Отредактировано Буси (2010-03-20 20:13:25)

Нехороший азарт в драконьих очах азиатского доктора заставил сердце Скиннера ёкнуть: ну как спятившему на почве любви к профессии азиату шибанёт в башку доказывать приятность интимного массажу прямо не отходя от кассы, то есть от кушетки? Все медики если не прирождённые садисты, скрытые или открытые, то абсолютно точно – поголовно ненормальные, - это глубокое убеждение Рэй вынес из тесного с ними общения. Однако, слава богам – всем, каких нет! – красный огонёк азарта погас и сменился чем-то более спокойным. Грустью, пожалуй. Ого… а у нашего живчика тоже не только хаханьки на уме, тоже некая печаль за душой. Впрочем, кто б сомневался, разве что тот, у кого печалей в жизни не было. Видимо, драконы в человеческом образе в полной мере подчинялись законам людских судеб…           
Может, если сейчас попросить пожалобнее, то он меня и восвояси отпустит? – прикинул Рэй и уже начал подбирать слова и выражение лица а-ля кот-киллер из «Шрека», но элегическое настроение Рю-самы завершилось неожиданным: он осторожно и ловко, как опытная сиделка, подсунул руку под колени Восьмого, приподнял их, и белые скиннеровские плавки, кажется, сами спорхнули с голеней и стоп, чтобы успокоиться на краю лежанки. Ну и правильно… какая в них теперь-то нужда? Всё же удивительна была несуетность изящно-скупых и точных движений у этого японца, подобравшего оптимальные темп и силу их именно под этого конкретного больного. Будто по сорок раз на дню раздевал одних только спинальников. Среди врачей такая умелость – качество уникальное, у Рэя даже мелькнула шальная идейка: вот бы такого в пансион… Как раз на место Гэна, китаец же на пенсию собирается. А чего?.. Взять, да пригласить на работу… Сманил же Хелен из военного госпиталя, почему Кена из борделя не сманить? 
Тёплая рука легла на плечо, приглашающе надавливая, служа рычагом, легко и необидно помогая повернуться на живот. Трудно это или нет – значения не имело. Доктор велел, значит, поворачиваемся без разговоров. Хорошо хоть проверка навыков его, как массажиста, на неопределённый срок откладывается. Но плохо, что товарищ целитель вспомнил о продолжении осмотра, - Рэймонд, опять же по опыту, догадывался, чем это грозит.       
Господи, как же это обрыдло, - вздохнул он, устраиваясь ничком и устраивая подбородок на сложенных кистях. Сначала ладонь доктора оказалась на ягодице. Осторожно ощупывая мышцы и очерчивая контур, он прошёлся пальцами по рельефу мышц, спустившись на бедро и скользя вниз по его задней поверхности. Остановившись под коленом, пальцы сжались, переминая кожу. Странный способ искать контрактуру… - немного удивился Скиннер. – Однако азиатская медицина отличается от европейской разительно…
Ну ещё бы… – мысленно хмыкнул он, слушая сдержанную похвалу доктора касаемо своей физической формы, – Вот чего-чего, а терпения у меня, как говорил один герой моего же романа, вагон, маленькая тележка, ковшичек и ложечка. Ложечку я издержал как раз в спортзале.
По два часа утром, час вечером, каждый день, без выходных и праздников – эти занятия стали бы колоссальной потерей времени, если бы Рэймонд не нашёл способа совмещать два важных дела. Однообразные, ритмичные движения оставляли простор для дум, и можно было сочинять всякую фантастическую ересь, так что, сползая чуть живым с тренажёров, Восьмой укладывался перед лэптопом и страницами набирал набело уже составленный и отделанный в уме текст.       
Рэймонд хотел было чуть возмущённо возразить на реплику «Тут вы, как я понимаю, уже мало чего чувствуете?» - мол, очень даже немало, чувствую не хуже вашего! – но тут лёгшая на спину рука Йоширо добралась-таки до роковой точки «Х»… Боль была ошеломляющей… будто дракон стиснул позвоночник стальными зубами, прокусывая его насквозь, сдавливая, дробя. Этот чёрный дракон тупыми когтями раздирал низ живота, бёдра, лодыжки. Казалось, плоть судорожно скручивается, как горящая бумага. Дыхание все-таки перехватило. Несколько секунд Скиннер балансировал на грани обморока, но Кен убрал руки и бывший штурман начал всплывать из-за зыбкой, звенящей пелены головокружения и дурноты. Дракон размыкал мощный капкан челюстей, облизываясь и урча, пригибал шею, втягивал когти. До следующего раза. Или до ночной темноты.
