Комната Луи Лувье ----->

Ему нравилась эта комната.
Если бы не назойливая релаксирующая музыка, вообще отлично бы было. Почему Шарль не любил все эти звуки природы? Может быть потому, что первые пять минут они на самом деле помогали расслабиться, а вот потом уже попросту надоедали.
Д аи вообще пение живых птиц и шум живого дождя несравнимы ни с какими записями.
Он вошел не создавая лишнего шума, чтобы не нарушать царящую здесь атмосферу покоя, не привлекать к себе ненужного внимания и успеть привыкнуть к полумраку и оглядеться.
Благо светильники были включены над теми столиками, которые были заняты. Таких оказалось не слишком много.  Вернее всего, один единственный. Если бы не свет лампы, вряд ли бы Шарль смог разглядеть своего приятеля, сидящего за дальним столиком, уютно спрятавшимся за колонной шагах в пяти от второго, запасного выхода.
Лу сидел с бокалом коньяка, по другую сторону от него стояло великолепное апельсиновое дерево.
Вид у толстяка был скорее скучающий. Вот сидит человек, который ждет кого-то и потягивает коньяк. А зачем ждет, какой разговор будет и какие причины ожидания черт его поймет.
Шарль уже хотел было подойти, даже сделал шаг в направлении столика, но  в голову пришла мысль оглядеться получше и запомнить мелочи.
Во-первых, народу в курительной сейчас не было, так как над остальными столиками лампы были погашены. Лишь мелькнул официант в строгой белой рубашке, таких же белых перчатках, черных брюках и светло-серой жилетке да почти посреди курительной стоял высокий человек в белой рубашке, темных брюках и с восточным платком, намотанным на шею.
Лу потягивал коньяк, человек в белой рубахе стоял, явно пытаясь что-то или, скорее всего, кого-то разглядеть.
Официант поклонился Шарлю, тот  молча махнул рукой, мол, не надо, не надо и сделал шаг вправо за ближайшую колонну.
Надо полагать этот высокий господин с восточным платом на шее, стоящий почти посередине курительной и озирающий помещение и есть тот самый восточный магнат нефтепромышленник.
Значит Луи написал отличное письмо. Умеет завлекать людей, если восточный миллионер так быстро откликнулся. Впрочем, посмотрим
По виду высокого незнакомца  можно сказать лишь то, что он явно кого-то ищет, ибо он оглядывался и вид имел несколько рассеянный.  Ну что ж. Дождемся, когда «шейх» найдет Луи и  усядется за стол.
Так же как и «шейх» Шарль, стоящий позади незнакомца за колонной,  сунул руки в карманы, плечом привалился к колонне, скрестил ноги, уперевшись носком ботинка в мягкий ворс ковра и ждал подходящего момента, чтобы услышать разговор и выйти к столику Луи.
Луи глянул на часы, поднял глаза, осветив своим бланшем комнату не хуже чем ночным фонарем. В какой-то момент его взгляд обвел комнату, во всяком случае, Шарлю так показалось, поэтому он не преминул помахать рукой из-за своей колонны, вопросительно  вскинуть брови и кивнуть в сторону мужчины посреди комнаты, мол,  это тот самый тип?

Отредактировано Шарль Морель (2010-01-27 01:15:09)

