День похож на день, и все вместе - на какую-то затянувшуюся, несмешную и крайне пошлую шутку. Этого не может быть. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Найджел хорошо учился - он помнит законы о правах человека в том числе, ни один человек, вне зависимости от его возраста, пола, расы, вероисповедания, социального статуса, состояния здоровья и сексуальной ориентации не может быть подвергнут насилию, а так же является свободным...
Свободным. Не рабом.
Конечно, Найджел слышал о рабстве - в основном, в каких-то странах третьего мира, в Африке или Индонезии, среди грязи и холерной палочки, где матери продают своих детей за кусок хлеба. Слышал и о мафиозных разборках, когда должника делают невольником... но при чем тут он, парень из приличной семьи - вполне обеспеченной, между прочим. Черт, он даже наркотиков не пробовал. Пара косяков на вечеринках не в счет.
...Что такое этот Вертеп? Почему, как он может существовать - в центре Европы, крохотной Европы, где известен и учтен налоговыми инспекторами каждый камень.
И что здесь делает он, Найджел?..
- Ненавижу, - сейчас это относилось к гардеробу. Голыми ходить здесь не заставляли, но выдаваемая одежда немногим отличалась от варианта "нагишом". Хоть бы одни честные джинсы с футболкой. Ни-че-рта.
Пришлось подобрать что есть. Шорты, топик, платформы... самому себе в ростовом зеркале Найджел напомнил какого-нибудь фрика с "Wave Gothic Treffen", недоставало только макияжа "здравствуйте, я панда".
Он присел на широкую кровать, разглядывая комнату, словно в поисках тайного лаза или хотя бы возможности взорвать к такой-то маме весь этот чертов бордель. Комната, словно в насмешку над положением рабов в замке, была удобная, очень уютная и даже на грани с роскошью - съемная квартира, за которую, между прочим, Найджел аккуратно выкладывал по сотне евро в месяц, была в сравнении с его новой обителью сущей конурой.  И делить приходилось всего с одним соседом. Хоть в чем-то повезло: сосед знал немецкий, и это было спасением - французский Найджела сводился к паре кривых с неправильным ударением, фраз. Конечно, здесь можно было общаться и на "инглише", да и разговаривать невольников не особо просили... но если бы он не слышал еще и родной речи, то окончательно бы "двинулся крышей".
Соседа звали Винсентом и был он довольно приятным парнем. Найджел охотно подружился бы с ним, если бы каждую секунду не думал о том, как уничтожить Вертеп и выбраться отсюда.
- Слушай, - высказал он предположение вслух, - Из чего можно сделать динамит. Ну вот... из подручных средств... а?
По химии у Найджела отличных оценок не было никогда. О чем он теперь страшно жалел.

Отредактировано Найджел Эберхарт (2009-11-20 14:28:08)

