Юноша напомнил ему осознанную дичь, выступившую на хрупкий путь до водопоя из-за гардины сельвы с ее роскошью мясистой флоры и шустрой фауны. Впрочем, последняя как раз помалкивала, увлёкшись то ли сиестой, отобедав, то ли друг другом, закусив. Чарочки и бокалы дополняли набрякшую от сытного веселья с уклоном в шапито при Содоме и Гоморре обстановку. От лота, прошедшего на постамент, дохнуло виктимностью, а абрис лица молодого человека невольно кочевал от брезгливости до закономерного ожидания пополам с лимонной кислотой страха, сбрызнувшей лоб легкой испариной. Душно? Кожаная метафора гламурного байкера приютилась на коленке зазевавшегося гостя, фыркнувшего в ус с интонацией мамонта, растревоженного заусенцем в бивне. Дерзили сегодня много, но этот налет только слегка подзадоривал разгульную ночь к закономерным приливам и отливам, сопровождавшихся ленивым шарканьем штиблет и гулкими прощаниями с дверью. Шлюз был плотно закрыт, но с лязгом периодически отворял зев, дабы впустить или выпустить разнокалиберную толчею, ждущую собственных кульминаций, или тех, кому скука заменила псевдоним.
Происследовав Зал на мотив самого завалящего интереса или похотливой лапёшки, стянутой лайкой, Дама сделала вывод о том, что придется повременить с наблюдением господ покупателей, соизволяющих порисковать всего лишь маской или высокопарными принципами ради ночевки в компании донельзя живого товара. Покачивая уснувшим в ладони веером в некоторой задумчивости или негодовании, «ей» довелось допить воду, положить спокойную улыбку взгляда на гротескно шатающегося среди мебели и – редко - господ Верделета, а уж после обернуться к ждущему на сцене.
-Как вижу, лень поборола манеру азарта в зрачках наших многоуважаемых гостей или их нюх притупился после изобилия запахов, страстно выжатых непосильными трудами ради предыдущих лотов.
Края рта сложились какой-то небрежной руной на окраине блеснувшего осколка амальгамы.
-Вам нужно откупиться, заплатив за свободное времяпровождение всего-то малость… - взгляд остановился на кружевной пенке у ключицы юноши, чтобы тот не терялся из-за рук, которые сейчас не реяли в воздухе наподобие мачт. -Самобичевание. Десять ударов, нанесенных по плечам и торсу. Разденьтесь до пояса, а необходимый кнут, раз уж сегодня пряники выдают чрезвычайно редко, принесет слуга.
Подав знак застывшей пантомимой покорности фигуре «султанши», Дама отошла к временно опустевшему креслу, оставив руку на резной спинке.

Отредактировано Энзо (2010-05-07 03:30:37)

Его 5 минут славы пролетели на удивление быстро. Желавших приобрести в личное распоряжение стилиста клиентов нашлось немного. Если быть точным – ни одного. Облегчение? В какой-то степени. День был суматошный, и духота и мельтешение в комнате сожгли последние крупицы энергии, поддерживавшие юношу в сознательном состоянии. Но и обидно было тоже. Немного. Может он просто не успел это пока прочувствовать или просто старался не думать.
Впрочем, по правилам этого вечера, даже сняв ленту, Этьен не мог просто так покинуть зал. Бросив обиженный взгляд в толпу, как один слившуюся в яркое, искрящееся золотом пятно, и подмигнув господину, обнимающему его куртку, он распрямил и подогнул под себя ноги, на коленях развернувшись в сторону Зеркальной Дамы, выслушивая свой «приговор».
Самобичевание… Иронии распорядителей аукциона можно было позавидовать. Или же они так выражали свое сочувствие?
Задание не вызвало бы такую странную смесь эмоций, если бы не предшествовавшие события вечера. Прервавший его монотонный рабочий день клиент, появившийся в компании своего невольника и предпочитавший долгим пространным объяснениям точные указания и такие же хлесткие наказания за промашки. Спина от его ремня до сих пор неприятно ныла, растревоженная кружевами так необдуманно выбранной рубашки.
Если бы я жил пару веков назад в каком-нибудь монастыре, за такое рвение к самоистязанию мне бы уже мелкий сан даровали… ну или хотя бы свой виноградник… Чтобы не расплакаться при виде невольника, услужливо протягивавшего ему на подносе перевитый кнут, Этьен все внимание сконцентрировал на малозаметных пуговицах рубашки, похолодевшими и потерявшими всякую чувствительность пальцами пытаясь расстегнуть непослушные замки.
На какую-то долю секунды он вдруг почувствовал себя таким крохотным и неприметным, отчего внутри, словно, разверзлась зияющая пустота. Собравшимся в этом зале людям не было до него никакого дела. Даже если бы кто-то из них увидел следы недавних побоев на его спине, то маловероятно, что этот дон кихот ринулся бы защищать его благополучие, оттолкнув мальчишку с подносом и забирая ответственность за происходящее на себя.
Этьен стоял на коленях, спиной к залу, так ему было легче не видеть лица этих людей, их усмешек, перешептываний и похабных жестов. Их безразличие он тоже не видел. А еще, полусидя, можно было не опасаться, что тело подведет тебя в самый неподходящий момент, сломавшись под гнетом тяготения.
- Господа, это шоу для вас, - не оборачиваясь, сквозь зубы, но довольно громко произнес юноша.
Холодная рукоять кнута ложится в ладонь. Его били, не раз и по-разному… Но самому совершать с собой подобное ему еще не доводилось. Ударить кулаком об стену, укусить себя за кисть, чтобы не сболтнуть лишнего, – вот, пожалуй, и все недовольство, что он вымещал на своем теле.
Первый удар – самый болезненный. И даже не потому, что тело еще не успевает адаптироваться и выработать защитный гормон, а потому что само предвкушение боли действует как пытка. Ах, может, стоило все-таки попросить кого-то об услуге? И другой стороне приятно, и мне было бы проще…
Руки сами занесли кожаный кнут над плечом, и осознание пришло лишь спустя мгновение. Раз. Зубы сжались сильнее. Кнут растревожил место недавних ударов. Два. Не так болезненно было бы бить по плечам, но длина не позволяла это сделать. Три. Хочется крикнуть. И не из-за того что больно, а потому что страшно и одиноко. Четыре. И только сейчас он, наконец, понял, в каком месте оказался. Пять. По собственной глупости. Шесть. Удары из слабых, едва ощутимых, становятся сильнее, отражая смятение юноши, раздражение на самого себя. Семь. Негодование. Восемь. И уже не так важно, что его не выбрали. Девять. Важно, что это был его выбор. Десять. Его выбор.
Осторожно распрямляясь и бросая вопросительный взгляд в сторону Зеркальной Дамы, кажется, единственно следящей за происходящим на сцене, он спрыгивает с постамента, подхватывая с колен случайного зрителя куртку, и устремляется к дверям.
- Я могу идти, не так ли? – вопрос не требует ответа. Все, что ему сейчас требуется, – покинуть зал и побыть наедине с собой. Разобраться в том хаосе чувств, который был вновь неосторожно затронут случайным стечением обстоятельств.

