Размеренно стекающие капли воды по  плитам и барабанная дробь выстукивающего сердца. Густой туман поднимающихся паров и почти нечем дышать. Твоему телу уже почти все равно, потому что ты едва ли стоишь на ногах, привалившись спиной к стеклянной стенке душевой, и, запрокинув голову, прозрачным взглядом смотришь на перегоревшую лампочку в потолке. Ультролюстра.
А в голове какое-то зыбучее пустое состояние не понимания, что тут творится и зачем. Мокрые пальцы скользят по стеклу, рисуя тут же на затуманенных участках какие-то слова на шиите, а мастер все думает о том, что хочет задохнуться. Здесь и сейчас в простой душевой такая нужная температура, и стекающей скользким ощущением мягкий яд с запахом персика в глубь по венам, такое прекрасное ощущение. Томительная, почти возбуждающая жара и сердце стучит-стучит-стучит. Но не время. Это просто игры с телом, что бы попытаться выдавить из своего разума все признаки очередного странного спазма неведения и не желания осознавать живое. Прочь все от меня.
Серегил наконец то вдыхает горячий, почти сухой воздух, не смотря на то, что душ работает во всю и острый, резкий кашель накрывает его грудь. Тело мужчины сгибается по полам, выдавливая спазматические остатки удушья. Стеклянная дверь с грохотом отъезжает в сторону, выпуская его в прохладную просторную ванную, а мокрые дорожки капель сопровождают везде, пока по смуглым точеным мышцам стекают, застывая лишь на мгновение алмазами, и почти сразу исчезают в никуда капли, едва ли предавая заманчивый томительный блеск смуглому телу.
Серегил облокачивается руками на столешницу умывальника, едва разглядывая свое мокрое отражение в зеркале и думает о том, что ему непременно как можно скорее нужно выгнать из этих глаз черные отблески той странной горячей пустыни. Видение крылатого демона все никак не хочет теряться в лабиринте сознания, заставляя шиита несколько волноваться и даже, быть может, раздражаться. Сейчас не время…Уйди.
Глухой выдох, и Аль-Хазари встряхнув мокрой головой, тянется к белому махровому полотенцу, скашивая темный взгляд на лежащие вещи на маленьком диванчике в углу ванной. Ему нужно поспешить одеться, вот-вот приведут Ромео. Он помнит что сегодня снова очередной урок и снова эта приятная улыбка мальчика. Серегил видел такие много раз. И, едва ли, какая либо из них могла  заслужить ответную. Хотя чаще всего мастер просто смотрел в темные глаза мальчика, словно бы что-то в них находя и гадая что будет дальше. Шиит считал что Ромео вполне способный и талантливый мальчик, и не важно что он еще так молод и попал в такое место. У каждого своя судьба и свои обстоятельства, но даже в таком положении можно себя развивать. Сегодня Серегил подготовил подарок для ребенка. Но конечно, как и следует по правилам, он вручит ему только тогда, когда все будет сделано правильно. И хотя в этом подарке ничего особенного, но он, как кажется мастеру, может подтолкнуть Ромео к правильному поведению в взглядам. Дорогие и качественные краски. Он привез их из очередной поездки в Париж, когда навещал свою мать. К ним уже чуть позже мастер докупил Мольберт и набор кистей. Если все правильно пойдет, Серегил готов был их отдать юноше.
Наконец оставив мысли, мужчина отбросил на тот самый диванчик мокрое полотенце. Черные штаны то и дело прилипали к мокрым  ногам, и едва ли  он смог одеть на все еще влажное, в каких-то местах тело, обтягивающую черную футболку. Мокрые черные волосы пока еще ровные под действием влаги, но стоит будет их промокнуть как тут же начнут виться редкие прядки и придется снова их связывать в хвост. Мужчина едва хмурится разглядывая мимолетно свое все еще мокрое отражение в зеркале. Легкий запах дезодоранта и едва уловимый шампуня на волосах. Он чист. Чист от очередного клиента, чист пока еще от очередного видения. Окинув изучающим взглядом ванную шиит покидает наконец ее спускаясь по ступенькам в залу. Он почти сразу видит тонкий и такой сияющий ореол мальчика в глубине комнаты. Тот, как и всегда, скромно сидит на диванчике и рассматривает комнату едва странно любопытствующим и чуть задумчивым взглядом. Серегилу уже хочется улыбнуться, но пока еще рано. Он знает, как с того самого момента его нога ступила на мягкий ковер, нужно входить в роль истинного мастера. Урок. Очередной урок.
-Здравствуй, Ромео. – Мастер кивает мальчику и отпуская охранника доверительным кивком направляется к камину чуть поодаль.
-Как прошел твой день? – Тихий играющий голос, такой, ровно что бы не напугать мальчика, но взволновать. Он должен помнить каждый его шаг, каждую его нотку в голосе, каждое его слово. Едва опустившись на одно колено Серегил зажигает огонь в камине, подкидывая поленья и ворочая кочергой оставшиеся там угли. Почти сразу сухое полено звонким хрустом отзывается погибая в горячем оранжево-красном желудке огня, и едва слышен приятной запах паленой осины. Мужчина поднимается присаживаясь в свое излюбленное для таких дел кресло и едва улыбнувшись уголками губ, смотрит пристально в глаза Ромео. Серегил сам не понимает, как ему уже нравится эта атмосфера. На мгновение он чувствует себя сумасшедшим сказочником, который будет рассказывать ребенку странно волнующие истории.
-Ромео, скажи мне, что ты знаешь о сдержанности? И не сдержанности, пожалуй, тоже. – Как и всегда мастер начинает издалека, почти сразу давая понять, какая тема будет сегодняшнего урока. Но не смотря на это, никогда невозможно понять как мужчина будет подходить к изучению той или иной темы, что заставит сделать невольника и как при этом, быть может, поощерит. 
-Садись ближе. – Сейчас Ромео находился не так близко, как хотел бы сам мастер. Мужчина считал что эта тема должна волновать невольника, и для того, что бы он особенно четко ощущал всю ее серьезность, нужен был близкий контакт.

