стал яростно брыкаться, настолько насколько ему позволяли скованные полуспущенными штанами ноги, в надежде сбросить с себя мужчину.

За ударом, последовал ответный удар по лицу, который заставил парня замолчать на пару секунд, прикусив себе язык. По щеке разлилась яркая ослепляющая и режущая боль. Массивный перстень оставил на гладкой, покрытой мелкой щетиной коже яркий глубокий след. Но это было ничто по сравнению с онемевшей ладонью, пригвожденной к полу. Кровь, тонкими багровыми змейками струилась по лезвию ножа и впитывалась в густой ворс ковра, обозначивая вокруг разрастающееся влажное темное пятно. По виду парня было заметно невооруженным глазом, как то спал с лица. Все процессы, происходящие сейчас в его организме отметились на его измученном болью лике. Он стал бледен, а глаза заметно увлажнились. Единственная надежда, даже не на спасение, а просто хотя бы на взаимопонимание со стороны другого человека в этом ужасном месте, разбилась в дребезги, будто бы хрупкий хрусталь. Александру было обидно настолько, что он готов был сейчас проклинать не только тот день, когда вообще впервые поехал в Мадрид, а тот день, когда вообще появился на свет. По его разумению, Поступок Зигфрида  был настоящим предательством, которое не вписывалось ни в какие рамки приличия.
Зигфрид, быстро поднял и перешагнул через парня, который воспользовавшись свободой, подтянул ноги к груди, чтобы встать на колени, и развернулся к своей руке, повторяя безуспешные попытки вытащить нож для колки льда из своей руки. Острие вошло в руку аккурат между выступающих косточек среднего и указательного пальца. Он мог практически различить холодность металла, сдвинутыми с места суставами. Удивительно, как нож не раздробил ни одну из костей. Хотя Алекс не мог сейчас утверждать это наверняка, но один только вид стального стержня торчащего из руки, вызывал у него яркий приступ тошноты. На это было действительно неприятно смотреть, но не настолько, чтобы прекратить попытки высвободится
- Ублю..-а-а-а – Нога Зигфрида в этот момент обрушилась на  вторую ладонь парня, неосмотрительно оказавшуюся на весу. Каблук ботинка с силой вдавливал ладонь в пол, будто бы Змей желал, во что бы то ни стало, раздробить тонкие косточки. Собственно его желание вскоре подтвердилось словами и еще большим давлением, от которого Александр заорал еще громче, не в силах идти на поводу шантажа Зигфрида. Алекс дернул руку на себя, стараясь высвободится, но он не смог сдвинуть ладонь и на миллиметр, как и отнять ее от пола и от того делалось еще больнее, настолько что в глазах искрились звезды, а сам парень ничего не видел вокруг себя, кроме черной искрящейся пелены.
- Сойди, прошу, сойди! – в голосе отчетливо слышались надрывные нотки. Болевой шок, скопившись где-то в животе, сковал судорогой практически все тело парня, а голос дрожал от сдерживаемого желания кричать. Наверное, именно сейчас он выглядел со стороны довольно жалко, но в то же время и притягательно. Искусственная оболочка никому не нужной гордости в очередной раз разбилась, обнажая настоящие чувства, выставляя на показ Настоящего Александра Кройца – испуганного, беззащитного, растоптанного.
- Я хочу, я очень хочу жить! – не смотря ни на что, Александр ни секунды не думал над своим ответом. Сейчас он как никто понимал всю степень опасности. Пожалуй, впервые в жизни он правильно расставил приоритеты – жизнь важнее  материальных благ, развлечений, дорогих безделушек. Пусть здесь, пусть наедине с бесконечной болью и унижением, но жить, каждодневно вдыхая в легкие причитающуюся порцию кислорода и с благоговением ощущать, размеренный ритм собственного сердцебиения. Богаче даров, чем эти не сыскать и на целом свете.

