«Значит так?» - напоминание об Аукционе Кибо воспринял спокойно. Он уже понял, что это развлекательное мероприятие стало идеей фикс не только для гостей и клиентов поместья, но и для слуг.
  Винсент закрыл глаза, очевидно, он не желал видеть человека, который воспользовался его временной слабостью. «Черт! - Кибо впервые в жизни выругался, поняв, как юноша воспринял его поступок, - Я же не… Но ведь так и есть, после его признания я отпустил тормоза».
  Пытаясь скрыть сожаление за маской вежливого участия, Кибо поднялся и еще раз оглядел спальню. Он понимал, что попросту тянет время. Он принес юношу в спальню, чтобы тот отдохнул и выспался или все-таки нет? По изможденному виду было ясно, что спать Винсенту доводилось только урывками. Входя, Кибо, разумеется, включил верхний свет, а теперь нашел пульт, управляющий лампами, и пощелкал им. В распоряжении обитателя покоев был широкий диапазон освещения: от имитирующего дневной до приглушенного вечернего с золотым флером. Именно на нем Кибо и остановил свой выбор: не резал глаза и создавал  приятную атмосферу. Этот интимный свет скрыл бледность юноши. Щуплая фигурка сидящего на атласном покрывале стала более материальной. Кибо пришлось взять себя в руки, но выйти, как и собирался, в гостиную он не смог, как не смог и вспомнить, зачем собирался требовать у персонала лед и книгу.
  «Такой молодой и такой нервный… - Кибо оборвал свои размышления, которые неминуемо привели бы его к недавнему статусу нового знакомого - «невольник». - Нелепое стечение обстоятельств. Случайная прихоть охотника за головами, увидевшего в баре хорошенького мальчишку… - он представил себя на месте хантера и невольно согласился с тем, что Винсент действительно привлекателен. «Нежный мальчик» из тех, кого предпочитают мужчины в возрасте. Такие, как он.
  Сумбурная беседа, наполненная откровениями, несколько влекущих прикосновений сладких губ, которые мужчина все еще ощущал на своих губах – все это заслонило, как часто бывает при близком общении, внешность юноши. Когда Кибо увидел бесчувственного подростка, он тоже не думал об этих русых волосах, немного завивающихся на концах, мягких чертах лица, странном оттенке глаз, пушистых ресницах. Теперь Кибо внимательно рассматривал оставленного им минуту назад юношу:
  «Случайное стечение обстоятельств. Я подошел к Каминной зале именно в тот момент, когда из него вышел ты. Не раньше и не позже. До сих пор не могу понять, что двигало мною, откуда возникло желание попасть на этот непонятный Аукцион, ни одного из участников которого я не знаю». Вспомнился ему и выбор костюма, на редкость не подходящего ко времени и месту.
  «Наверное, я эгоист», - снова отмерив широкими шагами комнату, он опустился на кровать рядом с юношей. Мягкая перина немного промялась, заставив его колено уткнуться в ногу Винсента.
  «Опомнись, ему нужно не то, о чем думаешь ты. А о чем думаю я, вторгаясь в жизнь Винсента?» - он склонился к его лицу и превратил тактильные воспоминания о поцелуе в реальные ощущения.

Было сладко. Неожиданно сладко и томяще касаться мягких послушных губ, обнимать податливое тело. «Нет, - Кибо вдумался в свои ощущения, - сладко обнимать и целовать человека, который обнимает и целует тебя в ответ».
   Полузабытое ощущение соединения, соития, не имеющего никакого отношения к похоти и банальному сексу, колыхнулось в груди мужчины. Проведя рукой вдоль колючих позвонков, от тонкой шеи до округлых ягодиц, он крепче прижал к себе Винсента, наслаждаясь его легкостью и теплом. В паху уже давно ныло от желания, но Кибо сознательно тянул, сопротивлялся накапливающейся тяжести, грозящей с мгновения на мгновение уронить его на юношу, вдавить этой тяжесть в постель.
  Неожиданный укус прервал его обличительные мысли. «Что он делает?» - удивился Кибо, всматриваясь в улыбающееся лицо, прикрывшиеся ресницы. Мужчина понимал, что в его руках не послушная игрушка в человеческом облике, а взрослый человек, облеченный прихотью природы в по-мальчишески стройное, хрупкое тело.