Трескучий шорох погибающий поленьев резко смешивается в ударившую ветку оконное стекло. Раздается странный треск и оно подаваясь массивному толчку распахивается впуская в было теплую комнату прохладный и зяблый осенний ветер. Мастер хмурится, пытаясь вспомнить почему и как окно оказалось не закрытым, а потом едва ли сужает почерневший на мгновение взгляд. Очередной клиент, фривольное отношение и сессии где присутствовало избиение и жестокость. А потом обязательно он сидел на подоконнике голый, кутаясь в сам халат Серегила, пьяным голосом говорил какие-то пошлости, которые совсем напротив не возбуждали, и курил. Мастер тогда 2 не мог появляться в своих комнатах проветривая апартаменты и всячески заставляя прибраться прислугу после этого дурдома. За несколько дней этого бессмысленного и дешевого театра, за которым не стояло даже и близко какое либо единение, Серегил едва ли чуть не убил клиента. Баснословная сумма, которая по сути, была заплачена за его нервы. Зачем ломать себя, только ради того что бы посмотреть как кто-то тебя унижает, и посмеяться над его злостью? Серегил так и не понял смысла того сомнительного удовольствия, что приносил Альберту, насилуя его тело, так и не доводя до разрядки, периодически прерываясь на побои. Клиент уехал довольный и…в больницу. Все как и должно было по контракту. А вот сам мастер несколько дней ходил как выжатый лимон. Ни единой мысли, ни единого желания. Он выглядел больным и уставшим, хотя старался изо всех сил выгнать это дурное состояние. Он знал что именно этот странный Альберт испил из него жизни, и именно за это было заплачено столько денег.
Тепло перерастает в холод и приходиться встать с кресла, что бы прикрыть окно, закрыть доступ разбушевавшемуся ветру, забрать у него воздух и пространство. Едва ли темный карий взгляд скользит по худенькой фигурке невольника, что бы почти с жалостью поджать губы понимая, как ему будет холодно.
-Сейчас. – Серегил говорит это скорее себе, все еще пребывая в раздраженном состоянии. Окно не было нормально закрыто из-за этого чужого Альберта, чье имя то даже вряд ли было настоящим. Конечно, кто скажет из богатеньких детишек каких-нибудь миллиардеров,  как его по настоящему зовут. Кто по настоящему позволит трахать не только свое тело но и свою фамилию? Все это будут знать только документа и нотариусы. Безжизненные мыши пыльных дел. У них никогда ничего не было, кроме своего дела и завистливого взгляда на деньги, которые в бешеных количествах текут сквозь их пальцы. Серегил едва прикрывает глаза отгоняя прочь это глупое раздраженное состояние и глубоко вдохнув, на одном движении захлопывая одновременно обе створки окна, уже смотрит спокойно на стекающую ночь по кромкам сада при Вертепе.
-Ты говоришь правильно, Ромео. Но это еще не все. В этих вещах скрыт куда больший смысл, чем может казаться. – Мастер проходит мимо мальчика заглядывая мимолетно в камин, наблюдая не потух ли тот, и вдруг задерживается у стенки, наблюдая как на темной поверхности шоколадной декорированной оружием стены, выплясывают тени рожденные в случайных движениях пропадающих поленьев, чертенята и какие-то почти живые существа. Они все словно объеденные одним праздником, соприкасаются в песнях и плясках, оставляя многочисленные следы от своих движений то тут, то там, задерживаясь на рукоятях сабель, задевая языками ножны ятаганов, и огибая очертания щитов.
-Это еще и воля….- Серегил вдруг улыбается этим отблескам, почти ощущая как тени ложатся на ореол его тела, едва ли сливая его с общей темнотой, словно какая то нотка миража магии скользит в этом просто и нехитром почти природном явлении.
-Воля к желаниям, воля к действиям, воля к чему-либо….-его голос едва замолкает осыпаясь прахом умерших звездочек, что рождаются в тенях идущих от камина.
-Но так же и безволие. Не желание, бессилие, бессмыслие. –Наконец мужчина поворачивает голову что бы заглянуть в зеленые глаза мальчика так и оставаясь стоять там у стены, в очертании висящих на стене мечей, в такой простой одежде, он кажется изгнанником из другого мира. Едва ли призрачная тень от было вспорхнувшей легкой шторы, скользит по его руке вверх к горлу, рисуя тонкий узор касания к шее и пропадает где-то в черных глазах, растворяясь сглаженной тканью.
-Скажи, Ромео. Как ты думаешь, ты бы смог воспитать в себе сдержанность страха? – Серегил делает шаг вперед. Словно нехотя, тьма образовавшаяся за его спиной расстается, все еще пытаясь хоть как-то ухватится за черную ткань футболки, но тщетно. Мастер разрывает призрачную картинку потустороннего воображаемого мирка и возвращается в реалии, скользя задумчивым взглядом по телу мальчика.
-Его тоже можно контролировать. – Он знает что делают почти каждый день с невольниками  клиенты. Он знает как сильно могут боятся этого рабы или не любить. Он знает какое потом отвращение изо дня в день вызывает в них такая жизнь. И сейчас его задача научить развиваться даже так, самых одаренных. Тех, кого бы Вертеп не хотел так просто отпускать, тех, у кого есть большой потенциал, тех, кто пользовался бы большим спросом. Укреплять разум невольника стоит по не многу, даже если ты еще по сути ребенок, в Вертепе это твоего положения не меняет.
Серегил снова делает шаг вперед останавливаясь у края ковра, рассматривая лежащие яркие мягкие подушки на нем, и задерживаясь более внимательно на хрупком, шоколадном теле мальчика. «Ромео, я твоя Джульетта» Ты никогда не услышишь этих слов. Потому что ты, Ромео, в Вертепе. Именно по этому мне придется быть твоей Джульеттой, отцом, матерью, всем. Всем, что бы ты слушал меня, что бы понимал меня. Что бы мог держаться. За безвольную шлюху много платить не будут, как ни печально это осознавать. Именно сейчас взгляд мужчины был строгим и ребристо-резким. Таким, словно бы невольник успел уже нашкодить, хотя это всего лишь было рождено мыслями осознания. Как это все глупо и бессмысленно.