Когда Йоширо заговорил, Рэй стал приподниматься на локтях, чувствуя, как дрожат руки и сосёт под ложечкой от слабости, но сейчас, услышав его слова, низко опустил голову, сгорбившись так, что лопатки угловато выпятились, напоминая обрубленные крылья, и зажмурился, оперевшись макушкой в скрещенные запястья, тонкие, но крепкие. 
В самое нутро вползал тяжёлый, высасывающий всякую жизнь холод, будто открыли заглушку, через которую начал поступать космический вакуум. В темноте под веками воцарилась пустота полного безмыслия, в которой призрачно-невесомыми, рассыпчатыми хлопьями бесцветно-серого пепла порхали обрывки произнесённых врачом фраз: «у вас в спине осколок»… «нужна повторная операция»… «слабый, но шанс… «танго танцевать»… «передвигаться самостоятельно»… «большая вероятность риска»… «другого - не дано»…
Господи… Зачем я сюда приехал? – спрашивал у себя Восьмой, не уточняя понятия «сюда». - Зачем согласился? Ведь не хотел же, ведь как чувствовал! Что же я натворил! Что ж ты-то наделал, сволочь ты японская!
Бывшего штурмана захлёстывали глухая злоба и застарелая тоска, которую он почитал прирученной. Доктор разбудил сразу обоих демонов, дремавших себе, правда, довольно чутко, на горке из дочиста обглоданных косточек надежд, ранее похороненных. Это их голодный метафизический вой наполнил сейчас манипуляционную так, что хотелось заткнуть уши, спрятаться, сжаться в микроскопический комочек, перестать быть вообще.
Зачем, зачем всё это снова? Ведь всё же было так хорошо! По крайней мере, спокойно, понятно. Я знал пределы своей свободы, пусть тесные, но изученные и принятые как данность… Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться!.. - опять стукнуло в висках, - А что теперь? Теперь-то как?.. Не могу же я начинать всё заново… сил у меня на это не хватит!
Рэй пытался взять себя в руки, поднимая голову, поворачиваясь на бок и садясь. Но всё равно, во взгляде, поднятом на Йоширо, блеснула откровенная ненависть:
- Да, я знаю про осколок. Знаю даже, что он там не один. Мне два позвонка после ранения вообще по кусочками собирали… - Скиннер постарался мягко улыбнуться. – Вы, должно быть просто ещё не успели прочесть мою историю болезни. Там всё написано. Я и сам иногда её почитываю, любопытно, знаете ли. Поэтому о необходимости повторной… точнее, шестой операции я тоже знаю…
Тут Рэй запнулся и, опустив голову, тряхнул ею – стало совсем тошно. Хелен мягко, но настойчиво намекала на это каждую неделю. И была столь же откровенна насчёт степени риска… 
- Простите, Рю-сама… я ни в коей мере не ставлю под сомнение Ваши знания и квалификацию, но… - Восьмой поднял лицо и заглянул прямо в глаза метису. – Как Вы знаете, я не беден, кроме того, довольно известен в своих кругах. Я лечился не только у себя в Шотландии, но ещё много где. В Англии, Италии, Штатах. К моим услугам были не самые плохие нейрохирурги. Так почему они не сказали об этой чудотворной методике, а говорите мне о ней только Вы, доктор Йоширо?
Слова «шибко умный» не были произнесены вслух, но, подразумеваясь, повисли в воздухе, будто написанные аршинными буквами.

Отредактировано Буси (2010-03-20 20:10:47)

Бесспорно, взгляд чёрных драконьих глаз был гипнотическим, равно как и голос азиатского доктора. Иначе чем объяснить, что Рэймонд позволил Кену такое вопиющее нарушение личного пространства – податься головой к самому лицу и упереться лбом в лоб? В какой-то миг Скиннера натурально повело, лишь смигнув, он остановил сладостное скольжение сознания… куда-то.