---> Лестницы и коридоры

Отредактировано Этьен Деланж (2010-05-08 00:22:39)

Снова накинув на голову капюшон, Даниель сквозь прорези в маске наблюдал за происходящим в зале. На сцену вышел следующий лот, чью гендерную принадлежность было бы сложно определить, не знай ван Бейтен, что в Замок, так же, как и на Олимпийские Игры в Древней Греции, пускают только представителей мужского пола. На вид мальчику, наряженному в матроску, какие дети из приличных семей носили на курортах в начале минувшего столетия, было лет десять-одиннадцать, а его поведение и вовсе не соответствовало возрастной норме и тянуло лет на шесть, максимум. Когда ребенок начал рассказывать стишок, Даниель подумал, что не хватает табуретки и аплодирующих родственников, любующихся на достижения своего чада. Возможно, мужчина и проникся бы сочувствием к дитятке, но только ван Бейтен помнил, где он этого мальчика увидел впервые. В Зале Тысячи Свечей, сидящим на залитом кровью полу, прислонившемся к стене. Тогда, казалось, этот ребенок готов на все, лишь бы избежать зрелищ насилия и участия в жестоких играх клиентов. А вот и нет. Снова пришел на подобное мероприятие, причем, добровольно.
Время от времени погладывая, как клиенты торгуются за наряженного в матроску юного хаслера, Даниель внимательно наблюдал за тем, кого выбрал сам.
Золотистые волосы, благородные правильные черты овеянного дыханием интеллекта лица. Юноша, беседовавший с Германом де Вилем, казалось, был где-то очень далеко от всего того, что происходило в зале. В какой-то момент замолчал, выпал из реальности. Потом, когда объявили следующий лот, который, в результате занялся самобичеванием, юноша словно очнулся и, судя по всему, извинился перед хозяином Поместья. А тот, обычно такой хладнокровный с «маской покера» на лице, словно опекал золотоволосого красавца и даже, судя по мимике  мужчины, по тому, как господин де Виль смотрел на загадочного юношу, он что-то пытался ему объяснить или от чего-то отговорить. В любом случае, вел себя Герман де Виль нетипично и юноше явно покровительствовал.
«Кто он? На невольника не похож. На клиента – тоже. И на работника Замка, занимающегося обслуживанием клиентов, тоже не похож» - напрашивался один вывод, не будучи любовником Германа де Виля, тот вряд ли пустил своего любовника на торги, молодой человек входил в его «ближний круг».
«Не важно. Голубая лента у него есть» - наконец-то прекрасный незнакомец был заявлен, как следующий лот.
- Покупаю, - сидя на диване, еле удержавшись от того, чтобы встать на ноги, Даниель привычным жестом вскинул руку, как на аукционе, заявляя свой интерес, и улыбнулся, глядя на того, кого хотел заполучить. Улыбнулся, не открывая рта. Потому что зубы в прорези маске, улыбнись он шире, не придали бы его, Даниеля облику привлекательности.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2010-05-08 00:39:49)

Девчушку, или все же мальчугана - Луи когда-то говорили, что здесь не бывает женщин, до сих пор те слова подтверждались - получил юный шут. Оливер же, достойно пройдя испытание, решил не растрачивать сейчас свои силы и отказался от дальнейший игры за загадочное существо.
- Точно. Играть вполсилы, пока не придет момент…
Активность в зале поугасла, и следующий лот ожидала более горькая участь, впрочем, если смотреть лишь с одной стороны. Ведь выполнивший задание мсье стал совершенно свободен на эту ночь, а нужна ли ему эта свобода или нет… Кто знает, быть может, взглянув со сцены на собравшихся, он осознал ее прелести. Луи повертел головой.
- А где моя трость? И... когда я вообще оказался в кресле?
Он отчетливо помнил, как вставал буквально минут пятнадцать назад, собираясь произвести более тесные знакомства с кем-нибудь из полезных гостей, т.е. изучить это место не только на наличие напитков, однако зрелище видно вернуло его обратно. Осторожно нащупав искомый предмет, Лу свесился за ним через подлокотник.
Сейчас лотом объявили белокурого молодого человека, довольно привлекательного, едва ли из тех, кого можно было заказать по каталогу, подумалось Лу. Нет, не оттого что парень был другой лицом, скорее он отличался своим общим видом - осанка, отстраненный взгляд. Сидеть на месте порядком надоело, подогретый интересом Луи еще секунду изучал черты мужчины с золотистыми волосами и подал распорядителю знак рукой.