Страх. Что это такое и с чем его едят? Почему твое сознание способно выдавать какие-то адреналиновые нестандартные картинки, с обязательно кончиной или еще хуже, тем, что всегда в тебе вызывало целую связку чувств, из-за которых ты не мог спокойно спать, дышать, думать. Почему тебе все время может казаться что это глупое чувство нарушает твою ровную моторику внутренней души и ровного дыхания тела. Почему нельзя с ним просто… слиться? Почему ты всегда бежишь от этого, стараясь избежать этого раз за разом, опуская даже столько дел, ограничивая себя с таким множеством возможностей, что уже от этой одной мысли становится стыдно. Почему? 
Серегил не понимал и этого. Его всегда раздражала собственная логика, которая так часто мешала жить нормально в этом мире, своя собственная тяга к каким-то странным ощущениям. Ну почему, Аллах побери? В страхе столько силы!  Шиит сейчас несколько потеряно смотрел на невольника, словно бы не понимая, откуда тот появился так близко, почему дышит его воздухом и него такой… испуганный вид? Неужели сейчас сам мужчина примерил плащ страха? Это был всего лишь зрительный обман. Маленькая глупость его давно мертвого сознания.
-Ромео….- Мастер что-то хочет сказать, возразить, но ничего не получается. С темных губ не срывается больше ни звука и мужчина лишь едва ли дышит, смотря сквозь фигурку мальчика, едва цепляясь затуманенным мыслями взглядом за отблеск огня в стекле окна. Проходит минута, а быть может две, пока мужчина протягивает руку касаясь кожи щеки чернокожего мальчика, что бы просто провести горячими подушечками пальцев оживляя его картинку, вдыхая в нее жизнь.
-Я говорю не о том страхе, Ромео…- Сейчас голос Мастера будто меняется, похожий на плавленый мед с маленькими орешками, он растекается по стенам комнаты, смешиваясь с запахом костра. Аквамариновый ритм всего лишь касаний вдруг равномерным сердцебиением нарушает тишину покоев. За окнами Вертепа начинается дождь. Еще мелкий и едва угадываемый, но уже наглый и настойчивый. Он выбивает мокрую кавалькаду по тонкому стеклу окна, пытаясь настойчиво прорваться за границы стеклянных преград. Влететь прохладой в тепло комнаты и огорошить этих двоих своей силой воды.
- Тысячелетняя тоска, морщин ржавеющие складки, дымится глубиной виска. Клубничный соус ярко-сладкий. – Серегил почти на распев читает стихи заглядывая в глубокие глаза мальчика и вдруг улыбается мальчику разрывая весь этот странно-темный кошмарный приторный вкус боли.
- И в совершенстве тишины, я остываю бледной ленью, и мертвой плоти валуны, несет кровавое течение. – Строка за строкой стихи текут, придавая вдруг запах и цвет клубники всем апартаментам мастера, заставляя самого мужчину теряться в своих ощущениях.
-Я ослепительно богат, качаюсь на волнах рубина, в глазах тускнеющий агат. У лобной кости тает льдина. – Завершительные нотки стиха и под его шелест шиит возвращается в кресло. Словно бы не было этих тяжелых рассуждений, чьих-то воспоминаний и чувств. Стих был границей, но еще далеко не концом.
-Тебе нравятся эти стихи? Да или нет? И почему? - странные психоделические строким слов, слитые в единый стих, это как тест, который порой может указать по реакции на саму чревоточину слушателя. Раскроет его мысли, его представление, или даст хотя бы нужный цвет.
-Ромео, подойди ко мне и сядь на мои колени. – Серегил хочет дать понять мальчику на легком примере, о какой сдержанности он хочет сказать. Всего лишь простой и легкий пример наглядно продемонстрирует невольнику смысл этих слов. Конечно, если Ромео правильно поймет и ощутит эту грань. Вся эта тема идет в глубину того, что бы просто научится держать и сдерживать не только себя но и партнера. Знать чего хочешь ты, знать чего хочет он. Держать, управлять или наоборот искоренять. Тонкие психологические нотки, действия, приемы, какие-то слова. Этим всем нужно уметь владеть.