По чему Найджел более всего страдал в Вертепе? По свободе? По уверенности в относительной безопасности собственной задницы (если, конечно, не напьешься до чертиков в местном гей-клубе и сам не полезешь обжиматься, но на подобные подвиги Найджел не был способен)? По возможности высказать свое мнение?
Нет.
По компьютеру. И играм.
- А у меня в "Линейке" темный эльф восемьдесят шестого уровня, - поведал зачем-то Найджел. - И абонентская до конца года проплачена. Вот черт, ну что им стоило поставить нам компьютеры...вместо вот этих шмоток? - Найджел со злостью дернул кокетливую пряжку на шортах. Вообще-то, в другой ситуации он бы оценил "прикид", но только не здесь. Принудительное становится отвратительным.
Он с тоской покосился на Винсента, читающего книгу, причем явно что-то не во вкусе Найджела - обложка серовато-синяя, неяркая, темные золотистые буквы - Штефан Цвейг, имя, которое у Найджела упорно ассоциировалось со школьной программой. По "Эразму Роттердамскому" они писали эссе в выпускном классе. Нет, до того, чтобы перечитывать книги из школьной программы, Найджел еще не дожил.
С книжной обложки взгляд переместился на самого Винсента - забинтованный, словно после драки или автомобильной катастрофы.
- Винс. Отсюда вообще...кто-нибудь выбирался? - негромко спросил Найджел. Почему-то боялся, что спрятаны по углам "жучки", хотя вряд ли - ну кому надо слушать, о чем говорят рабы...
- То есть, не ногами вперед? - подобное выдал кто-то из охранников. И как-то верилось. В то, что из зубной пасты динамита не сделаешь - тоже, хотя химиком Найджел не был. Зато был юристом, хоть и недоучившимся, а потому возмутился:
- А кого колышет, какие фильмы ты любишь? Это твое законное право - увлекаться, чем пожелаешь, если это не противозаконно. Вампиры не вне закона. Здесь чего, запрет на вампиров?! Какого хрена?! - теперь к желанию вырядиться в самые драные джинсы и футболку с изображением кого-нибудь из персонажей "South Park" присоединилось совершенно противоположное. А именно, изобразить даже не вампира. Вампиршу. О да, при определенном количестве косметики, одежде и вложенном в соответствующих местах пороллоне, он вполне сойдет за "Королеву Проклятых". 
- Винс. Что здесь вообще... ну, творится? Зачем это нужно все, Вертеп этот? Ведь полным-полно проституток, и парней тоже, и тех, кто в "теме", - Найджел имел в виду BDSM-практики, - Ты здесь дольше меня. Расскажи, что такое этот Вертеп...
"Помимо того, что изрядная помойка, пусть и украшенная шелками и надушенная. Если тухлятину побрызгать "Шанель номер пять", пахнуть приятнее не станет".

Город. Замкнутое пространство, изолированное государство в центре Европы - есть Ватикан, прибежище святости, так почему на родине развратных королей и "французского поцелуя" не возникнуть прибежищу похоти? У всего есть отражение - Бог и Дьявол, ад и рай. В священнослужители приходят осознанно, отрекаясь от всего мирского, сюда тебя приволакивают насильно, в снотворном дурмане, от которого еще пол-дня блюешь, - словно и впрямь грешную душу на ближайшую сковородку, поджаривать до румяной корочки. 
- Винс. Это... отвратительно, - проговорил Найджел почти по слогам. - Да мать их, мне плевать на этих господ и на извращенцев и на господ-извращенцев! Приглашали бы сюда шлюх профессиональных... Все бы были довольны. Зачем нормальных людей похищать?!
Он сжал кулаки, словно собираясь ударить кого-то.
- Но мы не шлюхи ведь. Я не шлюха. Черт, не хочу даже думать, что могу ею стать. Можно отыметь во все дырки и не стать шлюхой, верно? Это... это статья такая есть. Изнасилование. Не того ведь, кого насиловали, садят...
Он отмахнулся. Он чувствовал, что порет чушь, и вновь погружается в почти безумие, недостает только опять, как в самые-самые первые дни, рвануться на решетки и пытаться их выломать.
- Ты пытался... да? - кивок на бинты. Найджел не боится крови и ран, но не уверен, что ему понравились бы следы от собачьих клыков. Это неэстетично. Это просто варварство - портить человеческое тело. Тем более... красивое.
Винс красивый, а еще он хрупкий и маленький. Забавно, Найджел никогда не чувствовал себя великаном со своим метр-семьдесят роста и телосложением далеко не Терминатора.  Но по сравнению с Винсом ощущал себя большим и сильным. А собаки... Найджел издали видел собак. Здоровенные доберманы, юркие спаниэли, везде пролезут, всякого сгрызут.
- Это... несправедливо. Кто-то же должен остановить их, да? Этого Германа или как его там зовут, посадить в тюрягу, пожизненно. Может быть, даже расстрелять.
"Может быть, я бы сам это сделал", - хотя Найджел не был уверен, что у него достанет выдержки и силы характера нажать на курок, пусть и отправляя на свет злейшего врага. Господи, да и не было у него врагов... особенно злейших.
- Лестата? Пожалуй, да, - Найджел склонил голову набок, вновь изучая Винсента, - У тебя волосы темноваты, но подкрасить можно... а глаза подходящие. И вообще, внешность. Да, думаю из тебя получился бы отличный Лестат.

