- Вставай, приказано поторопиться.
«Вставать?...» Лиам закрыл глаза около получаса назад, погрузил свое худощавое тело в плен мягких простыней своей кровати. Сегодня он мечтал о сне, просто потому что заказов от клиентов на ночь не было, и парень буквально до последнего молился каким-то неведомым силам о том, что бы сегодня ночью он остался невостребованным.  Неведомые силы как всегда были глухи и ничего не слышали.
Болезненно разлепив только-только приготовленные ко сну веки, паренек поднялся с постели. За две недели пребывания в Вертепе Лиам прекрасно уяснил то, что клиенты не любят ждать.
Уже через несколько минут его вели по длинным коридорам. Страх перед каждым новым визитом к заказчику Лиам не мог побороть, как не старался. Он привык служить только одному, своему покинувшему этот мир, Хозяину. Жизнь парня круто изменилась за последний месяц, настолько круто, что он даже еще не успел осознать всей прискорбности своего нынешнего положения. Люди, жадные до секса и извращений, голодные до молодого тела, с лоснящимися от возбуждения телами и рвущимися от денег и визитных карт кошельками. Виллиам испытывал к ним лишь отвращение, которое, к его же счастью, быстро научился скрывать. Он старался не думать о том, что происходит с ним, не думать о том какие еще пытки ему придется испытать и как долго он сможет продержаться. Он уходил в свои мысли, в свой уютный мирок, служивший надежным укрытием от безумства. Лиам думал о своем бывшем Хозяине, представлял его гниющим в могиле, представлял, как черви выедают глазницы и ласкают гниющую кожу. Теперь у Хозяина новые рабы, их много. Подобные размышления успокаивали Виллиама. Обидно знать, что самый дорогой тебе человек запер тебя в золотой клетке, предварительно сделав шлюхой на пожизненно. Лиам обязательно скажет ему «спасибо», только не в этой жизни.
Блондин едва не впечатался в спину охранника, не заметив, как тот остановился перед дверью в чьи-то апартаменты. Айвенс уже представлял очередного «благородного аристократа» с грязной текущей по венам кровью. Поправил длинный шелковый белоснежный пеньюар, прозрачный и невесомый. Указаний по дресс-коду невольник не получил, поэтому не стал долго морочиться с выбором одеяния. «Все равно разденут…»
Дверь за парнем закрылась, оставив его в роскошно обставленном помещении теплых сливочно-шоколадных тонов. Фигурка сидящего в кресле молодого человека как-то терялась среди мебельных изысков, но Лиаму она показалась настолько непривычной, что взгляд раба приник к ней подобно магниту. Он бы мог принять юношу за невольника, но насколько знал Виллиам, к невольникам здесь были высокие запросы и вряд ли человек со столь невыразительной внешностью мог им быть. На клиента тот, правда, тоже не особо тянул. Слишком молодой, напоминающий крысеныша. Опомнившись, Лиам быстро опустился на колени, краем глаза замечая валявшуюся на полу трость и телефонный аппарат. По коже пробежался холодок, проник глубже и осел в глубине сознания покалывающим страхом. Виллиам еще не получил разрешения на то, чтобы раскрыть свой рот, поэтому молчал, покорно ожидая действий и приказов этого странного ночного клиента.

В пол. Его глаза, прикрытые светлыми, чуть подрагивающими ресницами, смотрели в пол. Ровно на границу между паркетом и ковровым покрытием, словно это была граница не между двумя физическими материями, а какое-то невидимое ограждение, переступив через которое Лиам уже окончательно окажется во власти этого довольно странного юного клиента. Молодой человек поднялся с кресла – невольник не видел этого, но внимательно прислушивался к каждому звуку, означавшему движение заказчика. В мягком ворсе, словно в сбитых сливках, тонули неуверенные, опирающиеся на трость, шаги незнакомца. И чем ближе тот подходил, тем сильнее хотелось поднять голову и рассмотреть его лучше, и тем сильнее был неприятный скользкий страх все так же резво играющий под кожей раба. Виллиам замер, и даже, кажется, на время перестал дышать, чувствуя на себе пронизывающий взгляд клиента. Как же холодно. От внимательного взгляда на своем теле или от того, что одет в шелковую скользящую по коже ткань? Или просто показалось.
- Встань. И назови свое имя.
От ледяного, не насыщенного властностью и похотью голоса, по телу пробежала дрожь. И теперь уже точно не показалось, было холодно, еще немного и всего парня заколотит от зябкости и волнения. Или от страха.
«Имя?...» Редко кто из толстосумов интересовался его именем, очень редко. Чаще они выдумывали для Лиама какие-то унизительные прозвища, которыми радовали свое извращенное эго.
Колени невольника расстались с гладкой поверхностью паркета, и стоило только поднять взгляд, чтобы увидеть, наконец, вблизи лицо клиента, чью ночную скуку будет развеивать раб сегодня. Но страх не отпускал, и Айвенс не осмеливался заглянуть в глаза своего очередного Хозяина. Хозяина? Его узкие плечи, скрытые под шерстью бежевого кардигана  были на одном уровне с плечами невольника. Этот факт на мгновение заставил страх деформироваться в обыкновенное юношеское любопытство. Лиам прекрасно знал о том, что природа обделила его гордой статью, такой, какая была у его умершего Хозяина. Он умер, и эта стать ему теперь вряд ли уже пригодиться.  Нынешние рабы любят его и без нее – безмолвно лежащим на пропитанной его же вязкими соками ткани дорогого гроба. А вот Лиам в свои восемнадцать был бы не прочь вытянуться и стать хотя бы чуточку повыше, может быть, хоть тогда его перестанут воспринимать как малолетнего мальчишку. Но пока еще здравый смысл подсказывал о несбыточности данного желания. Поэтому сейчас, стоя перед человеком, который едва ли  выше невольника – такой же низкий, парень сумел испытать некое подобие гордости и чувства собственного достоинства. Но чувство это было мимолетным и оборвалось в ту самую секунду, когда взгляд раба добрался все же до лица стоящего напротив юноши. Болезненно-бледная белая кожа. Лиаму показалось, что она была настолько тонкой, что если затянуть жидкие светлые (примерно такого же цвета, как и у самого невольника) волосы в тугой хвост, то кожа на лице непременно треснет и порвется от напряжения. Длинный острый нос разорвет ее своим горбом. Раб едва заметно поежился, посчитав собственные мысли недопустимыми по отношению к клиенту, который пока еще не сделал ему ничего плохого и тон его был весьма спокоен. Смотреть в глаза Виллиам не осмелился, да и не к чему это было, хоть и давило дикое любопытство, но все же привычный страх был сильнее. 
- Лиам Айвенс, месье, - поняв, что слишком медлит с ответом, тихо и ровно произнес невольник, вновь утыкаясь взглядом болотных глаз в пол.

