Он смотрел на движение, как зачарованный. И, словно не в силах оторваться, поднимал руку вслед за возносящимся лицом. Теплые гладкие чешуйки - такое необычное ощущение. Настолько необычное, что захотелось его продлить - да вот хотя бы провести ладонью по скуле и ниже, почти обхватывая шею. Провести, не отрывая взгляда от янтарных глаз с вертикальными зрачками. Интересно, как выглядит Змей, когда прикрывает веки? И в каком случае он это делает.
Лицо вознеслось и встало на место - единственной реализованной возможностью, обрубив на время все остальные. Привносит конкретику, определенность, законченность образа. Последний, решающий штрих.
- Я уже смотрю.
Зрачки вертикальные - словно зеркало в рост. И если присмотреться, можно разглядеть каждую деталь, каждый нюанс. Художник смотрит на себя - фигура на темно-алом фоне коридора. Поворачивается, чтобы поймать нужный ракурс. Цепко ухватывает абрис. Контур. Этого будет достаточно, чтобы нарисовать достойную тень.
И тут проводник отступает. Не ожидая такого поворота событий, Обер машинально делает шаг следом, чтобы в следующий момент почти напороться на одну из слепо, бестолково машущих лап. И вот - Змей уже прижимается к бледному колышащемуся, подобно какому-то желе, брюшку многоножки. Впервые за все путешествие Стефан вздрогнул - на мгновение перед глазами встала картина распарываемого острыми когтями тела. И картина эта ему не понравилась. Но Змей стоял спокойно, раскинув руки, в древней, сакральной позе - символ всего мироздания и его центр одновременно. Отростки елозят по телу, и Стефан сглатывает - уже по другой причине.
Он ловит взгляд Змея, чтобы больше не отпустить - вглубь, глубь, глубину зрачков, дальше и дальше. Где остается только лишь отраженная фигура в темно-алой, в багрец, тьме. Обер поднимает лапу и не глядя проводит по стене первую линию. Отчего-то он уверен - смотреть нельзя. Только не на то, что сейчас выходит из-под импровизированной то ли кисти. Да, тень - словно Эвридика. Посмотришь - и она, испугавшись преждевременного внимания, больше никогда не вернется к тебе. Терпение. Осторожность. Тонкость. Стефан рисовал - вслепую, полагаясь лишь на ощущения. Иногда казалось, что он обводит фигуру, на которую смотрит неотрывно, по контуру. А теперь закрашивает, заливает тень тенью. Автопортрет. Но неким червячком, жвальцем, живым гибким хлыстиком шевелится, не хочет уходить образ - раскинувший руки человек, тело которого оплетают, ласкают отростки.
Закончив рисовать, он отбросил прочь инструмент, к этому времени переставший шевелиться, и взглянул на свое творение. А через секунду он уже хохотал, разглядывая темное, дымчатое подобие Змея. Контур получился идеальным.
Охота за тенью
Сообщений 21 страница 25 из 25
Поделиться212009-11-06 00:08:51
Поделиться222009-11-06 23:57:16
Змей опустил глаза и мягко рассмеялся вслед за художником.
- Я же предлагал тебе одну из своих. А ты создал себе мою.
И тень под ногами художника тоже хохочет во все горло. Дергается, ожив, и застывает по середине между обоими в недоумении. Ластится нерешительно к ногам Змея и тут же пытается прижаться к Стефану. Ее тянет к обоим, и, так и не выбрав, она ложится между обоими, связывая их собой.
Змей прикрывает веки, пряча отражение художника в глубине своих зрачков. И вспоминает его в момент творения. Ибо каждый художник так или иначе творец. Широкие размашистые мазки. И четкая ломаная линия контура. Много корицы, сандала, бергамота. Вообще он похож на плачущий янтарем палисандр. Красный тис и дорогое, тяжелое эбеновое дерево. Теплые оттенки, тягучие. Вязкий с горчинкой каштановый мед. Семечки аниса. Вся палитра смуглого. Небрежный след пепла на щеке.
- И что будем делать?
Длинные пальцы рассеянно ласкают один из хлыстиков, который уже не извивается, а только подрагивает конвульсивно. Чешуя матово поблескивает в ярком свете. Змей откидывается в ласковые объятия растущей из стены твари, дозволяя касаться себя. Смотрит чуть лукаво улыбаясь и неожиданно потирается щекой о жесткий хитин жвал.
Воздух пронизывает беззвучный стон, заставляя даже мелкие волоски на затылке подняться дыбом в предвкушении чего-то. Острый запах ванили и муската, будто между пальцами растерли дробленый орешек.
- Может тебе помочь чем-то?
Вопрос повисает в воздухе и мягким пеплом осыпается на тень, которая так и не смогла решить. Выбрать.
Поделиться232009-11-07 00:44:21
Он смотрел на тень, которая вытянулась между обоими, не в состоянии определиться с выбором. Это провал. Фиаско. Рухнувшие надежды и планы. Ради чего шел по треклятой равнине, ласкал чертовы корни и лез в нутро блядского - в прямом смысле - дерева. Это невыразимо трагично. И до колик смешно. Создал еще одно лицо - вкупе к множеству уже существующих. Но зато какое! Смех будто бы выбивает что-то. Беспокойство, страх, опасения, сожаления - принося взамен некую сумасшедшую легкость.
- Помочь? - переспросил, все еще борясь с подступающим к горлу смехом. - Да. Прими ее в подарок. Кто как не ты сможет оценить очередную тень. Она - твой силуэт, в конце концов.