Найджел обещал себе выслушать Винса спокойно, может быть, посочувствовать, но не выражать эмоций чересчур бурно. В конце концов, Винс уже пережил то, что случилось - теперь на нем бинты, а под ними заживают раны, но заживают ведь. Человеческое тело - живучая штука, человеческое тело живет до смерти.
Но упомянутая плетка в заднице заставила закусить губу; Найджело передернуло откуда-то изнутри, от позвоночника или желудка, и даже не от самого факта - но оттого как спокойно, буднично, словно рассказывая о походе в кино на не слишком интересный фильм, говорил Винс о том, что с ним сделали.
- Это...ужасно, - сказал Найджел. Других слов не мог подобрать. Собственно, их и не было - ни в немецком, ни во французском, ни в каком-либо еще языке; может быть, самое приближенное - безумие.
Жестокость не имеет смысла. Если она сочетается с безумием - все становится на свои места.
- Они все тут сумасшедшие, - проговорил Найджел. - Ни один нормальный человек не будет устраивать такое. Здесь дурдом наоборот, я понял. Дурдом, в котором правят чокнутые, а подчиняться должны нормальные люди... И поэтому мы никакие не шлюхи. Мы просто нормальные люди. В дурдоме.
Он зачем-то подсел к Винсу, как раз когда тот сделал жест - коснулся каштановых волос, подразумевая, что не доберутся до разума, до души.
О да. Найджел столько думал об этом - они могут захватить его тело, но не душу.
- Мы можем держаться вместе. Понимаешь, здесь еще хреново, что... как-то каждый за себя. Каждый думает, что ему хуже всех, а на самом деле, всем приблизительно поровну. А если вместе, то не так страшно. Даже в тюрьме и концлагере выживали, а здесь все-таки немного получше...
Найджел усмехнулся. Получше, да. Комфортнее.
- Я тоже хочу закончить университет. И стать адвокатом. Родители так хотели, а я сначала терпеть не мог все это римское право, латынь, законопроекты и подзаконные акты...а потом вроде ничего, втянулся, - он дотронулся до руки Винса, - Выберемся. Обязательно. Будешь журналистом и писателем, а я буду... ну, например твоим агентом. Знаешь, по авторским правам и все такое.
Найджелу почему-то подумалось о смертельно больных. Он знал одного парня, который был ВИЧ-инфицирован, и болезнь быстро перетекла из скрытой формы в СПИД. Этот парень отрицал скорую смерть. Он мечтал как заработает кучу денег - он был диджеем, - его диски будут "платиновыми" и он купит яхту. А умер от саркомы Капоши через четыре с половиной месяца.
Найджел сглотнул, отгоняя воспоминание. Они не больны. Они не обречены. Они выберутся.

"Регис Каде. Сандерс".
Имена ничего не говорили Найджелу. Более того, он надеялся, что вообще не придется общаться с докторами - не тот контингент, который мечтаешь увидеть. Но на всякий случай, запомнил, кивнул. Информация в таком месте, как тюрьма - или этот бордель с претенциозным названием "Вертеп", - дороже золота. Тем более, что от золота здесь как раз никакого проку...
Недолгая пауза, словно Винс размышлял, стоит ли делать то, что он задумал. Найджел выжидающе смотрел на соседа - да или нет? В результате, тот набросал несколько слов на бумаге...
"Тоже думает о "жучках"? Нет, ну это по-моему перебор, еще и подслушивать о чем мы тут разговариваем..."
Но с другой стороны, тюрьма есть тюрьма. Не исключена и прослушка.
Найджел выждал несколько минут. Он слышал, как журчит вода в ванной и смотрел в окно с деланно-равнодушным видом, будто перед объективом камеры. Ну, если здесь таковые имеются.
Выждав достаточно, чтобы не вызвать подозрений в "заговоре", Найджел проскользнул в ванную - достаточно просторную, в черно-белых тонах; совмещенный санузел, большое зеркало. Под ним - полка для зубных щеток, пасты, бритвенных принадлежностей. Все за счет фирмы. Невольники не должны пугать клиентов нечищенными зубами или трехдневной щетиной. Бритвы, конечно, безопасные - такими и палец не порежешь, не то, что горло обидчику...
Найджел повернул хромированный кран, понаблюдал за потоком воды.
- Так не должно быть слышно.
И опять выжидающе уставился на Винса.

