Появление слуги с вином немного привело Моле в себя, и он сбавил обороты. Похоже, расхаживая среди портретов в полном одиночестве, он совершенно забыл, где находится.
Но отступать был не намерен, тем более дальнейшее поведение мсье «Инфанты» только подтвердило его уверенность в полном несоответствии молодого человека парадным портретам средневековья.
- Я оценил аутентичность вашего платья, - мягко ответил Франсуа, автоматически рассматривая явленный миру носок изящной туфли. – Искусство вообще и живопись в частности является моим увлечением, хобби и одним из источников дохода, - он улыбнулся, поднимая взгляд на лицо Робина. – Поэтому я и позволил себе неуместное любопытство относительно причин вашего выбора испанского платья.
Он в пол оборота развернулся к картине, как бы приглашая мсье Пака следовать за его мыслью. На самом деле, воображение Моле уже взяло разгон, и активно изображало изящного молодого человека именно в подобном образе. И этот образ ему нравился.
-Вы позволите, я поясню свою мысль? Ни в коем случае не покушаясь на вашу индивидуальность и право выбора... Смотрите! – Франсуа махнул в сторону полотна. – Воздушность линий, при своей живости  корректна и точна. Краски – легкие, светлые создают впечатление динамики фигуры, - он кивнул на противоположную стену. – А парадный классический портрет, при всем мастерстве художника и колоритности, не передает движения и особенностей характера изображенного персонажа. Его обязанность увековечить образ, а не передать настроение…
Моле произносил это абсолютно уверенно, с легким налетом горячности человека рассуждающего о любимом предмете. Блестя глазами, он периодически ловил взгляд Робина, стремясь убедиться, что тот его слушает и понимает.
-А кроме того, внешнее сходство с типичной моделью! – Франсуа потянул Пака к двери, где между картинами и резным косяком была декоративная зеркальная вставка. В узком длинном зеркале отразился молодой человек в тяжелой роскошной робе.
-Смотрите, у вас  потрясающий цвет волос, тонкие черты лица, великолепная белая  кожа, свойственная рыжеволосым, но без обычной для них красноты, - Моле замер за спиной Робина, наблюдая за ним в зеркале, и его голос стал тише и бархатистее, он действительно хотел убедить случайного знакомого в своей правоте, и в том, что это не просто каприз или попытка самоутвердиться, а констатация объективной реальности. – У вас стройная фигура, длинные ноги, изящные кисти рук – мягкие струящиеся ткани подчеркнут достоинства лучше, чем эта монументальная роскошь. Кроме того, мне кажется, это больше соответствует вашему характеру…
Франсуа вспомнил чуть смущенные полуулыбки и лукавый взгляд, когда молодой человек демонстрировал свое «второе» платье – ну какой к дьяволу испанский воротник?

Чуть склонив голову к плечу, Франсуа слушал молодого человека. Какую сложную систему знаков он нагородил вокруг себя – диалог вееров, мушек  и цветов модный при дворе европейских правителей восемнадцатого века – детский лепет по сравнению с нагромождением, устроенным Робином.
Моле улыбнулся, позволив себе прикоснуться к выбившейся на затылке рыжей пряди, поправляя ее.
-Женское платье, если оно красиво, не может сделать никого вульгарнее, чем он есть на самом деле. Это просто одежда.
Франсуа не очень понял, всю логику выбора мсье Пака, поэтому лишь пожал плечами.
-Зачем маскировать фигуру, если она недурна? Молодой мужчина в женской одежде может выглядеть прекрасно и… « собственно к чему купюры? Не на папском приеме же они» и возбуждающе сексуально, если ее «носитель» уверен в том, что делает. Отсутствие груди и другие признаки кроссдресса лишь делают общее впечатление пикантней.
Сделав несколько шагов к двери, Моле выглянул в коридор – из полутьмы тут же появился вышколенный слуга.
-Принесите мне виски со льдом. Шотландский. И для мсье Пака вино, которое они пил, - отрывисто приказал Франсуа, возвращаясь к зеркалу.
