Внутри колотило от музыкального ритма, что заполонил всё пространство вокруг.  Хотелось снова танцевать. Горящие глаза паренька, что сидит почти рядом. Джо вытянул его из толпы и жарко целовал в пропахший виски рот, теперь вот сидел напротив, смотрел сквозь лохматую чёлку, как углями жёг. О, то ли ещё будет, сладкий, но не хочу я пока. Подмигнул ему, показывая стакан. Слышишь? Щёлкнул по носу. Пей, пей, пей. Вначале нужно было добавить. Это уже была бог весть какая «Маргарита», а хмельное тепло только - только царапало изнутри, лаская трахеи жаркой сладко-горькой сочностью напитка. Вальяжная поза на высоком барном стуле, как, оказывается удобно сидеть, если оседлать его словно крепкие бёдра, и чуть сдавить между ног. Пока размышлял об удобстве сидения, медленно курил, осматривая гостей, мысленно пытаясь представить тех, кто посмазливее без шмоток.
Сам был в ударе, любил и знал такие блядские  вечеринки, поэтому разоделся, чтобы не выделяться. Кожаные штаны в обтяжку, кожаная жилетка, под ней чёрная футболка. На обоих запястьях по кожаному напульснику. Приятель, что зазвал на тусовку, ещё предлагал на шею цепей навесить, с черепами и прочей хренью, но был послан. Зато пригодился влажный блеск для губ. Нежирный. Почти неброский, но обволакивал, словно собирал губами пахучие соки с промежности, и хотелось просто размазать помаду о чью-нибудь гладкую грудь.
Сквозь смог дымной завесы с привкусом марихуаны и терпких паров алкоголя заметил молодого человека. Тот выглядел хмельным и праздным, пил из горлышка, привалившись к барной стойке с другой стороны. До него приличное расстояние, и чьи-то спины, плечи и тонкие запястья скрывали его время от времени, мешали рассмотреть, разобраться в выражении. К нему кто-то подходил и предлагал, а он отрицательно так улыбался, не чувствуя , как вокруг него сгущается полог возбуждённого дыхания.
Джордан кивнул бармену:
-Тот парень, он пьёт, за мой счёт ...повторить.
В карих глазах улыбка, соскользнул плавно со своего места, и пружинисто стряхнув ленивое оцепенение разнеженного кота, пошёл к незнакомцу.
Сел рядом, подпёр щёку кулаком, от лезвия света, режущих глаза, чуть щурится. При свете неоновых протезов – светильников, что отделяли танцпол от бара, было интересно рассмотреть того, кому предложил выпить. Вдохнуть запах одеколоны, смешанный со сладостью шипучего напитка, ласкающего бутылочное горло изнутри, словно пальцы ведут по языку. Образы рождались легко и заставляли улыбаться. Слизнул с губ капли своего коктейля, чувствуя, как мягко пахнет помада и как роскошно скользит по ней трубочка. Барственная вальяжность, граничащая с вызывающим поведением. И почему бы не потанцевать…

Красивое горло, выставленное напоказ, как изысканное дамское колено, и инстинктивно хочется погладить ладонью, чтобы ощутить шелк кожи. С мягкой улыбкой чуть прищурился, любуясь представлением. Жадный рот привлекал не менее, но венец всему эти томные капли алкоголя, словно потные нити, ласкающие подбородок и шею.
-У тебя красивый рот и замашки, - Джордан улыбался, прямо и бесцеремонно рассматривая своего ночного спутника. Почему –то сразу пришло в голову. Мой. Хочу его трахнуть. До изнеможения трахать, вбивая к скользкую стену кишки тёмного коридора, где только равномерно двигающиеся тела напоминали о том, что это реальность. Интересно, зачем что-то приходит в голову ещё? Или сразу в головку? Но вторая мысль была о банальной узкой постели, где нет даже простыни, чтобы кожа потно липла к дешёвому велюру покрытия. Насмешливый взгляд, и манерно откинутые тёмные пряди, спадающий на лоб. Может быть, он студент? Мерлин всемогущий, не дай бог. Зацепился взглядом до дорогущую рубаху и вдохнул аромат богатого парфюма. Нет, уже не студент, те пахнут одеколоном своих папочек или дезодорантом случайных девок с которыми ебались в лучах заката. И снова карие глаза блестят смехом бесстыже встречая прыжки чертят в чужом взгляде:
-Потанцуем?