То, что Оливер излагал, в какой-то степени было верным. Да, алчность. Да, не все медики честны. Рэй вовсе не был настолько наивен, чтобы верить в безукоризненную чистоту любого обладателя белых врачебных одежд. Довод Йоширо имел бы право считаться резонным, если б Рэй сидел безвылазно в своей шотландской глубинке и годами слепо доверял своему единственному лечащему врачу. Однако когда специалисты из разных стран на разных языка говорят и пишут примерно одно и то же… - бывший штурман пожал плечами. Теория заговора никогда не была у Скиннера в числе излюбленных, а уж во всемирный заговор врачей с целью облапошить богатого больного лоха и пожизненно доить с него денежки, вообще верилось с превеликим трудом. Вообще не верилось. Чепуха, ясень-пень, – скептично ухмыльнулся Рэймонд. – Исцелённый, я стал бы лучшей рекламой любой клиники… да и взносы отстёгивал бы куда щедрее – из благодарности. 
Следующий период пламенной речи Кена заставил бывшего штурмана до хруста сжать зубы. Метис продолжал виртуозно травить призатянувшиеся раны Скиннера. И старательно раздувал ненависть, которую Рэй так же старательно в себе давил. Слова «Ты дурак, Рэймонд» он пропустил мимо ушей, а ответом на напыщенный пассаж о том, что сам Кен Оливер жрал бы землю, лишь бы встать на ноги, стала скиннероввская холодно-презрительная усмешка. - Да что ты знаешь, узкоглазый! Да меня давно пора почетным земляным червём назначать по весу этой самой сожранной земли… Никто не вправе обвинять меня в лени и трусости! А ты меньше всего, скотина японская! На тебя бы я посмотрел ещё, сопляк, как бы ты за шансы цеплялся, разделай тебя судьба как меня или любого моего товарища по пансиону!        
Как ни удивительно, в душе Восьмого ещё жила вера в честную игру. Он и теперь не терпел хитрости и коварства, ненавидел жуликов и ловкачей. Поэтому от глубоко симпатичного ему доктора, от того, кому безусловно доверился, вероломного нападения он не ожидал. И прокараулил толчок докторской головой, вместе со словами «шанс есть!» швырнувший корпус Буси назад к стене.
Дальше вообще началось невообразимое - желая что-то там доказать, метис схватил руку Скиннера. Ум того пребывал в глубочайшем ступоре, но занятия в додзё Масудзо-самы не прошло даром - тело само вспомнило навыки, усвоенные ещё в детстве. Ещё ошарашенно хлопая ресницами, бывший штурман неосознанно начал проводить защиту от захвата по технике Сихо-Нагэ. Положение было до смешного стандартным: несущий какую-то хрень про суд и уголовников Йоширо стоял напротив, правой рукой держа Скиннера за левое запястье. Всё, как по-писаному: уке атакует, проводя захват. Дальше по этому писаному тори должен выполнить освобождение от захвата с восходящим ударом в подбородок. После нанесения удара тори захватывает левую руку уке рукой, проводившей удар, так, чтобы большой палец оказался на внутренней стороне предплечья уке рядом с запястьем. Рука движется по часовой стрелке вниз до положения шесть часов, после чего тори делает шаг правой ногой влево… стоп. Рука Восьмого уже двигалась, но каким-то десятым уровнем сознания он сообразил: вот и сложность - делает шаг. Такому горе-тори, как я, шага не сделать. 
Но по правилам нужно шагнуть с разворотом на 180 градусов, не прекращая движение руки по кругу. В результате тори оказывается в стойке всадника, выведя руку уке на контроль в плечевом суставе. Делая длинный шаг левой ногой, тори опускает руку уке, выводя его из равновесия. Уке падает на спину. В этом приёме сложно сделать ошибку. Это базовые техники.
Фиг вам, как говорится, гладко было на бумаге. Всё элементарно, когда стоишь босыми ногами на упругом, но надёжном татами в тренировочном зале. А как быть, когда не стоишь, а сидишь, да ещё на предательски скользкой клеёнке, покрытой ёрзающей от каждого движения простынёй? Когда никаких тебе шагов, ни длинных, ни коротких? Может, достаточно просто делать разворот очень резко? – опять прошила мысль тот же десятый слой ошеломлённого ума, - Угу... и завалишься сам. Можно дёрнуть нападающего на себя, даже за себя. Тогда Кен упадёт на кушетку, в идеале завалится на спину, то есть, спиной на колени ко мне. Или боком.
