Отредактировано Иона Гольдман (2009-10-16 00:43:01)

После того, как ему спалили кожу на руках и оставили едва ли не калекой, Иона перенес несколько операций. Но он никогда не забудет того, что было после них - бесконечно много болеутоляющего. Он готовым был убить за дозу морфина, все, что угодно, лишь бы не было ТАК больно. Из-за лекарств он все время находился в состоянии полудремы, когда точно не знаешь, снится тебе это или нет, а еще все равно больно, как бы много наркотиков в тебя не вкачали. Вскрикивая, просыпаешься, ощущая на покрытом испариной лбу тяжелую теплую руку отца, чувствуешь, как он обнимает тебя, не в силах сдержаться - единственный любимый мальчик, истерзанный этими ублюдками, плачет и кричит от боли и обиды.
От отца часто кисло тянуло дымом сигар и чем-то исключительно его, теплым, тонким, так пахло в его кабинете, а раньше - перед сном, когда отец укладывал его спать. Кажется, запах свежего дерева, книг и дорогого алкоголя. Нет-нет, он никогда не был пристрастен к этому, и скорее всего Иона сам придумал этот элемент запаха - ведь от богатых людей должно дорого и богато пахнуть...
Иона понятия не имел, что происходило вокруг него. Он не знал, что его подняли с пола, не знал, что завернули в мокрый пиджак и теперь несут куда-то. Не знал, куда именно его несут. Не знал, что в нем теперь застряло несколько жемчужин, не знал, что продолжает истекать кровью и нуждается в медицинской помощи. Он ничего этого не знал и даже не догадывался. Иона был без сознания.
А вернее - он практически спал. Тело и разум не выдержали и сдались.
Ему все еще было больно, страшно и холодно, на лбу проступал пот, он всхлипывал и ронял на перемазанные спермой и кровью щеки редкие слезы, но не из-за того, что только что произошло. Словно ему опять четырнадцать, а руки окутаны раскаленным свинцом, пахнет лекарствами, голова кружится от обезболивающих, а рядом - его перепуганный отец, не знающий, что делать. Вот он тянется к мальчику - а ему пока что надо лежать - пока отвернулась медсестра, приподнимает его над койкой и прижимает к себе. На макушку капают тяжелые мужские слезы, мальчик вздрагивает в полудреме, скользит перебинтованным пальцами по отцовской рубашке...
Иона что-то забормотал, сжимая искалеченными пальцами мокрую от дождя рубашку мужчины. Его колотило от холода, но теперь ему было почти тепло. Мальчик не знал, не понимал, что происходит. От мерных покачиваний при ходьбе кружилась голова.
Даже когда тепло сменилось новым, не таким жестоким холодом, он не открыл глаза.

>> Апартаменты Герберта Веллера

Отредактировано Иона Гольдман (2009-10-18 00:31:39)

