Собачий замок (Часть первая)

Кажется уже день. Яркие солнечные лучи заглядывают в комнату через зарешеченные окна, отбрасывая витиеватую тень на полу. Тихо, лишь обрывки фраз доносятся до ушей невольника из коридора. Никто не кричит, не плачет, не разобрать и звуков разрезающего воздух хлыста. Все будто бы замерло, до вечера или даже до ночи. Так спокойно здесь не часто, самое время воспользоваться этой относительной тишиной.
Жан приподнимается на подушках, пытаясь принять более-менее вертикальное положение. Сидеть больно, поэтому юноша устраивается на боку, подмяв подушку. Рядом с кроватью, на небольшом столике, стоял поднос с завтраком – поджаренные хлебцы, джем, творожная запеканка и чай. За последнее время это более менее сносная еда, но есть отчего-то пока совсем не хочется.
Юноша достал из-под подушки несколько тетрадных листов и огрызок карандаша. Большая часть уже исписаны, но чистые еще остались, хватит еще на одно два письма. Здесь это запрещено, и Жан фактически действует против правил, маленькая несущественная дерзость, за которую могут жестоко наказать. Грифель уткнулся в пожелтевший лист и не спеша побежал по строчке…

«Здравствуй, Винсент, это снова я, Жан. Выдалась свободная минутка, и я решил написать тебе пару строк, рассказать о себе и о жизни, что я веду. Сейчас часа два дня, но я все еще лежу в кровати, а рядом стоит поднос с восхитительно пахнущей едой. Слуга сказал, что это Хозяин распорядился. Все же он очень добрый и внимательный человек. Помнишь, я тебе рассказывал о нем? Жаль,  я даже не знаю, как его зовут, он сказал, что я могу называть его только Хозяин или Господин. Он взял меня на поруки почти месяц назад с твердым намерением воспитать во мне достойного раба. Кажется, у него это очень хорошо получается. Я и сам замечаю, что веду себя немного иначе, чем обычно, все время молчу и подаю голос тогда, когда меня об этом просят. Для меня весь этот мир становится бесполезным, если рядом нет Его. Я готов сделать для господина все, что в моих силах, даже тогда когда его приказы вызывают ужас или отвращение. У меня еще не было мужчин, кроме него. Он распорядился, чтобы меня никому больше не отдавали и я рад этому...»

Жан на время прервался. Чтобы намазать тост джемом и откусить кусочек от бутерброда