Да. Так должно было быть. Но так не получилось, ибо уке был настороже, тоже занимался единоборствами, и противопоставил тори кое-что. Обычный пинок – и Скиннер был опрокинут на эту самую кушетку, и уложен мордой в неё. Вот так просто: подлый пинок по ногам решил дело.   
Не стоит верить в добрых драконов, - стукнуло в висках.
От шока знаменитая штурманская реакция, похоже, отдала богу душу: вместо того, чтобы попытаться сделать что-то продуктивное правой рукой, пока левое запястье захлёстывал эластичный, но прочный ремешок, Скиннер бестолково сжал пальцы в кулак и дёрнул уже привязанной рукой. Этого времени Йоширо как раз хватило, чтобы перехватить и зафиксировать руку правую. 
Не стоит верить в добрых драконов... ох, не стоит!..
«Ярость – великий бог сильных людей». Именно ярость всегда становилась прибежищем Скиннера в экстремальной ситуации, с которой он сам не мог справиться. Вот и сейчас он задыхался не от перетянувшего туловище бинта, и уж, разумеется, не от того, что дух захватило, когда этот дракон тягуче поцеловал его в шею, а только от ярости. Не знакомое Рэю бешенство, приносящее ледяную ясность собранности и азарта, а первичная, неуправляемая ярость, горячая и мутная, ударила в голову, будто хмель, искажая реальность не только внешнюю, но и внутреннюю: кожу опалило жгучее солнце, от его сухого жара тело мгновенно покрылось испариной. В слепящем свете афганского полдня Восьмого привязывал к кушетке не щуплый полуяпонец, а бородатый силач Ахмед. Губы Рэймонда уже сложились, чтобы выплюнуть «Пусти! Пусти, гад!», но остатки самоконтроля начисто блокировали речевые функции.
Ты больше никогда не станешь просить пощады.
С привязыванием ног у Йоширо никаких проблем не возникло – клиент при всём желании не мог брыкаться, хотя туловищем извивался отчаянно. Кляп тоже был излишней предосторожностью – с искривлённых губ слетало только яростное рычание. Низкий нечеловеческий рык, полный тоски и угрозы. Если бы взгляды убивали, метис уже десяток раз помер бы, но, убедившись, что злобные взгляды не только не имеют поражающей силы, но и выглядят жалко, Рэй решительно закрыл глаза. И не открыл их, когда кольнуло в ухо… один раз, второй, третий… Йоширо вполне мог счесть, что вводит иглы в ушную раковину обеспамятевшего. 
Сволочь, сволочь! – ярился Восьмой, пока Оливер сопел и разминался. - Воспользовался тем, что я путного сопротивления не окажу! Я же ему поверил, а он меня связал, как барана! На что я вообще годен, ящерица растоптанная!..
Он ощущал, как ярость уступает место пустоте. Апатии. Тупому безразличию. Боль, обрушившаяся, когда Рю-сама опять начал проминать повреждённый участок позвоночника окончательно погребла под своей лавиной остатки смятой гордости. Только непонятное, первородное упрямство не дало сознанию задёрнуться милосердным тёмным пологом беспамятства. Поэтому все топтания по хребту уверенных пальцев и каждый из шести уколов Рэй прочувствовал в полной мере.     
Что всего горше, тело предавало в очередной раз, но по-другому. Возникшая через несколько минут между лопаток тёплая водяная дорожка, невидимая, но ясно ощутимая, медленно ползла вниз вслед за её ладонью. Рэй почувствовал – его развозит. Каждая сведённая привычным напряжением клеточка расправляется, потягивается, как проснувшийся солнечным утром ребёнок, счастливо и доверчиво. Тело, будто окаменевший сухарь, радостно напитывалось чем-то сладким, лёгким, хмельным, вроде той медовухи, которой пятилетний Рэй-тян по недосмотру хлебнул из синей эмалированной кружки в бабушкином доме. Столь сильное удовольствие от собственного тела было им давно и прочно забыто. Не остывающая струйка всё текла, текла неторопливо, она ласкающе согревала, смывала боль, как след засохшей чёрной туши. Не притупляя её, не делая отнесённым вдаль фоном, а попросту стирая полностью, без остатка.