Флешбэки » Первая пятница сентября. Комната Блуда

Последствия разгульного веселья клиентов, мастеров и невольников прислуга убирала вплоть до вечера. Постепенно начиналась подготовка ко второй ночи маскарада, обещавшей быть еще грандиозней предыдущей. Сам Батист не был на балу. После расставания с Дэрином все его мысли занимал только этот мальчик, а на языке еще чувствовался вкус его поцелуев. Покинув комнату невольника, Батист вернулся к себе и принялся рисовать, не отвлекаясь на доносившиеся звуки музыки. Поглощенный своим занятием, через несколько часов его наброски покрыли всю поверхность стола: сначала на них был только светловолосый мальчик, лицо крупным планом, внимательно смотрящие глаза и приоткрытые губы, затем его руки, сжимающие махровое полотенце. И еще несколько такого же плана. Затем к ним прибавились изображения некоторых постоянных клиентов, мастеров, гостей Вертепа… Батист очнулся от своего полузабытья ближе к утру, тут же почувствовав ноющую боль в правом запястье. Он долго растирал затекшую кисть, но в конце концов достал из ящика эластичный бинт и обернул им запястье.
Когда парень проснулся, утомленная нагрузкой рука все еще продолжала ныть. Несколько часов для сна было чертовски мало, но ему следовало приступить к своим обязанностям, помочь в подготовке работникам и слугам.
Вечером, чтобы избежать суеты, царящей в залах, которые заканчивали готовить к празднику, Батист вышел на балкон. На секунду ему показалось, что здесь никого нет, и он облегченно вздохнул, но тут до его слуха донесся голос. Ответа не последовало, а значит, человек разговаривал по телефону. Не желая лишний раз попадаться на глаза, парень спрятался за одной из мраморных колон, прислушиваясь к разговору.  Можно было сейчас же покинуть это место и не рисковать, но Батиста внезапно привлекло содержание. Мужчина явно говорил о художественной выставке и то, каким устало-раздраженным тоном тот произносил слова давало понять, что гость является не директором, а владельцем и спонсором.
Батист стоял, не шевелясь, опираясь спиной о прохладный мрамор колонны, не пропуская ни единого слова. И только когда разговор завершился, и повисло молчание, парень позволил себе очень осторожно выглянуть из-за колонны, чтобы посмотреть на столь заинтриговавшего его мужчину.
Франсуа Моле.
Он знал этого человека, красивого смуглокожего брюнета, с властными чертами лица и темными глазами, полными самоуверенности и чувства собственного достоинства. Франсуа был покровителем молодых талантливых художников, известным коллекционером предметов искусства и просто баснословно богатым человеком. Заручиться его покровительством значило открыть себе дорогу в мир деятелей искусства Парижа, получить пропуск на все вечеринки и светские рауты, не только признанных художников, но и самых известных актеров, режиссеров, моделей, богатых ценителей искусства. Получить же его неодобрение значило собственноручно наложить на себя крест в профессиональном плане. От его мнения зависело все.
Сердце Батиста забилось быстро-быстро, и он поспешно вновь спрятался за колонну, пытаясь успокоиться. Это мог быть его шанс. Шанс получить какие-то перспективы, вырваться из Вертепа и получить известность, занимаясь любимым делом. Что может быть лучше в мире? Он рисовал сколько себя помнил, и разве не ради таких возможных знакомств он отчасти принял решение работать здесь?
Но стоило что-то делать, пока мужчине не осточертеет свежий воздух и ему не вздумается пойти готовиться к всеобщему веселью. Набравшись смелости, Батист вышел из-за колонны, стараясь принять такое выражение лица, чтобы по нему невозможно сразу было определить, что он слышал весь разговор и как тот его взволновал.
- Господин Моле, - Батист приблизился к мужчине, внимательно и немного с опаской взглядываясь в его черты с более близкого расстояния, - я могу чем-нибудь помочь? Слуги могут принести Вам кофе, или виски… Только скажите.
Батист не улыбался, а только спокойно смотрел на мужчину, стоя в паре шагов от его кресла. Месье Моле, несомненно, знал, что ему очень идет белый цвет. В сочетании с его темной кожей дорогая рубашка смотрелась более, чем выгодно. Батист гадал, можно ли по его собственному внешнему виду угадать, хотя бы примерно, его статус, ведь он раеньше никогда не заговаривал с мужчиной, хотя и видел его несколько раз. Оставалась надежда, что его вежливое обращение и упоминание слуг должно было дать понять, что он сам не совсем из их числа.

Отредактировано Батист (2009-10-26 00:45:47)

- Сию секунду, - Батист кивнул на пожелание и исчез с балкона ровно на пару минут, оставив мужчину наедине со своими мыслями. Он вернулся вместе с услужливым мальчиком-слугой, который составил с подноса на столик большую кружку грога, от которой поднимался пар. Тот поклонился и поспешил вернуться к своим делам, уходя кинув удивленный взгляд на Батиста, который не спешил уходить.
Молчать и дальше не стоило. Батист сцепил руки в замок, пытаясь согреть замерзшие пальцы.
- Я прошу прощения, месье... - вновь обратился он к мужчине, - но я слышал Ваш разговор.
Батист замолчал, ожидая гневной реакции и приказа убираться отсюда. Но сию же секунду его не последовало, поэтому парень позволил себе быстро продолжить:
- Я хотел узнать, могу ли я быть чем-то полезным… - ожидая непонимания со стороны господина Моле, он добавил чуть тише, - я тоже рисую.
Последняя фраза должна была все расставить по своим местам. Да, он надеялся попытаться заполучить покровительство господина Моле. Желание из разряда невыполнимых, но почему бы не рискнуть? Живое воображение художника уже наполнило голову картинками, связанными с возможной славой, признанием, легким и обеспеченным существованием. Такая возможность дорогого стоила. У Батиста горели глаза.
- Если бы вы только захотели взглянуть на мои рисунки… - наверное, господину Моле часто приходилось слышать подобные просьбы, - мне говорили, что я талантлив, - Батист слегка улыбнулся вежливо и тряхнул головой, скрывая за мягкими прядями челки добрую половину лица.
Замолчав, парень сделал едва заметный маленький шаг назад, на всякий случай. Он не хотел быть навязчивым. Если нет, так нет. Он ждал ответа.