Винсент самозабвенно целовал его так, как никто за всю его немаленькую жизнь, а когда потерся щекой, сердце Кибо заныло. Именно этой невинной ласки он подсознательно искал, поддаваясь обману, обнимая очередного мальчика.
  Разрывая объятье, Кибо положил руку на грудь Винсента и, легко надавив, опрокинул его на спину, сам склонившись над ним. Вызолоченный искусственным светом, Винсент больше не походил на куклу с разболтавшимися шарнирными соединениями вместо суставов, каким был, когда он нес его, бесчувственного, по коридорам Вертепа. Теперь Винсент двигался так, как полагалось человеку, плавно, соблазнительно…
  Кибо накрыл его губы своими, провел языком по небу, запрокидывая голову мальчика. Под их общим весом кровать промялась. Кибо пришлось приподнять юношу, сунув руку под острые лопатки.
  Тонкие пальцы зарылись в его волосах. Мужчина осторожно взял руку Винсента, сцеловал запах своих волос, завел его тонкую руку за голову.
  «Сладко обладать тем, что тебе отдают…» - пронеслось в его сознании продолжение мысли.
Уложив снова Винсента на спину, Кибо вернулся к пуговицам, распуская полы белой рубашки, целуя каждый освобожденный из-под одежды участок кожи. Аромат юного тела сводил с ума, только усилием воли, мужчина сдерживал себя, оставаясь спокойным и даже излишне медленным, будто ему довелось впервые раздевать кого-то.
  - Ты… - он сам нарушил упоительную тишину, хотя предпочел бы лишний раз поцеловать юношу, - ты говори, если тебе что-то неприятно…
Кибо постарался забыть, где находится и кем лишь недавно был Винсент, понимая, что если он начнет задумываться о том, что приходилось испытывать мальчику, и сравнивать это с собственным опытом, то ничего хорошего с ними двумя этой ночью не произойдет.
  «Думай головой, а не сердцем… Как ты прав и не прав одновременно, мой маленький принц», - подумал Кибо, отстраняясь от Винсента. Возвышаясь на коленях над юношей, невольно залюбовался им. Потом резко выдернул из-под ремня брюк свою рубашку, закатал ее вверх и снял, ероша жестким воротничком седую шевелюру. Вновь склоняясь к распростертому на постели Винсенту, взял его хрупкую ладошку и приложил к своей груди, будто ставя раскаленное клеймо.

- Я Вам верю, можно?
  Кибо коротко кивнул: "Можно. Пожалуй, именно этого я и хочу от тебя. Чтобы ты мне доверился. А уже потом всего остального", - но не стал ничего объяснять вслух. Он искоренял в себе учительскую привычку подробно комментировать и растолковывать каждое свое действие, приводя примеры и используя разнокалиберные методические приемы. Теперь он больше молчал. Даже если ошибался, молчал, пусть со стороны и казалось, что он из-за высокомерия не опускается до объяснений. Слишком много слов он истратил понапрасну в пустоте учебного класса.
  Но сегодняшняя ночь была особенной.
  - Можно... Я не обману тебя... - взгляд сверху вниз, прямо в серые глаза, наполненные грозовым предчувствием, если судить по цвету.
  Но Кибо желал меньше слов и меньше взглядов. Он снял очки, каким-то чудом удержавшиеся своими круто загнутыми дужками. Дотянувшись, мужчина положил их на прикроватную тумбочку, на несколько секунд накрыв юношу своим телом, как одеялом, и вернулся в прежнее положение. Обнаженную кожу дразнили легкие прикосновения Винсента.
  "Все же интересно, о чем он думает? - Кибо перехватил тонкие пальчики, "гулявшие" по его шее. - Да какое это имеет значение... сейчас. Только бы он не считал меня озабоченным малолетками стариком", - отпустив руку юноши, опустился ниже, опираясь на согнутые локти, поцеловал манящие губы, скрепляя свое обещание. Прошло не больше минуты, а ему уже не хватало откровенных поцелуев Винсента.
  "Работа над ошибками" и "замазка" - это слова, на которые отреагирует любой учитель, даже находясь в анабиозе. "Я ненавижу, когда ученики исправляют ошибки корректором.А еще больше, если они пишут поверх белой краски, не дождавшись, когда та высохнет, выцарапывая на ней глубокие борозды..."