Рэй весь вдруг как-то обмяк, ослаб, так что и пальцем, кажется, шевельнуть было невозможно. Не чувствовал, как выходили иглы, пребывая в каком-то полузабытьи, и очнулся, только когда хищно захрустели ножницы, перекусывая прорезиненную ткань.
Промокшее от слюны полотенце покинуло рот, мазнул по губе большой палец «алчного и уставшего доктора». Поцелуев ему захотелось? Хрен тебе в зубы. – Скиннер не удостоил плюхнувшегося рядом Кена даже ледяным взглядом. Через минуту бывший штурман повернулся на бок, потом на спину, вяло отбросив бесхозяйственно разрезанные бинты, сел, и ещё минуты две в полном безмолвии сидел, тупо созерцая псевдомраморные разводы на противоположной стене. И лишь тогда Йоширо услышал его голос, тихий, но такой холодный, что на окнах, кажется, изморозь проступила:     
- Никогда больше. Не смей. Валять меня, как… как куклу! Как... труп! Я ещё жив, понял?!
В последней фразе уже прозвенело нечто похожее на человеческие чувства, Рэй сам это услышал и вновь замолк, опустив ресницы, потянулся к заждавшимся на краю кушетки плавкам.

Отредактировано Буси (2010-03-03 20:17:10)

На тыльную сторону левой штурманской кисти, сердито стиснувшей отдохнувшие плавки, легла ладонь Кена. Наверное, она хотела выразить что-то лёгким пожатием, но Восьмой ещё не способен был понимать. Он зыркнул на Йоширо злыми тёмными глазами и хотел резким движением сбросить его руку со своей. Что его удержало? Может быть, всё объяснялось просто и прозаично – Скиннер по-прежнему находился в состоянии странной истомы, непривычно расслабленные мышцы казались растопленным ароматизированным воском, и двигаться не хотелось вовсе. А может… Впрочем, бог весть…
Чего он там городит? «Я тебя разбудил»? – Рэй с трудом удержался от презрительного фырканья, не желая показывать японскому паразиту, что он вообще слышал его бредовые речи.- Нашёл, тоже мне, спящую красавицу, принц узкоглазый! – скиннеровская ирония выпуталась из рыхлых пелен злости и выставила свою улыбающуюся змеиную головку: ну не-е-ет, Рю-кун, ты оплошал. Если уж ты кого среди иголок и разбудил, то не нежную принцессочку в невесомой пене кружев, а валькирию в полном боевом доспехе и с мечом на поясе.       
Ох, не буди лихо, пока оно тихо! – именно про такие случаи говорится. «По-другому было нельзя»? – от новой фразы Йоширо злоба Рэймонда опять зашипела, пузырясь. – Я, что, безумец невменяемый?! Только им оказывают медпомощь, не спрашивая согласия! Он что же – таким меня считает?! Нет, я, конечно, псих, но не настолько же! Или настолько?..
Рука метиса перенеслась на спину и замерла там. Рэй снова хотел брезгливо повести плечами и стряхнуть надоеду, и снова что-то ему помешало. Он так и сидел молча, только уже не тупо уставившись в стенку, а опустив ресницы и поневоле вслушиваясь в слова. Звенящий от внутреннего напряжения вопрос Йоширо заставил бывшего штурмана ненадолго вынырнуть из пучин нравственно-моральной лабуды, и озаботиться практическими вопросами. Кен очень правильно сделал, что прикоснулся к шраму, тем самым переключая внимание Скиннера с внутренних терзаний на план ощущений чисто телесных. А они, между прочим, говорили, что…
Через выражение отнюдь не напускного безразличия на лице Рэя начало проступать детское удивление. Боль отсутствовала, как таковая. Не резало тупым зубчатым лезвием там, где грела мягким теплом Кенова ладонь. Не стреляло больше током в тазовые кости, не выламывало бёдра, не выворачивало колени, не выкручивало судорогами голени. Испугавшись, Восьмой рефлекторно дотронулся до своего живота – иногда бывало, что после резких поворотов он будто деревенел, и прикосновения доходили слабо, как при местной анестезии. Но теперь с чувствительностью всё было весьма неплохо, хотя болевых ощущений как не бывало. Они не просто стихли, как это случалось благодаря действию таблеток из оранжевого пузырька, они попросту исчезли, будто никогда не существовали. Впервые за четыре с лишним года.