Невероятно. Господин Моле не пожелал, чтобы нарушитель его спокойствия тотчас убрался, а, проявляя мягкую доброжелательность человека, абсолютно довольного своей жизнью, предложил Батисту занять свободное кресло.
Тот поднял глаза, мгновенно вспыхнувшие надеждой и готовностью рассказать и сделать все, о чем попросит мужчина.
- Спасибо, - он кивнул, вежливо улыбнувшись, и мягко опустился в соседнее кресло, устроившись вполоборота к мужчине, - мое имя Батист Жуан.
Но вот вопросы, прозвучавшие следом, немного поубавили пыл юноши. Как, где… Конечно, месье Моле был заинтересован в профессионалах. Выпускниках элитных художественных школ или, на крайний случай, несколько годичных курсов живописи где-нибудь не дальше Парижа. Беда только в том, что Батист не был ни тем ни другим. Он не собирался врать, но и говорить правду мучительно не хотелось. Вполне возможно, что через несколько минут месье совсем потеряет к нему интерес. Талант – вещь спорная. А хорошая подготовка всегда говорит в пользу начинающего художника, в не зависимости от того, наполнены ли его рисунки страстью к художеству, или это просто механически выполненные задания, мастерские по техники, но абсолютно пустые по содержанию.
- Я не учился этому нигде, - наконец признался Батист, понизив голос, - у меня были предложения поступить в несколько хороших школ, но я не смог согласиться по… финансовым вопросам.
Красивая формулировка таила в себе очень простой смысл: у него не было денег. Ни у него, ни у его матери. И что кое-какой постоянный и неплохой доход у него появился только после ухода из дома, когда он был слишком увлечен другими вещами, чтобы думать о своем художественном образовании. Да и, казалось, поздно уже. Поезд ушел. А потом он попал в Вертеп, и более чем приличная заработная плата отбила у него всякое желание вновь бросать работу и пытаться следовать своей мечте. Даже при наличии средств архитектурные и художественные школы были закрыты для него: среднюю школу не удалось закончить по семейным обстоятельствам, а без диплома о среднем образовании поступить было невозможно.
- Я рисую сам, для себя, с самого детства, - продолжил он ровным тоном, стараясь, чтобы все эти мысли о собственной неудачливости не отражались на его лице, - я понимаю, как это звучит, месье Моле. Но я прошу Вас только взглянуть, - и тогда, если Вам не понравится ничего из моих работ, поверьте, Вы больше никогда не увидите меня.
Он действительно не собирался навязываться, хотя, возможно, прохладная оценка его стараний немного поостудила бы его любовь к рисованию. Ненадолго.
- Это портреты, в основном. В карандаше, - Батист переводил взгляд с пальцев мужчины, державших кружку с горячим грогом, на его лицо и обратно, - иногда в туши. Есть несколько работ, сделанных на компьютере с помощью планшета. На остальное у меня не хватает времени здесь.
А еще есть множество откровенных композиций, основанных на сюжетах этого места. Впрочем, месье сам увидит, если выразит такое желание.

- Моя семья была против, - просто сказал он, и это была правда. Его мать и сестры не то, чтобы ненавидели его художественное хобби, скорее наоборот: они, как будто, даже не знали, что Батист умеет рисовать. Чем он занимался за закрытыми дверями своей комнаты всегда было его личным делом, - это право он сумел отстоять уже лет в семь. Но чтобы он жертвовал подработками и занимался после школы еще и в художественном училище, этого мать не могла ему позволить, - я не думаю, что Вам интересна вся история целиком, месье Моле. Просто с шестнадцати лет я больше не жил дома и времени не хватало, а до этого возраста я не мог там учиться по семейным обстоятельствам, которые также были и финансовыми.
Гранты. Конечно, он думал об этом, система финансовой помощи во Франции была довольно распространена. Возможно, если бы он потерпел еще пару лет и остался дома. Смог бы закончить среднюю школу и поступить в высшую. Получить помощь и перебраться в собственное жилье... Но судьба распорядилась по-иному. Новые знакомства, связи, но совсем в других областях. Мир ночной жизни Парижа, маячившая впереди иллюзия взрослой жизни и независимости… Устоять было сложно. Батист не устоял.
Казалось, на балконе стало удивительно тихо, даже звуки подготовки к маскараду не доносились из соседних залов. И эту тишину нарушал только голос юноши, продолжавшего отвечать на все вопросы мужчины:
- В моей школе в Сен-Дени у меня был учитель. Он не совсем преподавал у нас, но давал несколько уроков по живописи в рамках некой социальной программы. Ему всегда нравились мои работы и он выделял меня из группы остальных учеников… Сейчас он довольно известный человек. После, он оставил мне свои координаты и еще некоторое время занимался со мной бесплатно в здании университета Винсент-Сен-Дени, где работал, а Вы знаете, что там очень сильный департамент искусств.
Следующий вопрос немного удивил Батиста и тот опустил взгляд на свои руки. Мгновенно осознав причину вопроса, он поднял глаза, качнул головой и улыбнулся.
- Нет, я правша, - пальцами левой руки он обхватил правое запястье, разминая его через слои мягкой ткани, - в детстве я слегка повредил запястье, и теперь, если иногда слишком увлекаюсь, то оно начинает болеть. Так было вчера, - он чуть усмехнулся, - порыв вдохновения, около десяти новых рисунков за ночь и вот результат.
В подтверждение его слов месье Моле мог заметить в приглушенном свете темные круги под глазами, выделявшиеся на бледной коже. Несомненно, парень спал ночью не больше двух-трех часов. Батист продолжал смотреть в глаза господину, вежливо и внимательно, спокойно выдерживая испытующий взгляд.