Чувствительные подушечки пальцев, скользнувших под тканью рубашки по животу, груди, спине Винсента, ощутили те самые ненавистные шероховатости на молодой коже, которой полагалось быть если не шелковистой, то бархатистой.
  Мужчина мгновенно позабыл о второй своей ассоциации со словом "замазка", которая бросила его в жар.
  Кибо сел на кровати, расстегнул до конца рубашку на Винсенте. Даже его подслеповатые глаза различали заживающие шрамики от порезов. Губы бывшего учителя дернулись, кулаки сжались, потом медленно разжались. Он легко притянул к себе юношу за расслабленную послушную руку и осторожно спустил ткань с плеч, подставляя под золотой свет его спину.
  - Что же ты не напомнил мне о моих собственных словах, - Кибо неожиданно прохрипел, подсевший от страшного открытия голос вернулся не сразу. - О том, что с сексом  сегодня покончено?
  Теперь он вспомнил, как чересчур осторожно поднимался Винсент с дивана, как бережно нес себя по коридору, напоминая постороннему человеку тростниковую куклу.
  "Но, может быть, ему это доставляло удовольствие? Может быть, он из тех, кто позволяет мучить себя? - Кибо не хотел думать о мальчике, как о создании с развращенной душой. - Он же был рабом. А кто рабов спрашивает. Как он вообще жив остался..."
  - Я... - Кибо не отрывал взгляда от исполосованной спины, потому что не знал, хватит ли ему сил посмотреть в глаза юноше, которого он желал здесь, сейчас, не смотря ни на что... Он не мог подобрать нужных слов.

Отредактировано Кибо (2010-05-19 21:27:33)

«Кого я из себя изображаю? Ну, кого? – Кибо осознал, какую глупость, вернее жестокость, совершает, терзая память юноши напоминаниями о страшных моментах из его жизни, которые тот предпочел бы похоронить в глубине прошлого, но четко сформулированное озарение пришло как всегда слишком поздно, - Непорочную девицу только что из-за стен монастыря… Или отмотаем время еще лет на сто назад. Руссо, Песталоцци, или самого Яна Амоса Коменского, отца всея педагогики, вспомнил? Вот ведь глупец…» - признал он со стыдом.
  Мужчина погладил щеку, поднявшего на него глаза Винсента, серьезного, почти сурового. «Маскарад завершился», - Кибо отчетливо понял это в тот момент, когда решился встретиться с юношей взглядом. Последняя маска была отброшена. Он буквально слышал, как раззолоченная бумага разрезает воздух.
  Повзрослевший раньше времени, переживший не одну жизнь как на подмостках театров, так и в реальности, испытавший предназначенные не ему муки, а потому чрезмерно уставший и опустошенный душевно, Винсент сидел перед ним полуодетый, но не беззащитный. На его стороне все бумажные права свободного человека, изранившие в кровь сердце бывшего учителя.
  «Принять все, как есть», - проговорил Кибо, сгорая со стыда за свою привычку оглядываться на окружающих. Вот он, совершенный капкан общественного мнения. «Ведь "Люди говорят", - вспомнилась ему фраза из американского, но неожиданно толкового фильма. – Что там героиня говорила про этому поводу? "А кто видел этих людей? Люди, где вы?" Как-то так...»
  Кибо понимал, что здесь их с Винсентом никто не мог видеть. Не за тем ли он и приехал в укромный законспирированный Вертеп, чтобы предаться запрещенному удовольствию вдали даже от знакомых, разделяющих его увлечение несовершеннолетними мальчиками. «Отчего же мне так сложно с Винсентом? Оттого, что он не раб?» - Кибо тут же усомнился, что ему было бы проще общаться с рабом-малолеткой, покорным и вышколенным. Он знал, что и не стал бы общаться… Пойди все так, как было запланировано еще в Париже, он бы получил бессловесную игрушку. Но распорядок действий нарушился после внезапного решения пойти на Аукцион.
  Кибо внимательно посмотрел на помрачневшего Винсента.
  - Я… я бы хотел видеть улыбку на твоем лице… - продолжил он оборванную в самом начале фразу, погладил перепутанные волосы и поцеловал невидимую морщинку между нахмуренных бровей.