Отредактировано Луи Дюпен (2010-05-08 16:11:32)

Со внимательным видом, словно пытался запомнить подводку к очередному выпуску шоу, Луи выслушал задание.
- Отлично, я уже голоден.
Он кивнул соглашаясь. Японская кухня. Не самое то, что было ему по вкусу, но тоже терпимо. Устроить трапезу надлежало без помощи рук, ну дык деревянными палочками он все равно бы с бульоном не справился (Луи не увлекался востоком, знал о нем что-то смутное и в целом лишь пару раз летал в Токио на их местные церемонии награждения). Ковры, ковры… Хотя нет, скорее циновки. Что за люди, даже едят на полу! Слуги вынесли невысокий столик, на котором находилось кушанье, и опустили его вниз. Опустившись следом Луи сел по-турецки.
- Хей, Оливер, тут чем-то кормят! - обратился он к другу и втянул носом резкий запах предстоящего лакомства, поморщился. - Всегда избегал вашей кухни, - тихо проворчал Дюпен, с подозрением поглядывая на «суп».
Впрочем, затея была забавная, емкость небольшая, а рыбки уже дохлые, вернее, приготовленные по какому-то неизвестному Луи рецепту, но сам факт того, что их нужно поймать напомнил игровые конкурсы, которые он наблюдал в юности по ТВ...
Склониться над блюдом из сидячего положения до той степени, чтобы  неторопливо потягивать бульон оказалось не столь удобно даже при гибкой поджарой фигуре Луи. Переместившись на колени (на японский манер), мужчина демонстративно убрал руки за спину и приблизился к цели. Высунув кончик языка, он осторожно «потрогал» им варево, втянул немного жидкости и резко отстранился обратно.
- Мсье, срочно меняйте шеф-повара! – взгляд темных глаз устремился к господину в кресле. – Вообще без вариантов! … Хотя, рыбки красивые, - пробормотал Луи и вернулся к блюду.
Стараясь не дышать - так и вкус почти не ощущается - он «отпил» немного супа, рыбки, к счастью, оказались не глазастыми, значит все же первый вариант. Оставалось втянуть их в рот или просто подцепить языком, что Луи и постарался сделать. Мерзость. В качестве закуски к пиву он это определенно б не порекомендовал. Даже за деньги. Отплевавшись от плавников и прочих неприемлемых к перевариванию деталей первой жертвы, мужчина на секунду замер, размышляя, стошнит в итоге или нет. Потребовалось немного переждать, Дюпен зажал рот рукой.
- Нормально. Белого вина не хватает! - сквозь зубы улыбнулся Луи, сам немного белея. - Еще всего пять штук. Всего пять штук. Твою мать. Как же я не люблю морепродукты…
Повторив операцию со второй рыбкой, он прикрыл глаза, собственно, не видеть, как и не ощущать запаха оставалось наиболее приемлемым вариантом.
- Отлично. Как называлась та передача? «Остаться в живых»? Нет, это из более позднего. А что, тоже тема. Чем там питались на острове? Точно. Я на Гавайях. Или в этой… Как ее… Хм, да и рыбки в масть.
Дело пошло немного легче, входя в роль, Дюпен мог полностью абстрагироваться от реальности, в этом и было его преимущество, вездесущий ведущий, способный на любые безумства в эфире определенно не мог позволить выбить себя из колеи каким-то рыбам. Пусть даже и золотым и приготовленным не в лучших традициях. Но цвет лица Луи все же говорил сейчас не в его пользу. Отчертыхавшись от последней жертвы и разделавшись с трапезой, мсье отпрянул от своего блюда и попросил воды.
- Нет, лучше еще блюдо. Только пустое, - успел вставить Луи.
Нет, все же воды. Определившись, он отполз с цветастых расстеленных ковриков и, чуть пошатываясь, поднялся на ноги. К счастью, Лу еще не протрезвел - как же он был сейчас этому рад. Улыбнувшись оконченному испытанию, Дюпен обернулся на Оливера, молча вопрошая, есть ли у того с собой противоядия?

Отредактировано Луи Дюпен (2010-05-09 04:56:52)

Выполнение задания.
Даниель ван Бейтен
Щекотка. Единственный способ вызвать безудержный, откровенный и беззаботный смех, такого редкого гостя в этом фешенебельном борделе.
«Интересно, а массаж пяток в эти прекрасные пять минут мне полагается и еще двух негритят с опахалами из павлиньих перьев, пожалуйста. Пусть меня ими обмахивают» - задание было легким, как то перышко, которым Даниеля должны были щекотать. Нет. Молодой искатель приключений на все свои части тела боялся щекотки, как почти все люди. Но не от перышка и не по торсу. Тут надо было знать, куда и как прикладывать усилия, организаторы мероприятия этого не знали.
«Разве что методом случайного тыка им удастся меня развеселить» - тыка в прямом смысле этого слова.
«Вот видишь, милый друг» - Даниель обратил свой взор на Финиса, подпиравшего колонну  в шаге от него. Выглядел месье Терре соблазнительно: с обнаженным торсом, в белых штанах и полумаске, босиком. Он курил сигареты  одну за другой и пил молотый в крошку лед с мятой и каплей лимонного сока – трезвел. «Наступила моя очередь развлекать почтенную публику».
«Смотрите, на какие жертвы, я иду ради Вас, белокурый красавец»- теперь ван Бейтен улыбнулся юноше, ради которого принялся «копья ломать».
У Даниеля возникло состояние, которые психологи называют дихотомией. Это когда человеком овладевают два равных по силе, но взаимоисключающих желания. Поэтому ван Бейтен, находясь в смятенных чувствах, постарался сосредоточиться на выполнении задания.
Не снимая капюшона с остроконечным колпаком, он приспустил вниз белую накидку, высвободив из нее руки, спустив ее с плеч и расстегнув, так что она теперь свисала с пояса, только им и удерживаемая на уровне талии. После чего Даниель снял черный фрачный пиджак, именно поверх которого была надета накидка, позволявшая белым южанам скрывать свою внешность от «федералов». Медленно потянул за кончик атласной бабочки, и та, развязываясь, превращаясь в узкую ленту, черной змеей соскользнула из-под воротника белоснежной рубашки. Расстегнул запонки, никуда не торопясь, вытаскивая из прорезей манжет, положил их на столик, стоявший рядом с ним. Ленивыми движениями Даниель расстегнул на себе белоснежную рубашку и снял ее, протянув стоявшей рядом «султанше» и, наконец, остался с обнаженным торсом. Мускулистым и абсолютно безволосым. Своего тела ван Бейтен уже давно не стеснялся. Пусть даже худощавый, без излишков нависающего мяса, Даниель был обладателем фигуры человека, который ни один час провел с плавательном бассейне и спортивном зале, мутузя боксерскую грушу. Тело Ван Бейтена было нечто средним между телом стриптизера – не такое гибкое и пластичное, и телом бойца – куда более ухоженное.
Стоя обнаженный по пояс, в капюшоне, закрывающем лицо  и белой накидке ку-клукс-клановца, которая сейчас списала с пояса, как фартук палача, Даниель еще больше стал похож на заплечных дел мастера.
- Ты будешь меня щекотать, - мужчина завел руки за голову, сцепив их в замок на затылке, выгибаясь в пояснице, похрустывая косточками и потягиваясь, обращаясь к мальчику-мулату с тонкими, почти европейскими чертами лица. Ван Бейтен любил, когда его обслуживали темнокожие люди.