Любовь, что это вообще такое? Тяга тела к душе, или тяга души к телу? До сих пор неизвестное и непонятное чувство, которое заставляет делать кучу страшных глупостей, страдать от неизвестной, невыносимой и яркой боли, возносится в небеса просто от каких то слов, или наоборот, считать что ты умер. Или так думают те, кто совсем молод, и не успел понять, смысла этого ужасного… ощущения. Зачем любить, будь просто своим. Тем, без которого твой партнер не смог бы жить. Это словно ты без крыла, он без голоса, вы без вдоха, а сердце стоит на месте. Зачем?
Мастер некоторое время рассматривал лицо Ромео, словно пытаясь понять смысл этих слов по новому. В голову тот час полезла куча всяких картинок, ненужных мыслей и…неподдельное удивление. Почему то именно от этого невольника Серегил не ожидал услышать этих слов. Нет, безусловно это было все….обыденно. Но все же…Шиита уже давно перестали восторгать эти слова, или заставлять хоть как-то реагировать на них, кроме мягкой улыбки. Это всего лишь первая волна, или быть может самообман человека. Серегилу никогда не нужна была чья-то любовь. Именно сейчас, в этот момент, мужчина попытался вспомнить, а был ли он влюблен когда-нибудь. Был, по крайней мере думал что был. Ее звали Элиза. Прекрасная девушка с полной грудью, тонкой талией и длинными белыми завитушками волос. Не смотря на такую не скромную внешность, у нее всегда был наивный, радостный взгляд. Она была похожа, для тогда еще почти юного Серегила, на светлую эльфку. Красивые черты лица, ярко-голубые глаза и улыбка. Легкая, манящая. Она совсем не умела соблазнять. По сравнению с ней молодой шиит был озабоченным парнем с плахой репутацией. Но эта репутация касалась только девушек. Элиза так же знала и о его любви к мужчинам. Счастье длилось совсем не долго. Он в первый раз уехал в горы учиться кататься на лыжах, и там встретил такого же молодого, яркого и странного парня. Он был инструктором по лыжам. Тяжелый взгляд, его нездоровое увлечение огнем, какие-то постоянные походы вдвоем в горы. Серегил оставил ее. Просто исчез из ее жизни, как умел это делать. Перестал отвечать на звонки, поменял квартиру и город, позже и вовсе исчез из ее жизни, стараясь даже мысленно не возвращаться к прекрасной девушке Элизе. Этот аргентинец тогда украл у него много времени и нервов. Это были странные отношения, надломанные и даже злые. Расстались они точно так же, как и начали. Серегил просто не пришел на очередное занятие, отправляясь в Париж. Потом были долгие месяцы странно томительной депрессии, отчаянные походы по клубам, куча каких-то клиентов, женщины, деньги, алкоголь, кровь, мужчины. Два хаотичных года, прожитых словно в бреду под действием наркотиков. Это была пустая и странная трата времени. В 21 год можно творить еще и не такую дурость.
Словно бы приходя в себя от столь странных мыслей мужчина как-то странно улыбнулся и наконец заговорил:
-Ромео, я сделаю вид что этого не слышал, а ты не говорил. – Опережая какие-либо слова мальчика, мастер приложил палец к его пухлым губам, давая понять что хочет тишины. Пока.
-Ведь это не правда…- Голос мужчины был несколько спокойным и даже почти снисходительным. Таким, словно сейчас действительно ничего не произошло. И маленького эпизода с признанием, просто не существовало. Он пропал в небытие, возвращая тот момент, когда шла речь о теме урока. Горячая рука мастера едва скользнула по щеке, слетая с губ, опускаясь на грудь мальчика ровно на том месте, где билось его сердечко. И пусть мужчина не знал, что все тело невольника охвачено болезнью, и сейчас этот странный трепещущий ритм, быть может, сорван где-то внутри какими то ниточками этой заразы, ему все равно казалось, что птичка-королек, трепещущая в костяной грудной клетке Ромео, всего лишь метаморфоза его тела. Ведь он еще так юн и совершенно очарователен в своей природе и поступках. Мастера это даже восхищало. Не смотря на все, этот маленький пока еще человек был собой, предавался воспоминаниям, чего то желал, не испытывал еще этих странных спазмов повзрослевшей души, пах наивностью и юностью, даже если тело было опорочено каким-нибудь из клиентов.
Горячая рука словно желала погладить само маленькое сердце, только для того, что бы придать ощущение легкого замешательства или быть может нетерпения. Именно сейчас стоило перестать быть доброжелательным господином. Серегил неожиданно решительно контрастом окинул фигуру мальчика таким тяжелым взглядом, таким оценивающим. Именно тем, когда клиент приходит что бы выбрать себе раба на ночь. Что бы попытаться оценить, понравится ли ему трахать этой ночью этого юнца в задницу, или он выберет другого.
-Ромео, сдержанность это одно из правил управления. Управления даже, будучи в подчинении кого-либо. Что бы доставлять высшее удовольствие, нужно знать тонкую грань, когда можно, когда не стоит, а когда хватит. – Голос кажется шепчущим, а вторая рука едва скользит по коже спины мальчика, очерчивая ореолы тонкого хребта. Едва касается поясницы кончиками пальцев, отзываясь по всему телу мурашками, и там остается, замирая, словно зверь в засаде. Ты можешь быть одним из королей желания, если будешь понимать, хотеть выжить тут по нашим правилам, либо быть никем. Просто рабом. Просто…
Мастер едва нагибается к лицу мальчика касаясь носом его вдруг холодного ушка. Вдыхая нежный и приятный аромат волос мальчика, давая прочувствовать свое дыхание, что бы взволновать. Эти нехитрые, почти ненавязчивые касания, они должны были безотказно действовать. Взволновать, заставить выйти из равновесия. Сбиться со своих мыслей, сделать что-нибудь наивно-незаметное, что бы дать понять самому мужчине, как действовать. Серегил умел угадывать и чувствовать чужое тело, пусть и потемки чужой души были ему абсолютно далеки.