Тактично спросил, прежде чем взять за руку и потянуть за собой на танцпол. В голове сумасшедшая игра светотени и дурманящих мыслей о вывернутых на вилах телах, которые истекают сладкой кровью во время сексуальной индульгенции. Внутренне смеялся над собой, а в голове помимо бреда ещё и стихи крутились. Помилуйте, вы что, ебаться собрались? Какой-то дъявольский каприз. Быть может, просто сходим на балет? Пошили вы в жопу. Меня не пустят в театр, я не при галстуке..
Обернулся, сверкая карими глазами:
-Травы хочешь? – и с заминкой, прикусив влажную от помады губу, - У тебя встанет точно?
И среди грохота музыки застыл на мгновение, крепко обнял за пояс, и, зная, что сейчас зазвучит, выждал. Ну же, ну же, ну же… Взрезана тишина провокацией: вопль женщины и танцпол на миг погрузился во тьму, а потом алым забили фонтаны, словно пачкая одурманившее пространство выбросом кровавых блёстков из порванных вен. И острым шипом в уши кислотный кислотный транс от которого взбудораженное сердце в упоении долбится в глотку и промежность, лаская безумным состоянием вседозволенности. Мелькающие резкостью вспышки улыбок и сверкающая бижутерия пьяных глаз, свинцовая тяжесть гениталий в обтягивающих штанах и вакханалия молодости.
Ладонь скользнула между лопатками молодого человека, лаская сквозь ткань. Вторая рука перехватила бутылку. Можно? Пытливая ирония в глазах и тёплая искристая, словно игристое вино, улыбка.

Отредактировано Джордан Рочестер (2009-11-11 17:23:01)

Ласковые пальчики влажным и горючим вожделением прошлись по низу живота, и смачно стали выбивать пульс в паху. Ритмом в сонной артерии, словно дробью каблуков по вздымающийся трахеи. Не хватало воздуха и вульгарной пряностью несло от извивающихся в  танце тел. Они напоминали языки пламени, что упруго выделываются в распахнутом нутре каминной чаши. Жёсткая фиксация дорогими шмотками, призывная узость бретелек от лифчика и сладостное в своём бессовестном откровении трение мягкой изнанки брюк о гениталии. Не стеснённые бельём чресла подобны сочному окороку на вертеле, готовые вот - вот исторгнуть сочную, липкую жижу как знак готовности быть предложенными жадным пальцам, членам и языкам.
Угольно – чёрный взгляд в глаза своему партнёру,  и брызги шампанского в смеющемся взгляде. О, да, ты довольно крепок, чтобы так крутить бёдрами и подставлять свой ствол под жаркое дыхание непристойно – манящих губ. Должен же ты быть самоуверенным, милый мальчик…
Почти нежно обвёл ладонью по лопаткам.  Выше, чтобы в ответ на прикосновение губ, бесцеремонно удержать за загривок, и с деланной неторопливостью  отпить пьянящею дрожь пузырьков из горлышка бутылки и, впиваясь в губы, прелестного соблазнителя, языком толкнуться ему в рот, и медленными толчками вливать в глотку пенную жидкость из шампанского и собственной слюны. Слизывать всё это сочащееся безобразие с его резцов, сглатывать, бесстыже, и самозабвенно загонять ему в рот свой язык, сливаясь в дурманящем поцелуе - соитии.