Султанша (НПС - слуги и рабы )
Щекотка была бы изощренной пыткой, но только для тех, кто ее действительно боится. На веку смуглокожего невольника, на чью долю выпала честь щекотать мсье Ван Байтена, не встречался ни один мужчина, который загибался бы в приступе истерического смеха от щекотки. По мнению раба, едва ли не единственным местом, чувствительным для щекотки, были стопы. Ну, еще подмышечные впадины. Вот как раз вторым вариантом невольник и собирался воспользоваться. Клиент обнажил свой великолепный торс и заведя руки за голову, приготовился к веселью. Невольник, вооружившись белоснежным гусиным пером, шагнул навстречу мужчине.
Кончик пера практически невесомо коснулся обнаженной груди Даниеля и заскользил вниз к животу, обвел пупок, скользнул по талии вверх, очерчивая ее неявный изгиб, пересчитал выпуклости ребер и настойчиво заплясал в подмышечной впадине. Невольник переместился немного в сторону, чтобы встать с другой стороны от мужчины. Его рука, уверенно зажимавшая перышко двинулась поперек груди, задержав ласковое жало одинаковое количество времени на твердых бусинах сосков. Наверное, прикосновение пера к столь нежным участкам тела доставило мужчине массу неприятного удовольствия. Но мальчишка не стал заострять внимание на одном месте. Перо метнулось ко второй подмышке, вырисовало там замысловатый узор и соскользнуло вниз к животу…
Времени было дано очень мало, на то чтобы невольник мог выявить наиболее чувствительные участки тела господина. Поэтому он в хаотичном беспорядке водил перышком по торсу, уделяя особое внимание местам, прикосновение пера к которым вызывало отклик со стороны испытуемого. За пять минут отведенного времени ни один сантиметр безупречного тела мсье не остался без должного внимания смуглокожего раба и его изощренного оружия.

Даниель ван Бейтен
На памяти Даниеля был один милый молодой человек, барабанщик известной группы, который в буквальном смысле слова загибался от щекотки, вырывался, смеялся до слез, ругался и кричал, и подобное пятиминутное испытание стало бы для него настоящей пыткой. Вернее, становилось, когда ван Бейтену  хотелось его пощекотать. Этот парень возбуждал  Даниеля, очень. Но, тот был не в Теме. Обычный гей. Увы. А  ограничивать себя в чем-то ван Бейтен не привык, считая, что личная жизнь не должна быть компромиссом. Так что остались друзьями, настоящими. Даниель периодически приходил на концерты того, кто был тезкой брата основателя Вечного Города и на презентации клипов его группы, но не более того.
Сейчас же, стоя, заложив руки за голову, Даниель попросту балдел от удовольствия, что, впрочем, не было очевидно, так как лицо молодого человека закрывал капюшон. Темнокожий невольник водил пером так мягко, так нежно. По коже «мучающегося» ван Бейтана побежали мурашки, заставляя соски твердеть и не только соски. Но там, ниже пояса, чуть-чуть, совсем немного. Все же, Даниель сегодня натрахался вдоволь.
«И возле лопатки, пожалуйста» - ван Бейтен выгнул шею, отклоняя голову назад, сводя лопатки вместе.
Прикосновения к соску Даниель не то, чтобы не заметил. Не было не приятно, не неприятно. Соски не были у ван Бейтна особо чувствительными. Так же, как и подмышки, которые молодой человек систематически брил и наверно от смеха бы помер, бойся он там щекотки. А вот когда перо касалось «кошачьего места» - центра спины ниже шеи, ребер, пупка. Это да. Было замечательно. Мышцы пресса сокращались и подрагивали.
«Как хорошо» - перо наводило на мысли о лебедях. О белых прекрасных птицах с прекрасными белыми... волосами. Постепенно лебедь в воображении Даниеля превратился в иное существо, которое лежало привязанное к кровати, а он, ван Бейтен, водил по его телу пером, острым его концом, несильно покалывая головку перетянутого эрегированного члена жертвы своих фантазий.
«Это все?» - прекрасные пять минут промелькнули, как одно мгновение. Хотелось продолжения. И чтобы перышек было не одно, а четыре. И водили ими подольше.
- Спасибо, прекрасная султанша, Вы мне доставили огромное удовольствие, - Даниель наклонился и поцеловал смуглую ручку, державшую перо. А потом поднял голову и посмотрел в зал  глазами, в радужной оболочке которых затаились бесенята.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2010-05-10 22:34:59)

Пить - здоровью вредить.