Вот оно. Простая власть над чужим телом. Иногда дающаяся слишком легко. Нет ничего проще заставить чужое тело реагировать, мягко и податливо себя вести под твоими ладонями. Хотеть. Желание – всегда было странным чувством, главная цель которого одурманить, принести разрядку. Настолько сильную, что бы ты перестал понимать где ты находишься, зачем останавливаться и желать только одного – продолжения этого бесконечного круга наслаждения. Серегил научился понимать это очень хорошо. Еще лучше он научился различать тонкий настрой чужого тела. Улавливать нужные ноты, что бы потом знать, какие струны перебирать, вливаясь в общий ритм музыки космоса экстаза. Именно это и являлось мастерством в его понимании. Мастерством тела, смыслом его нынешней «работы» в Вертепе.
Реакция невольника была просчитана еще до того, как Серегил собирался его обнять и мягко ненавязчиво приласкать. Нет, конечно он не знал что скажет мальчик, что именно сделает, но то, что его тело «оживет» это Серегил знал наверняка. Хотя не всегда все получалось. Были те, с которыми было невозможно наладить этот тонкий контакт на уровне тактильных ощущений. Приходилось поддаваться, играть по чужим правилам, вливаться в другие условия, и пытаться победить. Победить – значит выполнить свою цель. Это было странно и глупо так относится к этим вещам, но мужчина уже просто не мог не вливать философию в собственные поступки. Иначе бы совсем двинулся. Иначе бы совсем…
Серегил лишь загадочно улыбается на слова мальчика. Дерзкие, действительно дерзкие, наглые. Такие просто так говорить нельзя в лицо мастерам. Любой другой со своей высокомерностью наказал бы Ромео, четко дал ему понять где его место и что ему не стоит говорить. Но у Серегила был четкий, свой метод. Он редко когда применял физическую силу. В его случае это могло бы принести слишком тяжелые последствия. Когда его сознание постоянно находиться в воспаленном состоянии, изнывающим желанием каких-то через чур отчаянных вещей и желаний. Да он сам бы не отказался от какой-нибудь сессии над рабом. Изувечил бы его, разорвал бы юное тело, сожрал захлебываясь кровью его душу, и ненасытно бы метался зверем в клетке. Серегил понимал, что если будет один, будет и второй, и тогда он из мастера превратится в монстра. Этого нельзя было допускать. Нельзя. Но когда он стал таким? Кого винить в собственном хаотичном состоянии души и этого демона-разума прочно поселившегося в собственной клоаке тела. Кого? Себя? О, навряд ли его бы свел сума собственный темп жизни подобного многим из богатой молодежи. Это началось ровно после тех двух лет дикой депрессии. Сначала по ночам странные кошмары с совершенно другой, чужой жизнью и чужим телом, потом усилилось нездоровыми кровожадными задатками в сексе, потом странный тоскливый поиск кого-то или чего-то. Потом психиатры, алкоголь, аскетичные пару лет в одиночестве в горах. Легкая встреча с давним любовником. Все тот же аргентинец. Спокойно принявший его в своем доме через столько лет. Никаких слов, ничего чужого, просто «проходи, сейчас что нить придумаем. Как твои дела?». А потом жаркий секс чуть ли не на полу в зале, хорошо что горит камин, и у него сильные руки. Ловко рвут одежду. Снежный горец и ему в противовес жаркий пустынный житель солнечных городов. Тяжело понять потом «куда, зачем, почему». Потом тишина-тишина-тишина. Год в единстве и снова пропажа. Всего лишь год, что бы обрести прочный барьер и снова сбежать от этих мучительных ощущений тоски. Прерываясь на какие-то ужасные спазмы безумия по ночам. Ему необходимо было предавать смысл даже простому траханью клиентов в Вертепе.
-Забудь. Ты среагировал, Ромео. Забудь объяснения. Твое тело уже желает. Это и есть «сдержанность» или не «сдержанность». – Мягкий, немного хриплый голос, разливающийся легким сладковатым соусом по шоколадному телу мальчика, горячие смуглые пальцы шиита, ненавязчиво поглаживающие кожу его поясницы, будто не нарочно то и дело миллиметр за миллиметром спускающиеся ниже.
-Скажи, чего ты сейчас хочешь? – Серегил не обязан был четко дать указание невольникам как себя вести. Его цель, именно его как мастера, как одного из методов его обучение, была заставить невольника самого себя не просто желать этого, а научится делать это надрывая себя. Не важно насколько бы сам невольник этого желал, он бы это делал, потому что должен делать. Что бы выжить. Простой пример того, как нужно себя вести в чужой игре и уметь оперировать чужими правилами со своим желаниями.
Сейчас во взгляде шиита читалась легкая улыбка, ненавязчивость, распутность, уверенность в себе, сила, хаотика разума, красота в собственном теле – четкая радуга тысячи чувств в одном единственном движении глаз. Это был не просто взгляд мастера, это был обманчивый взгляд любовника. Любовника который оставался единственным для себя одного, и был уникальным для каждого, беря на себя эту роль всего на ночь. Такой взгляд утомлял его самого, такой взгляд на самом деле требовал многих усилий. Не так просто психологически заставить партнера тебя хотеть, почти ничего не делая. Не так просто интриговать, не так просто управлять. Это все долго, мучительно, высасывает, заставляет терять собственные соки и собственный разум, порой растерянно оглядываясь назад. Потом просто перестаешь понимать где ты настоящий, а где ты искусственный, которого так просто можно марать в потоке общей похоти. Какой смысл искать "великий смысл"  в такой жизни? Ты уже давно на самой нижней ступеньке эволюции - ты потерял душу. Ты раздавлен, ее насилую каждую ночь твой собственный демон, которым ты уже почти полностью стал. Какой смысл  в этом, лишь бы не побольше пытаться оставаться адекватным? Невозможно изменить свою жизнь, если твоя душа погибла. Ее нельзя вырастить снова, так же как и нельзя вырастить утраченный глаз. Можно вставить протез, но толку от этого будет не больше, чем косметическое прикрытие твоего безобразного внутреннего мира.  Какой смысл всего этого, как не пытаться как-то выжить? Какой?