-Извините, что я так… разнес, - Моле улыбнулся краем губ, - Ваш наряд. Он красив, но совершенно вам не подходит. Увидев вас я сразу подумал о них, - он махнул рукой на картины, от которых они недавно отошли, - Потрясающее сходство, и не нахожу никакой вульгарности в нарядах. Но, повторюсь, зависит от «носителя». Можно носить монашью сутану так, что портовые шлюхи покажутся святыми…
Оборвав себя на полуслове, Франсуа взглянул в глаза Робина, словно пытаясь прочесть то, чего недопонял в его характере.

Быстрый взгляд молодого человека не остался незамеченным, и Моле едва заметно усмехнулся.
Нагромождение воротников и складок парчи действительно не подходили англичанину, скорее всего он сам это чувствовал, поэтому так легко согласился избавиться от своей скорлупы.
Робин казался немного скованным, смущенным, при этом не чуждым странным искренним порывам – если бы не место встречи, Франсуа бы решил, что встретил, если не девственника, то как минимум сторонника теории « чистой любви».
Новый знакомый был весьма привлекательным внешне, это был очевидный плюс, но меру его наивности не мешало бы определить – как бы действительно не записал Моле в личные стилисты со сдельным заработком.
Слегка улыбаясь,  Франсуа разглядывал мсье Пака спокойным заинтересованным взглядом, пока его не отвлек вошедший с напитками слуга. Он поставил поднос на маленький столик у стены и бесшумно исчез.
-За знакомство? – Моле протянул бокал с вином Робину и, не дожидаясь ответа, стукнул о пузатый бок своим стаканом. Лед в виски звякнул о стеклянные стенки.
-Мне приятно, что вы прислушались к моим словам, - произнес Франсуа, делая глоток, и глядя на молодого англичанина неожиданно тяжелым взглядом, не отпускающим карие глаза. – Но вы сказали, что на вас есть другое платье… Быть может сначала посмотрим его?
Он говорил плавно и размерено, низкий глубокий голос равномерно резонировал в пустом зале. Моле старался не делать резких движений и не форсировать интонации.
-Раздевайтесь, - также ровно приказал он, не добавляя в голос ни одной «повелительной» ноты, обычно свойственной приказам, - Если не справитесь, я помогу вам со шнуровкой…
Абсолютно уверенно и спокойно, как будто все так и должно происходить.

---Поль Лаллан---

Рагнар задержался у особенно занятной картины и вдохновенно рассматривал ее, когда его почти медитативное состояние нарушил хороший толчок, а затем по ногам протоптались босые пальцы того, кто врезался в дипломата.
-Остор.. хм..
Нечто блондинистое,  вроде даже полуголое, прикрываясь руками, сжалось рядом с датчанином, бормоча что-то о прощении, продолжая при этом топтаться по ноге. Лодброк от неожиданности запнулся и, наконец, разглядел, кто в него врезался, и брови чуть удивленно приподнялись.
«Это же невольник..  Совсем мальчик еще.»
Рагнар несколько секунд смотрел на это чудо природы, а затем ладонь легла на затылок сжавшегося мальчишки. Мужчина взъерошил светлые волосы и мягким спокойным голосом произнес.
-Я не собираюсь тебя бить, котенок, особенно, если ты сойдешь с моей ноги.
Ра чуть улыбнулся, с любопытством разглядывая юношу, явно невольника, ибо одежда, а вернее ее практически полное отсутствие, подтверждало мысль о том, что мальчик вряд ли является клиентом данного места, скорее «постоянным жителем», да и вряд ли бы клиент стал бы просить не бить его.
«Какой занятный.. что он тут забыл? И как оказался? Вроде невольники не должны разгуливать по замку самостоятельно, да еще в полуголом виде. Хотя конечно весьма привлекательно.. Но у него такой вид.. будто я его сейчас сожру, хочется пожалеть, не более..»
-Малыш, ты тут откуда взялся?
Сам не зная зачем, Ра достал из кармана шоколадную конфету, горсть которых прихватил когда вышел из номера, и протянул ее мальчику, видимо интуитивно надеясь, что это поможет невольнику успокоиться и все рассказать. Рагнар не то что бы чувствовал себя слегка растерянным, но и не мог сообразить, что делать дальше. Вроде бы надо отвести мальчишку к мастеру, или вызвать охрану. Однако паренек выглядел таким потрепанным, что Лодброк решил пока повременить и все таки узнать что привело его в картинную галерею, может тут где-то его клиент ждет?