Тимон

А вот и ещё один покупатель объявился, тот, что с Красным Человеком рядом посиживал, ну да в компании-то оно и веселее будет. Улыбался Тимон, дядьку-глашатая слушая, как бросался словесами фигурными в толпу, словно камешки-голыши в озерцо, только круги гомона недовольного идут. Но парнишка понимал – чернобородый лишь роль свою играет, навроде Петрушки балаганного, народ развлекающего. Да и подустал он, видно, иного совсем желает акромя как в балахоне потеть – вона, и посоху облизанному завидует, никак не забудет, и радостно, что Тимпповы старания зазря не пропали.
- Вы, дяденька, палку-то всуе не поминайте, - рассмеялся Тимон, - будь моя воля, я бы Вам чего другое облизал, - руками развёл, сожалея, - да вот на на посох Ваш жребий-то выпал.
А тут и новое задание подоспело, невольник аж головой мотнул – вот затейники! Первому покупателю паренёк даже посочувствовал, сам он щекотки боялся до дрожи в коленках, а вот им с третьим месье очень даже хорошие задачки достались – есть и пить Тимппа был готов круглосуточно, мамка всегда шутливо серчала, мол, и куда в тебя столько лезет? Правды ради, пиво он доселе пил только домашнее, что мамка с сестрой варили, душистое да сытное, да и разрешали ему лишь  кружку-другую пригубить, а и с тех капель Тимка чуть в пляс не пускался. Вздохнул, маковку почесал:
- Ну несите напиток свой, - и принялся пуговки расстёгивать.
Не нравилось Тимппе перед господами разоблочаться, не из стеснения, а из-за беспокойства – а ну как найдётся в зале любитель тела деревенского, на картошке, молоке да мясе парном взрощенного? И прощай тогда спокойная жизнь. Да делать нечего, скинул верх наряда, враз рукавами до полу поникшего:
- Корсет-то ваш того, на мне не лопнет?

НПС - слуги и рабы

Господа наконец определились, каждый решился на подвиг, который, увы, в любом случае лавров им не подкинет. А слуги что, их дело маленькое – знай только выполняй что велено. И, разумеется, каждый из них свою работу выполнит четко, без сучка, без задоринки. Так уж их воспитали. И тем более не стоит думать, что хоть кто-нибудь из невольных служащих пойдет на встречу участникам. Все должно быть честно, а иначе в чем смысл игры, на которую все участники сознательно подписались?
Подле полуобнажившегося селянина был установлен передвижной столик, на котором стояли три литровые кружки теплого пива и миска со сметаной. Тут же к нему подошел слуга с жестким корсетом в руках.
- Пожалуйста, повернитесь ко мне спиной! – невольник быстро обернул юношу корсетом и стал быстро продевать длинный шнурок в дырочки. Корсет оказался настоящим произведением искусства и отличным средством для жестокой пытки. Он полностью закрывал торс и грудь несчастливца, туго стягивая его так, что не вздохнуть, не охнуть. И уж слуга постарался сделать так, чтобы пребывание молодого человека в этом прекрасном атрибуте женского белья было практически невыносимым. Слуга затянул корсет так сильно, насколько это было вообще возможно, а после завязал шнурки на двойной узел, дабы тот случайно не развязался от натуги.
Несколько секунд полюбовавшись на свою работу, невольник взял первую кружку со стола и протянул ее селянину. Уходить он не собирался. В его обязанности так же входило проследить, чтобы участник выпил ровно столько, сколько требовалось и ни граммом меньше.

Тимон

Ещё когда в первые дни собратья по тяжёлой невольничьей доле пытались Тимона в корсет да юбки обрядить, он отбивался, уверенный, что всё это токмо женскому полу прилично. Но слова чернобородого про «настоящих мужиков» возьми да и сомнение посей – а ну, как Тимппа, пенёк деревенский, в жизни да в мужчинстве ничего не смыслит? Вот и решил он, коли уж случай подвернулся, примерить да посмотреть, хотя сразу понял, что задание выполнять не будет – не пил ранее, нечего и начинать, да и пиво их вряд ли с матушкиным сравнится. К тому ж, пиво да сметана первое средство от мужской слабости, а  новоиспечённый невольник таким недугом не страдал, вот будь на сцене дядька-глашатай, тут паренёк и пять литров бы выдул, дабы не ударить в грязь лицом перед  чернобородым  лешим, а так – только продукт полезный переводить зазря.
Служка сбрую на Тимона натянул, да как затянул, чуть глаза не выскочили. Вылупился парнишка, руки растопырил, что твоё чучело на огороде, ни вздохнуть, ни... иного действия произвести. Баклажку слуга в губы тычет, будто утопить хочет, глотнул Тимппа, головой отрицательно помотал, ладонью усы сметанные вытер:
- Благодарю, господа хорошие, за напиток знатный, да негоже на ночь напиваться-то, - и к служке обратился, - разоблачай меня, не по мне одёжка-то.
Выдохнул блаженно, бока потёр да гостю, неподалёку сидевшему, в такой же корсет утянутому, вымолвил:
- Эхма, это ж как Вы целый божий день-то в таком ходите?
Накинул Тимон костюм на плечи, руки в рукава просунул да пуговки скоро застегнул, неча господам глаза мозолить, открыто да весело на дядьку-глашатая посмотрел:
- Сдаётся мне, что настоящим мужиком и без корсета да пива быть возможно, не в них  дело-то.
Улыбнулся да обратно к окошку протопал, юноша-лот, чай, не мальчик десятилетний, спасать от господ алчущих нет надобности, да и близость к хозяину для него хорошая защита, вряд ли кто из них его обидит. Да и не мог Тимон через себя перешагнуть, не был он сторонником пития напитков горячительных. Одно дело, пару кружек пива домашнего, али мёда хмельного после баньки да на праздник употребить – а вот так, на потеху, не мужское то, а бесовское. Хотя, может Тимппа просто глупый ещё, птенец неразумный, чурбан деревенский.