Отредактировано Серегил (2009-12-21 14:02:00)

Сколько нужно обычному человеку, что бы понять свои поступки или хотя бы осознать какую роль человек несет, когда ты четко знаешь его дело? Сколько нужно, что бы понять, что может этот человек делать на самом деле? Сколько нужно что бы понять, зачем он это делает и ради чего? Сколько?
Когда чужое сердечко под горячими руками выплясывает жаркую лампаду, хочется его уничтожить. Потому что это горячее чувство тебе давно уже неизвестно, чуждо и бессмысленно. Оно не несет никакой разрядки, заставляя думать совсем о других вещах. Более приземленных. Когда ты взрослеешь – ты стареешь не только телом, но и душой. У тебя меняются взгляды, у тебя меняются запросы, а еще ты…деградируешь. Несомненно тупеешь под напором всего того, что нужно делать взрослому человеку. Только таким странным людям, как посетители и рабочие Вертепа, доступен совершенно другой оттенок этого понимания. Они ходят где-то за «черной полосой» дозволенности простого человека, придаваясь запретному разврату, трахая детей, употребляя наркотики, совершая убийства. Все это присыпано неимоверным количеством денег. Очень тяжелое блюдо, дающее один единственный побочный аффект. После того, как ты попробуешь, ты очень быстро скатишься в приисподню.
Странно думать, что такой же человек, один из тех, чье тело пропитано вкусом этого блюда, может принести счастья. Серегилу было смешно слышать эти слова. Ему всегда казалось, что когда его просят осчастливить, все равно что просят убить. Потому что он не мог защитить, потому что он мог только уничтожить. Таков смысл Мастера, того самого настоящего мастера. С легкой руки разрушать внутренний мир рабов, заставляя их желать подчинятся, получать нужную энергию даже из унижений, лишь бы выжить в этом тяжелом месте.
Ромео Брук не был тем рабом, который испробовал все девять кругов ада Вертепа. Лишь только потому, что был еще молод для подобного. К тому же, к таким мальчикам свой запрос. Он действительно мог нравится не всем клиентам, потому что имел такой специфический цвет кожи, запах тела, и этот странно наивный взгляд.
Серегил подавил в себе желание рассмеяться и только прикрыл глаза, стараясь успокоится. Текущие сбивчивые мысли нарушали его личную Бодхисаттву, которую еще не успел тронуть демон, снующий ядовитой змеей внутри. Этот предел, оказалось, так легко было сломать и поглотить. Достаточно было встретить еще не сломанного Вертепом мальчика, в таком месте. На мгновение Серегилу захотелось все бросить. Выкупить и Германа раба, забрать свои вещи, выйти из круга Вертепа и свалить куда-нибудь во Францию. В Каннах найти за городом у пляжа домик, это время они могут пожить в «Hotel Majestic Cannes Barrière». В этом отеле никто никогда не задает лишних вопросов. Для Ромео можно купить большую собаку, ему бы пошел Сербернар. Отдать его в школу искусств, потом отправить в Ель в Англию. В Лондоне у Серегила была заброшенная мансарда, которую можно было отстроить вполне под пристойную квартиру. Сербернара назвать можно Ольфэ. Это было бы мягкое имя сладкого пирожного с карамельным запахом. И делать все, что бы потом картины Брука продавались в частных галереях. Он бы смог потом зарабатывать на этом, вести нормальную жизнь.  Наверное.
