Беглецы мчались вперед, не разбирая дороги. Ноги быстро устали, дыхание сбилось до минимума. За годы, проведенные в стенах борделя мышцы и легкие отрафировались, любая даже самая ничтожная работа, моментально сказывалась на общем состоянии. Мужчина задыхался, но не мог остановиться, чтобы перевести дух. Нарастающие звуки погони подгоняли его, не давая времени даже на размышления. Куда? Куда бежать, где спрятаться? Не оставалось уже никаких сомнений, что их заметили, лай собак все отчетливее, людские голоса громче. Даже храп лошадей и их тяжелую поступь можно было различить в этой оглушительной тишине. Клодель котов был скончаться от страха прямо на месте. Уж слишком хорошо его научили должному поведению, слишком вкрадчиво объяснили, что бывает с «непослушными мальчиками». А умирать так не хотелось. Так хотелось жить по-настоящему
Собаки догоняли. Ян не мог различить по истошному лаю, сколько же их было, но ясно было одно – не менее четырех, а может и пяти. Каковы шансы скрыться от этой своры? Ян внезапно поворачивает в сторону, туда, где кустов немного больше чем в этой части леса. Мужчине кажется, что это поможет. Как глупо! Но ему преграждает путь один их охотников, восседающий на гнедом жеребце. Ян не сразу его заметил, метнулся в сторону, но поскользнулся и упал, утягивая за собой Мишеля. Ему понадобилось доля секунды, чтобы подняться, подняв с травы, то что внезапно попалось под руку, а именно недлинную но толстую палку. Он разжимает одеревеневшие пальцы, отпускает руку Мишеля - теперь каждый сам за себя…. Взгляд мечется от одного охотника к другому. Один из них знаком Яну. Кажется, его зовут Дональд и он местный начальник охраны. Не самая приятная встреча, но вполне очевидная. Мужчина даже не удивился. Впрочем, на лишние эмоции и вопросы у него и времени то нет. Несколько мгновений он соображает, что делать дальше. Они с Мишелем в замкнутом кольце из собак и каждая их них лает и скалит зубы. Страшно до одури, но желание жить сильнее.
Ян бросается в сторону, прочь от преградившего ему путь охотника. Один из пойнтеров пресекает его попытку бежать, кинувшись ему на встречу. Замахнувшись палкой, Ян ударил пса по голове, заставив остановиться, повалиться на траву и жалобно завыть. Ян бросился бежать, перепрыгнув через пса и крепко сжимая в руках свое оружие.

Псы вылетели к беглецам, хрипя от азарта. Закружили, заскакали бешеной каруселью. Тут взлять, тут подскочить, дернуть клыками за ногу, отскочить, не дать себя ударить. Припасть на передние лапы. И в каждом собачьем голосе звенит торжество. "Я!!! Я!!! Я поймал!!! Нашел!!! Сюда!!!"
Парнишка покрупнее, хотя, да какой он уже парнишка, почти натыкается на араба Роберта. Мечется вспугнутым зайцем, меняя направление бега. Зигфрид теснит второго, оставляя охранника за спиной, лишь краем уха слыша растянутю фразу, чуть сбитым от скачки голосом. Зайц оказывается зубаст. Не заяц, а хорек, или даже россомаха. Какая-то полусгнившая ветка опускается на голову одного из пойнтеров, заставляя того рухнуть в мокрую траву, взвывая от отчаяния и боли.
- Роберт. Не дайте ему уйти!
Беглец петляет между осклизлых от дождя стволов, но араб Кренборна будет явно быстрее загнанного долгим бегом невольника. И немец, сдавленно выругавшись себе под нос, бросает Тифона за вторым. Мощный тракенский жеребец, приученный не бояться людей под копытами, сшибает бегущего широкой грудью. Зигфрид рвет узду, и серый, с коротким злым ржанием поднимается на дыбы. На миг перед глазами невольника мелькает серое конское брюхо, стянутое подпругой и дрожащее каплями пота и дождя. Бока ходят ходуном, а копыта бьют по воздуху, прежде чем опуститься на затянутую в синюю штанину ногу. Едва слышный в окружающем гаме хруст. Или послышалось?
- Один есть.
Немец поворачивается к Райту и сплевывает, миллиметром левее своего сапога.
- Поможем Роберту?
Серый переступает, задевая копытом полубезвольное тело. Кажется, ему досталось еще и в висок - из широкой ссадины сочится кровь.

