"Кто ты?" - билась в мозгу мысль, разбивая разум на части, раскладывая куски памяти на полочки, сортируя, отбирая именно те отрывки опыта, которые могли бы ответить на этот несложный вопрос, который при всей своей простоте, приоткрывал занавес человеческой сущности. Можно было бы влюбиться в иллюзию, представив что там, под этим занавесом, не скрытые от глаз желания не только тела, но и сознания мальчишки. Вопрос-ответ, но прирождённая недоверчивость, привычка проверять и докапываться до самых потаённых глубин, которые скрываются там, где никто и никогда не был, не давали Фрэду останавливаться в изучении человеческой психики и реакций на определённые действия.
  Он ошибался много раз, никогда не совершая повторных ошибок, решая даже самые сложные загадки и отбрасывая уже решённые в сторону. Эта часть характера не давала ему перестать думать, перестать разрушать складывающиеся отношения и заставляла находиться в постоянном поиске своего идеала, делая своей жертвой каждого, с кем он общался. Возможно, усталость, в противовес привычке, и повлияла на его выбор. Теперь было всё просто. Как бы ни были лживы слова, симфония тела играла свою мелодию, чистую, искреннюю, ответную...
  Лёгкая дрожь, ощущаямая пальцами, неприкрытое желание во взгляде, требовательные и на вид неконтролируемые движения... Фрэд несколько раз, расстягивая сжимающееся колечко, подвигал пальцем и убрал руку, перемещая её на связанные запястья. Поцелуй в губы, вначале нежный, пробующий на вкус, ласкающий языком приоткрытый ротик, постепенно набирающий уверенность и власть, уже покусывающий губы, не сильно, но ощутимо. Грудь прижимается к груди, ощущая кожей каждый вдох, приподымающейся грудной клетки. Возбуждение захлёстывало, передаваясь по телу и прошибая потом, от каждого прикосновения к нежной коже, трепечуще сладкой и манящей впиться в неё зубами и откусить хотя бы кусочек...
- Скажи, что любишь меня, - разорвав поцелуй, прошептал мужчина своему послушному рабу. Просьба, сорвавшаяся с губ, требовала выхода несколько последних лет, открывая часть души и показывая истину самого Мостина. Уверенность в том, что Ши скажет эти слова, возможно, даже ничего не значащие для самого мальчишки, была почти стопроцентной. Пусть это была ложь, но сейчас хотелось поверить в то, что сам придумал, пусть потом это будет отложено в памяти, в самом дальнем и тёмном углу сознания. Он прижался всем телом к Шичи, покусывая ухо, шею, заласкивая укусы поцелуями, возвращаясь к губам. "Я сделаю ему больно..." - стучала мысль, повторяясь по кругу, выказывая желание в усиливающихся укусах, следы от которых уже начинали оставаться на светлой коже...