Отредактировано Тимон (2010-05-11 08:58:17)

Водка не брала. Определенно, что-то с этой водкой было не так. Иначе откуда такая трезвость сознания? Стоя на сиденье кресла Ксавье прекрасно видел залу. Зала была как на ладони. Зала дышала, словно единый организм. Словно наглая вальяжная шлюха, истекающая всеми семью смертными грехами разом и еще сверх того. Сознание расслаивалось как понтовый клубный коктейль. 
- Оливку хочу! - капризно притопнул Ксавье - правую ногу его придерживал ангелоподобный ханурик. А левую - его дьяволоподобный братец. Парочка перемигнулась и рассмеялась. В унисон.
- Животное - ласково воркотнул ангеленок - козлики едят морковку!
- Минута промедления и я отгрызу - твою! – капризно-хабально пообещал Дюбуа.
Ангела словно сдуло. Черт ухмылялся
- Откуда такие командные нотки козленочек? Не боишься, что тебя принесут в жертву? Богу Дионису?
Плюхнувшись в кресло, Ксавье нарочито зевнул.
- Для того чтобы принести что-либо или кого-либо в жертву, это что-либо надо сначала купить. А потом уж жертвовать. А то некомильфо. Этот пьяный псих - Дионис - обидится и нашлет безумие. Вот и пригодились вольфовы лекции по мифологии
Все оскотинеют и начнут рвать друг друга руками как ...Дюбуа запнулся. Сука Мнемозина упорно не желала выдавать название подлых теток, которые, напившись до поросячьего визгу в древних кущах древней Эллады, рвали мужиков в куски...
Он щелкнул пальцами
- ну ...
- Менады - подсказал Ангел, ставя на столик поднос с солеными фисташками оливками и прочими "куриными пупочками в меду"
- УУУ, образованный типа? - одобрил Дюбуа
- Типа того – кивнул белокурый и залился смехом обнимая братца.
- Хочу козленка - купи!!! Ксавье уже начинала напрягать эта парочка. Хотя по сравнению с тем, что творилось в зале:  эти двое казались просто задротами ботаниками, и смыться из зала в их сопровождении было не такой уж и плохой идеей.
В зале гавкали, мочились в бокалы, брили яйца, глазуровали их воском
Визжали заживо шрамируемые рабы, танцевала красная Смерть….
Парень прикрыл глаза и снова приложился к бутылке
Безумная карусель уносила все дальше. Пусть. Главное – не было страха…пока еще не было…
Шею ласково обвила лента.
- Будь хорошим козликом – отсоси братику. А то удавлю – шепот черта отравленным ядом стекал в ухо
- Зоофилы – лениво процедил сквозь зубы Дюбуа. Пусть отсосет себе самГлобальный Похуй окутал сознание
- Или как вариант – мне.
И почему-то, совсем не удивился, когда проворные пальцы запутались в шерсти штанов в поисках молнии. А губы накрыли узкие  губы черта…

Выполнение задания.
Даниель ван Бейтен

- Второй рыцарь переходит во второй тур и получает от меня личную пеньковую верёвочку, - "Благодарю Вас" - герр ван Бейтен с удовольствием посмотрел на изделие из конопли, которое, в свое время, к немалому удивлению Даниеля, послужило росту его благосостояния. Когда-то его отец прикупил заводик в окрестностях городка Аудеватер. Милейшего местечка, где еще с 16 века каждая разумная девушка, взвесившись на "ведьминых весах", могла получить за определенную плату сертификат «соответствия веса строению тела», и, тем самым, доказать, что у нее есть душа (у ведьм ее не было и они весили меньше добропорядочных христианок) и не является ведьмой. 
Другой достопримечательностью этого славного городка, были окружающие его конопляные поля. Из которой, собственно говоря, и производили пеньковые веревки еще во времена бегства пра-пра-прадедушки Даниеля из Испании. И продолжали это делать по сей день, в то время, как в Европе производство веревок из конопли стало запрещено.
«Точно-точно. Прибегут ханурики и все скурят» - у ван Бейтена Старшего был повод для радости. На продукцию заводика, который добрый папа на совершеннолетие подарил сыну отличнику «чтобы ребенок учился владеть имуществом» появился ажиотажный спрос, и цены на нее выросли. Еще бы. Подъемное устройство, тросс, сердечник которого сделан из конопляной веревки, служит минимум десять лет, а из пусть самой современной синтетической – максимум два-три года. Поэтому пеньковые веревки раскупались моментально и у Даниеля были все основания отнестись к конопляной веревочке с уважением.
А с другой стороны – связывать ей кого-то или быть связанным – одно удовольствие. В детстве у ван Бейтена и его подружки Марианны даже игра такая была в разбойников и полицейских. Юная фрау Якобс связывала Даниелю руки за спиной, причем со всей силы, что они затекали, а в местах, где в кожу впивались веревки, появлялись рельефные следы от нее и красные полосы, которые не сходили потом где-то час, а то и больше. Надо было высвободиться. Не высвободился – Марианна начинала его щекотать. Сначала маленький ван Бейтен заходился от смеха, потом научился терпеть, наслаждаясь тщетными попытками подружки заставить его извиваться на полу и гордясь своей силой воли.   
-Ею, бесстрашный Вы наш, - темноволосый распорядитель церемонии, чей жезл мог занять достойное место на фестивале фаллоса в Японии, посмотрел Даниелю в глаза. Тот поймал взгляд мужчины и улыбнулся ему, вспоминая, как одна несчастная американка, по недомыслию притащившая свое чадо на праздничное мероприятие, пыталась объяснить пятилетнему сыну, почему не надо облизывать карамельный член, когда все вокруг это делают. «Не волнуйтесь, мэм. Никто не узнает» - ласково сказал ей тогда Даниель. Иногда он мог проявлять удивительную чуткость и отзывчивость, и потом радовался, глядя, как ребенок с выражением счастья на лице облизывал своим розовым язычком скульптурно вылепленную сладкую головку конфеты и посасывал ее, обхватывая губами.   - Вам связывают руки за спиной, и, если Вы не сможете освободиться сами, то до окончания торгов руками Вам пользоваться  для выполнения задания нельзя, либо поворачиваться, то есть, если в третьем туре Вам предложат расстегнуть себе же ширинку на штанах, то, пусть бы она оказалась на заднице.
«Не задание, а праздник жизни какой-то» - с определенной точки зрения было разумно к третьему туру оставаться именно со связанными руками, но это было не по спортсментски.  Даниель честно решил приложить все усилия для того, чтобы высвободиться.
- Может быть, есть смысл сразу расстегнуть, а вдруг пригодиться? – церемониймейстер излучал флюиды доброты и ласки.
«Так приятно, когда о тебе заботятся. Пусть даже так, несколько по иезуитски» - взгляд Ван Бейтена сквозь прорези маски лучился.
- Я, пожалуй, прислушаюсь к Вашему мудрому совету, месье… - к сожалению, Даниель не знал имени жезлоносца.
Ван Бейтен расстегнул пряжку ремня, пуговицу на поясе, ширинку. Брюки с узких бедер стали сваливаться. Тогда Даниель, скинув ботинки, их просто снял, но туфли снова надел. Заправил подол балахона за его пояс, подобно прачкам, стирающим белье.
«Красавец» - Ван Бейтен посмотрел на себя в зеркало. В капюшоне, оголенный по пояс, с подвернутым подолом балахона, закрывающим теперь ноги мужчины лишь до колена, в черных носках и ботинках он выглядел довольно забавно.  «Зато яйца проветриваются и можно танцевать ирландские национальные танцы» - Благодарю Вас, -  склонив голову, Даниель принял из рук распорядителя заветную волосяную веревку, подобно тому, как воин принимает меч из рук короля, который только что посвятил его в рыцари.
- Милое создание, - мужчина обратился к темнокожему юноше, который до этого щекотал его пером, - свяжите мне руки за спиной, пожалуйста.