Можно ли взвесить боль? Дать ей определенную цену? Можно ли ее измерить? Александр никогда прежде не испытывал ничего подобного. Уличные драки в которых он порой учувствовал, побои охраны, хлесткие удары широкого ремня, член разрывающий внутренности – все это казалось временным неудобством по сравнению с тем что сейчас испытывал Кройц. Два совершенно контрастных ощущения – тупая и жгучая острая боль. Кто бы мог подумать, что весь этот набор можно получить за раз, всего лишь схлестнувшись с гостем из далекой Германии. Но все же Змей внемлил просьбе Алекса и убрал ногу с руки, встав неподалеку. Алекс, поспешил подтянуть отдавленную ладонь к себе, спрятать ее под собственным телом, укрывшем узорчатый ковер. Волосы, более не удерживаемые куском атласной ткани, струились по лицу, спадая концами на пол. Зверь старался не шевелиться, дабы не потревожить ноющую ладонь, но казалось что даже простой вздох заставлял болевые ощущения разгораться с новой силой. Его била крупная дрожь. Отчасти из-за страха за свою хрупкое положение в этом жестоком мире, отчасти из-за болевого шока, который постепенно отступал, давая парню возможность упиться разрастающейся с каждым мгновением болью.
- Зачем ты это делаешь? Пожалуйста, вытащи нож! – Голос надрывный, вперемешку со всхлипами и короткими звучными стонами. Александр находит в себе силы поднять голову и взглянуть на мучителя. Тот победоносно смотрел на свою добычу, изучая пристальным взглядом каждый изгиб напряженного тела, впитывал боль, страх, повиновение и наслаждался зрелищностью происходящего. Кажется, Александр не по рангу выбрал себе костюм грозы морей, для пирата он был слишком слаб и изнежен.
На сказанное Зигфридом, зверь лишь кивнул, проглатывая застрявший в горле очередной стон. Разве у него был какой-нибудь другой выбор? В мыслях не возникло никакого другого варианта, кроме как беспрекословно подчиниться этой просьбе, а затем череде других. Главное чтобы искуситель снова не обманул. Только не в этот раз
Первый приказ и размашистый удар стеком по сгорбленно, покрытой испариной спине. Алекс дернулся и тут же взвыл от волны яркой боли пронесшейся по его правой конечности. Он заставил себя немного приподнялся, будучи уже на коленях, постарался выпрямиться, что далось ему с большим трудом. Он оказался сидящим на своих ногах, запутанных в мятые брюки и чуть наклонившимся вперед. Пригвожденная рука не давала сделать чего-то иного. Вторую руку он бережно прижал к своему животу, будто бы она болела от этого гораздо меньше

Зачем? Зачем. Услышав ответный вопрос, Алекс даже подумал, что сморозил сущую глупость. Это все равно, что спросить – зачем идет дождь или светит солнце. Конечно же во всем что тут происходит есть своей собственный2 глубокий смысл и Зигфрид мучает, упиваясь болью другого человека не ради того чтобы мучить. Ему это просто нравится. Вот так просто.
Зигфрид снова очень близко, но теперь Алекс уже не чувствует того притяжения, что раньше. Сейчас каждая его клеточка протестует против его прикосновений, какими бы они ласковыми не были. Поэтому, когда мужчина усаживается на одно колено рядом с сжавшимся и стонущем зверем, Алекс отстраняется, буквально на автомате стремясь увеличить расстояние. Но Искуситель не дает ему этого сделать, обхватив ладонью его шею и возвращая в прежнее положение. Он снова целует, нежно, а затем яростно, будто собирался выгрызть избитые губы Алекса. Парень не отвечает, его глаза не прикрыты и веки не трепещут в сладкой истоме, сбрасывая с ресниц невесомые капельки испарины. Ощетинившись, будто ожидая удара, он смотрит в лицо Змею, улавливая малейшее изменение в его нарисованном лице. Вдруг хватка становится крепче, а укусы жестче. Свободная рука мужчины ложиться на ручку ножа и раскачав, вытаскивает тонкое лезвие из ладони. Алекс зажмурился от новой волны боли, выдохнув громкий стон в рот Искусителю. Его рука свободна и он поспешно отнимает ее от пола, чтобы прижать к своему телу. Болит, очень болит, даже пальцами больно шевелить. Мужчина отступает и Алекс остается сидеть в таком положении, опустив взор к полу и разглядывая стеклянным взглядом красное пятно на ковре. Кровь продолжает течь из открытой колотой раны. Она капает тяжелыми каплями вниз по животу и теряясь в коротких волосках в промежности. Алекс этого не замечает, он даже не сразу услышал приказ и не сказу сообразил, насколько же он невыполним.