Джордан медленно ласкал рот парня, размазывая с удовольствием свою помаду, а вот  имени даже не удосужился спросить, и от грохота музыки так колотилось сердце, словно пыталось убежать от смертельного удара в аорту. Но приторный вкус маслянистой смазки для губ, алкоголя и слюны мешал быть вежливым. Туманил рассудок. Один укол совести или одно утро, когда от  пламени похмелья спасает только то, что можно не стесняться ходить голыми, когда зверски хочется отлить, и бежишь в ванну, забыв про трусы. Запах мыла сменяет аромат пота и спермы, и одобрительно замечаешь под быстро выкуриваемую сигарету, что ты трахался с очередным кем-то, у которого действительно классная задница.
-Дипломированный специалист? – выдохнул в рот, когда окончательно вытолкнул изо рта язык парня, стараясь продышаться после того, как сосался с ним столько, что заныли губы.
-Врач?
-Адвокат?
Короткие вопросы, не требующие существенных ответов. Языком слизнул с угла губ случайного парня случайную ниточку слюны:
-Теперь от тебя несёт помадой...нравится?..
Насмешливые искорки в маслянисто-чёрном взгляде. Властно обнял за торс, и в колотящем ритме танца долой  с площадки, в полутьму обволакивающего бархата "прямой кишки" - мокрого от горячей спермы и разлитого алкоголя коридора - перехода. От дроби разгульного: "почему бы и нет", к откровенному: "да"...

Кого-то задеть плечом, не обращая внимания, да и не окликнут, не обратят внимания. В этом узком коридоре, где светильники заливают алыми нитями сочащегося кроваво-красного неона лихорадочно скользящие тени, никому нет дела до других, ведь похоть не позволяет отвлекаться, превращает в одержимого, сдавливает вожделением и перед глазами только тот, кого ты хочешь получить сейчас. Тот. Тот. Тот? Он. Он. Он? Хочу. Хочу. Хочу... Почти аритмия  сведённых напряжением мышц. Истерично колотится сердце, наполненное импульсацией животного нетерпения. Мокро липнут к шее шоколадные пряди. Прищур глаз скрадывает удовольствие от того, как реагирует этот… врач или адвокат или просто любитель хорошо и сладко потрахаться. Сейчас единственный желанный человек во всей этой долбанной Вселенной, которым хочется надышаться, нахвататься им, как быстрой едой на голодной желудок, а потом сыто ласкать блестящее от пота тело, размазывая сперму по гладкой коже…
Железная хватка за пояс, когда уже позволяешь себе сунуться  пальцами под пояс брюк, задирая тонкую ткань рубахи, чтобы почувствовать горячую кожу. Этот жаркий трепет легко узнаётся, стоит только сжать посильнее нежную плоть, заставляя пачкать дорогое бельё непроизвольно выделяющейся смазкой. На влажных после поцелуя и шампанского губах, прежняя кошачья улыбка, дразнящая кротость давно слита в Сену, в повадке хищная агрессия, смазанная ласковыми прикосновениями к торчащим соскам молодого человека. Собственные же туго ноют, заставляя катать на скулах желваки, слишком сильно и слишком быстро чувственные капли превращаются в острые камешки, мучительно пытая огнём низ живота.
Шумно выдохнул, и сильным толчком к шершавой стене, только удерживая за пояс, чтобы спутник не впечатался затылком. Короткая усмешка, обнажающая белизну зубов, и на этот раз губы мягко коснулись шеи, язык ласкал сонную артерию, лаская, скользил по скуле и снова к шее, зубы чуть впиваются в кожу, когда губы накрывают кадык и медленно к ключице. Колен врезается между ног, требовательно, сильно, жёстко. Пальцы с бережным нетерпением расстёгивают пуговицы на рубахе молодого человека, все, до последней, её ещё и рывком из брюк можно было достать. Именно рывком, почти грубым так, чтобы прохлада лизнула плоский живот и горошины сосков, чтобы ткань задевала, вызывая мурашки, чтобы можно было пятерней огладить от кадыка, по соскам, к пупку, словно снимая пробу. Лукавство в блестящих глазах и, подушечками пальцев обвести кружки вокруг и сжать набухшие ягоды, провести горячей ладонью, успокаивая после лёгкого болезненного массажа. Почти касаясь губами мочки уха, прошептал:
-Есть ... недурная комната…
У голосе улыбка, в мягкости обманчивая предупредительность, в кармане ключ от этой самой комнаты, дыхание срывается, а взгляд бесстыжий, с поволокой.