Огромный негр. (НПС -рабы и слуги)
Раб только успел потянуться к веревке, как на его плечо грубо и резко опустилась чья-то тяжелая рука. Парень вздрогнул, поднял голову. Высокий широкоплечий негр, появившийся за спиной мальчишки подобно скале, небрежно кивнул в сторону  безмолвно наблюдающего за происходящим начальника охраны и дернул юнца за плечо, побуждая быстро скрыться с глаз, чтобы не мешать. Спокойный взгляд в темные прорези капюшона и широкая белозубая улыбка, засвидетельствовавшая господину искреннее уважение и готовность услужливо помочь с заданием, которое разумнее и надежнее было бы поручить знакомому с бондажем сильному мужчине.
Забрав веревку, чернокожий слуга медленно обошел клиента, остановился за спиной и, отступив на шаг, с царственной грацией Саула опустился на колено, таким образом приспособив свой рост под максимально удобный для выполнения задания, чтобы не причинить господину лишнего дискомфорта и боли при связывании. Веревка сухо прошлась по выбеленным ладоням, почти нелепо контрастирующим с угольно-черной, отдающей синеватым матовым блеском кожей негра, и едва слышно хрустнула от сильного натяжения. Убедившись в достаточной крепости и надежности бечевы, слуга поднял голову, и, сопроводив осторожное движение вопросительным взглядом, завел руки мужчины за спину. Он плотно обхватил пальцами левое запястье и крепко завязал веревку обычным двойным узлом, после чего трижды оплел ею руку господина. Слуга уверенно натянул бечевку, не жалея гладкой кожи покупателя, и перекинул ее на правую руку, так же крепко завязав узлом и трижды обмотав запястье, так, что расстояние между намертво связанными руками оказалось не больше сантиметра. Бечева еще несколько раз была перекинута восьмеркой с руки на руку. Слуга попыхтел, раздувая крупные ноздри, трижды пропуская конец веревки через восьмерочный перекрест между запястьями и закрепил концы двойным узлом. Негр  рывком потянул за плотно сомкнутые руки, убеждая себя в надежности широкого бондажа, и поднялся на ноги, вырастая над мужчиной почти на полголовы.
Снова обойдя клиента, он повторно подарил неизменно вежливую широкую улыбку, мысленно искренне желая смелому господину удачи, изящно поклонился и удалился прочь, возвращаясь к исполнению своих прямых обязанностей.