Не стоит верить в добрых драконов?
Самым большим и страшным грехом в семье Скиннеров считалась неблагодарность. Доктор Йоширо совершил чудо. Самое настоящее чудо, неожиданное и реальное. А всего несколько часов назад выволок его, Рэймонда Скиннера, с того света. Если б не он, его бы, Восьмого, тут не сидело. Разве это не искупает любых проступков Кена по отношению к спасённому им человеку на тридцать три года вперёд?   
Вот ёжкин же кот, - едва заметно нахмурился бывший штурман, понимая, что кипевший в нём гнев неудержимо остывает и испаряется быстрее, чем леденящий мазок спирта по спине. – Всего хуже, по чести, я даже не могу сказать, что этот драконище совсем неправ. Умом-то я понимаю: он выбрал оптимальный способ действий, но... это было слишком жёстко. Для меня - слишком. Доктор Йоширо меня здорово... смял. Хм... – тут Рэймонд задумался, - Вообще-то… Он же не мог знать, что я совсем не переношу насилия. Здесь, где садисты через одного, это, наверное, редкость. Откуда ему было угадать, чего мне там в полубреду примерещиться может. А правда, чего уж такого? Ну связали, ну прощупали в очередной раз, ну иглами утыкали - делов-то! На настоящую пытку всяко не тянет. Не такое ведь я переживал… Чем же меня этот поступок потряс? – мысли в пустоватой ещё голове штурмана ворочались лениво и апатично, как морские львы на пляжах Галапагосских островов. – Неожиданностью, вот чем. Коварством... точнее - вероломством. И... прицельной ходьбой по моим личным мозолям. Он меня смял. И гордость смял, применив физическую силу, показав, что я слаб и ни на что не гожусь, даже оказать путное сопротивление. Тем самым и доверие, отчасти, он тоже смял, своими руками.
Рэй с нескрываемым сожалением вздохнул – себе лгать не имело смысла.
Какими хорошими мы были бы друзьями!.. Я ведь вправду уже готов был ему довериться полностью, а теперь... не знаю. Теперь нам всё придётся налаживать заново, если я захочу этого. А я хочу, - снова признался себе Восьмой. – Несмотря ни на что, хочу. Но строить отношения теперь, с учётом произошедшего, будет гораздо труднее, чем в первый раз. 
Рука Йоширо сама безвольно легла на простыню. В сбивчивых словах доктора, бормотавшего извинения, слышалось такая мýка, что Рэй поневоле взглянул на Кена, и поразился: батюшки, да славный рефлексотерапевт в не меньшем, пожалуй, смятении сейчас, чем я сам! Чёрт… он же действительно хотел, как лучше! И волнуется - не получилось ли, как всегда. Судорожный выдох был красноречивее интонации, как и последовавшее молчание Кена. Честное слово, Рэймонд не специально тянул паузу, он просто сам пытался поверить в невозможное и с напряжённым вниманием, полузакрыв глаза, мысленно скаиировал собственное состояние – не проявится ли где назойливая подружка-боль.         
Видимо, метис не вынес ожидания, потому что мягко взял своего пациента за подбородок и повернул к себе его лицо, ловя малейшие оттенки чувств. Рэй снова ощутил сладкое покруживание от этого немигающего драконьего взгляда и глубокого, вкрадчивого голоса, повторявшего самый важный на этот момент вопрос – ушла ли боль?
- Да, - так же тихо ответил Рэй. – Она ушла. Только, Кен… мне сидеть трудно. Спину держать совсем не могу. Отпусти меня к себе. Мне, наверное, полежать надо.  Я лучше потом к тебе снова приду...

После слов Восьмого, прояснивших результаты того, что Йоширо назвал вначале «забавными манипуляциями», узкоглазый метис рассиялся улыбкой ярче полуденного солнышка за окном. Он отпустил подбородок Рэя, и кончики пальцев скользнули вниз, ласково почёсывая больного, будто найденного и обогретого бездомного котёнка.       