Дональд не ожидал такой прыти от невольников. Когда беглецам преградили путь, ему казалось, что всё уже кончено – ну, какой смысл раззадоривать охотников, доводить дело до самых неприятных для  дичи последствий?
Тем не менее, Райт ошибся. Он ударил по курку револьвера, взводя его, через миг после того, как раб в белой рубашке схватился за палку и замахнулся на пойнтера.
-Не двигаться, ублюдки! Руки за голову!
Это было привычкой. За столько лет службы в полиции стало вполне естественным для начала дать подобную команду и выстрелить в воздух. Да, первый выстрел всегда должен быть предупредительным. Не потому что Дону не нравилось убивать, не потому что он хотел оставить кому-то шанс. Просто так было положено. И сейчас он действовал не задумываясь, можно сказать, на автомате. Палец надавил на спусковой крючок, несмотря на то, что начальник охраны отметил про себя, как фон Вейхс сбил конём одного из беглецов (того, что помоложе), а Крэнборн прошёлся кнутом по спине второго...
Выстрел прокатился по окутанному утренним туманом лесу, оставляя после себя запах пороха. Райту всегда доставлял удовольствие этот запах. Запах силы, запах опасности...
"По идее, ни охотничьи собаки, ни лошади, выстрелов не должны бояться"
Мысль появилась с некоторым опозданием, когда эхо уже гремело где-то в отдалении. Но Зигзаг и действительно лишь недовольно дёрнул головой, никак не выражая больше своего возмущения.
-Похоже, он не особенно нуждается в помощи, мсье фон Вейхс, - Дональд опустил дуло, смотревшее до этого в серое, затянутое облаками небо. И всё-таки направил скакуна по направлению к Роберту, со злостью ударив по конским бокам, чтобы заставить Зигзага пошевеливаться.
Вот теперь вроде бы всё. Дичь уже не должна никуда уйти. Если кто-то начнёт особенно проявлять характер, Райт станет стрелять на поражение. Не в голову. И не в сердце, конечно.
Поравнявшись с Крэнборном и только что обезоруженным  ним беглецом, Дональд натянул поводья и, перекинув правую ногу через круп жеребца, спрыгнул на траву. Поспешно обернулся, отметив взглядом и невольника в тёмной куртке, что уже вряд ли будет оказывать сильное сопротивление, и скулившего в траве пойнтера.
"Ничего, в поместье должен быть ветеринар, всё обойдётся".
Догонять уже было некого, а на крайний случай – вдруг вопреки всякой логике кто-то из этой парочки окажется слишком прытким? -   спутники Дона пока оставались верхом.
Оружие лежало в правой руке, поводья – в левой. Главное, не попасться на пути Роберта, но, судя по всему, тот хорошо контролирует своего араба. А вот беглец, которого он преследовал... Как же хотелось, чтобы тот и дальше пытался сопротивляться, не смотря на полную безнадёжность его положения.
"Сделай вид, что не слышал ни моих слов, ни выстрела, что не чувствуешь боли. Попробуй продолжить в том же духе и дальше..."