Даниель ван Бейтен
«А Лулу бы он понравился» - Даниель по достоинству оценил красоту темнокожего гиганта. «Надо будет заказать эту черную скалу себе в номер, чтобы он при мне кого-нибудь трахнул» - однако, этим кем-нибудь лот, за который сейчас боролся ван Бейтен, не являлся.
Больше всего перед тем, как его начали связывать, Даниель боялся, что ему восьмеркой перетянут большие пальцы рук, привязывая их друг к другу. Сам Ван Бейтен именно бы так и сделал. Потом пара широких петель на запястьях, и нет никакой возможности шевелить кистями рук относительно друг друга, высвободиться практически невозможно, очень сложно.
Сейчас же запястья Даниеля были связаны крепко, кожу саднило, она болела, кисти рук постепенно начали неметь, затекать и опухать и ван Бейтен, чтобы разогнать кровь, стал сжимать и разжимать пальцы, отчего ладони стало покалывать. Но, трижды пропустив конец веревки через восьмерочный перекрест между запястьями, мастер бандажа сделал Даниелю своеобразный подарок, потому что тем самым, увеличил расстояние между запястьями, и собрал «кольца» восьмерок более компактно, хотя и увеличил натяжение веревки, так что она сильно врезалась в руки. Зато мужчина мог двигать кистями относительно друг друга и шевелить пальцами.
Ван Бейтен посмотрел на свечу, горевшую на одном из столов, как и на многих других, для придания обстановке уюта и интимности, свет которой отражался в зеркалах. Можно было подойти к ней и, встав боком к зеркалу, так чтобы видеть свое отражение, отведя руки сильно назад, начать подпаливать веревки, тем более, что они бы не загорелись, а начали бы тлеть. В случае чего, можно было бы затушить в чаше с пуншем или о край стола.
«Обугленная веревка, липкий пунш. Грязь, будет вонять жженым рогом, и ожег можно получить» - этот способ избавления от бондажа был отвергнут.
Тот метод, который избрал Даниель, требовал определенного терпения и ловкости рук, и тем и другим ван Бейтен обладал в полной мере.
«Если не получится, придется палить веревку» - повернувшись к подлокотнику массивного кресла, на котором сидел до того, как помочь Финису с заданием, спиной, Даниель скинул на пол бокал из-под вина, который поставил туда, перед тем как покинуть насиженное место. Тот упал, разбившись с грустным звоном. Расколовшись на несколько крупных осколков. Теперь главное было – не порезаться. Не делать резких движений, никуда не торопиться.
«Ножичком, ножничками или кусочком битого стекла, дети, отрежем Арлекину голову. И так, дети. У нас теперь две игрушки: Колобок и Всадник без головы. А теперь дети, ножичком, ножничками или кусочком битого стекла, отрежем у Всадника без головы ручки и ножки. И так дети. У нас теперь три игрушки: Колобок, Ручки и ножки, которые остались от Козлика и Дирижабль» - вспомнилась детская байка. 
Ножечками, которые лежали на столах возле тарелок некоторых клиентов, можно было разве что вареное мясо разрезать, ножниц поблизости не было, оставались лишь кусочки битого стекла. Богемского стекла, из которого был выдут жертвенный бокал, сколы которого были острыми, как бритва. 
Ван Бейтен сел на пол, аккуратно, чтобы не пораниться, и взял немного уже опухшими и изменившими цвет пальцами правой руки, большим и указательным, один из крупных осколков. Встал, положил его на сидение кресла. Несколько раз повторил манипуляцию.
Понимая, что то, что он задумал, делать долго, муторно, но вполне осуществимо. 
Подобрав все крупные осколки, запомнив, как они лежат на кресле, Даниель осторожно взял самый большой из них, зажав подушечками большого и указательного пальцев правой руки, сколом от себя, так, что тот оказался повернутым к ладони. Вывернул кисть так, что по ощущениям показалось, что она заломлена, подошел к зеркалу, встав к нему боком, так что была видна левая сторона его тела и связанные за спиной руки, и легким движением провел по самой нижней петле, перетягивающей запястье. Сильно давить было не надо. Это как резать спелый помидор. Надавишь сильно - ничего не разрежешь, он лопнет и вся внутренность некрасиво вытечет на разделочную доску. А вот если по кожице провести легко, надрезая острым ножом, то помидор можно разрезать на аппетитные ровные дольки, которые сохранят всю влагу и семечки. Двигая осколком вдоль веревки, держа его чуть под углом, легонько надавливая, ван Бейтен надрезал волокно за волокном, очень тонкими слоями, надрез – обратное движение, надрез - обратное движение. Сколько на это ушло времени, мужчина не заметил, полностью сосредоточившись на том, что делал. В какой-то момент стекло стало не таким острым, тупея по краю. Тогда Даниель взял другой осколок. Когда веревка совсем истончилась, он поддел ее снизу средним пальцем, сильно, до боли, растягивая волокна и просунул стеклышко между кожей и тем, что осталось от веревки в этом месте. Движение снизу-вверх и одна петля была разрезана. Размотать две другие, потянув за них пальцами, не составило труда, после чего надо было разрезать те, что были перекинуты восьмеркой. Веревка была затянута выше, там, где руки Даниеля были немного толще, чем в районе запястий. Ван Бейтен нашел взглядом стол, у которого был прямоугольный угол, подошел к нему, подцепил «перекрестие» с той стороны, что была выше, ближе к локтям и начал поднимать руки вверх, вынуждая веревку спуститься ниже, к запястьям, царапая себе при этом кожу. И повторил манипуляцию по разрезанию оказавшейся внизу петли, повторяя то, что уже делал. Сбросил чей-то бокал на пол: «Извините, месье. Но все мы сейчас в одной лодке», подобрал осколки, и стал перепиливать их острыми краями веревку, волокно за волокном.
Долгое, муторное, кропотливое занятие, требующее сосредоточения. Когда осколок тупился, Даниель брал новый. Но его труды были вознаграждены. Еще одна петля была разрезана. Размотать и растянуть «восьмерку», имея два ее свободных конца, было делом техники. Высвободив левую руку из ослабевших петель, протащив сквозь них кисть, ван Бейтен наконец-то был свободен. Потерев лиловую, с отекшими пальцами и следами веревки на запястье, поцарапанную с саднящей кожей и покалывающей от приливающей крови ладонью и подушечками пальцев кисть левой руки, Даниель с помощью нее и зубов развязал узлы на правой.
Руки были свободны. Обрезки веревки легли на стол. С момента, когда ван Бейтену выдали задание, прошло где-то пол часа, может чуть больше. 
«А мы ведь просто в полицейских и бандитов играли» - Даниель вспоминал детство и потирал запястья онемевших рук. От напряжения, выполняя задание, мужчина аж взмок. Но заметил это только сейчас.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2010-05-13 01:14:06)