Отсутствие в обществе необходимая черта человека одиночки. Особенно когда ты больше чем просто одиночка. Этот момент очень похож на общую рассеянность и безразличие к происходящим вокруг сознания факторам или событиям. Нет смысла пытаться обратить внимания на них, если и вниманием то ты совсем не владеешь. Оно сейчас живет в чужом теле под чужим руководством и просыпается только тогда, когда таинственный голос зовет тебя. Куда более забавнее жить так, чем как обычно.
У Серегила тоже отсутствовало внимание. Он тупо пришел туда, куда ему сказали и собирался делать то, что просили. Когда черный взгляд мастера наткнулся на приближающегося человека глаза шиита сузились. Невольно словно впечатанная яркая картинка живого человека, опрятная внешность и уверенные шаги, спокойное лицо и раздающийся в следствии голос. Нормальный, не раздражающий или вызывающий. Норма. Первая мысль  мастера и вдруг… словно вдогонку раздается тихий смех прямо над ухом самого Хазари. Мужчина едва ли заметно вздрагивает подавляя желание изломить бровь в вопросе. Почему ты смеешься? Ответ приходит незамедлительно. Картина. Забыл рассказать про нее тебе. Они не просто пытаются ее продать тебе. Она…. Голос запинается, словно пытается подобрать нужные слова. Внутренний диалог происходит очень быстро и незаметно. Почти параллельно в тон словам этого Луи Лувье. Голосу с точным знанием времени удается вставлять реплики во время кротчайших пауз разговора  самого пухлого мужчины.  Она необычная. Наконец голос снова начинает говорить. Кратко и быстро. На картине спрятано послание. Потом тебе покажу что именно. Она нужна…нам.
Серегил не может вспомнить что бы что-нибудь слышал про эту картину. Совсем ничего. Или голос не дает ему вспомнить? Или, он знает куда больше самого Серегила? Мастер не берется гадать полностью доверяясь этому снежному человеку. Он помнит, во снах тот мог дышать морозным воздухом и ходить босиком по снегу. Имени он все еще не знал.
-Хорошо. – Серегил откликается одним единственным словом и кивает Луи. Взгляд такой же темный и рассеянный. Неизвестно откуда появляется желание улыбнуться, исказить свои губы в кривой улыбке и сощурить черный, скользнувший злобой и торжеством, взгляд. Но ничего не происходит. Это не его эмоции и не его желания. Он еще живет в этом теле и не собирается его покидать ради какого-то морока. Пускай «Снежный» привлекает мастера, но куклой он не собирался становиться даже ради него. Достаточно и тех многих глупостей, которые он успел совершить за это утро.
Мастер медленно прошелся к предлагаемому столику и опустился на стул, едва потеряно оглядываясь назад, словно ощущая что за ним еще кто-то наблюдает. Взгляд сам, словно по наводке чужого сознания упал на еще одного мужчину,  стоящего у колонны. Серегил был спокойным и уверенным, четко ощущая  внутренне  что так нужно. Что это было? Последствия Панического Синдрома? Когда под давлением разрушающегося сознания он постепенно приобретает побочные эффекты, на вроде подозрительной проницательности и чуткой интуиции? Больных в таком состоянии во время специальных дедуктивных разговорах, сложно в чем-то поймать. Все странные вещи они исхитряются объяснить с помощью чужой и жуткой логики, и, обмануть их, пытаясь успокоить сознание, становится чертовски тяжело или почти невозможно.
Словно ощущая что-то, Серегил на мгновение сжимает белый шарф, выпачканный в крови и думает что зря его взял. Он будет отвлекать, не давать войти в нормальный строй. Трезвость шепчет что неплохо было бы все же оставаться в комнате одному до вечера и успокоиться. Но «Снежный» хотел эту картину. Серегил словно лениво перебирая в голове эти мысли переводит взгляд на стакан с виски, который, судя по всему, пил до этого этот мужчина. Всего лишь что-нибудь, за что можно зацепить взгляд. Подходит официант, предлагает заказ. Серегил медлит размышляя хочет ли он вообще что-то, и лишь потом отзывается согласием. Да, хочет. Кофе с коньяком и «чайные сигареты». Некий суррогат сигары и сигареллы он имеет приятный вкус меда и ореха, который нравится мастеру. Официант удаляется и Серегил снова говорит:
- Я вас слушаю. – Коротко, четко и…очень тихо. Это голос не просто богатого человека, это голос мастера. Проявлять человечность шиит не может, потому что все еще не чувствует ее. Она прячется где-то там под тонким слоем застывающей крови.