Даже в лучший из дней юноша не смог бы далеко уйти от всадника, что уж говорить сейчас, когда он был в крайне изможденном состоянии. Не успел он пробежать и десятка шагов, избавившись от насевшей гончей, как его, словно тряпичную куклу отбросило на землю мощным толчком серого скакуна. Брошенный на сырую землю, Мишель отчаянно пытался отползти, уйти из-под, в самом фигуральном смысле, нависающей угрозы, за что был благополучно награжден скользящим ударом в висок. Перед глазами замерцали яркие мутные вспышки, зелень леса поплыла единым круговоротом, к горлу подкатил противный комок. Закрывая гудящую голову руками, он не успел заметить, но отлично почувствовал, когда ногу пронзила резкая боль, заставившая мир перед затуманенным взглядом поплыть еще сильнее, а иссушенное хриплым дыханием горло выпустить сорванный вскрик. Разливаясь по лодыжке, отдаваясь в колене и бедре, боль единолично овладела вниманием молодого человека уже не различавшего отдельных деревьев в окружающем пространстве. Капли непрекращающегося дождя размывали сочащуюся между пальцев кровь, розоватыми струйками стекавшую по загорелой шее и теряющуюся в встрепанных черных волосах. Шумное конское дыхание, нервное переминание на месте, заставляли юношу сжаться всем телом, подтянув к себе поврежденную ногу. Был ли это перелом, или лишь трещина, неважно – когда верх и них смешиваются перед глазами, а все звуки смазываются в единый гул, уйти можно разве что до ближайшей кочки или корня, о которую, несомненно, навернешься в таком состоянии.
С рассеченных кнутом губ срывалось горячее сиплое дыхание и тихие стоны из-за сжатых зубов – бессилие и злость, теряющая позиции под натиском охватывавшей боли. Напряженные тонкие пальцы, сжимающие спутанные мокрые волосы. Подрагивающее от боли крепкое, но обессиленное тело – зверь не смог уйти от охотников.

Охотник явно не ожидал такого поворота событий, что несомненно оказалось на руку беглецу. Драгоценные секунды, которые в сущности ничего не решали. Однако в Яне внезапно открывается второе дыхание, его переполняет восторг от того, как удачно он провел преследователя. Он бежит как ненормальный, прислушиваясь к звукам погони. Жеребец под наездником замешкался, отстал. Искорка надежды вновь загорелась в груди Клоделя. Сейчас он находит встречу с Мишелем очень подходящей. Другие два охотника наверняка заняты его поимкой. Но Ян слишком уж переоценивает свои силы и недооценивает смекалку противника.

Внезапно перед ним вылетает конь еще одного из преследователей. Охотник, кажется, сам не ожидал такого поворота событий. А уж Ян тем более. Он не успевает даже опешить, как нога охотника врезается в плече Яна. Уставший раб, не удержавшись на ногах, падает на землю и весьма неудачно, угодив поясницей, прямо на выступ злополучного камня оказавшегося под его ногами. За падением следует короткий вскрик. Отчего-то Яну сложно встать, он пытается подняться, но ноги, будто не слушаются его. В глазах невольника ужас, кажется, он больше не может бежать, вокруг звери, скалящие на него белоснежные клыки, а он как лань, загнанная в угол. Парень поворачивается на живот, снова пытаясь подняться. На белой рубашке медленно расцветает еще один багровый цветок. Пальцы отчаянно скребут мокрую землю, gод ногти забивается грязь и обрывки пожухлой листвы. Яну удается проползти полметра, к широкому дереву, за ствол которого можно ухватиться, я попробовать подняться снова, чтобы бежать, выручить еще пару секунд своего жалкого существования.

Отредактировано Ян Клодель (2009-10-30 09:53:28)