Чувство Сансары, последней капли светлых оттенков внутри Серегила так де быстро погасло, как и загорелось. Так и не успев развиться во что-то большее, оно погибло очень быстрой и легкой смертью. Серегил мысленно усмехнулся своим мыслям и протянул руки Ромео, едва расставляя ноги. Как легко разрушить чьи-то мечты, но еще легче убить вас обоих.
-Иди ко мне. – Серегил словно игнорирует все слова мальчика, его уже не поражает  глубина внутреннего детского мира, не поражает та святая наивность и желания светлых мыслей. Все в таком возрасте думают, что их счастье еще впереди, что все наладиться и прекрасный принц/мать/отец/принцесса спасут их. Стоит промолчать, лишь для того, что бы подчинить маленького человека с таким быстрым сердечком, горячей и шоколадной кожей, белозубой улыбкой и зелеными глазами. Нет романтики, есть только обреченность в простых действиях, когда ты способен ломать не только души, но и целые мира. Ты очень часто напоминаешь сам себе Чуму, летающую по космосу душ, думающую что она несет свет, а в итоге только смерть. Тебе нравится пожирать чужие звезды в глазах, отдавая в замен газообразные миражи далеко в миллионах световых лет от вас обоих. Это все мираж и обман чужого сознания. Ты уже давно не живой, а значит тебе можно творить то, что позволено только призракам.
Смуглые ладони Серегила едва скользят кончиками пальцев по хрупким плечикам, рисуя какие-то странные контуры мнимых татуировок, оставляя тонкий аромат кофе от его прикосновений. На теле самого Серегила ни одного рисунка, разве что едва проглядывающиеся шрамы на плече, а еще у него есть привычка, иногда, очень редко, когда он один посещает свой дом в Рас эль-Хайма, то он рисует краской из хны, разные узоры на ладонях, порой бессвязно придаваясь каким-то странным медитациям. Очень часто, ему самому, отчего-то кажется что это похоже на обряд приношения в жертву. Только вот чего?
Подушечки пальцев едва останавливаются на хрупкой шейке невольника, всего на мгновение сжимаю нежную шоколадную кожу, и тут же пропадают где то на спине, чертя витиеватые узоры. Это все просто обман ощущений. Серегил нарочно не касается ни груди мальчика, ни даже бедер, избегая всякого момента возбудить невольника слишком быстро. Это не нужно, лишь потому, что Ромео сам должен просить его об этом.
-Ромео, я не смогу быть ни тем, ни другим. Но я могу тебе подарить свое отражение для воспоминаний, что бы ты в благодарность за этот подарок, пользовался им в те моменты, когда тебе тяжело выполнять свое «дело». – Серегил не хочет говорить о простом трахе с клиентами, еще меньше он сейчас хочет думать о том, что ему придется трахнуть и этого ребенка, лишь для того, что бы подарить нужные воспоминания, что будут ему помогать. Его собственное тело еще само едва успело смыть чужую сперму с пресса. Мастер уже успел забыть лицо клиента, которого трахал два часа назад. Так же быстро и секс с Ромео сотрется каким-нибудь очередным заказом. И хотя Серегил никогда не делал это больше одного раза, за исключением нестандартных ситуаций, в данной момент ему необходимо было расслабится. Другое дело что мальчику придется приложить все свои усилия, что бы возбудить тело мастера. Дети Серегила никогда не возбуждали сами по себе, и утехи с ними не приводили самого мужчину в восторг. Все это было лишь работой. Сможет ли Ромео заставить его так же тяжело дышать, как и рослые партнеры?