  - У меня такое плохое зрение. Ты не мог бы повторить, а то я не успел разглядеть… - Кибо поднес к своим губам запястье Винсента, потом не спеша расстегнул манжеты рубашки, которая все равно бестолково болталась где-то на уровне талии.
  Шелковая рубашка вскоре стекла с края кровати на пол. Кибо привлек к себе юношу, мягко поглаживая его по плечам и спине. Мужчина с трудом выдержал искушение выключить свет, чтобы даже звезды за окном не могли рассмотреть их тела. Темнота всегда делала его кожу чувствительнее к прикосновениям. Винсент, конечно, сказал, что раны не болят, но Кибо был уверен, это неправда.
  - Я буду осторожен…
  Приподняв Винсента, он усадил его к себе на колени, провел руками по его ногам, путаясь в складках брюк странного покроя. Кибо обнял гибкое тело юноши, прижал к себе, обведя осиную талию ладонью, положил ее на впалый живот и скользящим движением спустил вниз, к пряжке ремня.

Отредактировано Кибо (2010-05-23 20:33:09)

Юноша определенно думал о другом, хотя тело его послушно отзывалось ласкам и расслаблялось в сильных руках мужчины. Горячий лоб коснулся плеча, потом непокорная голова юного «Мсье» отклонилась назад, по его губам скользнула выпрошенная Кибо улыбка. Не удержавшись, мужчина наклонился к Винсенту, поймал улыбку поцелуем и неожиданно слизнул языком из уголка рта юноши соленую влагу. Как настоящий актер, Винсент, оказывается, до последнего не выдавал степени своих переживаний ни сбившимся дыханием, ни взглядом.
  Кибо был готов поклясться на Библии, что не причинил юноше боли. «Физической боли, - одернул он себя. – Но сколько же я разбудил демонов в его сознании своими бесконечными вопросами», - и мысленно проклял того психоаналитика, что научил его подвергать всестороннему анализу каждый факт своей жизни, насколько бы ничтожным тот ни был.
  Кибо не разделял точки зрения, утверждающей, что слезы приносят облегчение. «Облегчение приносит сон, - считал он. – Полноценный здоровый сон».
  Ему хотелось ощутить тепло, мягкость и податливость юного тела, но не хотелось нарваться на внезапные рыдания. Кибо подул на горячее лицо Винсента. Легкие русые пряди, будто бы случайно упавшие на глаза, неохотно поддались этому искусственному ветерку и открыли блестящие глаза. В золотистом полумраке цвет их было невозможно разобрать, но мужчина и не хотел этого.
  Кибо вздохнул от невольного движения юноши, удобно устроившегося на его коленях. Уговаривая себя потерпеть, он скользнул ладонями по озябшим бокам Винсента, осторожно просунув их подмышки, приподнял его над собой, ссаживая с коленей и укладывая на кровать.
  - У тебя прекрасная улыбка, - ободряюще сказал он. Несколько секунд мужчине потребовалось, чтобы выстроить очередность последующих действий. На счет «раз» он расстегнул ремень на брюках Винсента, на счет «два» - снова приподнял юношу, осторожно касаясь его изуродованных плеч и спины, чтобы спустить их. Про действие, предназначенное счету «три», Кибо позабыл, коснувшись светлой кожи. Мужчина задержал руку дольше, чем того требовалось, на внутренней поверхности бедра, провел ладонью к колену, подгоняя собирающийся в гармошку материал, спустил его по голени, придерживая Винсента за щиколотки и изящные ступни, сдернул штанины с ног.
  Выдохнув, поднялся, повесил брюки на спинку стула, подобрал обе рубашки и, перейдя к другой стороне кровати, отвернул в сторону атласное покрывало вместе с одеялом, хлопнул по бокам пузатой подушки, взбивая ее, провел ладонями по шелковой простыни, будто бы мог за одно мгновение согреть их, и вернулся к Винсенту. Уже привычным движением Кибо поднял хрупкого юношу на руки и уложил в подготовленное «гнездышко», накрыл тонким одеялом, оставляя атласное покрывало полураскрытым.
  - Не волнуйся, я скоро, - не глядя на лежащего, мужчина вышел в гостиную и поднял трубку телефона:
  - Ромашковый чайный отвар в апартаменты де Флоризе.