Найджел следил за водой, за действиями Винса, за его словами. Имена были незнакомые - какой-то Рауль и какой-то Эрик. Потом Винс упомянул доктора, того самого, которого не надо спутать с другим - маньяком...
От воды маленькое пространство ванны наполнялось мокрым зернистым жаром, на зеркале скоро можно было рисовать узоры, а волосы и кожа стали влажными, словно в парилке сауны.
Найджел пригладил волосы - они лезли в глаза. Он собирался подстричься.. интересно, а парикмахеры здесь есть? Или невольникам полагается ходить заросшим, как Тарзаны... смешно... да.
- Подземная речка, - повторил Найджел. - Обычно они ведут наверх... только могут не на замлю, а в какое-нибудь большое озеро или большую реку. К сожалению, я не очень знаю географию Франции, где мы конкретно - понятия не имею. Но если бы была карта, можно глянуть. Если поблизости есть озера или реки - то скорее всего туда и выйдет.
Он замолк. Речка... да тут не только в речке дело.
"Кто такой Эрик? Клиент? Винс влюбился в клиента?"
Как такое возможно, Найджел плохо понимал. Можно влюбиться в того, кто равен тебе. Но не в выродка, который строит из себя властелина, хозяина... тьфу. Найджел едва заметно скривился, а потом пояснил:
- Дрянь этот Эрик. Даже если он полюбил другого, он должен был выполнить обещание.
Найджел подумал о бездомных котятах. Котята маленькие, пушистые и очаровательные - их берут домой, а они вырастают в уже не столь очаровательных котов и кошек, взрослых, требовательных и самостоятельных. И хозяева их вышвыривают.
Таких людей Найджел ненавидел.
- Ничего, и без него обойдемся. На этих "клиентов", - он вложил тонну и еще тележку сарказма, - лучше не рассчитывать.
А подводка и правда потекла. Найджелу оставалось только смыть ее, теперь его лицо было куда менее выразительным, что и говорить. А когда смоется краска с волос, он и вовсе станет самым обычным немецко-австрийским парнем - белобрысым, со светлыми глазами и кожей.
После жара ванной и впрямь прохладой ощущался кондиционированный воздух. Щеки Найджела горели, он встряхнулся, как мокрая собака. Потом присел на край кровати - чертовы латексные шорты с корсетом прилипли к телу, но в шкафу, как Найджел уже убедился, ничего пристойного не было.
- Какая разница? - пожал плечами. - Почему бы и нет? Я не храплю. Надеюсь, ты тоже.