Обер поднял взгляд, перестав разглядывать предмет веселья, и поток слов оборвался. Пальцы. Длинные, тонкие, они ласкают один из отростков, который замирает от этих касаний. И повисшей паузой незамедлительно пользуется тень, которая - словно только и ждала определенности - встает рядом со Змеем, вытягиваясь во весь рост на стене, передразнивает его позу, окрашивает теменью отростки и щупальца, словно поддразнивая лаской. И второй стон вторит первому, разнесшемуся по всему тоннелю вибрацией, недоступной слуху.
Стефан делает шаг. Не спеша, медленно - не для того, чтобы дать кому-то о чем-то задуматься. Каждое движение - как глоток вина. И с каждым глотком все больше и больше раскрывается удивительный букет. Он смотрит на своего проводника. На ставшую теперь его копией тень. И, приблизившись почти вплотную, так что можно почувствовать жар чужого тела, плавно, раздвигая отростки, щупальца и лапки, вновь касается лица, проводя костяшками по чешуйчатой скуле. Немного сильнее нажим. Немного дольше прикосновение. И тянется, приобнимает Змея за талию, чтобы в следующую секунду резко отступить назад - не отпуская, выдергивая из объятий многоножки.
И вновь Стефан будто бы вновь ищет самого себя в глубине вертикальных зрачков. Но вместо того, чтобы бесконечно вглядываться в черноту, тянется ближе, к губам. И сцеловывает с них горький миндальный привкус с терпким оттенком пепла.
Поделиться242009-11-10 01:58:09
Взгляд. Длинный, клейкий, вязкий. Тягучий, точно только что пережженный сахар. Вяжущий замысловатую нить из проникающих друг в друга зрачков. Прикосновение. Легкое. Будто изучающее. Скольжение по шелковистой чешуе лица.
Ладони художника ложатся на пояс, выдергивая, едва ли не ревниво, из объятий неразумной твари. Воздух густеет, обволакивая со всех сторон. Переплетает запахи, шорохи, звуки. Кислинка, горечь, сладость. Почти приторность. Но, на грани. Шелест одежды, вздохи оседающего пепла. Почти беззвучная капель с сорванных конечностей твари. Лужицы теней.
Змей приоткрывает губы и отвечает на поцелуй, смешивая вкусы. Миндаль с корицей, пепел с кровью. Вторгается языком в заповедное пространство рта, делясь прокатившейся истомой желания. Ласкает быстрым и гибким языком небо, выплескивая жажду, отданную корчащейся на стене тварью и пропущенной через себя. И добавляет свой, горячий и ждущий оттенок плавящегося воска, цветущих каштанов. Соленый морской бриз, ерошащий перья чаек. Сырость покрытого мхом ствола и прель палой листвы.
Ладони смыкаются за спиной художника, вплавляясь в плоть, становясь частью целого. Вечность. Одна, другая, третья...
Пока, наконец, губы не расстаются друг с другом. Выдох. Опалить жаром чуть растрескавшиеся губы. Взгляд. Отражение антрацита в толще темного янтаря. Жест. Новорожденная тень расплескивается по полу, теряя форму и обретая иную. Длинные мощные лапы. Почему-то их шесть. Узкая вытянутая морда. Рудиментарные крылья за спиной. И выгнутый дугой хребет с острыми иглами позвонков. Дикая гончая поводит мордой и ждет приказа. Хозяина или творца.
- Тогда моим подарком будет возможность найти твою.
Раздвоенный язык мелькает, собирая с губ горчащую истому поцелуя.
Поделиться252009-11-16 01:08:57
Змей живой и горячий, он отзывался - желанием, прикосновениями, собственным напором. Ощущение неожиданно яркое - так ярко и сильно Обер не чувствовал ни корни дерева под ладонями, ни свод под кулаком, ни лапу многоножки в руке.
На какой-то момент Стефану стало наплевать на все. Что оба стоят в каком-то тоннеле, больше похожем на утробу, что рядом - руку протяни - шевелит оставшимися конечностями и их ошметками гигантское насекомое, шевелит жвалами, истекает тенью. И новосозданная тень - тоже рядом, - наверное, повторяет движения. Но вот кого именно?
Но даже тень любопытства не может заставить Обера повернуться. Секунда, мгновение - и ничего нет вокруг, кроме горячего живого тела в руках. И губ, отвечающих на поцелуй. Он гладил - широко, с нажимом - спину своего проводника, прижимая к себе плотнее, не скрывая того, как отзывается собственное тело, как, пульсируя, встает член.
И на миг не показалось даже - целиком и полностью ощутил, что находится в совершенно ином месте. И пепел остается лишь на губах; а еще - корица, кровь, миндаль. И отчего-то - яблоки. Терпкие, осенние, с привкусом меда. Но ощутить под ногами новую почву, вдохнуть иной воздух Стефан не успел. Серая равнина снова заявила свои права на существование. Равно как и живое убежище.
И с разочарованием и сожалением отпустил, отстранился чуть, чтобы дать вдохнуть. Чтобы дать возможность ответить.
А потом смотрел на поднимающуюся с земли гончую, на шесть лап, на хищную морду, на с шелестом распрямившиеся крылья, перья которых отливали медью. Гончая будто принюхивается и едва-едва припадает к земле, словно в готовности в одно мгновение броситься за добычей.
- Мне нравится подарок, - улыбнулся и протянул гончей руку, с трудом отводя взгляд от змеиного языка, касающегося еще влажных губ.
Та приблизилась и принялась медленно обнюхивать ладонь, вытянула длинный ярко-красный язык - куда там змеям, лизнула, явно не ластясь, скорее пробуя на вкус. И, не медля больше ни секунды, сорвалась с места в сторону выхода.
- Но не только он, - с этими словами Стефан вновь притянул к себе проводника, чтобы снова почувствовать вкус его губ: корицу, кровь и миндаль. Пепел.
И проснулся.