Отредактировано Джордан Рочестер (2009-12-20 15:56:59)

Ладони по-хозяйски оглаживают ягодицы, и от этих прикосновений сладко потягивает в промежности и члену становится теснее в липнущих кожаных брюках. Нежная кожа. Жгучая похотливая волна, ласкающая так, что казалось, по жилам пустили электрический разряд. Взгляд  близко близко в глаза. Выражение не скрыть даже под пологом густых чёрных, словно накрашенных ресниц. Изгиб губы в мазках вылизанной помады. Гортанный хрипловатый смешок, словно погладили по горлу текучую самку ягуара, мягкая вкрадчивая зверюга повела задницей, словно хребет без костей и под лоснящейся шкурой прошёл трепет.
Передумаешь? Маленький засранец, ну попробуй…
Бездна иронии и жалящий поцелуй в истерзанные губы прижатого к стене мужчины. Пошли. Мы сегодня просто сошли с ума, и что с того, если нас обоих обожгла визжащая раскалённая игла желания.
Стальная хватка сковало запястье, по коже полоснула ткань идеально отутюженных манжет, сползающая рубаха с плеч добычи придавала ей разнузданную доступность от которого грубее билась толчками кровь в возбуждённом стволе. Шептал ли, что красив, врал ли, что единственный, дышал ли в шею, вдыхая чужой запах, чтобы от него забивало носоглотку и во рту выступала обильная слюна так хотелось впиться губами в влажную промежность случайного любовника. Это было осточертевшее забвение от которого в совокуплении счастливы бездушные твари, порождая в своих самый чёрных уголках сознания безумные песни о вожделении.
Дверь с классической сбитой цифрой, то ли «18», а то ли «46», а может быть «21»? Очко. Растянутая задница. Анус из которого вытекают смачные подтёки спермы…Урюмая насмешка в сверкающих жирной чернильной водой глазах, широким жестом указано: «Вперёд», и чуть в сторону, чтобы пропустить сияющую невинностью дорогую рубаху. Шутливый прищур, властно удержать на пороге, перехватив за пояс, развернуть к себе, прижать крепко, до сопротивления гулко бушующего сердца, и снова борзый взгляд в глаза. Выебу и высосу все соки, красивая у тебя рубаха, чтоб тебя.
И тесной плавностью в сторону низкой постели, мимо вульгарного туалетного столика с ножками в виде львиных лап, мимо наклеенных репродукций с изображением писающих ангелов и бесчисленных программок с кляксами из-под вина, крови и спермы. Какофония места, где просто трахаются, и, где ковры достаточно чистые, чтобы не бояться вжаться в них голыми ягодицами или стоящими членами. Мягкий удар в грудь, чтобы только опрокинуть на постель, рухнуть рядом, и впиваясь в губы, трахнуть в рот языком, одновременно расстёгивая пряжку на брюках молодого человека, слушая как от мягкого звяканья стали о сталь сладко сосёт под ложечкой. Шорох молнии, словно выкипающее молоко стекает на плиту. Кромка белья. Расступившаяся ткань брюк и пальцы обхватывают член, гладя сквозь ткань трусов…

Дрожь, словно по водной глади заскользили царапающие лапки водомерки, дрожь, когда пальцы сминают чувственные, ноющие от боли соски. Придавленный в глотке невольный стон на выдохе, от которого стискивается в пылающий ком потная ласка в пульсирующем члене. Поджался, чувствуя как от выделяющейся смазки мокнут трусы. Оскал улыбки и язык кольцом вокруг языка, удерживая пока может, пока есть силы глотать терпкую слюну распластавшегося под ним пылающего любовник и не дышать, впитывая его соки и запахи, от которых кружится голова.