Парень приподнялся и на коленях пополз к камину, в котором до сих пор плясали языки пламени. Жар обнимал тело, ласкал окоченевшие пальцы, манил в свою палящую утробу. Александр, оказавшись около решетки, положил на нее руки, бережно пряча от огня изувеченные ладони. В ту же секунду, взвизгнув, он отпрянул от камина, повалившись на бок
- Она горячая! – на руках, чуть выше запястий ясно просматривались две темные полосы. Уже через минуту, кожа в этих местах запузырилась и стала нестерпимо зудеть.

Александр был в ужасе. Наверное, где-то в глубине душа, он надеялся, что Зигфрид немного не в курсе, что железная каминная решетка настолько раскалена, что ее нельзя было коснуться даже пальцем. Но мужчина дал ясно понять своим коротким «Конечно горячая», что он это прекрасно знает и всеми фибрами своей души желает почувствовать запах паленой плоти и волоса.
В два шага Змей оказывается рядом с Александром. Его пятерня, нырнув в спутанную гриву молодого человека, захватывает горсть волос и резко рванув вверх, принуждая его приподняться, фактически повиснув на волосах. Александр, на миг позабыв о своих ладонях, вцепился одеревеневшими, скрюченными пальцами в запястье мучителя. Всего лишь попытка заставить отпустить, которая, как и все прежни усилия вразумить мужчину оказалась бесполезной. Перед глазами блеснуло острие ножа. Яркий блик, всего за мгновение своего существования, был способен ввести зверя в состояние приближенное к панике. Стилет мазнул по подбородку, оставив на коже тонкую алую полосу, а затем пронзил поверхность плеча, пройдя сквозь кожу насквозь.
Александр закричал, а затем еще громче, когда упав на пол, разорвал кожу на плече, освобождая стилет от горячего плена собственной плоти. Нож упал на пол и откатившись в сторону, замер.

ОН УБЬЕТ МЕНЯ! Убьет! В голове Алекса не было ничего кроме именно этой мысли, от которой внутренности сводило холодным пронизывающим страхом. Страх самый сильным мотиватор. Страх нельзя перебороть, про него нельзя забыть или выбросить как ненужный хлам. Страх это констатация того факта что ты все еще жив, равно как и боль, которой порой, бывает слишком много, особенно для того, кто по сути не был еще с ней знаком. Не в таком количестве.
Александр с трудом поднимается на колени, а затем на ноги. Эрекция давно спала, будто бы ее и не было вовсе. Спущенные штаны так и болтаются на уровне лодыжек, сковывая и без того скудные движения. Алекс ссутулившись, втянув голову в плечи, медленно бредет к камину, еле передвигая ногами, будто какая-то неведомая сила тянет его назад. Каждый шаг дается ему с большим трудом, будто бы идет он на плаху, но в данном случае на пытку, а это, пожалуй, ничуть не лучше. Из ладони и плеча хлещет кровь, скатываясь по плечу и пальцам падает на ковер, чертя за невольником багровую дорожку.
Камин совсем близко, парень опускается на колени снова и поднимает руки, поднося их к огнедышащему чреву. Он замирает на миг, с ужасом глядя на танец огненных нимф. По лицу текут слезы, чертя на лице, измученном болью, мокрые дорожки, которые, впрочем, быстро испаряются, оказавшись в плену нескончаемого жара. Алекс понимает, что не может больше тянуть и всплеск боли неизбежен. Его начинает бить крупная дрожь, руки трясутся, грудь вздрагивает он нервных всхлипов, которые становятся громче и отчетливее с каждой секундой ожидания неизбежного.
Глубокий вздох и ладони резко опускаются на раскаленные перила решетки. В воздухе повис тихий шипящий звук, а затем заходящийся дикий крик зверя. Боль прошила руки парня, устремившись электрическими разрядами по нервной системе. Алекс, обезумев от боли, бьется у полыхающего камина в страшной агонии, выплевывая нечленораздельные звуки, которые давно уже не похожи на человеческие.