Несмотря на недавнюю скачку, Райт начинал замерзать. Пиджак был влажным, сорочка на груди совсем мокрой, холодные капли стекали по лицу.
"Нужно будет поехать в город и купить себе фляжку... Немного виски всегда надо иметь с собой. На такие вот случаи. И согреться можно, и настроение поднимает..."
Впрочем, настроение и так было вполне нормальным. Азарт не проходил оттого, что добычу удалось настигнуть. Кажется, господа клиенты хотели повеселиться?
Дональд был только за. Он снова обернулся к невольнику в тёмной куртке, возле которого уселись собаки фон Вейхса. Этому удрать уже не удастся... Псы всегда подадут знак, если он начнёт дёргаться.
Рабом – тем, что постарше, более прытким – занимались теперь сразу и Крэнборн, и фон Вейхс. Путаться у них под ногами не хотелось, и, пытаясь остановить беглеца девятью граммами свинца, Райт рисковал попасть в одного из своих спутников... Поэтому второй раз он всё-таки не выстрелил, хоть повод, о котором он мечтал, ему был предоставлен. И даже сунул револьвер обратно в кобуру, правда, сделано это было с явной досадой. Как же хотелось поиграть в тир с живыми мишенями!
Он потрепал холке Полиграфа, который понуро плёлся за охотниками в сопровождении второго пойнтера.
-Всё будет нормально, - вкрадчиво повторил Дон и даже подмигнул собаке. – Тебе непременно дадут откусить кусок от того подонка, что тебя ударил.
После этого он придержал стремя и снова забрался в седло, в очередной раз выругавшись про себя по поводу своего делового костюма, что совершенно не был пригоден для верховой езды. Направив Зигзага шагом к тому месту, где затих беглец, на череп которого опустил палку Роберт, начальник охраны только теперь в полной мере оценил колоритный вид двух других охотников. Усмехнулся едва заметно, представляя себе, как выглядело бы происходящее со стороны, окажись тут незамеченный ими наблюдатель.
-Можете быть уверены, второй под надёжной охраной, - отозвался он, отвечая на вопрос Крэнборна. – А этот жив? Вы его не прикончили?  – из эмоций в голосе присутствовало разве что любопытство. Дональд умел скрывать свои чувства. Хотя кулаки так и чесались. Особым воображением Скунс не отличался – но вот согреться теперь, выбив пару зубов кому-нибудь из невольников или сломав несколько рёбер, было бы весьма кстати. Более чем, даже.

Немец накидывает повод на луку седла, перед тем как спешиться и поворачивает лицо, покрытое месивом разводов в перемешку с неестественно четкими оставшимися чешуйками к Роберту. Губы растягиваются в тонкую нить улыбки.
- Догадываюсь.
Линзы гасят блеск глаз, оставляя только змеиное равнодушие.
- Ты и сам не благолепнее. Приснишься - лопатой не отмашешься.
Короткое мгновение, на которое истиное нутро приоткрылось чужому глазу и вновь вежливо-бесстрастная маска ползет на лицо. Скользкий как угорь англичанин на удивление давал возможность кивнуть в ответ на дурацкую шутку и отвесить такую же в ответ. Перед тем как видимое всему миру лицо вернется на место.
- Он еще стонет, господин Райт.
Зигфрид кивает и перекидывает ногу через седло, соскальзывая на землю. Легкий хлопок по крупу и серый, недовольно фыркнув, отходит на пару шагов. Впрочем, тут же сменяет гнев на милость, потянувшись к какой-то, особо вкусной веточке, еще не сдавшейся осени и дерзко зеленющей среди подлеска.
- Хорошая дичь, быстрая.
Немец хмыкает, почти лениво подходя к хорьку, еще миг назад пытающемуся куда-то бежать.
- Не сбежит, я оставил с ним собак.
Опускается на одно колено рядом с оглушенным ударом телом и переворачивает его лицом вверх.
- Какие планы, господа?