А ещё боль от которой вдруг меркнет свет и колет в носу, до глухого стона, когда в шею впиваются резцы, и от остроты заходится сердце и пальцы жёстче ласкают нежную плоть, натянувшую дорогое бельё. К горьковатому амбре пота и мускуса примешивается тяжёлый аромат брызнувшей крови. Рыкнул и глаза заблестели. Прогнулся довольным хищником, выгибая лоснящийся от испарины хребет, и взглянул в омуты глаз своей добычи. Плавно повёл бёдрами, словно заигрывая, приподнялся на руках, нависая, как каменная глыба. Футболка задрана, обнажая торс, камешки тугих соском, напружиненные мышцы, волосы цвета жжённого сахара щекочут порозовевшие скулы, губы влажные от поцелуев мягко приоткрываются, позволяя пройтись по ним дерзкому языку. Какие – то мгновения паузы чтобы в звоне тишины слышно было лишь, как саднит от сбитого дыхания. Пауза чтобы прийти в себя? Пустое. Не теперь. Не уже. Не с ним. В терновнике жгущего взгляда похотливое бесстыдство, опустился ниже почти рывком, и почти грубо дёрнул с бёдер трусы и брюки, почти до колен, не церемонясь и не собираясь флиртовать на тему своего желания. Плоский живот, полоска оставленная резинкой трусов, налившийся член с блестящей от смазки головкой. Безукоризненная чистоплотность, но при этом дурманящий аромат плоти, влажная липнущая к подушечкам пальцев кожица, едва провёл кончиками пальцев по стволу любовника. Жадный трепет до мурашек от этого ощущения. Скользкая огненная змея щекочущая собственные гениталии. Тугие швы ткани брюк, о которые хочется тереться членом чтобы хоть на миг сбить бушующее желание.
Джордан провёл ладонью по стволу любовника, чувствуя, как лупится пульс под пальцами, словно хочется причинить боль. Да, хочу, твою мать… Хочу и возьму… Не бойся… Я просто хочу, чтобы ты взвыл, желая так же, как и я…Взвоешь? В чёрном бархате взгляда клинок улыбки. А так? Скользнул пальцами к мошонке, обвёл контур и взглянув в лицо своему партнёру, скрадывая в пиках длинных ресниц выражение глаз,  склонился к паху и мягко обхватив губами головку члену, вобрал его в рот, ссасывая мутные капли смегмы, и чуть сильнее прижимая ствол к нёбу языком, сделал несколько сильных сосательных движений, чтобы ощутить как в сплетении скользких сосудом понесётся охреневшая пульсация изнывающего от нетерпения сердца...

Игра стара, как мир и никогда не надоедает, и солоноватой слюной наполняется рот, когда головка скользит по языку глубже, упирается едва не в гланды, и снова скользко мажет по губам, пачкая слюдой смегмы. Кончик языка обводит по канту уздечки, ловит стекающую из щели густую каплю сока и, не давая опомниться вгоняет член любовника на всю длину, умело расслабляя глотку, чтобы почувствовать как, бесстыже глубоко скользит вершина, не давая вздохнуть. В мгновениях изощрённого удовольствия плавится всё тело, пронизываемое сладострастной дрожью, словно выдирают жилы, заставляя биться в жгутах кровоточащего мяса, лишённого сетки.
Подбородок и скулы, там, где задевал раздвинутые бёдра, словно в масле выпачканы, а это лишь остро пахнущие мускусной эссенцией  разводы от течки, когда нарочно прижимаешься лицом к внутренней поверхности раздвинутых ног, чтобы собрать трепет разгорячённого лаской тела.
Незнакомец тёк как сучка, и это нравилось, возбуждало до вздыбленного загривка, словно зверя, изучающего языком нежную промежность самки. Этот вкус потом наполнит рот настолько, что будет преследовать несколько дней, до будущей похотливой случки, но до той поры он сделает рабом, заставит вспоминать до сладостной щекотки, как обладал самой дьявольской сукой на свете.