Отредактировано Серегил (2010-01-27 13:25:08)

Шарль выслушал вопросы. Не торопясь отвечать на них пронаблюдал процедуру инспекции чашки с кофе, подзывание официанта и замену на новую чашку. Хотя надобности в этом не было.
Поднял бровь, заметив странное выражение на лице Серегила, словно он опасается глядеть в чашку, наконец, глядит и улыбается.
Шарль непроизвольно поднял бровь и глянул на Луи, мимикой выразив что-то вроде вопросов в плане: «ты видел? Мне одному мерещатся странности? Он надежен?»
Взял бокал, отпил из него и нейтральным тоном, сдобрив его мягкой улыбкой,  заговорил.
- Если бы у нас не было подтверждения подлинности эого полотна, то мы не стали бы отнимать время у человека, -  несмотря на мягкость улыбки и нейтральность взятого тона слова прозвучали сухо и жестковато. Тембр голоса Шарля стал глубоким,  очень спокойным и уверенным.
- Автор картины Иоганес ван Бризак, ученик известного Брейгеля. Впрочем. Сам ученик стяжал славу не уступающую славе его учителя. Картина датируется шестнадцатым веком, скорее всего, как говорят эксперты второй ее половиной. Примерно семидесятые года, может быть чуть раньше или позже.
Шарль выпрямился на своем стуле и сощурил глаза. Из кармана «покупателя» торчала белая тряпка, испачканная какой-то красновато-бурой жидкостью.  Всего мгновение.  Бровь снова непроизвольно поехала вверх. Сколько себя помнил Шарль,  галлюцинациями он не страдал.
- Документы на картину хранятся там же, где и сама картина, то есть в сейфовой ячейке банка. Мы можем вам предоставить копии. Фотография имеется.
Взгляд в сторону Луи и непосредственно адресованные ему слова:
- Луи, покажи господину э-э-э… Ивори-Фарансье фотографии и копии документов. Если мы договоримся, то Вы получите ключ от сейфовой ячейки и я, наконец, избавлюсь от этого полотна. К сожалению, иной способ неприемлем. Как думаешь, нашего уважаемого мьсе Ивори-Фарансье заинтересует почему иной способ избавления неприемлем?
Затем снова повернулся к арабу.
- Условно картина называется "Неизвестный с яблоками". Иного названия нет, ибо ни узкий, ни тем более широкий круг общественности о ней не знает. До сих пор эту картину видели только четыре человека. Она нигде не выставлялась, никогда не продавалась и не попадала в руки ни к одному коллекционеру. Ее странную историю я узнал сравнительно недавно.
Пауза, глоток коньяка, глоток кофе, затяжка, пепел в пепельницу, прищуренные глаза и витки сизого дыма, клубящиеся в конусе электрического света из-под темного абажура.
Серые глаза устремлены на Луи, ресницы дрогнули, затем взгляд снова обращен к покупателю.
- Позвольте задать встречный вопрос. Если вас не интересует эта картина и ее особенности, то зачем Вы приняли наше предложение и согласились на встречу со мной и моим другом?

ООС: дабы избежать недопонимания, прошу еще раз обратить внимание на то, что картина на самом деле нигде не выставлялась и никому неизвестна. Прошу на это обратить внимание игроков и их подсознанию в частности))) Подсознание может развивать игровую линию после того, как Луи и Шарль дадут информацию о картине в игре))) Что будет сделано в ближайших постах))

Отредактировано Шарль Морель (2010-01-28 19:42:25)

