Они оба давно не те, какими были в юности. Они изменились, не ведая о причинах перемен друг в друге. И даже пытаясь приблизиться, терпели провал. Все попытки разбивались о скалы их душ, скрытые где-то под кромкой холодной соленой воды, не видимые на поверхности , но если погрузить руку – явственно ощутишь острые камни. Сожалел ли Валин, что его покой потревожен, что ровное течение его существования внезапно вспенилось, забурлило, как кипяток? Нет. Первый приступ дикого телесного голода был подавлен. И теперь в нем воцарилось прежнее спокойствие, лишь оттененное приятной теплотой объятий. Теперь он не позволит себе забыться, оставит часть своего сознания, куда уже не доберется пламя, что бы обезопасить своего друга…себя.
На слова благодарности – едва заметная улыбка. Повернул голову, целуя центр ладони, задерживая губы и отстраняясь, что бы ненадолго зарыться носом в волосы на его затылке, пальцы  размеренно поглаживают горячую кожу, скрытые одеялом, касаются низа живота,  поднимаются выше, что бы вновь опуститься, и так раз за разом по той же траектории. Затем поворот головы, губы прижимаются к губам. Поцелуй неторопливый, но Герман вздрагивает едва ощутимо, когда прикосновения к прокушенным губам приносят боль.  Валин бережно зализывает ранку, едва касаясь кончиком языка. И поцелуй снова становится глубже. Медленнее, гораздо чувственнее, язык проскальзывает в рот, позволяя касаться его своим, гладить, обводить по кругу острый кончик,  скользить  по зубам, словно проверяя их остроту, дразнить нёбо. Такой поцелуй еще более влажный и горячий, опьяняет сильнее.
Валин ощущает, как жаркие пальцы недовольно сжали ткань его брюк. Накрыл руки Германа своими, почти сразу же прерывая это прикосновение, лишь проводя пальцами между пальцев мужчины.
- Я сниму. – Произнес приглушенно. Кровать качнулась, когда он отстранился, расстегивая ремень брюк, ложась рядом с мужчиной,  не лишая себя возможности смотреть в его лицо. Ремень расстегнут, за ним и ширинка, Валин приподнимает бедра, стаскивая брюки, сбрасывает их с постели. На нем нет белья, и его тело хорошо различимо в слабом свете. Он возбужден, и не пытается скрыть это, прикрывшись рукой. Вновь садится, забирается под одеяло, обнимая , как и прежде. И только измученная воздержанием плоть, прикоснувшись к жаркой спине Германа, заставляет тело содрогнуться. Опустил голову, касаясь взмокшим лбом плеча мужчины.

Отредактировано Валин (2009-10-06 05:23:12)

Сейчас, когда первая волна желания отступила, вторая была не так сильна, не сметала на своем пути все, но неизбежно подкатывала к самой кромке сознания. Они больше не ласкаются с торопливой жадностью, стараясь действовать как можно медленнее. Теперь они и в самом деле неторопливы. И Валин, в эту самую минуту, с напряженным спокойствием смотрящий на друга, щуря глаза, настоящий.  Герман может видеть растопленный лед взгляда, влажно блестящий в призрачном свете, скрываемый тенями дождя, рисующего на оконном стекле. И на его губах, странная, кажущаяся чужой, взволнованная, теплая улыбка. Теперь Герман для него не тот, к кому он пылал страстью в юности, не тот, с кем он провел столько лет, будучи и близко и далеко одновременно, не любовник и не друг. Все эти понятия слились, синтезировались, тесно сплелись в чувство, похожее на братскую привязанность. Теперь это Рафаэль.
Валин не двигается, когда де Виль поворачивается к нему, протягивает руку, что бы обжечь касанием шею, медленно избавляет от одеяла, скрывавшего обнаженное тело. Он смотрит, словно изучая, на его высокий лоб, касается взглядом переносицы, бровей. Погружается на мгновение в морозный холод глаз, скользит по скуле, к подбородку. Память впитывает его черты, что бы запомнить сейчас, здесь все, до последней мелочи. Ниже, к горлу, затем к плечу. Перед ним хищник, насильник, преступник, убийца. Он сам ничем не уступает ему в количестве грехов, лишь за один из которых все бесы ада будут медленно раздирать на куски тысячелетиями. Их руки по локоть в крови невинных людей, замученных и убитых из прихоти. Но горячие руки Германа заставляют трепетать от наслаждения, и хочется целовать его пальцы, ладони, запястья.
Постель мягко прогнулась, Герман наклонился ближе, его мягкие, влажны губы прижались к груди Валина, заставляя содрогнуться всем телом. Пальцы Валина нашли его руки, упирающиеся в постель, накрыли их, перенимая тепло, но не долго, так как мужчина отстранился, вставая на колени, медленно снимая белье. И серый взгляд прилип к его торсу, к его горячим бедрам, следя как из-под черной кожи белья появляется твердая плоть, сантиметр за сантиметром. Во рту пересохло, возбуждение выжгло даже горло, и если бы Герман спросил что-нибудь, ответом ему был бы лишь приглушенный хриплый стон. Руки буквально свело от желания прильнуть ладонями к обнаженному телу. Валин не задумывался о том, что мужчине перед ним, очевидно все равно, с кем делить постель, очевидно и сам Валин был лишь прихотью, хорошим разнообразием, которое разбавит солоноватый вкус всех прочих. Он был благодарен ему, за то, что тот подарил близость, свое тепло сегодняшней ночью, мучительное, болезненное наслаждение, способность ощущать его тело, его запах, текстуру кожи, жесткую мягкость волос. Он приблизился, целуя внутреннюю сторону локтя правой руки Германа, проводя губами ниже, к запястью, все го лишь на миллиметр отнимая губы, что бы обдать горячую кожу  дыханием, поцеловал самый центр его ладони,  обвел языком оставленный при поцелуе влажный след, скользнул им между пальцами, не обделяя вниманием ни один, а затем мягко обхватил большой палец губами, вбирая в рот на короткое мгновение… и отпустил.
- Спасибо тебе… - Его голос не дал тишине воцариться слишком надолго. Валин  приблизился теснее, его губы оставили поцелуй на подбородке де Виля, поднялись выше, целуя бровь и нежную кожу трепетавшего века.