-------------------
«Hotel Majestic Cannes Barrière». – знаменитый отель в Каннах класса Люкс. Расположен на против знаменитой «красной дорожки». (Франция).

Санса́ра (санскр. संसार, saṃsāra? «переход, череда перерождений, жизнь») — круговорот рождения и смерти, одно из основных понятий в индийской философии: душа, тонущая в «океане сансары», стремится к освобождению (мокше) и избавлению от результатов своих прошлых действий (кармы), которые являются частью «сети сансары».

Бодхиса́ттва, Бодхиса́тва, Бодиса́тва (санскр. बोधिसत्त्व, bodhisattva?; пали bodhisatta, буквально, «существо, стремящееся к пробуждению») — в буддизме человек (или иное существо), который принял решение стать Буддой. Побуждением к такому решению считают стремление выйти из бесконечности перерождений — сансары и спасти все живые существа от страданий.

Отредактировано Серегил (2010-11-22 17:08:53)

Моя бабушка курит трубку
И чертит планы захвата портов,
А потом берет в плен
очередную соседку
И продает ее в бордель моряков.
Та - становится лучшей шлюхой,
Та - становится женщиной ВАМП,
У нее - голубые корсет и подвязки,
А на шее - атласный бант.
(с)

Что вообще такое юность? Почему принято считать, что в это время ты совсем не способен трезво рассуждать, и вообще очень часто летаешь в небесах. Почему все могут считать, что в таком возрасте у тебя не может быть какого-то тяжелого опыта или настоящих страхов. Почему все считают, что только взрослые, созревшие умом, способны видеть истину? Разве это на самом деле было правдой? Разве раб-невольник шестнадцати лет не может иметь такой печальный опыт, как тридцатилетняя женщина еще не успевшая приобрести за свою жизнь столько партнеров? Девушек редко когда так бьют. Так же редко над девушками так издеваются в детстве. Разве что они все в таком же подобном месте, как и этот Ромео. Тогда каждая из них с легкостью и полным правом имели сказать тебе в лицо «Пошел нахуй» Если бы все было можно это осознать и обдумать сразу, то эти слова уже не казались бы такими грубыми. Они бы несли совсем другой оттенок. Грустный, усталый, обреченный.
Вот и сейчас Серегил едва уловил эти странные нотки обреченности, страха и растерянности. Не потому что мальчика испугали, а просто потому что он понял что-то такое настоящее, что-то осознал что обрело силу загнать его в это отчаяние. А, быть может, Серегилу показалось? Мастер не желал так сильно вплетаться в душу мальчика. Просто потому что не имел права. Если он слишком глубоко капнет, стараясь как-то поддержать мальчика, все будет слишком печально. У Мастера нет права лезть рабу в душу, просто потому что эта душа не его и ему не должно быть дела до нее. Зачем все так сильно усложнять? Усложнений Серегил тоже не любил. И, как на зло, вся его жизнь была сплошь и рядом усеяна такими сложностями, которые часто заставляли мужчину выходить из себя. Серегил прикрыл глаза и тяжело выдохнул прочь отгоняя ненужные мысли.

------------------------------------------------------
*Университетский госпиталь Кошан - Одно из лучших медецинских заведений во Франции. Включает в себя все медицинские направления, оснащенный по последнему слову науки и техники, его годовой бюджет составляет 315 млн Евро, ежегодные инвестиции- 19 млн Евро. Находится в Париже.

Шизофрения- (др.-греч. σχίζω — «раскалываю» + φρήν — «ум, рассудок») — полиморфное психическое расстройство или группа психических расстройств[1

Паническая атака- (ПА) представляет собой необъяснимый, мучительный для больного, приступ плохого самочувствия, сопровождаемый страхом или тревогой в сочетании с различными вегетативными (соматическими) симптомами.

Парафрения— наиболее тяжелая форма бредового синдрома, более тяжелая, чем паранойя (паранойяльный синдром) или параноид (параноидный синдром).

Отредактировано Серегил (2010-01-05 14:01:31)