- Мне не хотелось идти на первую ночь Маскарада, - пояснил юноша, пряча улыбку, - зато сегодняшнюю ни за что не пропущу.
Батист опустил скрещенные руки на колени, левой прикрывая забинтованную правую. Боль не прошла, как обычно, за пару часов, но носить стягивающий бинт так долго было вредно для кровообращения: необходимо было его снять хотя бы на время.
- Можете. Мое вчерашнее знакомство с одним из невольников спровоцировало такой порыв. Он очень красивый мальчик, - Батист улыбнулся: господин Моле явно знал, о чем говорит его новый знакомый, - но это не мой обычный стиль работы. Просто в такие моменты я забываю, что что-то из окружающей действительности вообще существует.
Он замолчал и между ними снова повисло молчание. Батист был рад уйти от неприятной для него темы о семье и образовании, но он видел, что господин далеко не впечатлен.
- С вашего позволения, месье Моле, - юноша придвинулся немного ближе, слегка понижая голос, - я хотел бы перестать быть голословным. Мои рисунки у меня в комнате, - он замолчал на секунду, всматриваясь в лицо мужчины, - если у Вас сейчас есть немного свободного времени, я мог бы принести некоторые из них, чтобы Вы взглянули. Или, мы могли бы договориться об этом после маскарадной ночи. В конце концов, все эти подробности не имеют значения, если мои работы Вам придутся не по вкусу.
Батист поднялся с кресла и остановился в полшаге от сидящего мужчины. Он замерз, и обхватил себя руками, зябко поежившись.
- Как Вы решите, так и будет.

>>> откуда-то

От очередной партии люлей удалось сбежать довольно быстро, однако развлекаться тоже придется, судя по всему, в темпе: до смены Валье осталось всего каких-то четыре часа и двадцать семинут. Порой он завидовал всему этому молодняку, ходящему по коридорам словно павлины с родительскими кошельками в кармане, но зато могущему устраивать себе каникулы без особого вреда капиталу. Лен же, в силу природной скупости, и такого позволить себе никак не мог, считая едва ли не каждый цент.
Когда заведу себе собаку - назову ее Центурионом. И сокращение будет весьма звучным, - стукнулась в голову довольно странная мысль. Леннар никогда не питал особой любви к братьям своим меньшим, однако уже не раз думал о том, чтобы завести какую-нибудь животинку, желательно покомпактнее, чтобы меньше ела, и с обширным волосяным покровом, чтобы зимой, когда кровать относительно свободна, было не очень холодно спать.
Проходя мимо одного из балконов, Леннарт невольно выхватил взглядом что-то, бывшее явно не чатсью интерьера. Приоткрыв дверь, он заглянул, видя двух беседующих людей, одним из которых являлся Батист, а вторым, судя по внешнему виду, постоялец. Ввиду работы лица клиентов Лен запоминал только на пару дней, пока у тех были вопросы. А то и вовсе не запоминал, если была не его смена.
Извини, красавчик, но придется вам прервать приятную беседу.
Тихо кашлянув, брюнет полностью открыл дверь и зашел на балкон.
- Прошу меня простить, мсье, но я вынужден прервать ваш разговор, - стараясь улыбаться как можно дружелюбнее постояльцу, Лен скосил глаз на мальчишку. Судя по лицу, тот понял, что от Валье ждать хороших вестей не придется. - Мсье Жуан, время позднее, будьте добры выполнить свои обязанности, за которые вам платят деньги, а не клокотать словно курица-наседка, - Леннар кивнул на груду вещей, скомканных и сваленных на полу, видимо в пылу страсти, - после этого можете быть свободны, - дождавшись, пока мальчишка кое-как приберет и попрощается со своим собеседником, Валье снова кивнул. - Еще раз извините за прерванную беседу.
Школота совсем от рук отбилась, а Диего ничего не будет стоить дать по шее мне вместо них.

Отредактировано Леннар Валье (2009-11-01 19:25:08)