О, несоответствие словам, на что оно похоже обычно? Это такой таинственный зверек, который приобретает обманчивую яркость красок, превращаясь почти в радугу. Но это отвратительная и дешевая иллюзия, которую на самом деле очень легко раскусить. Достаточно лишь кинуть в нее камушек, и она распадется отвратительным черным дымком с запахом отвратительных разложений и плесени.
Серегил не любил когда ему врут, а еще больше его удивлял всегда факт того, зачем же вообще это пытаться делать. То, что Жан-Симон или этот Луи Лувье говорили полную неправду, стало сразу ясно, как-то только стоило им заговорить. Письмо, которое прислал блондин до сих пор лежало в кармане мастера и оно четко говорило о том, что картина, которую так хотел Снежный, выставлялась на аукционах, а вот Жан- Симон уверял в ее полнейшей уникальности и неведения общество в этом предмете искусства. Мастер замолчал, задумчиво поднося руку к лицу, что бы едва опереть подбородок на почти расслабленную кисть, выпуская струйку сероватого дыма чайной сигареты.
-Как интересно. – Эта фраза, она больше относилась к самой ситуации, чем к тому что говорил ему этот Жан. С чего вообще  он взял, что бывают хоть столько то уважающие себя честные люди? Хотя…Темный взгляд мастера на мгновение скользнул по фигуре француза блондина и на мгновение окрасился в стеклянную проницательность. Во взгляде мужчины явно читалось какое-то понимание и.. сочувствие? На мгновение Серегил удивился, было вскидывая черные брови, и опустил взгляд в чашку с кофе. Та по прежнему пахла кофе и полна была именно им. Или ему вообще все это почудилось?
-Мсье, я думаю что вас не касается никаким боком причина моего желания купить эту картину. – На мгновение Серегил перевел чернеющий стремительно взгляд. Это уже были не его глаза. Гнев, незаметной волной так быстро опустившийся на него, накрыл с головой. Сейчас здесь сидел не Серегил де Ивори-Фарансье, а совсем другой человек.
-Мсье, смею напомнить что это не я вас позвал сюда. – Зачем было делать акцент на этом? Что бы лицо мастера исказилось в подобии злой улыбки и мужчина доставая письмо Луи положил его прямо перед Симоном.
-Прочтите и скажите мне, кто из вас врет. Я не имею дела с мошенниками, и вам не советую быть ими. – Нет, угрозы в этом не было, скорее….постепенно наступающая скука. Серегил мысленно поинтересовался у Снежного, действительно ли ему нужна эта глупая картина, но.. голос молчал. Словно бы чем-то был сейчас занят очень важным. При всем этом сам шиит лениво рассматривал фотографию картины не особо уже пытаясь вспомнить видел ли он ее где-нибудь. Ему казалось что это просто неудачный сон или глупость какая, шутка быть может чья. Вот сейчас обязательно кто-то нажмет «стоп кран» и Серегил сойдет с этого поезда, направляясь в свои комнаты. При всех этих движениях мастер почему-то поднял взгляд на Луи. Светло голубые глаза мужчины чем-то привлекали мастера, словно внося временную паузу в его постепенно разворачивающую крылья бурю.

Начало игры.