Все было странно, нереально, словно во сне, и совсем не хотелось просыпаться.
Взгляд темных, почти черных глаз месье Моле зачаровывал, гипнотизировал, лишая воли, затягивая в омут фантазий и желаний, которые люди обычно не то что реализовать не могут, а не смеют себе в них даже признаться.
Робин послушно отдал мужчине бокал, чувствуя, как их пальцы соприкоснулись на мгновение. Такой интимный жест. Как будто электрическая искра пролетела.
«Дьявол в твоих глазах» - от одного взгляда месье Моле сердце Робина застучало быстро-быстро, молодого человека начала быть легкая дрожь, как предвкушение чего-то большего.
Мужчина резко шагнул к нему и Робин, зачем-то, словно кукла, поставленная на полку, все еще продолжавший держать руки перед собой, подумал, что тот, возможно, сейчас обнимет его и увлечет за собой, прижимая к стене и... Но нет.
- Тогда начнем с… жабо, - из-под опущенных ресниц, затуманенным взором, не смея отвести взгляд в сторону, молодой человек смотрел на того, кого желал сейчас каждой клеточкой своего тела. - Посмотрим, что вы пытались скрыть им.
«Свои страхи, неуверенность, одиночество, неверие в способность найти кого-то себе по душе, свое желание спрятаться, защититься, отгородиться от внешнего мира» - месье Моле расстегивал воротник нежно, бережно, у него были мягкие и ласковые руки, запястья которых касались скул и шеи Робина. Тот стоял не шелохнувшись, закрыв глаза от удовольствия. Лишь ладони безвольно легли на пышную парчовую юбку, соприкасаясь с обшлагами пиджака чуть склонившегося к нему мужчины. 
Робин особенно не задумывался почему, но и в повседневной жизни он любил носить тонкие обтягивающие свитера или заматывать горло кашне. Возможно, это стремление пустило  корни еще в далеком детстве, когда родная мать чуть не задушила мальчика в припадке религиозного безумия, и тому пришлось маскировать синяки на шее? Но учителя все равно заметили. Началось расследование. Полиция в доме, потом врачи. Мать увезли, семилетний Робин плакал тогда. Просил не делать этого, он ее любил и во всем винил себя.  Если бы он был послушным, если бы он не полез в шкаф и не разбил сервиз… Молодой человек гнал от себя воспоминания детства, а вот привычка заматывать шею осталась.
А сейчас, лишенное защиты из плотных, жестких кружев, горло стало обнаженным, уязвимым.
Робину казалось, что его шея тонкая, цыплячья, с остро торчащим кадыком, и сам он слишком худой, кожа да кости. Позвоночник проступает, ключицы торчат. Как у подростка, ни особых мускулов,  не легкого жирка.  Еще одна причина, почему он скрыл себя с головы до ног. Ведь мистер Пак не мог посмотреть на себя глазами другого человека.
- Замечательно, - Робин слушал, как звучит голос мужчины , наблюдал, словно в трансе, или уже находясь в нем, как шевелятся губы собеседника.
- У вас прекрасная шея, - месье Моле нежно, едва касаясь, очертил подушечками пальцев овал лица молодого человека, от уха к подбородку и ниже, скользнув вдоль шеи к вырезу платья, и Робин, приподняв ресницы, смотря на мужчину затуманенным взглядом, невольно потянулся к ласкавшей его руке, наклонив голову вбок, а затем чуть-чуть, не отдавая себе отчета в том, что делает, повинуясь инстинктам, отклонил ее назад, открываясь перед мужчиной, как более слабый перед более сильным.
- Такая нежная кожа, вы натерли ее жесткой тканью. Вот здесь, здесь и здесь, - и снова взгляд глаза в глаза. Нежные, неторопливые прикосновения, мягко звучащий бархатный баритон. И легкий, едва уловимый запах одеколона. Морской бриз, сухая трава, ветер, открытое пространство. Аромат, перемешанный с естественным запахом кожи месье Моле, рождал именно такие ассоциации.
«Что со мной?» - крылья носа молодого человека немного раздулись, он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться и унять бешено стучащее сердце.
