Вслед за невольником Батист переместился из ванной в комнату. Он уже хотел было поискать глазами чемодан, чтобы последовать полученному совету и узнать имя мальчика, но тот внезапно привлек его внимание, обращаясь с просьбой. Тот говорил так тихо, что последние слова пришлось практически угадывать. Но смысл просьбы был понятен. Лучше бы все-таки было вызвать медика.
- Хорошо, ложись на живот. Полотенце придется снять.
Дождавшись, пока мальчик выполнит его просьбу, Батист взял в руки белый тюбик. Выдавив немного мази на пальцы, он одной рукой осторожно раздвинул нежные ягодицы, стараясь не причинить еще больше саднящей боли, а кончиками пальцев второй принялся наносить крем на чувствительное место. Кожа ануса была сухой и покрасневшей, но жирный крем быстро впитывался, постепенно увлажняя колечко мышц. Стоило чуть надавить, и палец скользнул внутрь, смазывая повреждения изнутри. Сначала один палец, потом второй, осторожно, не причиняя еще больше неудобств. Мальчику и так ночью досталось.
Нельзя было сказать, что сам парень оставался абсолютно безучастным к происходящему. Воображение художника тотчас начало рисовать в голове разнообразные картины на тему того, как именно невольник получил подобные травмы. Вот господин де Виль держит полуобнаженного, стоящего на четвереньках на кровати мальчика за бедра и грубыми рывками толкается в него, заставляя ребенка закусывать нижнюю губу, сдерживая откровенные стоны. Вот мужчина склоняется и шепчет что-то невольнику, касаясь губами растрепавшихся волос, и лицо мальчика заливается краской, он хочет что-то ответить, но новый сильный толчок вырывает из него удивленный вскрик…
Одна за другой появляющиеся картинки, каждая новая откровеннее предыдущей, были такими яркими и реальными, словно бы Батист всю прошлую ночь провел подглядывая за Мастером и его рабом.   
- Болеть перестанет не сразу, потерпи, - произнес наконец парень, откладывая в сторону мазь, - лежи, не двигайся. Я обработаю порезы на ступнях.
Впрочем, об этом кто-то хорошо позаботился заранее и раны уже начали постепенно заживать. Смочив их антисептическим средством, Батист аккуратно забинтовал ступни, по очереди обхватывая каждую ногу за тонкую лодыжку и приподнимая.
- Все, - объявил парень, делая шаг назад, - я оставлю тебе мазь и бинты. Хотя ты всегда можешь попросить то, что тебе нужно по связи с прислугой.

Отредактировано Батист (2009-09-29 05:05:40)

- Это ночь Маскарада, - пояснил он, немного странно смотря мальчику в глаза, - вряд ли кто-то вообще будет спать сегодня.
Невольник был очень хорош: обнаженный, немного растрепанный, с тенью легкого смущения на лице. Едва заметно Батист потер пальцы правой руки друг о друга: на них еще осталось немного крема. Он сделал шаг вперед.
В следующее мгновение Батист склонился к сидящему на постели мальчику, коснулся горячими ладонями хрупких плеч, медленно провел вниз по еще чуть влажной, прохладной после ванны коже, и снова вернулся вверх, мягко обхватив тонкую шею, кончиками пальцев забравшись в светлые волосы и медленно, не настойчиво лаская нежную кожу за ушами. Он не отводил взгляда от лица невольника, подмечая малейшую реакцию, будь то изумление, смущение или даже неприязнь. О чем ты думаешь сейчас?
Вот парень приближает свое лицо, так, что становится возможным ощутить кожей дыхание мальчика, почувствовать исходящий от него запах, сладкий, пена для ванны или что-то еще? Ладони чуть надавливают, заставляя немного податься вперед, и Батист касается искусанных губ мальчика своими, сухими и горячими, медленно накрывает их поцелуем, склоняя голову набок и постепенно углубляя медлительную ласку, выдыхает в приоткрытый податливый рот. Язык пробирается внутрь, проводит по ряду скользких от слюны зубов, и Батист чуть улыбается, не отрываясь.
Пальцы на шее надавили сильнее, чем стоило, практически вдавливая губы мальчишки в свой рот.
Но поцелуй также внезапно прервался, и Батист с усилием отстранился, выпрямляясь. Взгляд темно-карих глаз последний раз прошелся по телу мальчика, так кстати уже лишенному одежды, по его пальцам, прижимающим подушку к паху. Через какую-то долю секунды на лице юноши снова появилась привычная маска спокойствия и равнодушия, и ни учащенное дыхание, ни блеск глаз больше не выдавали его, словно то, что случилось минутой ранее, было всего лишь мимолетным помутнением рассудка и не более.
Ничего не говоря, Батист отвернулся и подошел к окну, всматриваясь во что-то между прутьев решетки.
- Мне стоит уйти, я мешаю тебе отдыхать, - голос звучал немного приглушенно, - но я хотел бы нарисовать тебя как-нибудь в другой раз, - он повернулся к мальчику, - если ты мне позволишь.