- Блямс! – чайный сервиз загремел на пол.
Горничная, размалеванная под толи под «готик Лолиту», толи под «дарк Алису», ойкнула и отступила к стене на подкосившихся каблуках, прикрываясь чеканным мельхиоровым подносом, как рыцарь нагрудником. Смазливая мордашка вытянулась в неподобающем ей красноречивом выражении типа «Ой, бляаа!» Наманикюренная лапка размашисто изобразила крестное знамение. Левая. В правой был поднос. Но какая уже хрен разница, если прямо по курсу, не хуже чем тот айсберг на Титаник, сам собой на тебя прет огромный белый костюм. Без человека. Лолитка пару раз моргнула, вспоминая, что, кроме Честерфилда, сегодня курила… И тут проходящий мимо костюм широко улыбнулся, в упор вылупил на горняшку черные зенки-маслыны в оправе из синеватых белков и обдал крепким потным запахом кубинской сигары. Белые щегольские туфли сорок последнего размера разок хрустнули осколками фарфорового сервиза, и вот уже верзила размером со статую свободы прошёл мимо. Коллега по цеху метелки и подноса, семенящий за здоровяком, показал Лолите страшные глаза и поспешил догонять негра, щебеча что-то про первый поворот направо.
-  Gravos mal blanchi, merde de Grande-mere!* - почти восхищенно протянул парень, глядя в широченную спину.
Переступил с ноги на ногу, наклонился за осколками и чуть нос к носу не столкнулся со страшенной зубастой харей сутулого зверя. Парень снова беззвучно вжался в стену и уже совершенно округлившимися глазами пялился вслед еще одному чернокожему хрену в белом с огромной гиеной на сворке. Продышавшись, горничный с чувством выругался и принялся за уборку.
Плечистый белый мужчина в похоронном костюме с потертым саквояжем, замыкавший шествие, воображение Лолиты уже ничем тронуть не мог.
До курительной комнаты принц добрался спустя еще пару подобных сцен. Кто-то принял великана и его свиту за особо наглый глюк, кто-то за не особо удачных карнавальных ряженных. В обоих случаях подходить и знакомиться никто не спешил. Провожатая-горняшка, видимо от удивления, сначала вышагивала как по плацу и чересчур округляла глаза. Но потом пообвыклась и очень органично завиляла крепким мальчишеским задком. Впрочем, посидеть на коленочках пигалицу все равно не пригласили. И та убежала. Не сильно расстроенная: и жопа цела и сплетен вдоль и поперек на вечер вперед. А под резинкой подвязки похрустывали чаевые за честное исполнение обязанностей Белого Кролика.
Немецкий пройдоха уже был на месте и делал партнеру ручкой. С такой четко подходящей к нюрбернским типажам физией, даже этот непринужденный жест выглядел как бодрое «Sieg Heil!» Мо улыбнулся, прикусывая кончик сигары во рту и застучал тростью в направлении столика Зигфрида. Улыбка становилась тем шире, чем ближе великан оказывался к финальной точке своего путешествия. В шаге от стола принц не выдержал и на непринужденном английском выдал:
- Далеко же ты забрался, ганс, - весело, на весь зал (тихо он просто не умел).
Спутники Момохато не последовали за ним, а спокойно сели за свободный стол, непринужденно, но неприятно-профессионально срисовывая обстановку.
_____________________
*Gravos mal blanchi, merde de Grande-mere! - (фр.) «Огроменная верзила, клянусь дерьмом моей бабушки!»

Отредактировано Момохато (2010-02-02 17:25:56)