Как долго к нему никто не прикасался вот так. Целых шесть месяцев, почти вечность. Не ласкал, не обнимал. Чувствительность Робина была обострена до предела. Теперь в его взгляде легко читалось желание, нега, ожидание, ни тревоги, ни страха. Хотелось сделать шаг вперед и прижаться щекой к лацкану пиджака мужчины, положив голову ему на плечо.
-К чему было скрывать такую красоту? – месье Моле отстранился и отступил на шаг. «Эх» -молодой человек подавил вздох. Физическое ощущение потери.
- Прошу вас, продолжайте! – подбадривающие интонации, добрый, ласковый взгляд.
«Да, конечно» - чуть выйдя из состояния транса, Робин улыбнулся мужчине и стал аккуратно высвобождать выточенную из перламутра пуговицу из обметанной вручную шелковой петли одного из жестких манжет, стаскивая тот с запястья, затем другой. Не решаясь бросить их на пол, как месье Моле поступил с жабо, удерживая жесткое кружево в пальцах, молодой человек медленно расстегивал пуговицы на манжетах и узкой части рукавов, обнажая полоску светлой кожи из-под плотной ткани.  Сначала на левой руке, потом на правой. Затем, заведя руки за спину, попытался расстегнуть крючки на юбке в районе копчика. Не получилось. Выглядеть смешным и неуклюжим в глазах  месье Моле не хотелось.
- Со шнуровкой сам я не справлюсь, месье Моле, - обратился Робин к мужчине, скользя взглядом по его красивым, резко очерченным губам, а, затем, заглянул в агатовые глаза, словно сомневаясь, правильно ли поступает, все еще сжимая в ладони жесткие кружева манжет, комкая их. «Он сказал, что поможет мне» - Не могли бы Вы мне помочь расстегнуть платье на спине?

Отредактировано Робин Пак (2010-03-22 23:45:48)

- Конечно, помогу, - мужчина ободрял, вселял уверенность в себе. Месье Моле забрал из рук Робина измятые манжеты, удерживая двумя пальцами драгоценное кружево, словно то было ветошью.
- Вам жаль их? – голос у мужчины стал, как у председателя суда присяжных, когда тот произносит вердикт: «Виновен». - Это всего лишь ткань, - Робин наблюдал за тем, как манжеты с тихим шорохом приземлились на паркет рядом с жабо.
«Нет, вовсе нет» - молодой человек медленно покачал головой из стороны в сторону, глядя куда-то в район диафрагмы месье Моле, словно сквозь него, и вновь сфокусировал взгляд на его лице, задумчиво улыбнувшись одними уголками губ.
Платье Робину было совершенно не жаль, он уже мысленно с ним распрощался. Оно перестало иметь какую-либо ценность вообще, раз не понравилсь тому, кого мистер Пак уже признавал своим Верхним. Дело было в другом. Молодой человек не знал правил и не хотел вести себя при мужчине неподобающим образом, вызывая у того чувство досады. Это месье Моле мог позволить себе делать что угодно: раскидывать одежду, например, а он, Робин  не знал, имеет ли он на это право или нет. Оказывается, имеет.  Кидать вещи на пол, по крайней мере, здесь и сейчас, можно.
- Повернитесь, - как только молодой человек выполнил этот приказ-пожелание, месье Моле стал расстегивать на Робине корсет, управляясь с таким анахронизмом, как стальные крючки, настолько ловко, что можно было предположить, что мужчина делает нечто подобное не впервые.
Но Робин сейчас был не в том состоянии, чтобы что-то анализировать. Ощущая прикосновения пальцев месье Моле к своей спине, слыша его дыхание, он испытывал безумное, почти животное возбуждение и желание отдаться, хоть здесь, на полу, посреди картиной галереи. «Хочу его» - это была единственная мысль, оставшаяся у молодого человека в голове. Робин целых полгода был один, не имея никакого секса вообще, а тут оказался рядом с таким мужчиной: сильным, красивым, умным, образованным, властным  и, судя по поступкам, жестам, прикосновениям, чувственным, эротичным, великолепным в любовником.
Когда месье Моле нежно погладил шею молодого человека под выбившимися из-под диадемы волосами, Робин чуть не застонал от удовольствия. От ласк мужчины и соприкосновения с прохладным воздухом, мурашки побежали по спине. Молодой человек закрыл глаза и «поплыл», было так хорошо. Ощущение сильных ладоней на плечах. Хотелось повернуться, откинуть голову назад, выгибаясь навстречу месье Моле, подставляя шею для поцелуев. Но нельзя, сейчас бы это выглядело слишком нагло, совсем неуместно.