«Позавчера мастер вернулся из недельной поездки, но навестил меня только утром. Мне хотелось обнять его, но он даже не подпустил меня к себе, увидев на мне пижаму. Ее мне дал один из слуг, потому что я мерз ночами, вопреки существующим правилам и личного распоряжения Хозяина – никакой одежды быть не должно. Он нахмурился, его лицо выражало полное недовольство от увиденного. Он не стал выпытывать у меня имя прислуги, а только приказал раздеться и встать на четвереньки. Пока я снимал одежду, аккуратно складывал ее на край кровати и принимал необходимую позицию, Мастер вышел из комнаты, но вскоре вернулся. В его руках был широкий ошейник с длинной цепью и стек. Встав на одно колено Хозяин одел на меня ошейник, застегнув так туго насколько это было возможно. Он поднялся и дернув за цепь, негромко, почти ласково произнес
- Ты наверное устал сидеть взаперти. Пойдем, я выгуляю тебя! – Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
На улице было солнечно и тепло. В саду почти никого не было, кроме редких фигур клиентов и их рабов покорно семенивших за ними. Господин прибавил шаг, и мне пришлось быстрее перебирать руками и ногами, чтобы успеть за ним и облегчить себе жизнь. Поводок натягивался, и ошейник начинал душить меня, болезненно стягивая шею. Через несколько минут идти стало невыносимо. Колени были стерты в кровь об мощеные дорожки аллей, а мелкие камушки и редкие стекла болезненно впивались в кровоточащую плоть. Я заскулил, и хозяин вынужден был остановиться. Я переступал с одного колена на другое и мелко дрожал. Мне было очень больно и стыдно, но я не смел просить у Господина милости. Он любовался моим напряженным загоревшим телом, разукрасившей мое лицо гримасой невыносимой боли и молчал, наслаждаясь короткими тихими всхлипами.
- Ты хочешь поссать? – Я был удивлен вопросом. Неужели мои переминания с ноги на ногу могли быть восприняты именно в таком ключе? Я мотнул головой, но хозяин уже не смотрел на меня, натягивая поводок и принуждая следовать за ним. – Пойдем, найдем тебе место! – он ступил на лужайку и пошел к центру сада, а я поспешал за ним, проглатывая стоны. По траве идти было менее болезненно, однако разбитые колени не могли выносить и этого. Мимо проходили люди, здоровались с Господином, хвалили «породистого щенка», бросали пристальные взгляды мне в след. Зрелище, наверное, и вправду было чрезвычайно возбуждающим – приподнятые округлые ягодицы, с ровными розоватыми следами от розг, результатом болезненного и жестокого наказания за случайно разбитую вазу в холле замка, и болтающийся между широко расставленных ног аккуратный член и подтянутые яички.  Но чье-то исключительное внимание беспокоило меня в тот момент меньше всего, мне хотелось запротестовать, остановиться, даже ценой свернутой шеи, встать на ноги, наконец, но я продолжал идти, понуро опустив голову и молясь всем известным богам, чтобы эта прогулка скорее закончилась.
Наконец мы остановились у дерева, чья пышная крона раскинулась на добрых три, а то и четыре метра. Нас укрыла тень, шепчущей листвы, охлаждая слегка разгоряченные тела полуденным солнцем. Людей здесь было гораздо больше, если переключиться со звуков природы на более приземленные, то можно было бы различить обрывки фраз или звонкий смех.
- Давай можешь приступать  – хозяин смотрел на меня пристально и непоколебимо, давая понять, что он не шутит и действительно хочет увидеть как я буду справлять нужду. 
– По-собачьи! – добавил он довольно громко. Его низкий властный голос облетел лужайку в два счета, привлекая внимание прохожих, к разворачивающемуся действию. Проходящие мимо замерли на месте, ожидая выполнения приказа, перешептывались и отпускали гадкие шуточки. Я поднял глаза на Хозяина с немой мольбой во взгляде, но тот был непреклонен. Он отошел на шаг в сторону, приглашая меня подойти ближе. Я повиновался и подполз к дереву.  Я поднял ногу, стараясь сохранить равновесие и сосредоточиться. На меня смотрели, по меньшей мере, десяток глаз и хозяин, чье недовольство я мог ощущать кожей. Время шло, а я не проронил и капли. Я готов был сгореть от стыда, в особенности тогда, когда толпа случайных очевидцев стала подгонять меня, а хозяйский стек пару раз прошелся по мои ягодицам. Щеки залил яркий румянец стыда, хотелось плакать, провалится сквозь землю, а еще лучше умереть. Впрочем, это можно было бы легко устроить, произнеся «Я не могу». Все же я постарался отрешиться от всего и максимально расслабиться, что было само по себе достаточно трудно.  Через минуту или чуть больше, горячая желтоватая струя ударила в ствол дерева, а редкие капли оросили мое бедро, и, скатившись по гладкой коже, затерялись в траве.  Зеваки захлопали в ладоши, некоторые звонко смеялись. Хозяин же не сказал ровным счетом ничего. В само деле, не будет же он всякий раз хвалить своего пса за то, что он справил свою нужду.
Поток иссяк и я, медленно опустив ногу, отошел в сторону, встав рядом с Хозяином. Господин потрепал менz по загривку, а затем подозвал к себе смотрителя псарни, который оказался неподалеку.
- Отведи щенка на псарню и создай для него ВСЕ необходимые условия. – Только глухой мог, не заметит этого акцента на слово «все», что это означало, для меня было пока загадкой. »

Отредактировано Алекс Кройц (2009-10-07 18:27:52)