- Да? - недоверчиво заглянул в комод Найджел. - А мне показалось, здесь либо носи всякие извратные шмотки, либо ходи голым...
Он усмехнулся. Своеобразная, неприятная ирония. Он стянул с себя латекс, который намокнув, сделался липким и клейким, как кожа дохлой змеи; неприятным. Остался в одних плавках, по счастью, нормальных. Если бы здесь еще и вместо обычного белья выдавали кружевные стринги, Найджел пошел бы и набил морду самому этому Герману-не-к-ночи-будь-помянут. Кем бы этот тип ни был.
- Я пока так. Надеюсь, не возражаешь, - он улыбнулся. В сущности, ничего такого - перед соседями по общаге или съемным квартирам приходилось и вовсе голым ходить. Не говоря уж, об общих душевых и раздевалках в школе, университете и так далее.
Он лег рядом, уставился в потолок.
Только что говорили о побеге, а сейчас вроде бы и сдались. Деятельная натура Найджела не терпела "простоя" и безделия - ладно, предположим, некоторые его увлечения тоже расценивались как безделие, но все-таки оно было... активным.
А здесь так просто...привыкнуть. Смириться с отстуствием интернета и мобильного телефона (кстати, куда делся мобильник, который был у Найджела в кармане? Наверное, перекочевал к кому-нибудь из охраны. Со всеми личными сообщениями и фото!), смириться с тем, что иногда тебя используют - ведь потом оставят в покое, в чистой и приятно пахнущей комнате со свежими простынями на кровати; а еще здесь вкусная еда и свежий воздух.
Ад хорошо маскируется под рай - слегка порочный, немного извращенный; переспелый персик с незаметной червоточиной. Если не смотреть под определенным углом - не заметишь изъяна.
- Винс. Ты тоже недавно, верно? А вот другие... ну, есть те, кто давно? И что с ними делают потом?

Он шёл, совершенно разомлев в тепле, и помахивал своей бледной мумитролльей кисточкой на вязаной куртке. Справа тень и слева тень, высокие, цветные, как текстуры, переливчатые. Дождь воет, вспыхивают на ветру хлопающие листья в окне.
Ничего не видно; все смешалось в одну кашу из дождевых блесток, черных ветвей и ночи, пахнет сырой травой и яблоками, чуть тянет каким-то теплым, дымным запахом - вроде норвежской сдобы. Покосился на хмурого мужчину, виновато округлив темные зрачки. Неторопливо вздохнул, словно лепеча; мокрое дыхание сразу унёс здешний пережаренный воздух.
Кажется, уже ночь. Впрочем, теперь не разберешь. Темно, как в винном погребе.
МСЛ: И забрел же я... Лес просто из детских сказок: даже смешно. Сейчас Баба-Яга выскочит на помеле. Обязательно должна! ...
Полупрозрачный отступил, заворачивая хрупкую ступню за  алебастровую ступень, тихо стуча зубами. Где-то далеко в темноте слышалось горячечное бормотание надзирателя, страшный голос... И чей-то еще, произносящий слова на латыни. Он когда-то знал латынь - от отца Кирилла, надо думать. Когда-то знал... Ежевичный вкус завяз на языке. Кровь отлила от бледных, в голубизне век, белков.
Это называется "самовнушение", - еще успел подумать Азбука и вдруг всхлипнул тихо-тихо, роняя пепельную слезку на ковёр. Никуда ему не убежать. Никуда. Скорее он или ему переломают ноги, чем продерется через взбесившийся замок.

Дверь. Большая, как дубовая. Приоткрылась почти гостеприимно, пуская внутрь расстроенного парня. И бесцеремонно захлопнулась. Поздно. Пять минут - и она разорвала связь Мити с миром, сознание замкнулось на буйствующей психике. Теперь уже полностью - "самовнушение". Азбука попятился, взматывая обескровленной шеей. По векам текли стеклянные слезы, выступившие от жары, обмерзшие ноги, выставленные вперед, словно нехотя ощущали пол.
Щелк. Азбуку сотрясла судорога, огонек в темных зрачках потух, увял. Он опустился около двери на корточки, сосредоточенно перебирая волосы, словно в поисках чего-то нужного.

- Страшно мне здесь, страшно, холодно, одиноко... А там лучше было, там милосерднее, а здесь страшно, красиво, просторно, но беспощадно... Там была пыль, и солнце, и яблони, свечки, детские мысли, а здесь плохо мне, я ведь оранжерейное растение, на что я вообще гожусь, если даже здесь мне так плохо, словно я из другого вида, а ведь они, наверное, лучше знают, они умнее, а я не могу, не могу...