Член, тем временем, стоял, словно окаменел, и сочился, а яйца болели. Но надо терпеть. Нереализованное желание, возможность кончить только, когда прикажут или когда терпеть уже невозможно - это тоже часть правил. Тех, что были раньше. А новые еще не известны. Возможно, с месье Моле все иначе. «Если все будет хорошо, то я про это узнаю» - нельзя форсировать события.
Месье Моле, тем временем, сжал ткань рукавов, закрывавших плечи молодого человека, в ладонях и резко потянул платье вниз, почти срывая. В какой-то момент мистер Пак подумал, что мужчина порвет на нем непонравившийся наряд, но нет, тот остановился.
- Готово, снимайте, - голос мужчины звучал хрипло, в его интонациях слышались нотки нетерпения.
«Это - всего лишь ткань» - Робин полностью высвободил руки из рукавов и верхнее, расстегнутое на спине, больше ничем не удерживаемое платье, стало медленно оседать под собственной тяжестью, сваливаясь вниз, ложась к ногам молодого человека жесткими негнущимися складками затканного золотом атласа и мягкими волнами  бархата. Для мистера Пака, много знавшего про религиозные обряды, произошедшее было очень символично. Перерождение. Случилось нечто обратное пострижению в монахи. Там, снявшие мирскую одежду люди ложились на пол и их накрывали черным балдахином, символизируя этим то, что те мертвы для светской жизни и мирской суеты. А Робин, напротив, сбросив с себя средневековый, скрывавший от глаз окружающих его тело наряд, словно прощался со своим отшельничеством. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, повернувшись к месье Моле лицом, приподнимая подол белоснежных, мягко шуршавших, отороченных снизу кружевами атласных юбок и являя миру ногу, затянутую в шелковый чулок, обутую в изящный расшитый жемчугом атласный башмачок на высоком каблуке,  Робин переступил через лежавшее у его ног на паркете платье. В  буквальном смысле этого слова, выходя из него навстречу тому, кто своим напором и уверенностью в собственной правоте вытащил его из скорлупы и вернул в мир живых. Тех, кто на что-то надеется, радуется, ошибается, делает глупости, позволяет себе чувствовать и отдаваться страстям.
«Я его снял. Я сделал все, как Вы хотели» - Робин волновался, он не знал, что сказать. Он молча сделал шаг навстречу мужчине, приподнял подбородок и, поймав взгляд месье Моле, остановился перед ним. Близко - близко. Настолько близко, насколько сумел себе позволить подойти.
От  прежнего парадного костюма на Робине оставались лишь серьги-клипсы, диадема и три нити крупного жемчуга, свисавшие почти до самого его пояса поверх белого, сшитого из гипюра, посаженного на атласный чехол  корсета. Не зная, что делать с этими украшениями, молодой человек оставил право решать их судьбу за месье Моле.
«Если ему не понравится, это - всего лишь окаменелость, образовавшаяся вокруг песчинки, попавшей в раковину» - если мужчина захочет, чтобы его, Робина, уши и шею совсем ничего не срывало, то белые бусины упадут на пол и разлетятся подпрыгивающими горошинами по паркету, словно обычный бисер.

Отредактировано Робин Пак (2010-03-23 09:51:22)

Если у Робина еще оставались сомнения по поводу того, как он смотрится в наряде, в котором были обнажены его руки и плечи, то взгляд месье Моле их развеял целиком и полностью. Мужчина не просто смотрел на молодого человека, он им любовался. Во взгляде мужчины читалось неприкрытое одобрение и, даже, восхищение, которое, что греха таить, наполняло душу Робина радостью и придавало уверенности в себе . Так приятно ощущать силу собственной привлекательности, особенно когда сумел понравиться тому, кто нравится тебе. 
Когда месье Моле отошел чуть в сторону, чтобы получше разглядеть творение рук своих, молодой человек невольно подобрался, как это обычно делают хорошенькие женщины, когда рядом с ними находиться объект их интереса, чтобы встать покрасивее, принять позу поизящнее. Но сделал это не вульгарно, а немного кокетливо,  опустив ресницы, лукаво и довольно улыбаясь, то смотря на пол, то исподволь разглядывая месье Моле.