  Дожидаясь заказа, Кибо признал, что ответственность за мальчишку, которую он добровольно принял на себя, подобрав его в коридоре, за час с небольшим переросла в нечто большее. Наверное, едва переступив порог покоев де Флоризе, он бы смог вежливо раскланяться и уйти, а теперь - нет. Маленький принц приручил старого лиса, не сделав ничего из того, что делают опытные укротители. Он не использовал смазливую мордашку и кокетство. Он по-детски доверился взрослому.
  - Меня приручили, – рассмеялся Кибо над собой, учителем с многолетним стажем и большим опытом по укрощению юных строптивцев. Заполучив от горничного поднос с чаем и распространяя вокруг себя приятный ромашковый дух, он вернулся в спальню.
  - Сделай хотя бы глоток, - попросил Кибо, усаживая Винсента и подтыкая ему под спину вторую подушку. – Я побуду с тобой? Рядом. Здесь.
  Вернув чашку на поднос, приглушив свет, он лег на другой половине кровати точно в ложбинку, продавленную узким телом Винсента. Подложив под щеку локоть, Кибо спокойно закрыл глаза, зная, чье лицо увидит перед собой, если задремлет.

Отредактировано Кибо (2010-05-25 21:19:16)

-"Спасибо…" 
  Кибо была приятна эта негромкая благодарность, хотя он понимал, что она абсолютно им незаслуженна. Так ведь трусы остаются в живых во время войны, а иногда еще и получают медали. Живых награждать куда приятнее, чем зачитывать слух список павших геройской смертью.
  Какой призрачной оказалась граница, возведенная им из отеческого внимания и заботы. Будто он возился только что с собственным или соседским ребенком, а не с давним обитателем Вертепа, отученным от обычных  прикосновений, не требующих ответной показной нежности и не имеющих сексуального подтекста. Будто бы не о том думал бывший учитель, подъезжая к поместью, которое именовалось лишь такими закомплексованными в словах и поступках людьми, как он, всего напросто «гнездом разврата».
  Мужчина старательно не прислушивался к дыханию Винсента и его возне под одеялом. В маскарадную ночь он пытался спрятаться уже под вторую по счету маску – маску спящего человека. Только рассудок укоризненно качал головой. Уж перед кем, а перед самим собой притворяться не имело смысла. Ухо прилежно ловило каждый шорох шелковой ткани, серебряный звук поставленной чашки… Успокоительный чай требовался и ему. Чтобы сердце прекратило тревожно биться, будто стрелка часов отстукивала последние минуты затянувшегося ожидания. Авансы, выданные юношей страстными поцелуями  преднамеренно или нет, разбудили в Кибо естественное желание. Если Винсент не соврал и он действительно совершеннолетний, то все преграды, что он выстроил бесполезны. «Юный де Флоризе не будет мальчиком на пару часов, которому грех внушать надежды, он будет человеком, который ничего мне не должен, а, следовательно, свободен в выборе, - думал Кибо. - Но как же сложно поддаться, вернее, разрешить себе поддаться и снова прикоснуться к манящей коже».
  Ожидаемое тепло нахлынуло на него совершенно неожиданно. Сначала плечи укутало одеяло, затем коснулось теплое дыхание, в котором ощущался горьковатый аромат ромашки. «Значит, все-таки выпил чай», - мелькнуло в голове Кибо, но в следующее мгновение он уже обнимал узкие плечи, бережно и ненавязчиво, позволяя Винсенту поцелуями опутывать свое тело, как гладкой шелковой нитью обволакивает себя мохнатая гусеница.
  «Да, мы, словно гусеницы, создающие один кокон из поцелуев и прикосновений, - Кибо провел ладонью по мягким волосам юноши. – И пусть одна из гусениц бесплодна, нежности и усилий второй хватит на двоих. И возможно, когда призрачный кокон, наконец, расколется, солнечному свету явятся две прекрасные бабочки».
  Пребывая вовсе не на границе сна, он вслепую отвечал на беспорядочные поцелуи Винсента, чувствуя, как под его губами оказываются то губы юноши, то его щеки, то пушистые ресницы и брови. Высвободив локоть из-под головы, он огладил плечо Винсента, открыв глаза, поцеловал в косточку.