МСЛ: Хорошо, наверное, там, и Ваня Денисов, может быть, выздоравливает, и не пишет уже больше таких картин... А тетя Маша, точно, празднует свое восьмидесятилетие... И они сидят там сейчас все в подсобке и торт с чаем едят...
*Тетя Маша была добродушная старенькая уборщица больницы, она же одна из санитаров. Иван Денисов - "отец" Азбуки, давший ему диковинное имя. Теперь перед сном кисейный всегда мечтал о той жизни, думал о том, что сейчас делают обитатели больницы и церковки... Отец Кирилл, верно, службу проводит... Пяток прихожан и тетя Маша... Пусть проводит, это ничего, что Бога нет, это хорошо...

Бледный резко вскинулся и провел беспокойным взглядом по незнакомому мальчишке. Красивый, мрачноватый, тонких статей, ниже него, наверное, на голову. Или на полголовы. Он сидел рядом, неловко подвернув под себя ноги. Роса сверкала на благородного оттенка волосах, причёска слиплась от воды и лежала на шее сосульками. Az рефлекторно переступил через выкатившуюся из кармана ягоду, смущенно сдувая со лба негустую челку, и подсел ближе, осторожно тронув его за плечо. Кожа была непривычно горячая, даже сквозь росяную сырость.
Солнце начинало вставать; небо окрашивалось в грустные, холодные цвета. Даже желтый был скорее лимонным.

МСЛ: Как холодно. Хоть бы этот не ушел. Страшно здесь одному. Кто он?.. Сейчас и выясним... Красивый. Но похож на разбойника. Боюсь, не убегу от него. Ноги сильные. И мрачные губы. Может, уйти, пока не поздно?.. Ищи потом ветра в поле... А, нет, была не была...
Незнакомец, кажется, прикрыл глаза, стряхивая тяжелые капли с ресниц. Азбука испуганно попятился назад, потом с любопытством воззрился на брюнета, считывая его движения, как камера замедленного действия. Бледные губы в свете утра окрашивались голубым.

- Здравствуйте... Не знаю Вашего имени... А меня зовут Абвгдеёжзийклмнопрстуфхцчшщьыъ, он же Az!-Ъъ!Ь*#. Но в принципе, - обреченно добавил паренёк, - можно и просто Азбука.
Голос  хрипел как поломанный саксофон и Дима, спохватившись, прикрыл губы ладошкой.
МСЛ: Красиво тут. Хорошо. Как в целой громадной чашке чая - не супа, он не прозрачный - а чая. И все варится, варится... Мы все варимся. О чем я думал вчера вечером?.. Верно, как всегда, о какой-нибудь ерунде. Ой, малина. Да, помню, я вчера ее ел…
Митя не любил за-думываться. Думать – любил. Размышлять – нет. Думать – это однобоко и прямо. Размышлять… У парня тут же появлялось несколько оппонентов, мнения вступали в брак полемики и вызывали то ли жар, то ли свиной грипп. Голова болела.
У тебя что-то случилось...

Мордаха обиженно дрогнула и тут же уголки губ выровнялись, да и совсем поползли выше, являя прегадкую ухмылку и искажая профиль. Пришедшее внезапно уродство дополнял и прозрачный как у тухлой рыбы глаз, поблёкший как-то к утру. Теперь Митино лицо напоминало индийскую древнюю маску, высеченную из дерева не лучшим мастером.

- Нет, нет и нет. Мне немного плохо, вот и всё. Мне, - подумал немножко, - по-скотски обидно.
Он пришел сюда в надежде встретиться со своим миром - в то время как тот его даже не искал. И слова надзирателя о новом доме Азбука воспринял с такой тлеющей надеждой, что тому стало быть совестно сейчас.

Совсем не хотелось разубеждать себя, что тогда - не сейчас, а почти - не совсем. Да и вредно.