Отредактировано Валин (2009-10-07 01:35:51)

Валин чуть приподнял лицо, что бы взглянуть на мужчину, чью руку он целовал с таким пылом и нескрываемым удовольствием, и тут же был награжден поцелуем, глотая жаркое дыхание и приглушенный, хриплый стон. Герман увлек его за собой, обнимая, и Валин словно окунулся в пламя, прижимаясь к нему всем телом. Он не смог ответить, не успел. Его губы, которые все еще прижимались к губам де Виля,  неумолимо дрожали, влажные от поцелуев, но бледнее обычного из-за напряжения.  Глубокой бороздой пролегла между сведенных бровей всегдашняя сосредоточенная морщинка. Попытки взять себя в руки, снова и снова штурмовали пламенеющее сознание. Он уперся руками в постель, в бессильной попытке приподнять бедра, что бы онемевший от вожделения член не прижимался к плоскому животу Германа. Но каждое движение провоцировало новое прикосновение горячей кожи к чувствительной плоти, головокружением отдаваясь в голове. Ощущение вины, за то, что он предал свои принципы, не смог достичь поставленной цели,  ради близости с Дьяволам, царило в его мыслях лишь в первые секунды их поцелуя там, в кабинете. Сейчас он не мог думать, не мог даже сосредоточиться на собственных ощущениях, теряясь в них, остро реагируя всем телом даже на слабое прикосновение к низу живота. Валин так давно не ощущал ничего подобного, лишая себя физического удовольствия, что теперь оно казалось ему болезненным. Он мог только судорожно дышать в губы Германа, уже даже не целуя их в ответ. Каждая мышца его тела напряглась, на лбу выступили крупные капли пота. Глаза были закрыты, а когда веки поднимались, время от времени, взгляд был туманным, словно  направленным  в себя, стараясь понять что чувствует его тело. Это совсем не те ощущения, которые испытывает юноша, которому довелось впервые познать вкус плотской любви. Валин чувствовал сейчас то, что не дано было понять Герману, привыкшему удовлетворять  свои желания по мере их возникновения. Каждая клетка его тела горела болезненным восторгом, каждая его частица испытывала наслаждение, увеличенное многократно от длительного самоистязания. Он – сильный мужчина –  пребывал в пьяном забытьи, почти на грани обморока:
- Больно… -  Сипло прошептал он, хотя не испытывал боли. Но все накатившие разом ощущения лишали рассудка, не могущего сосредоточиться хотя бы секунду на одном из них, это было слишком хорошо. Руки Германа, губы, дыхание, громкое биение его сердца, вкус его слюны, запах кожи, жар тела, и постоянное ощущение прикосновения к обильно истекающему смазкой твердому члену, зажатому между их животами, касающемуся пульсирующей плоти Дьявола .  Разумеется Валин мог терпеть боль, тем более принимаемый им опиум притуплял ее в любых физических проявлениях. Он просто не нашел иных слов.
Горячо…Больно…

Отредактировано Валин (2009-10-07 23:10:37)