В поволоке взгляда липкое блядство. Неудовольствие как крошка на лацкане безукоризненного смокинга. Вот ещё. Мешающие брюки распростёртого любовника к чёрту на пол. Горячие пальцы властно раздвигают кажущиеся алебастровыми от рассеянного света бёдра шире, не давая права противиться насыщению.  Настойчиво просит развести согнутые в коленях ноги. Без слов. Не ожидая возражений. Просто шире…Ещё шире…В похабстве налившихся под лаской губ и языка гениталий особое пьяное наслаждение для глаз и Джордан несколько секунд просто откровенно любовался влажной промежностью любовника, скользкими от слюны яйцами и налившимся кровью членом.
Взгляд волшебницы-шлюхи в глаза любовнику и почти демонстративно облизанные губы. Вкусный поганец Вы, сэр. Щурится. Не вздумайте сдвинуть колени, сэр. Не советую. И снова язык – пика, словно удар по чувственной головке. И с лёгким, но намеренным скрипом по начиста вылизанному члену к яйцам, и к незаметной полоске кожи, что стрелкой дорого чулка к темнеющему кольцу судорожно стискивающихся мышц. Бархат кожицы здесь  другой на вкус, и заострившийся кончик языка беззастенчиво скользит в туго стиснутый анус. Мягко и без нажима, увлажняя слюной. Чуть подрагивающие пальцы скользят по бёдрам, будто жаркие надрезы оставляя, печатая китайские иероглифы сильным нажимом, вертикально. Пахучие капли вяжут как словно молодая хурма. Пока один обильно выпачканный смазкой, без предупреждения с лилейной осторожностью не входит в узкий зад любовника. Чуть глубже, туда, где теснее и от ощущения этой безбожной девственной плевы нерастраханной дырки сводит низ живота так, что Джордан ловит спёртый воздух ртом, чтобы не кончить себе в промокшие от возбуждения трусы, больно трущие стоящий член.

Кажущаяся плавность движений, а на самом деле попытка удержать себя на грани шелудивой похоти, когда сердце колотится от ярёмной вены до набухшей кровью горячей головки. Каждый шов на брюках похожи на щелчки линейки, стегающие чувственную щель, пульсирующую пахучими соками. Собственное вожделение стыдит и делает безобразно покорным своему желанию, но, если бы были силы медлить, то тёрся бы о любовника ширинкой, не давая разрядки, заставил бы извиваться под собой, корчась в мучительной истоме и глодать пропахшие смегмой джинсы, безвольно подставляя свой зад под стегающую ласку языка.
Губы дёрнулись в улыбке, когда три пальца ласкали стеночки ануса, растягивали, вязко размазывали струящуюся мускусную эссенцию. Глубже, до хриплого удовольствия, когда чувствуешь подушечками пальцев перекатывающийся орешек простаты, а когда их раздвигаешь, то горячее лоно конвульсивно стискивается, обволакивая тугим кольцом, заливая запястья тепловатой смегмой.
Играть с чужим телом, это наслаждение, от которого забываешь о морали и запретах, сдираешь призрачную плёнку неприкосновенности, трахаешь и метишь принадлежащее тебе.
Звяканье пряжки глухое, как удар кулаком в поддых. Язычок молнии жжёт пальцы. Рывком вниз брюки и бельё. Задевают набухший член, заставляя дёрнуться, словно сжали яйца. Головка упирается в гениталии любовника, оставляя мутноватые узоры, до сладострастной дрожи вжимается в них,  выставленные, будто на публичной случке.  И есть особое изощрённое удовольствие в ощущении того, как тонкая кожица бархатным поцелуем дотрагивается до собственного члена, вызывая спазм сладкой дрожи в низу живота.
