Ворон

          Как-то в полночь, в час угрюмый, утомившись от раздумий,
          Задремал я над страницей фолианта одного,
          И очнулся вдруг от звука, будто кто-то вдруг застукал,
          Будто глухо так застукал в двери дома моего.
          "Гость, - сказал я, - там стучится в двери дома моего,
                  Гость - и больше ничего".

          Ах, я вспоминаю ясно, был тогда декабрь ненастный,
          И от каждой вспышки красной тень скользила на ковер.
          Ждал я дня из мрачной дали, тщетно ждал, чтоб книги дали
          Облегченье от печали по утраченной Линор,
          По святой, что там, в Эдеме, ангелы зовут Линор, -
                  Безыменной здесь с тех пор.

          Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах
          Полонил, наполнил смутным ужасом меня всего,
          И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало:
          "Это гость лишь запоздалый у порога моего,
          Гость какой-то запоздалый у порога моего,
                  Гость - и больше ничего".

          И, оправясь от испуга, гостя встретил я, как друга.
          "Извините, сэр иль леди, - я приветствовал его, -
          Задремал я здесь от скуки, и так тихи были звуки,
          Так неслышны ваши стуки в двери дома моего,
          Что я вас едва услышал", - дверь открыл я: никого,
                  Тьма - и больше ничего.

          Тьмой полночной окруженный, так стоял я, погруженный
          В грезы, что еще не снились никому до этих пор;
          Тщетно ждал я так, однако тьма мне не давала знака,
          Слово лишь одно из мрака донеслось ко мне: "Линор!"
          Это я шепнул, и эхо прошептало мне: "Линор!"
                  Прошептало, как укор.

          В скорби жгучей о потере я захлопнул плотно двери
          И услышал стук такой же, но отчетливей того.
          "Это тот же стук недавний, - я сказал, - в окно за ставней,
          Ветер воет неспроста в ней у окошка моего,
          Это ветер стукнул ставней у окошка моего, -
                  Ветер - больше ничего".

          Только приоткрыл я ставни - вышел Ворон стародавний,
          Шумно оправляя траур оперенья своего;
          Без поклона, важно, гордо, выступил он чинно, твердо;
          С видом леди или лорда у порога моего,
          Над дверьми на бюст Паллады у порога моего
                  Сел - и больше ничего.

          И, очнувшись от печали, улыбнулся я вначале,
          Видя важность черной птицы, чопорный ее задор,
          Я сказал: "Твой вид задорен, твой хохол облезлый черен,
          О зловещий древний Ворон, там, где мрак Плутон простер,
          Как ты гордо назывался там, где мрак Плутон простер?"
                  Каркнул Ворон: "Nevermore".

          Выкрик птицы неуклюжей на меня повеял стужей,
          Хоть ответ ее без смысла, невпопад, был явный вздор;
          Ведь должны все согласиться, вряд ли может так случиться,
          Чтобы в полночь села птица, вылетевши из-за штор,
          Вдруг на бюст над дверью села, вылетевши из-за штор,
                  Птица с кличкой "Nevermore".

          Ворон же сидел на бюсте, словно этим словом грусти
          Душу всю свою излил он навсегда в ночной простор.
          Он сидел, свой клюв сомкнувши, ни пером не шелохнувши,
          И шептал я, вдруг вздохнувши: "Как друзья с недавних пор,
          Завтра он меня покинет, как надежды с этих пор".
                  Каркнул Ворон: "Nevermore".

          При ответе столь удачном вздрогнул я в затишьи мрачном,
          И сказал я: "Несомненно, затвердил он с давних пор,
          Перенял он это слово от хозяина такого,
          Кто под гнетом рока злого слышал, словно приговор,
          Похоронный звон надежды и свой смертный приговор
                  Слышал в этом "Nevermore".

          И с улыбкой, как вначале, я, очнувшись от печали,
          Кресло к Ворону подвинул, глядя на него в упор,
          Сел на бархате лиловом в размышлении суровом,
          Что хотел сказать тем словом Ворон, вещий с давних пор,
          Что пророчил мне угрюмо Ворон, вещий с давних пор,
                  Хриплым карком: "Nevermore".

          Так, в полудремоте краткой, размышляя над загадкой,
          Чувствуя, как Ворон в сердце мне вонзал горящий взор,
          Тусклой люстрой освещенный, головою утомленной
          Я хотел склониться, сонный, на подушку на узор,
          Ах, она здесь не склонится на подушку на узор
                  Никогда, о nevermore!

          Мне казалось, что незримо заструились клубы дыма
          И ступили серафимы в фимиаме на ковер.
          Я воскликнул: "О несчастный, это Бог от муки страстной
          Шлет непентес - исцеленье от любви твоей к Линор!
          Пей непентес, пей забвенье и забудь свою Линор!"
                  Каркнул Ворон: "Nevermore!"

          Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
          Дьявол ли тебя направил, буря ль из подземных нор
          Занесла тебя под крышу, где я древний Ужас слышу,
          Мне скажи, дано ль мне свыше там, у Галаадских гор,
          Обрести бальзам от муки, там, у Галаадских гор?"
                  Каркнул Ворон: "Nevermore!"

          Я воскликнул: "Ворон вещий! Птица ты иль дух зловещий!
          Если только Бог над нами свод небесный распростер,
          Мне скажи: душа, что бремя скорби здесь несет со всеми,
          Там обнимет ли, в Эдеме, лучезарную Линор -
          Ту святую, что в Эдеме ангелы зовут Линор?"
                  Каркнул Ворон: "Nevermore!"

          "Это знак, чтоб ты оставил дом мой, птица или дьявол! -
          Я, вскочив, воскликнул: - С бурей уносись в ночной простор,
          Не оставив здесь, однако, черного пера, как знака
          Лжи, что ты принес из мрака! С бюста траурный убор
          Скинь и клюв твой вынь из сердца! Прочь лети в ночной простор!"
                  Каркнул Ворон: "Nevermore!"

          И сидит, сидит над дверью Ворон, оправляя перья,
          С бюста бледного Паллады не слетает с этих пор;
          Он глядит в недвижном взлете, словно демон тьмы в дремоте,
          И под люстрой, в позолоте, на полу, он тень простер,
          И душой из этой тени не взлечу я с этих пор.
                  Никогда, о, nevermore!