Объявления об отмене рейсов, несколько десятков раз за последние два часа разносившиеся по залу ожидания, звучали странно. Дикторша хоть и дублировала их по-английски, но делала во фразах такие неожиданные смысловые ударения, что не вдруг можно было догадаться, о чём, собственно, речь. Может, сказывалась мелодика языка страны Суоми, а может быть, это сама дикторша, уроженка этого забытого богом, но не финскими авиалиниями, городишки имела такую странную манеру говорить. Рэй ещё раз тщетно окинул взглядом зал в поисках заветной таблички со своей фамилией в руках какого-нибудь гражданина Страны Тысячи Озёр, тяжко, но неглубоко вздохнул и уставился в пол, машинально исследуя узоры линолеума. Фантазия вяло нарисовала обладательницу мурлыкающего голоса: бесцветная тётка предпенсионного возраста в растянутой вязаной кофте, с тугим пучком жидких волос на затылке, в туфлях без каблука…
На полке почти под потолком опять ожил телевизор. Ради вавилонского столпотворения, каковое творилось сегодня в здании аэровокзала, включили не местный телеканал, а общеевропейский новостной. Дикторы уже почти перестали путаться языками в названии исландского вулкана, которому нежданно-негаданно вздумалось извергаться, выбрасывая гомерические тучи вулканической пыли. Ни один геофизик не мог внятно объяснить причины возмущения «Большого Э», которому вздумалось плеваться бякой, что, по сути, представляла собой мелко истолчённое стекло. Вся Европа стояла на ушах, вернее – сидела в аэропортах и разноязычно ругалась.
Эйяфъятлайокудль, - повторил Восьмой про себя, с тоски пялясь в экран. Там для наглядности пустили полудокументальный фильмец о падении самолёта, попавшего в подобную пепельную тучу. Двигатели аэробуса, летящего в экранной ночи, по очереди засветились нехорошим, дрожащим, призрачно-голубым пламенем. Перед пилотской кабиной тоже возник разлетающийся голубой фейерверк. Разговоры в зале смолкли, невольные телезрители притихли, проникаясь. Никому не хотелось погибнуть в авиакатастрофе.
Эйяфъятлайокудль, - звучало как заковыристое ругательство. Рэймонд всегда любил длинные названия – всё-таки сказывалось запойное чтение и заучивание наизусть Старшей-Младшей Эдды, саг, и вообще ненормальная любовь к девнескандинавской мифологии. Скиннеру повезло больше прочих ожидающих – он успел увидеть, как пишется имя вулкана, прежде чем сдохла батарея ноутбука, и благодаря отличной зрительной памяти и лингвистическим навыкам бывший штурман не коверкал имя огнедышащей горы. Эйяфъятлайокудль, - Рэймонду хотелось плюнуть, но тягучая слюна во рту уже кончилась, он надсадно покашлял, но толку всё равно оказалось ноль, только сил ещё убавилось.
Ему недомогалось уже несколько дней, по утрам просыпался в липком поту, мучила одышка, носоглотка отекла, всё время хотелось спать, среди дня знобило… В общем, всё говорило за то, что перемена климата, коим сопровождалось турне по северной Европе, разбудило дремавшую в Рэевом организме заразу. Зверь-бронхит проснулся и тихо выпускал когти, те самые, что сейчас невидимо, но ощутимо скребли кожу запястий. Температура, - с тоской понял Восьмой и подышал на захолодевшие пальцы. - Руки-ноги холодные, башка болит, значит, больше 37,5. Так тебе и надо, - сердито сказал он сам себе. - Справедливое наказание за дурость и тщеславие. «Мировое турне в поддержку новой серии книг известного автора»? Вот и получай – и «встречи с читающей публикой», и «гостеприимство поклонников». Вернёшься домой в пансион – мало того, что прямо под капельницу, так ещё и под укоризненные взгляды Хелен.
Со вчерашнего вечера стало совсем худо. От отвратительной слабости тряслось что-то внутри.  Больше всего на свете Скиннеру хотелось сейчас полежать, просто полежать в тёплой постели, закрыв воспалённые глаза, но постели не было, в распоряжении Рэймонда была лишь откинутая спинка коляски. Не поднимая головы, он снова обвёл мутноватым взглядом зальчик с пластиковыми лавками. Есть тут хоть один мой читатель? Ну, допустим, есть, - вяло ответил он на вопрос внутреннего монолога. – А толку-то… Поверил уверениям организаторов «Вас встретят, встретят!»? Значит, будешь наказан ещё и за наивность. Сиди в этом вшивом городишке и корми комаров. – Скиннер прихлопнул очередного, трёхсотого примерно, кровососа, с размаху и без предупреждения вонзившего хобот в тыльную сторону писательской кисти. – А про такое благо цивилизации, как фумигатор, здесь не слышали? Вернусь домой, целевую благотворительность проявлю: вышлю на адрес местного аэровокзала сотню этих волшебных аппаратов, чтоб повтыкали в каждую розетку и десятилетний запас пластинок с пиретрумом.        