Взгляд в глаза, словно бессловесное изнасилование, когда каждая капля пота знакома для языка, каждая жилка на члене вылизана стократ, каждая родинка обведена губами, и когда трепет безумен, как первобытный танец и его можно пожирать, едва коснувшись гладкой как глазное яблоко, кожи. Мгновения, от которых кружится голова, время задерживается на тонком волоске, что темнеет лапкой раздавленного паука, где-то у авеолы ягоды - соска. И, кажется, в стеклянном вакууме сплетённого дыхания двух фигур, замирает на бегу Вселенная.
-Терпи…
Шепчет едва-различимо, почти  донимаясь губами губ. Шёлковые пряди скользят по шее любовника, соски острыми уголками расколотого кирпича терзают кожу груди. Движение бёдрами почти ленивое, и вершина плотно прижата к анусу. Скользкая нежность. Прерванная игра в непокорность. Немного приподнялся и, впиваясь в приоткрытые губы, чтобы удержать одному ему принадлежащий стон, сильным толчком вошёл в истекающее лоно. Головка врезалась в тугое кольцо, погружаясь полностью, чувство тугой, нерастраханной задницы, и жгучей стали окатившей пах. До слепящей боли и такого неистового наслаждения, что мурашки высекли на взмокшем хребте колючими иглами: «моё…».

От крика  хлынули мурашки, колотя вибрацией каждую клеточку тела, казалось, следовало остановиться, но, глотая злобное шипение и, сглатывая болезненный трепет  любовника вместе с тёплой слюной, лишь успокаивающе касался губ горячим языком, продолжая насиловать тугую дырку.
Член обжигался о пылающую влагу слизистой, погружаясь в жар лона всё глубже, заставляя принять его полностью. Разбегающиеся полосы царапин мучили щиплющими крючками, впивающимися в потную шкуру, но Джордан только скалился, купаясь в выражении глаз, распростёртой под ним желанной добычи.
Приподнялся, почти полностью выходя из сочащегося ануса, и на этот раз стал входить плавными толчками, распарывая задницу в ритме метронома, методично и быстро, до сладострастного тремора, истязая себя ощущением, что от боли лопаются сосуды в сопротивляющейся заднице. Скользкая теснота обволакивала ствол, словно сунули кулак в дымящуюся свежую рану, и пальцы входят в кольца сырого мяса, ногтями прорывая жилистые плёночки.
Кровь смешивалась с обильно выделяющимися соками текущего, словно сука, любовника, и член стал проходить чуть свободнее, лаская голыш простаты менее жёстко. Испарина по взъёму гибкой спины, когда, меняя угол проникновения чувствовал, что вершина втискивается в окровавленное лоно, прогнулся, и вогнал ствол на всю длину, с хриплым рычащим вскриком, взведённый собственной похотью на грань тёмного наслаждения, когда выебанный собственной болью и огранённым, острыми клиньями вожделения, начинаешь растворяться в партнёре, вживляться в него до грёбанного нутра, теряя себя.
Хриплое и драное дыхание, будто бы в лёгких пробили сотню дырок, и влажные шлепки яиц о промежность любовника с каждым разом лишают способности вздохнуть. Струйки пота по - чисто выбритой мошонки стекают, как сочные капли белого вина, падают между измусоленных соитием раздвинутых ног любовника и добавляют в оргию звуков пахучую духоту. Выпачканный мускусным маслом, белокожий, с беспомощно набухшим членом, озлобленными в лезвие сосками, взмокший и затраханный он был совершеннее, чем взрезающий глотку клинок. Джордан пил по глотку предложенное ему доверие и хмелел, словно каждая капля пота, крови, слюны или жирной смегмы травила его ядом алкогольного дурмана.
Тело плавилось от пронзительного наслаждения. Внизу живота жгло костром. Бёдра ритмично поднимались и опускались, вгоняя в лоно ствол. Мужчина  опирался на одну руку, второй вцепился в плечо любовника, ожогом взгляд, а губы мягко касаются губ, язык собирает капельки кровавой подводки, словно выпрашивая прощения за свою безумную вспышку.