- Я не могу судить, убедительно ли я играю.
Дамьен чуть улыбнулся. Рассматривая перемену эмоций на лице Бальтазара, можно было провести аналогию с лучами солнца, которые озаряют то одну, то другую часть поверхности. И поверхность, в зависимости от этих лучей, становится темной или светлой. Смешно.
От просьбы сыграть кого-то Дамьен удивленно приподнял бровь. Когда он поступал, он зачитывал монолог Дракулы, чем поразил всех, кого только мог. В ВУЗе он зачитывал отрывки из русских и зарубежных классиков. Но выбрать среди всего этого многообразия было проблематично, потому что выбрать нужно было то, что подходило бы только ему. Как когда-то давно сказал мой преподаватель - твоя роль, Дамьен, всегда отрицательна. Даже если играешь ты положительного героя.
Поднявшись с кровати, Дамьен мысленно прокрутил все моменты, которые учил. В памяти всплыл отрывок из самодельной пьесы, которую они ставили в качестве зачетного задания. У француза была в этой пьесе роль молодого вампира, который только пытается открыть этот мир. И путешествуя от страны к стране, он осознает много неприятного - про людей, про самого себя. И в конце концов, начинает отторгать себя.
- Что этот дешевый мир - всего лишь сплетение человеческих душ! Причудливые узоры разговоров, сплетен и страстных выдохов. Париж - пошлый город страсти, Берлин - яркий взрыв слепящих красок, Лондон - ледяная туманность обманутых надежд. Что же можно сказать про остальные? Лишь отголоски правды, жалкие и ничтожные.
Перевести дыхание. И почувствовать этого вампира. Пропустить через себя, давая ему выговориться. Вдох. Позволить пряди волос упасть на лицо, чтобы потом элегантным движением отбросить ее прочь.
- Что если люди - лишь фальсификация? Так думал я, прежде чем осознал, что я не меньше их подвержен этому греху. Но, послушайте, как же это отвратительно! Жить, делая лишь пошлые намеки жизни на ее существование. Питаться жизнью других, убивать их ради своего блага. Прятаться от того, что дает жизнь всему живому и проклинать белые ночи. Поверьте, это отвратительно!
Дамьен вдохнул чуть устало, опускаясь на пол. Позволив волосам упасть на грудь, он опустил голову. А затем резко вскинул - копна темных мокрых волос взметнулась и ударилась ему о спину. Если бы не игра, он бы поморщился - это было немного больно.
- Мы - проклятие. Дети ночи, любимые сыны Дьявола и Тьмы. Отвратительные в своей сущности падальщиков и бесконечно прекрасные в своей недоступности для людей. От нас отворачиваются и нами восхищаются. Вечно юные, вечно прекрасные - не это ли наше проклятье? Не это ли - тот камень преткновения? Вечно мертвые. В сути своей мы отвратительны. Но все нами восхищаются. Учитель, я не понимаю - сам факт такой двойственности заставляет меня изобретать все новые и новые загадки для ума, которые я не в силах решить. Не это ли именуют люди беспомощностью?
Голос стал тихим, едва слышным, при этом каждое слово было чеканным и его можно было прекрасно разобрать. Ровный тон порою взлетал - на вопросах, которые Дамьен задавал не себе, а некому абстрактному учителю, в роли которого невольно выступал Бальтазар.
- Я не могу понять и принять самого себя. Я не могу отвергнуть самого себя. Я даже не могу умереть. Не это ли будет стимулом к освоению новых горизонтов и осмыслению нового смысла жизни? Не может ли это стать для меня... Впрочем, и правда, не может. К чему все эти разговоры. Солнце встает.
Расхаживая по комнате, Дамьен не жестикулировал. Он использовал все доступные ему гримасы, рассказывая, доказывая и объясняя. А когда заговорил про встающее солнце, опустился на кровать, осторожно разбросав волосы по покрывалу. Закрыв глаза, он замер.