Тот, тем временем, взял ладонь Робина в свою и, склонившись, глядя на свою «Галатею» снизу вверх, не прерывая зрительного контакта, галантно поцеловал запястье руки молодого человека, прижавшись к нему губами.
«А мы красивая пара» - Робин увидел их отражение в зеркале. Двоих еще несколько минут абсолютно незнакомых людей, которые случайно встретились и поняли, что общество друг друга доставляет им удовольствие, и с каждой минутой все больше и больше.
Мистер Пак, в отличие от многих любящих подчиняться людей, был полностью лишен стереотипного представления о том, что доминант – это обязательно грубый, сыплющий оскорблениями тип, подгоняющий своего нижнего пинками. Стремление управлять кем-то и даже причинять ему боль вовсе не исключает вежливых манер или бережного отношения к тому, на кого оно направленно. Способность протащить вслед за собой по галерее, и потребность галантно флиртовать, целуя руки, они легко уживаются в одном и том же человеке. Это лишь вопрос воспитания и внутренней культуры.
Мистеру Паку нравилось быть игрушкой, но такой, которую холят и лелеют. Льюис, человек довольно жесткий, безапелляционный, вытворявший с Робином такое, что многие проститутки бы залились краской или перепугались до смерти, в быту со своего любовника буквально пылинки сдувал: заботился, дарил подарки, делал жизнь удобной и комфортной. А Робин, при всем при этом, никогда не зарывался, помня свое место. Идеальные отношения.  Возможно, поэтому мистер Пак так боялся знакомиться с кем-либо, потому что не верил, что с кем-то может быть так же хорошо, как с Льюисом, а на худшее не был согласен?
Месье Моле не был похож безвременно почившего спутника жизни Робина, они были настолько разными, что их даже сравнивать было нельзя, да молодой человек  и не хотел сравнений.
Месье Моле был джентльменом от ногтей до кончиков волос, не имевшим ничего общего с теми, заливавшими свои бесформенные футболки пивом и жевавшими с открытым ртом так, что из него вываливались крошки от чипсов, людьми, среди которых вырос Робин.
Этот держащий его за вытянутую руку, высокий красивый мужчина в прекрасно сидевшем на нем костюме, обладавший великолепными манерами, являл собой нечто диаметрально противоположное, и мистер Пак испытывал тайную гордость из-за того, что сумел привлечь внимание и заинтересовать подобного человека.
«Я сделаю все от себя зависящее, чтобы он во мне не разочаровался» - Прикосновение губ к запястью, мурашки «бегущие» вверх по плечу, мысли улетают из головы.
- Белиссимо, - слова месье Моле, который, не теряя желания управлять, открыто флиртовал со своей игрушкой, выражали крайнюю степень восхищения, и Робин, уже не краснея и не смущаясь, довольно улыбался тому, кто уделял ему столько внимания, принимая игру мужчины. 
Когда тот потянул его к себе, Робин, перенося, как его учили на занятиях танцами, тяжесть тела с пятки на носок, сделал шаг вперед по направлению к месье Моле и развернулся в пол оборота против часовой стрелки так, что примятые до этого тяжелым парчовым платьем атласные юбки на мгновение взметнулись, опадая ровными, пышными, блестящими складками. Бабочка, выбравшаяся из кокона, взмахнула крылышками, расправив их, являя миру свою красоту.
- Вы прекрасны. Только чего-то не хватает…  - так приятно, когда о тебе заботятся, ухаживают за тобой, говорят комплименты. Робин уже подзабыл, как это бывает, и сейчас откровенно наслаждался происходящим.  Интуиция подсказывала молодому человеку, что, после того, что случилось, они с месье Моле не разойдутся в разные стороны, а проведут ночь вместе. Впереди Маскарад. Мистер Пак только приехал и еще не видел ни невольников, ни кровавых оргий. Понимание того, куда он попал, к молодому человеку еще не пришло. Он представлял себе, фантазировал о том, что скоро начнется бал и он, Робин будет на нем кружиться в вальсе в объятьях месье Моле.