  - Не стоит благодарить меня, - прошептал он, прежде чем захватить губы Винсента в долгий плен поцелуя: «Пусть я так за свою жизнь и не научился целоваться, но сможет - в упорстве и целенаправленности в достижении цели мне не отказать».
  Бывший учитель позволил Винсенту укутать себя своим телом, гибким, теплым и невесомым.
  - «Кибо»...
  Старое прозвище из уст юноши заставило его вздрогнуть. Так неожиданно и сладко прозвучало это сокращение от полного имени «Константин Тибо». Детское имя, под которым он прожил лучшие годы жизни и которое подхватили его ученики, скороговоркой превращая надпись на двери кабинета «мсье К. Тибо» в «мсье Кибо».
  - Винсент… - прошептал он в ответ.

«Вин-сент... - Кибо снова закрыл глаза, мысленно накладывая на каждый удар сердца по слогу, - Вин-сент...». От прикосновений юноши становилось тепло и приятно, как от домашнего массажа. Кибо невольно улыбнулся, расслабляясь.
  «Интимные ласки, признания... До них нам только предстоит добраться, преодолев трудную дорогу из робости, боли, сомнений... Но первый шаг — доверие — сделан, а с малого шага начинается любой, даже самый долгий путь...» - подбадривая себя вполне философским напутствием, мужчина отправил в путешествие по телу Винсента ту самую ладонь, в которую юноша только что тыкался носом, будто стараясь скрыть след невинного поцелуя.
  «Какое новое старое чувство...» - Кибо привык называть вещи своими именами, но сейчас разум отказывался служить. Правильная формулировка утекала сквозь пальцы, оставляя взамен сладкий запах молодой кожи, уже не карамельный, не ванильный, но настолько сдобный, что хотелось поглотить юношу целиком. Поддавшись порыву, Кибо подмял под себя Винсента, заводя его тонкие руки за голову, целуя шею, бьющуюся темную жилку и беззащитное горло. Прикосновения мужчины становились все мягче, реже, чтобы позволить Винсенту дышать свободно и не раздавить его своим весом.
  «Почему я ищу сложности там, где их может не быть... Что может быть проще, чем по праву сильного трахнуть мальчишку, который приучен поддаваться...» - Кибо живо представил себе напряженные плечи, взлохмаченный затылок, слипшиеся от пота короткие вьющиеся волоски вдоль тонкой шеи, и отогнал это видение, погладив Винсента по щеке.
  Вдох к выдоху, половинка к половинке. Кибо не смел верить возвращающемуся чувству целого, словно, он нашел ключевой пазл, который позволит арабесковому узору сложиться в понятный рисунок. Когда - прямо сейчас или на полчаса, на день позже — это уже не имеет значения. Главное, вот оно — решение.
  Кибо снова приник к Винсенту, обнимая его и мерно укачивая в такт мягкому матрасу, пожалуй, даже чересчур мягкому. Чтобы ощутить всю полноту близости, кожа к коже, нога к ноге, Кибо пришлось прижать его к себе, спустив руку на крестец.
  - Мой принц... - зачарованно повторил он пришедшее будто из небытия прозвище. Обычно Кибо предпочитал молчать. Сегодня у мужчины возникло желание шептать ласковые слова, но так тихо, чтобы ни тикающие часы, ни лунный свет за окном, ни едва вздыхающие скрипом детали кровати не подслушали. Только Кибо с горечью осознал, что попросту не знает нужных слов. Его тело давно освоило необходимые в таких случаях движения и позы. Ласки и частота фрикций — все было подсчитано и проанализировано мужчиной, привыкшему к механическому существованию в одиночестве. А повторять слова той, что давно покинула этот мир, он не мог. Кибо ткнулся лбом в грудь юноши, запоздало надеясь, что удар оказался не таким сильным, и у него самого зазвенело в ушах не из-за этого.
  Прикосновения, просто касания плеч о плечи, запястий о запястья жгли кожу Кибо, заставляя задыхаться. Мужчина обнимал юношу, оставляя влажные следы поцелуев на губах, запрокинутом подбородке, шее. Просунув свою большую ладонь под пушистую шевелюру, он приподнял затылок Винсента, мягко массируя кожу на голове подушечками пальцев, путая русые пряди. Вторая рука, сцепившаяся с тоненькими пальчиками руки юноши, неловко завернутой за подушку, повторяла эти движения. Спаянные друг с другом, едва не распятые на одной кровати, они напомнили Кибо единственных обитателей крохотной планеты.