Признание пациента в неспособности держать спину Рю-саму не смутило, но заставило прямо-таки взлететь, бело-голубым цунами пройтись по шкафам, хлопая распахнутыми-захлопнутыми  дверцами и выдвинутыми ящиками, прошуршать прозрачным пластиком упаковок и… Увидев вытащенный из пакета предмет, Рэй невольно отшатнулся, будто чёрт от ладана. Вовсе не боязнь гламурных кружавчиков заставила Скиннера резко побледнеть. Уж больно свежа была память о другом, каменно-твёрдом, панцире. Именно по её вине еле удержался от того, чтобы в панике отрицательно замотать башкой и замахать руками: «Опять?! Нет, нет! Ни за что!..». К тому же чересчур прочно засело в мозгу небезосновательное суждение старого Гэна: «Ничто не способно поддерживать больную спину лучше, чем неустранимый корсет собственных мышц». В отличие от Йоширо, который, видимо, считал иначе, Рэй принимал это мнение безоговорочно… но не сейчас. Сейчас мышцы были квашня квашнёй, как говаривала бабушка.
Широкие лямки плотно легли на плечи, будто погоны, знаменуя собой то ли переход в новое качество, то ли… что-то ещё. Скиннер прикрыл глаза и до желваков сцепил зубы, когда корсет стиснул корпус от подмышек до бёдер. Память тела тут же выдала очередной фокус – в животе похолодело, сердце бешено заколотилось, а горло так сжалось, что Рэймонд с трудом сглотнул. Зато теперь он стал квашнёй, торчащей из какой-никакой, но жёстко облегающей формы.
Он попытался обмануть взбесившееся и орущее подсознание, сосредоточиться на прикосновениях Кена, приглаживающего застежку-липучку на его животе, на восхищённых мыслях о том, как сноровисто доктор умеет одевать, в общем-то, незнакомого человека… интересно, он со всеми так ловок? И сам-то понимает, насколько?.. Противиться и протестовать не было сил, Восьмой принимал помощь в одевании, понимая, что сам сейчас способен только сидеть как попка, да тупо моргать.           
Накидывая рубашку и провожая взглядом убегающего Йоширо, Рэй снова качнул головой: иронистка-судьба вновь выбрала самый неправдоподобный сценарий. Годами без толку мотаться по известнейшим, дорогущим неврологическим и ортопедическим клиникам мира – и найти кудесника, который играючи избавил от страданий, не где-нибудь, а в борделе!.. Вот попробуй-ка опиши такое в романе – и не только самые ленивые критики заклюют, но и самые преданные читатели заплюют – не бывает такого. Ан бывает, - накидывая на плечи рубашку и просовывая руки в рукава, размышлял бывший штурман. 
Он потихоньку выбредал из серого тумана апатии, но было ли от этого лучше? Все видимые иглы доктор Йоширо вытащил, но парочка невидимых колко входили в сердце Скиннера именно сейчас. Назывались они просто – разочарование и горечь. То, что он интересен азиатскому доктору не только в качестве любопытного медицинского казуса, но и как личность, оказалось всего лишь иллюзией, данью неистребимой скиннеровской наивности. Рэй нахмурился, якобы оттого, что проталкивание ослабевшими пальцами в маленькие прорези на планке рубашки оставшихся пуговиц требовало сосредоточенности и старания. 
Он мог бы стать мне чудесным другом, этот дракон… - прислушиваясь к тихому звяканью фарфора и стекла в соседней комнате, Рэй запнулся, но по своему обыкновению упрямо додумал мысль, – …больше, чем другом. Если бы захотел. Но теперь такое возможно разве что в другом воплощении. Где я не буду пациентом, а он врачом. Как жаль, что я не верю даже в реинкарнацию, и даже этим утешиться не могу, - усмехнулся Восьмой, чувствуя, как в душу медленным и жгучим ядом вливается хорошо знакомая маслянисто-чёрная струйка тоски по несбывшемуся. Слишком определённым было понимание – в этой жизни Рэймонда и Кена больше ничего не связывает. Дело сделано. Цепочка, связавшая их на несколько часов, рассыпалась на звенья с неслышимым, но щемящим звоном.