Танцевать молодой человек пошел учиться незадолго до свадьбы с Льюисом, чтобы по традиции исполнить первый танец новобрачных, после которого гости начинают веселиться. И увлекся. Надо было правильно двигаться, запоминать фигуры, прислушиваться к партнеру. Все, как в жизни. Робин попросил инструктора научить его танцевать и мужские и женские партии. Занятия проходили в том же фитнес-центре, куда Льюис приходил, чтобы улучшить свою фигуру. Все началось со спокойной ходьбы по беговой дорожке, а вот закончилось… Мистер Пак бросил занятия и не танцевал уже как полгода.
Невеселые мысли налетели, и лицо Робина приняло немного печальное выражение, возбуждение частично спало, что сейчас, возможно, было и к лучшему.
«Я не хочу думать про это. Не сейчас», -  тем временем мужчина стал с задумчивым выражением лица ходить вокруг молодого человека, вновь оценивая его внешний вид. «Интересно, что он сейчас сделает?» - ничего плохого от месье Моле Робин не ожидал, а лишь замер в предвкушении того, что должно было случиться.
Тот, тем временем, вытряхнул из вазы букет с цветами и, найдя подходящий, белую лилию, украсил им прическу мистера Пака.
- Теперь идеально, - и вновь нежные пальцы скользят по шее, поправляя жемчуг. Робина охватила истома.  Закрыть глаза, расслабиться, опустить голову все ниже, ниже, и никакой жесткий воротник уже не мешает сделать это.
-  Золушка может ехать на бал, - мужчина взял его за подбородок, приподнимая лицо Робина вверх, иронизируя. Какая же из молодого человека, затянутого до этого в бархат и парчу, была Золушка? Да и прекрасной феей мистер Моле не был. Принцем –да, королем или волшебником. Легенда о том, как волшебник встретил зачарованного юношу и расколдовал его, взамен потребовав его душу, возможно, и была написана, но мистер Пак никогда не читал ничего подобного. Он лишь видел, что месье Моле флиртует с ним, увлекая в мир тонкой эротики и изысканных чувственных провокаций.
Губы мужчины были близко-близко, Робин ощущал его дыхание, теплое, с послевкусием виски. Они дышали одним воздухом, глядя друг к другу в глаза. Изысканная эротическая пытка, когда один жаждет поцелуя, а другой видит это, но дразнит, не давая желаемого.
– Идемте танцевать, - взяв ладонь молодого человека в свою, мужчина положил ее поверх своей чуть согнутой в локте руки. 
- С превеликим удовольствием, месье Моле, - Робин плавно повернул голову в сторону мужчины и, мягко улыбаясь, посмотрел на него так, как дамы взирали на портретах на своих кавалеров. Это не было попыткой выглядеть этакой «светской львицей», а получилось само собой. Молодой человек оперся о локоть мужчины, свободной рукой чуть подбирая полы длинной шелковой юбки, и приготовился следовать на месье Моле, куда бы тот его ни повел.

Отредактировано Робин Пак (2010-03-24 02:29:45)

Он оказался совсем  иным, не таким непримиримо жестоким, как большинство тех, с кем Поль успел пообщаться, и не таким предсказуемым, как казалось мальчишке. Вместо затрещины получилось поглаживание по макушке, пусть где то заныла шишка, другое дело, что с ним стали обращаться, как с человеком. Или с ребенком. Какая разница, лишь бы перестали бить и таскать туда, куда хотят, а главное, лишь бы не трогали там. Недоверчивый взгляд с опаской изучает мужчину, вроде как и выискивать во внешности больше нечего, но кто знает, чего можно ожидать от здешних обитателей. Он и так уже один раз позволил себе ошибиться, теперь всецело полагаться на первое впечатление было нельзя. А еще лучше, если  притвориться совсем балбесом и надавить на жалость, пустить слезу и уговорить выпустить. Губы упрямо поджались, пятка чуть сдвинулась с носка ботинка и потерла жутко жесткий ворс ковра, сейчас было положено принять решение, хоть какое то, но принять, а он так устал что-то делать, думать и быть всегда начеку, что просто затянул в узел ворот футболки у самого горла и попятился назад. Еще один мужчина. Еще один насильник. Еще раз будет стыдно, больно, плохо и противно, возможно уже даже в последний раз, потому что больше не выдержать. В животе все сомкнулось до холодной, острой нужды броситься прочь. Но куда бежать? Поль даже не вникал в слова, слишком ласковые, как раз для того, чтобы заморочить такому, как он голову. Все таки сказки детей чему то да учат, а в них через одну сказано- зло может прикидываться вот таким добрым, сладким и ласковым, как эти конфеты в руках, а потом будет как с бабушкой Красной шапочки. 