«Тонкий, хрупкий, изящный», - любуясь юношей, по прихоти природы к двадцати годам сохранившим  пропорции подростка, Кибо скользнул ладонью вдоль узкого запястья, поднес его к губам и медленно перецеловал каждую выступающую косточку, каждый сустав. Освободив вторую руку из-под растрепанных по подушке волос, мужчина погладил высокий лоб юноши, справедливо свидетельствовавший об его ясном уме.
  Уложив Винсента на подушку, мужчина, опираясь на согнутую в локте руку, обдал дыханием его шею. Свободная рука очертила губы юноши, влажно блестящие и заметно припухшие от поцелуев. Большой палец собрал общую слюну в уголке горячих губ.
  - Я хочу… быть с тобой… - произнес он и лишь спустя мгновение понял, во что превратил его самовольный язык хрестоматийную фразу «я хочу тебя», но, оставив  сомнения, заключил, - Винсент…
  Посмотрев в глаза юноши снизу вверх, все так же полулежа на нем, скрепил свои слова скорым поцелуем.  С невыразимым облегчением он потерся об еще гладкую щеку своей загрубевшей.
  Когда Винсент застонал и прогнулся, прижимаясь к нему ближе, Кибо вдруг прозрел, словно это был его собственный стон, заставивший пробудится от слепого сна. Плывя по волнам тепла, щедро даримого кровью молодого тела, в медово-золотом свете он увидел юношу, желающего стать его частью. Невозможное, невероятное, но реальное и достижимое сегодня и сейчас желание. Уже ни в чем не сомневаясь, Кибо качнулся назад и сел в кровати, позволяя тонкому одеялу,  которым он неведомо как умудрился укрыться, соскользнуть с его сгорбившейся спины. По распаренной от двойного жара коже пробежали стайки мурашек. Не сговариваясь, они устремились за пояс брюк.
  Ловко подхватив Винсента за бока, Кибо, словно пушинку, вытащил его из кроватной ложбинки и усадил, удерживая за обнаженные плечи и колено подвернутой ноги. Белая-белая кожа, алые-алые ссадины, и отпечаток пряжки его брюк на нежном животе чуть ниже пупка.
  - Все, что было… до… - Кибо стало тяжело дышать, находясь так близко от желанного человека. Мысли путались. Больше всего он боялся, что Винсент вдруг подумает, что клиент Вертепа играет в благородство. «Когда-нибудь я все расскажу о своей жизни. Но потом…» - мысленно пообещал себе бывший учитель и продолжил, совершенно запутавшись и не краснея лишь потому, что преподавателя риторики не было поблизости:
  -  Мне все равно. Но если я… Ты скажи, если я случайно… - он умоляюще посмотрел на Винсента снова, словно пытаясь разглядеть  при неверном свете ночника оттенок его глаз, и наклонился вперед.  Целуя в шею, Кибо провел языком вдоль выступающей ключицы к ямочке, оторвался, чтобы припасть губами к левому соску, тронул кончиком языка твердую горошину, ощутил, как часто бьется сердце, но не понял, чье именно. Поддерживая за спину, легкими касаниями лишь подушечек пальцев, мужчина гладил, лавировал между болезненных мест.
  «Сколько было слов до. Мы рассыпали их, как жемчуг, актерствуя на подмостках жизни. Но стоило сойти с выбеленной светом гостиной Вертепа, отослать ненужных свидетелей-горничных, как слова исчезли, - пронеслось в голове Кибо, - Нет больше шпаргалок, по-ученически написанных на манжетах, потому что пиджаки сняты, рубашки сброшены, а колени… - другая рука медленно перебиралась по бедру юноши вверх, пока не уткнулась в белье, - Колени чистые… Он же не девчонка, что бы записывать правильные ответы», - мужчина нагнулся, чтобы поцеловать их.
  Несмотря на солидный возраст, Кибо не только выглядел моложаво, но и сохранил гибкость. Боли в плечах и спине, признак приближающегося остеохондроза,  учительской болезни,  его не посещали. Он коснулся щекой прохладной ноги юноши.

Отредактировано Кибо (2010-06-09 20:27:02)

Отредактировано Кибо (2010-06-13 13:22:27)