Недокусанная рука Восьмого скользнула в брючный карман за мобильным – мелькнула шальная и объясняемая только нездоровьем мысль: позвонить, сказать – «Йоши, забери меня отсюда»… Интересно, а рейсы восточного направления тоже отменены? Ага, - насмешливо квакнул здравый смысл. – Рэй-тян, у тебя совесть есть? Из Японии до Финляндии ближний свет до тебя пилить?
Рэймонд нашёл в контактах icq строчку «Мыш» увенчанную зелёным цветочком, потыкал в кнопки, набирая очевидную истину: «Мышонок, твой старший брат – тщеславная дубина», и успел нажать на кнопку «отправить», прежде чем экранчик мигнул белым и погас. Всё. Батарейка села окончательно на этой жизнеутверждающей ноте.

Ещё десять минут подожду этого труднопредставимого уже радушного встречающего, - решил Скиннер, переждав очередной приступ неглубокого и безрезультатного кашля, - и пора валить отсюда. Есть же тут гостиница… хоть лечь будет где.
От приступа кашля опять залил липкий пот, на который тут же, как мухи на мёд, налетело комаров немеряно.
- Мало вам ещё, гады?! – вслух ругнулся обессиленный Скиннер, и так уже изгрызенный, изглоданный местным гнусом до костей, - Два литра крови! Лучше бы я их на пункте донорском сдал!
Хотя нет. На пункте мою кровь не приняли бы. В ней заразы много плавает.
- Чтоб ты отравился! – от души пожелал Восьмой очередному юркому кровососу, увернувшемуся от шлепка.   
Жить вовсе не хотелось. Хотелось лечь прямо на пол, и тихо помереть. Ну или уснуть крепко. В эти дни только сны и были отрадой. Организм компенсировал тяжёлые дни крепостью сна, сладостью и приятностью сновидений. Этой ночью Восьмой видел, как гулял по дорожкам запущенного, но уютного городского парка, по холмистым улицам родного городка, бродил, время от времени легко и плавно возносясь невысоко над землёй, будто тополиная пушинка. Вспоминая волшебное чувство полёта, на пару минут Рэймонд почти задремал под аккомпанемент негромких восклицаний и шлепков, наполнявших зал ожидания, но тут рядом громогласно рухнул и огромный клетчатый баул, и просто одетый молодой человек, на него налетевший. Баул так и остался развязно валяться на полу, а паренёк поднялся без ненужной спешки, отряхнул штаны от пыли, бормотнул что-то по-фински и единым духом обрушил на Рэя шквал разноязыких вопросов о наречии, на котором обоим предстояло изъясняться. Он стоял против света, вроде бы улыбался – лицо трудно было разглядеть, но светлые волосы, подсвеченные летним солнцем, золотились, будто пушистый нимб. Ангел, - вздохнул про себя Рэймонд и промедлил, выбирая, на каком языке ему отвечать. Однако белобрысый улыбчивый полиглот не отходя от… от потенциального покупателя, как оказалось, решил эту проблему, бойко затараторив по-английски. Спаситель даже руками помахал, типа крылышками бяк-бяк, и звукоподражательно позудел, чтоб уж точно до тупого иностранца дошло, от кого мазь. Сообщил: мол, проба бесплатная – Скиннер вдруг заподозрил, что ушлому мальцу обычно доплачивали за то, чтоб её не было – но сам Рэй и с этим промедлил, потому юный продавец скоренько крышку открутил, пальцы в банку сунул. Пахло от снадобья… м-да. Пахло. Как говорится, хорошо в краю родном, пахнет сеном и… нет, вот им, кажется, не пахло. Травами – да. Чуткий нос писателя уловил луковый и петрушечный дух, как-никак дары огорода ни с чем не спутаешь, но остальные ингредиенты оставались страшной тайной, открывать которую не было никакой охоты. Однако глаз бывшего штурмана, хоть и мутноватый, засёк главное – вышедший уже на линию атаки мелкий вампир с хоботком, учуяв ароматы зеленой пасты, облепившее пальцы парнишки, внезапно резко изменил курс и полетел куда-то с крайне независимым видом – дескать, ой, некогда мне тут с вами… дела-дела…   
Это решило вопрос доверия. Практика показывала действенность неизвестного науке препарата, и Скиннер кивнул и протянул руки. Сразу обе, как бандит, на котором  собрались защёлкивать наручники.
- Ты кто? – спросил он парня. – Ангел, да?