Поль спрятал взгляд под длинной челкой и постарался больше не смотреть на незнакомца, все так же с силой затягивая ворот у горла и отступая назад. И лучше молчать, как молчал почти всегда, лучше бежать, вот только бы знать куда, и еще, а это уже совсем по - детски, совсем не смотреть в глаза, пусть трусость, слабость, но не смотреть, потому что потом будет совсем страшно, как во взрослом фильме. Откуда он взялся? Из под ресниц белых, почти бесцветных, блеснул огонек вражды, чистой, откровенной и болезненной. Не доверять никому и молчать. Нос, разбитый и все еще опухший упрямо шмыгнул и потрескавшиеся губы только плотнее сжались. Поль облизал их, когда уже было невмоготу ощущать эту сухость и сам не заметил, как стал от волнения дышать через рот, а зажатая тканью футболки голубая жилка забилась у самого уха сильнее.

После минуты или может  двух, за которые  вроде бы и ничего не случилось кошмарного, Поль еще раз бросил украдкой взгляд на мужчину, пытаясь в первую очередь для себя определить - а что же делать дальше? Конфета конфетой, от страха в животе так крутило, что ни о какой еде и мысли не возникало, но вот голос и доброжелательность подкупали. Не поддельные. Как ребенок Поль бы сразу различил ложь, потому медлил, не веря реальности происходящего. Вот мужчина повернулся к нему спиной и уже почти что ушел, от отчаяния вдруг живот заныл с новой силой, мальчишка прижал ладошку к пупку, инстинктивно угадывая метод избавления от боли. Погладил по часовой стрелке, так делала мама, когда совсем было плохо и робко сделал шаг в сторону меьсе и дивана. Еще один, следом, даже не взглянув на сладость, не скажешь же что живот прихватило - начнут высмеивать. Но и отказываться вроде как неприлично, поэтому Поль ухватил конфету и сжал в кулаке, полагая, что мужчина сочтет этот жест вполне достаточным, чтобы не оскорбится.
Помявшись еще чуть - чуть и закусив нижнюю губу, Поль все таки набрался храбрости и присел на другом конце дивана, на самый край, чтобы не дай бог не измазать обивку мебели всем тем, что так противно липло к бедрам. - Доктор же не запретил мне садится..- легкая тянущая боль в заднем проходе в миг напомнила мальчику о случившемся визите к врачу и мастере. - Он же будет меня искать.. И снова будет нервничать..- не вслушиваясь в слова незнакомца, Поль кивал, как китайский болванчик, соглашаясь со всем, получалось со стороны странно- словно Поль впал в подобие транса и кивал невпопад, не убирая руки от живота, который взбунтовался так не вовремя.
Пока мужчина говорил, Поль все гадал, как же можно быть в таком месте просто гостем? Как могут все эти люди разом прикидываться хорошими и кормить конфетами, улыбаться и потом унижать, бить, и даже хуже. Голубые пуговицы глаз безучастно разглядели незнакомца, Поль сотни раз уже успел пожалеть, что не умеет ни врать ни притворяться, а ведь так хотелось обмануть, стать послушным, угадать желания и может быть тогда его заберут?
- у меня живот болит..от голода..- еле слышно признался наконец Поль, прерывая весьма высокие мысли господина своими обыденными проблемами. В доказательство сказанному живот громко заурчал, а мальчишка уставился на месье, как на единственную надежду.
- Пожалуйста, заберите меня от сюда и позвоните моему отцу....Я у него единственный близкий человек..я сделаю все, что вы скажите..Я останусь с вами. только позвоните папе и скажите, что я в порядке..- жалость к себе внезапно подтолкнула слезы внутри и те резво побежали по щекам. Поль вытирал их кулаками, но они все бежали и бежали, совсем непроизвольно.