Сколько прошло времени? Пять, может быть десять секунд? Для Александра то была вечность, медленно отсчитывающая равные промежутки бесконечности. Боль была сильной, ее нельзя было вытерпеть ни секунды. Если бы Кройц сейчас мог немного думать, а ему бы ему предоставили выбор между той болью, что он сейчас испытывал и которую ему еще придется испытать и простой ампутацией конечностей, он бы выбрал второе. Он продолжал кричать даже тогда, когда Искуситель оттолкнул его носком ботинка от решетки, освобождая от невыносимой муки. Парень повалился на спину как мешок с костями или манекен. Для него ничего не закончилось, пытка не исчерпала себя, ведь боль так и не покинула его тела, укоренившись на поверхности изувеченных ладоней, которые теперь больше напоминали кровавое месиво из обрывков паленой кожи и мышечных тканей.
Почувствовав под спиной мягкость ковра и разительную разницу температур, Кройц немного успокоился, перестав кричать. Слезы продолжали течь из уголков покрасневших глаз, чертя неровные дорожки. Грудь судорожно вздрагивала при каждом глотке кислорода. Парень плакал, нисколько не стесняясь своих слез. Когда последний раз он показывал людям свои чувства, вот так свободно и безудержно? Вероятнее всего, он даже не вспомнит, так давно это было. Его слезы сейчас красноречиво говорили о его состоянии, он был близок к самой настоящей истерике, если не к обмороку.
- Руки. Мои руки! – голос дрожал. Алекс хотел бы взглянуть на свои, горящие болью, кисти, но ему было страшно просто опустить взгляд и посмотреть. Впрочем, ему бы и не удалось это сделать, Зигфрид снова оказался рядом, придавив юношу своим коленом к полу, давя на солнечное сплетение. В глазах потемнело, стало невыносимо трудно и больно дышать. Действие побудило Кройца непроизвольно согнуться, но положение мешало ему это сделать.
Боже да что  сделал? За что? За что ты наказываешь меня? Прошу, прошу отпусти – Похвалы, отпущенные в адрес звереныша никак иначе не были восприняты, кроме как насмешки, гнусной издевки. Сейчас Алекс чувствовал себя глупцом, если не полным идиотом, доверившись этому ужасному человеку. Кратковременное «свидание» с де Реналем по сравнению с тем, что творит сейчас с Александром Змей было пятиминутной прогулкой в райских кущах.
Кровоточащие, источающие яркий запах крови и гари руки, оказались в заключении ладоней Зигфрида. Он поднес одну из них к своим губам, нежно касаясь открытой кровоточащей плоти. Для Алекса этот поцелуй показался укусом, а последующий укус Искусителя в то же самое место – взрывом зажатой в руке петарды. Парень закричал, выдергивая руку из ладони мужчины. Буквально на автомате, повинуясь инстинкту самосохранения и здравого смыла, парень бьет мучителя по лицу. Удар не такой сильный, чтобы заставить потерять равновесие и упасть, но его оказалось вполне достаточно, чтобы дезориентировать Зигфрида на несколько коротких мгновений. Воспользовавшись моментом, Алекс, перевернувшись на живот и собрав все свои силы пополз прочь.
Нужно бежать, бежать! Кройц на ходе поднимается на ноги и тут же снова падает, запутавшись в своих же штанах.

Отредактировано Алекс Кройц (2009-10-24 20:37:11)