Он врач, профи, и этим всё сказано. Он такой же, как все, и это нормально. Он действительно искренне рад за меня, но… Ты больше не нужен ему, - приподнимаясь на упёртой в кушетку правой руке, чтобы подтянуть плавки, а потом и брюки, честно сказал себе Скиннер. - Это ты, писака, копаешься в чужих душах подолгу, а в лечении тел важна скорость. И жаловаться не на что. Тебе помогли, от смерти спасли, исцелили, так какого рожна тебе ещё надо?! Гуляй, Вася. Свободен. Можно лететь на помощь кому-то другому, кто больше нуждается в его знаниях и умениях. Кена абсолютно не за что упрекнуть: его профессиональный азарт утолён, честолюбие удовлетворено. Я для него всего лишь ступенька на лестнице успехов. Крутая, трудная, но уже пройденная ступенька к совершенству, на которой не стоит, да и нельзя останавливаться. Может, он и не забудет обо мне прямо завтра, но интереса я для него больше не представляю. Никто не вздыхает томно и с умилением над тетрадью с  решённой уже задачкой, и в здравом уме не вешает на стену в рамочке даже самый трудный отгаданный однажды кроссворд.                   
Все было правильно. Настолько правильно, что даже собственное смутное недовольство воспринималось Скиннером как проявление эгоизма и заставляло удушливо краснеть от стыда.
И даже если я сейчас приглашу его в пансион, это будет выглядеть подкупом. Банальным подкупом: «Я буду платить, только останься со мной!» Пусть он об этом не догадается, но я-то буду знать… - мелькнуло в голове бывшего штурмана, поднявшего голову, чтобы взглянуть на Йоширо, снова влетевшего в манипуляционную с какой-то банкой в руках.
Ну и что в ней? – безразлично раздумывал Восьмой, слушая инструкции по применению снадобья и размеренно кивая. – Что там такого страшного для пугливых европейцев, помимо трав и минералов? Сушёные каракатицы? Или морёные тараканы? Хорошо бы те, которых ты сегодня пустил мне в нутро…
На замечание о счёте за лечение Рэй тоже молча кивнул – какие обиды, всякий труд должен быть оплачен. Про себя Скиннер немедленно решил, что какой бы суммы ни касалось дело, он выплатит её в тройном размере, и то ещё мало. Знал бы ты, Рю-сама, сколько денег и нервов из нашей семьи вытрясли твои маститые коллеги и без малейшей отдачи…
Дослушав и в последний раз кивнув, уже на сиденьи коляски и укрытый пледом, Рэймонд открыл было рот, чтобы сказать – мол, всё понял, возражений не имею, когда его настиг вопрос об архаровцах. Кого доктор имел в виду, догадаться было несложно. Но ответ на него Скиннер отложил, положив пальцы на джойстик, привычно пробежал ими по кнопкам, подъехал к двери и остановился, резко развернувшись.
- Я где-то читал, что, благодаря мастерам шиацу и иглоукалывания раненые самураи в прежние времена почти не страдали от боли, - негромко сказал он, заглядывая в тёмные раскосые глаза. – Вот только я не слишком-то в это поверил. И не потому, что усомнился в мастерстве древних лекарей… а потому что сами воины, наверняка, воспринимали боль, как способ испытать собственную волю и стойкость. Они же не кисейные барышни, верно? Едва ли они позволяли себе совсем избегать страданий… или я ничего не смыслю в психологии буси. Во всяком случае, я старался использовать свою боль именно так. Но в последнее время… - Восьмой ещё понизил голос, - я почувствовал, что она слишком сильный противник и ломает меня. Ломает лучшее во мне, поэтому… Спасибо, Йоширо-сан… Йоширо-сенсей.
Корсет, не позволяющий спине согнуться, сделал глубокий поклон Скиннера особенно изящным.
- Вы спасли сейчас не только мою спину, - выпрямившись, продолжил бывший штурман. - Вы спасли моё достоинство. Честь мою спасли.
Второй поклон был ещё ниже – настолько, что липучка под рубашкой почти коснулась вельвета брюк, но Восьмой почувствовал, как его повело вниз волной головокружения. Он судорожно схватился за подлокотник и выпрямился с заметным усилием, отчётливо посерев.
- Да-а… будет лучше, доктор, если Вы меня проводите до покоев… Мальчишки, наверное, спят, а одному, боюсь, мне просто не доехать.   

Отредактировано Буси (2010-04-02 14:37:40)