Валин открыл глаза, и сразу понял, где он и что произошло. Руки дрожали, будто его колотило в лихорадке, голова шла кругом. Но Валин  не позволил себе упасть. Серый затуманенный  взгляд с торопливой жадность впитывал в себя выражение лица Германа, изгиб его бровей, трепет закрывшихся век. Его грудь часто  поднимается и опадает от тяжелого дыхания. По шее стекают капельки пота, под тонкой кожей бешено колотится начинающий успокаиваться пульс. Напряженные пальцы стискивают  простынь в неровные складки. Теперь ты еще дальше от меня, чем был, правда, Рафаэль?... 
Отстраняясь, медленно опускается рядом, что бы не тревожить Германа. Свинцовая тяжесть в каждой клетке тела, в каждой ослабевшей мышце. Валин чувствовал, как холодеет на спине пот, как комнату наполняет сырой утренний холодок.  Он закрыл глаза, что бы ощутить тяжесть тела, приминавшего постель так близко. Его тепло можно было ощутить даже не дотрагиваясь.  Он открыл глаза, что бы вновь посмотреть на Германа.  И то, что открылось его взгляду заставило прерывисто втянуть в себя воздух. Валин зажмурился. Рафаэль лежал на спине, покрытое кровоподтеками лицо было безмятежным и очень бледным. В центре его груди, прямо над аркой ребер, зияла рваная алая рана. Темная кровь, пузырясь, била из нее, заливая ему живот и лицо, пропитывая простыни вокруг. Валин не мог заставить себя открыть глаза снова. Что это…Он протянул дрожащую руку и ощутил пальцами влажный жар кожи Германа. Сейчас Валин не мог понять, что это — пот или кровь. Он провел ладонью  по груди Рафаэля, исследуя ее, как слепец, ожидая, что пальцы вот-вот провалятся в хлюпающую, с рваными краями дыру, в этот суп из мышц и органов и разбитой в щепы кости. Вместо этого он почувствовал, как под его ладонью сильно и ровно бьется сердце. И не смог сдержать облегченного вздоха. Сегодняшнее нервное перенапряжение, а быть может последствия  курения опиума – но его разум изобразил самую страшную картину, на какую был способен. Он придвинулся ближе, прижимая Германа к себе, целуя его веки, наслаждаясь нежной текстурой кожи, легким прикосновением ресниц.
Наверное ни один психолог и уж тем более ни один поэт, из тех, что вечно воспевают людские слабости, не мог бы сказать, что чувствует де Реналь  к мужчине, которого так бережно обнимают его руки. Все его эмоции и чувства не были похожи на оные большинства людей. Искаженные холодной призмой его сурового сознания. Он никогда не стремился получить Германа, никогда не добивался для себя его внимания, никогда не надеялся ни на что. Валин  просто был рядом с ним.

Отредактировано Валин (2009-10-11 01:43:21)

Де Виль поднялся, и через мгновение все вокруг озарилось теплым электрическим светом. Валин лег на спину, расслабленно откинув голову на подушки. Скомканные простыни теперь были неприятно холодны, но он не спешил подняться следом за другом, а остался лежать, следя взглядом за его размытым силуэтом  - все, что могли разглядеть слабые глаза. Очки остались в кабинете, на столе, поэтому Герман сейчас казался трехмерной призрачной тенью, бесшумно плывущей, ступая босыми ногами по дощатому полу. Де Реналь потер веки пальцами, так обычно поступают люди, желая избавиться от раздражающей  пелены, застилающей глаза первые минуты после пробуждения. Он чувствовал на себе морозный взгляд, но не повернулся к Герману, что бы не щуриться, в попытке заставить глаза  видеть четко. Досадная беспомощность. Физический недостаток, кажущийся чуждым этому сильному мужчине.
Дыхание выровнялось, успокоилось тело, постепенно замерзал ртутный взор. И через несколько минут лишь влажно блестящий кровью укус на плече и смазанные следы подсыхающей спермы на его животе свидетельствовали о том, что он дрожал от страсти, не в силах устоять перед искушением Дьявола.
Низкий, еще хрипловатый голос Германа нарушил тишину. Просьба прозвучала вполне понятно, хищник должен был насытиться. И Валин не смог сдержать едва уловимой спокойной улыбки.
- Хорошо. – Отозвался он, и хотел было подняться, но Дьявол остановил его, положив на грудь уже начатую пачку крепких сигарет и зажигалку. Ты хочешь видеть, как я курю? Он приподнялся, садясь на постели, поднося мятую пачку к губам, зубами вытаскивая одну из сигарет, вдыхая аромат сухого табака. Я никогда не буду курить опиум при тебе, потому, что знаю, что увижу, если рядом будешь ты. И знаю, что не смогу скрыть своего страха.
Щелкнула зажигалка и струйка сизоватого дыма зазмеилась к потолку, отражаясь в устремленном на Германа взгляде. В наступившей тишине отчетливо был слышен мягкий треск сжигаемого табака, когда легкие с воздухом потянули в себя дым.
Валин задержал его тяжелое тепло внутри, а затем медленно выдохнул:
- Может быть  Вы хотите одеться, Герман? – Его голос, неумолимо спокойный, кажется, что он не изменится, даже если де Виль порывисто выхватит из го рук сигарету и потушит ее, окуная в оставленный его резцами кровавый укус.

Отредактировано Валин (2009-10-11 04:38:26)