Отредактировано Лиам (2010-01-15 19:33:32)

Чужой взгляд обтягивал колючей проволокой, впивался в кожный покров юноши-невольника. Лиам был почти уверен в том, что чувствует, как эти неровные металлические прутья стремятся пронзить собой кожу. Поежился, тщетно кутая пальцы в холодных шелковых рукавах. Невольник осторожно следил взглядом за перемещением светловолосого крысеныша, пытаясь понять, что именно тот хочет делать с приведенным ему рабом. И Лиам будет бояться до тех пор, пока не поймет.
Парень невольно сжал пальцы на руках в некое подобие кулака, как только металл трости угрожающе цокнул. Он что боится каждого звука сейчас? Нет, скорее наоборот, Виллиам уже заждался звуков, действий. Ждать было утомительно и страшно. А еще скучно.
Вот месье приближается к нему сбоку, смотрит. Просто смотрит на раба и Лиам жалеет, что не видит его глаз. По глазам он бы многое понял. Но не видит. И от этого пытается угадать.
«Оценивает? Конечно же, оценивает. Месье, должно быть, не нравится сегодняшняя игрушка, иначе, почему он так долго смотрит? Изучает? Изучает меня?...»
Боясь пошевелиться, Лиам наверняка сейчас напоминает фигурку изо льда. Такие ледяные, неподвижные и холодные. И Лиам бы с радостью ей сейчас оказался, чтобы не думать и не мерзнуть и не бояться. И чтобы не чувствовать на себе внимательного удушающего взгляда, который рождал желание выколоть глаза смотрящему. И хоть Лиам так и не набрался смелости заглянуть в те самые изучающие его глаза, но он очень ясно и четко представлял себе, как разорвет податливую конъюнктиву звонкий наконечник трости, увлажняясь коктейлем из «белка» и крови, дойдет до самой сетчатки и так же гладко выйдет наружу. Этого было бы достаточно, чтобы клиент больше не пялился на Виллиама. 
Лиам вздрогнул, едва устояв на месте, как только та самая лакированная черная трость, сжатая посередине худосочными пальцами заказчика, коснулась его руки, поднялась выше, почти до самой шеи. Сердечная мышца напомнила о себе сильными быстрыми сокращениями. Движение руки слишком медленное для удара, и Лиам даже чуть улыбнулся, совсем незаметно, для себя самого, удивляясь собственным глупым опасениям. Бледнокожий юноша просто продолжал свой «осмотр достопримечательностей», решив расширить зону видимости и заглянуть под тонкое одеяние Лиама.
«Можно было просто приказать снять…»
Ручка трости была холодной, словно она только что и не расставалась с человеческой ладонью, не впитывала в себя ее живого тепла. И от этого дрожь на теле невольника стала еще явней.
Клиент вовсе не собирался раздевать Лиама, по крайней мере – сейчас. Вернув трость в свои руки, он продолжил свою экскурсию, встав за спиной раба. Айвенс слегка нахмурил брови, томительно прислушиваясь к каждому шороху, пытаясь безуспешно предугадать дальнейшие действия человека, стоящего позади. Но, похоже, тот снова просто смотрел. Лиам уже проходил через подобное, когда его только привезли в Вертеп, но тогда он хотя бы был уверен в том, что его не убьют через секунду. Сейчас такой уверенности не было.
Вопрос, прозвучавший в ночной, холодной, словно родниковая вода, тишине показался Виллиаму невероятно громким.
- Сколько тебе лет, Лиам?
- Восемнадцать, месье, - все с той же интонацией ответил раб, не поворачивая головы. Парень уже не задумывался о том, зачем клиенту его имя, возраст, и что еще его может заинтересовать. Его больше волновал вопрос – «для чего?».