«Яйца Чингисхана!»
Не-не, Луи сначала начал говорить хорошо, даже очень хорошо. Выглядел бы даже внушительно, если бы не мертвенно-сиреневые от толстого слоя пудры  фофаны.
Это Шарль вообще вовремя закурил. Самая лучшая вредная привычка. Можно затянуться, скривить угол рта, прищуриться. Такие гримасы вполне маскируют то, что неудержимо рвется наружу.
С мускулатурой лица явно творилось что-то непонятное.
Не забывая кидать на араба смятенные, полные великого трепета остеклененные уважением взгляды, Шарль со всем вниманием слушал речь приятеля. Почти был готов прибить его за намеки на аферистов, мировой кризис и прочую байду.
И тут он выдал.
Внезапно послышались переливыы аккордеона и мягкий голос Азнавура.
Вот так мягко и ненавязчиво шиза садится на плечо и воркует в ушко.
Любовь, морковь и лужа спермы, окропившей алый цветок утраханного сфинктера.
Несколько клубов дыма и фильтр сигареты превращен в лохмотья, богатая фантазия подбросила славную такую картинку – стол, уляпанные красками, член любимого,  отрезанный на память…
«Я ему точно яйца оторву, Бог мне свидетель, простите меня грешного»
… вязкая лужица спермы, горка пепла и чашка крови. И сидит, шмыгая носом, средневековый чувак с унылой лошадиной мордой.
«А вообще этот Бризак на морду был наверняка уныл. Все голландцы унылые. Или беспонтово бледно- рыжие. Хрен переубедите»
… и мешает этот чувак краску с пеплом, спермой и кровью, иногда нежно поглаживая лежащий рядом член усопшего друга и роняя на него суровую одинокую слезу, пробороздившую заросшую щетиной дряблую щеку.
А Луи поет. Соловей хренов…
«Я ему сначала левое яйцо откручу, потом правое»
Улыбка расслабила сведенные челюсти, левая рука медленно двинулась, лаская скатерть. Внутренне Шарль желал ухватить Луи за мотню брюк и услышать влюбленный писк, но что поделать, если он его любимый… Ах, нежность, нежность!
«А потом яичницу сделаю. Парижский омлет. Балкон и утренний кофе. Любовь моя…»
Так что рука, прошелестев по скатерти, накрыла руку Луи и ласково так сжала.
Из груди вырвался вздох.
Отсеклененный почтительным ужасом взгляд,  метнулся с лица араба на лицо Луи, потеплел, покрылся поволокой непролитых слез, на ланиты наполз румянец, скорее всего, вызванный смущением, ресницы, ах чего ж они сволочные такие не длинные и не дрожащие, подобные опахалу?
Короче ресницы долу и пальцы тисками сжавшие руку… бля… любимого.
- Счастье мое… - не голос, а пылкая страсть, окрашенная медовым оттенком солнечной ласки,  арфа поющая песнь любви Эвридике, - я тоже тебя люблю.И никогда не причиню тебе боли.
Шарль трепетно, черт побери, а как же иначе он мог это сделать? Да, трепетно поднес руку Луи к губам и запечатлел на тыльной стороне ладони  поцелуй.
А под столом ботинок влюбленного Жана Симона стремительно встретился с защищенной только тонкой тканью брюк да незначительным слоем мяса  костью голени Лулу, а потоми пылко опустился каблук на черный ботинок.
Страстный акт любви каблука дорогого  ботинка и носка несерьезных штиблет музыканта.
А этот левый марксист и ультрамахровый радикал впадал в отчаяние.
Стигма Сатаны!
- Я бы тоже замесил твой пепел и сперму и закатал…
«в цемент!»
- …в картину…
Покончив с любовными актами ботинок, обещанием закатывать вечно в самые разные шедевры  мировой художественной культуры и целованием рук, Шарль снова повернулся к арабу.
Тот почему-то не проникся сценой нежности и трепетным признанием.
А может и проникся.
Вообще у черномазых в голове не все винтики закручены так правильно и уклюже, как у европейцев.
Сидит, вздыхает, бросает на Луи взгляды, вычерчивает похожую на кардиограмму гипотоника арабскую вязь, явно ловит какие-то свои личные глюки, а может просто стояком мается.
Да как ему в голову пришло, что в этом поместье можно найти чувака с хоть мало-мальски нормальными мозгами? Видел же в коридорах и гостиных осатаневших от похоти сук и кобелей. Всех, бля мастей…
Шарль таки морально снова начинал стекленеть и неметь лицом, но араб точно был с приветом. Позыркал глазами, покрутил ручкой в воздухе, как древний, спятивший от курева и водки шаман. В принципе мог бы и через левое плечо поплевать и на пятке покрутиться и в бубен побить, благо у официантов можно было и бубен попросить, достанут в минуту.
Но араб встал и пошел на выход.
Когда он выкатился из курительной, Шарль разжал таки руку Луи.
- Ты не переборщил со спермой-то? Не, на самом деле странный чувак. Все арабы странные. Я думаю для нашего шедевра мы найдем достойного покупателя, а эта рабская образина явно двинулась с вертепного перетрахита.
За сим последовал щелчок зажигалки и желтенькое пламя лизнуло бумажку с гипотонической арабской кардиограммой. Через несколько секунд окурок вдавился в черный пепел, только что бывший бумагой.
- Буду честен, Лу. Хрен бы я продал ему картину. Не того уровня клиент, чтобы такую, ТА-КУ-Ю вещь ему отдавать!

Отредактировано Шарль Морель (2010-02-04 23:40:52)