Это утро было идеальным для побега. Лучше на вряд ли можно было себе даже представить. Но Его величество случай расставил приоритеты в иной последовательности. Это сложно представить, сложно поверить в такую чудовищную случайность. Почему именно сейчас, почему не часом раньше или позже? Почему судьба распорядилась так, что обязательный и прилежный Ян был вовлечен в эту ужасную игру и был вынужден расплачиваться за легкомыслие другого человека, которого он даже не знает? Разве он заслужил такой подарок судьбы? Столько лет терпеть, доказывая всем в округе что достоин того куска хлеба что ему подает как бродячей собаке и так бесславно закончить свое существование – в лесу, под холодным проливным дождем, барахтаясь в грязи и собственной крови.
Ян не хотел этого, он мечтал начать все с начала, попробовать жить по настоящему, повинуясь лишь своему разумению, а не чужой прихоти. Мужчине обидно, обидно до слез и вероятно, он бы сейчас умолял его пощадить, если бы не знал, что это самая бесполезная из самых бесполезных вещей. Это все равно, что уговаривать голодного хищника, отпустить загнанную лань или несущийся со склона снежный ком заставить повернуть в обратном направлении. Мысленно он пообещал себе, что, что бы не произошло в следующую секунду, он постарается сохранить хоть каплю уважения к себе и мужественно снести любое наказание. Сейчас он не думал о смерти, он все еще тешил надежду, что выживет, во что бы то ни стало.

Ствол дерева мокрый и холодный. Как земля под ногами, кроны деревьев, да все вокруг. Рубаха окончательно вымокла, намертво приклеилась к телу, подчеркивая незамысловатый рисунок уродливых выпуклых шрамов на плечах и спине. Теперь от ослепительной белизны рубашки не осталось и следа. Нежный шелк теперь напоминал грязную изорванную тряпку. Капли дождя чертили на лице прямые дорожки, на пол пути смешивались и срывались с края острых скул тяжелыми массивными каплями, разбиваясь о выступающие кhони деревьев. Ян хватается руками за ствол многолетнего дуба, цепляясь пальцами за выступы потемневшей коры. Он пытается подняться, спрятаться за деревом, будто бы надеясь, что его здесь не найдут. Ноги по-прежнему не слушаются. Отчего-то именно это становится для него наивысшей проблемой. Даже тяжелый стук копыт и громкие переговоры охотников волнуют его меньше, чем вероятность, больше никогда не встать на ноги. Шоковое состояние быстро проходит, и он начинает чувствовать тупую давящую боль. Не от поцелуя кнута, а от удара спиной о выступ большого камня.
Мгновение Клодель радуется. Он чувствует боль. А значит и возвращается чувствительность к собственному телу. Это всего лишь ушиб, он не останется калекой. А затем яркая вспышка в глазах и темнота. Обволакивающая опасная темнота. Ян чувствует, что не по своей воле находится в этом враждебном мраке, он хочет выбраться, отчаянно скребет скрюченными, выпачканными в крови пальцами густую темноту, но та только смеется, истерически хохочет над его безуспешными попытками.

Отредактировано Ян Клодель (2009-11-01 20:07:39)

За шумом дождя юноша не мог слышать разговоров стоящих поодаль мужчин, но вряд ли они рассуждали о погоде. Лежа на холодной сырой земле, Мишель еще не решил для себя животрепещущий вопрос, что же лучше – быть убитым при побеге или быть возвращенным в поместье? Жить-то ой как хотелось, но можно быть заточенным на потеху садистам и извращенцам – можно ли это считать благополучным исходом? Юноша вновь попытался подняться, пока преследователи были заняты, но оставленные сторожить собаки глухо зарычали и пару раз угрожающе гавкнули, всем своим видом давая понять, что если парень вздумает подняться, то они с радостью вцепятся в него, выполняя приказ хозяина. Это не замедлило привлечь внимание склонившихся над вторым невольником мужчин и вот, одетый в строгий костюм, направлялся к неудачливому беглецу. В отличии от размалеванных и сомнительно одетых гостей, он, как предположил Мишель, был из охраны поместья – во всяком случае, охранники, которых видел парень, одевались именно так.
Сжимая зубы, невольник старался не показывать охвативших его при приближении человека чувств – от неизвестности сердце гулко стучало, заставляя кровь быстрее течь. Еще пара шагов и станет ясен приговор. Синие глаза неотрывно, напряженно смотрели на мужчину.