И стало страшно. До визгу. Как в детстве, когда знал(!), что под кроватью сидит оно. И это самое "под кроватью" было жутко в своей ирреальной реальности. Со своими холодными руками, пуговично-голубыми , ничего не выражающими глазами, и сутью всего существа - убивать. И вот он пришел за Ксавье. Не прошло и 12 лет. Горничная оледенела. Дыхание перехватило, а тело парализовал ужас. В нависшем над ним человеке не было ничего человеческого. Только безумие - готовое гноем пролиться из глазниц.

"Самое время прикинуться падалью"- метеором мелькнуло в мозгу. Но даже прикидываться не надо было. Ксавье уже был на полпути к состоянию трупа. По крайней мере неподвижность и ледяные руки дали бы фору любому покойнику.
"Не дышать, не смотреть,  не двигаться, замереть, исчезнуть, не быть!"
Но вот безумие отступает. Буквально шаг за шагом, отодвигаясь, освобождая от удушающей сети кошмара.
Стук в двери разбивает вдребезги тишину. Мелкие острые осколки впиваются под кожу и приходиться прикусить язык чтобы не заорать благим матом.
Ксавье молнией метнулся к дверям. Туфли? Стринги? Нахуй! Жизнь дороже. И психическое здоровье. Сейчас не было ни сил, ни желания принимать светские извинения. Обезумевшей менадой несся горничный по темным коридорам.
Призрак безумия следовал по пятам, сбивая дыхания и норовя набросить удавку паники на шею. И только захлопнув за собой дверь своей маленькой комнатки, парень сполз по ней на пол. Колотило так что зуб на зуб не попадал.
"Нахуй такие бодряки - кривлялся внутренний голос. Ксавье, ландыш моей души, не пора ли тебе сьебывать отсюда?"

_____> Комната Ксавье Дюбуа

Отредактировано Ксавье Дюбуа (2009-11-07 20:59:16)

Последний раз его тряхнуло особенно сильно. Хадзилев открыл один глаз и увидел на уровне лица гладкую ножку стула. Второй глаза дополнил картину еще тремя ножками, к которым присоединились две мужские ноги в тупоносых ботинках. Я лежу на полу… Значит, подобрал меня какой-нибудь местный извращенец.
Очевидно, он слишком много говорил. Адская смесь, плескавшаяся в животе с немузыкальным бульканьем, прознала, где тут выход. Зажав рот руками, Хадзи огляделся. Разводить блевотину на полу ему не хотелось. Все-таки не номад степной, а образованный человек… Хадзи поднялся, бросил рассеянный взгляд на спящего в весьма неудобной позе человека в черном платье, рванул на себя дверь. Она подалась без возражений и открыла ему вожделенное царство бело-голубого кафеля. Покуда хватало сил, Хадзи расстегнул и бросил на пороге рубашку.
- Первым делом, первым делом… унитазы, - пробормотал несчастный грешник, преклоняя колени перед белым алтарем человеческого чревоугодия. – Да чтобы я испугался какого-то там очка! – подбодрил он себя, опуская лицо к светленькой, едва вздрагивающей от его неровного дыхания водичке.
Подступившая тошнота привела еще более убедительный аргумент – сильный порыв организма прервал его умствования. Хадзилев прижался к унитазу и с упоением обнял гладкую поверхность. Дрожащие пальцы с жадностью пробежались по холодным округлостям, будто бы только жару его обнаженного тела было по силам растопить этот канализационный лед. Когда все закончилось, в блаженной истоме он сполз на пол, по-прежнему одной рукой обнимая влажный от испарины бок… спасителя. Длинные волосы слиплись на висках от пота, на кончиках их налипла только что излившаяся из него жидкость. Обессиленный, он прильнул щекой к гладкой поверхности, глубоко вздохнул, нажал кнопку слива и, опустив сиденье, закрыл крышку. Запах рвоты нельзя было перебить никакими ароматизаторами. Хадзи вытянул ноги. Во рту было сухо и горько.
С Ереханова слетел последний хмель. Голова раскалывалась, но, как ни странно, соображала весьма четко, куда лучше, чем в тот день, когда он принял решение податься в Вертеп.
И с чего меня так развезло? После трех глотков водки-то? – Хадзилев страдал привычкой преуменьшать собственные достижения. – Неужели? – он вспомнил о прощальном подарке своего репетитора. Занимавшийся с ним в свободное от учебы в университете время французским языком студент-химик не только шлифовал ему произношение. Парень отрабатывал немалые деньги на всех фронтах. А в последний день в своей мансардной комнатке тот раскрасил в его присутствии две таблетки - в красный и синий цвет… Помнится, уходя от репетитора, я положил на язык красную таблетку и думать забыл о ней, направившись в автомобиле прямо в Вертеп. Ничего себе, коктейльчик Отдохновения получился… Главное, удалось задремать на несколько минут, а значит, и поспать на несколько минут дольше, чем обычно. Хадзилев почувствовал себя бодрым, но не настолько, чтобы штурмовать бары. Ноги еще дрожали, но в животе уже призывно ворчало. На сей раз от голода. Быстрый же у меня обмен веществ.
Хадзилев вернулся обратно в комнату, еще раз внимательно заглянул в лицо молодого священника. Что ему в Вертепе делать? Плоть усмирять? Помнится, герои маркиза де Сада устроили в замковой часовне отхожее место. Здешний хозяин решил перенять опыт? Хадзилев внимательно огляделся, хотя номинально он считался мусульманином, к символам христианской религии привык относиться предельно корректно.
- Эй, монсеньор… - Ереханов сделал осторожный шаг к двери и выглянул в коридор. Дорожки винного цвета, приглушавшие шаги, матовые лампы… Нет, просто один из замковых коридоров. Сегодня вечером мальчишка вел меня по такому же к местному доктору, да не довел…
- Пятый, пятый, я – шестой, противник вооружен, - еще один взгляд на падре-соню и снова захотелось хохмить: «А как вы любите заниматься сексом, когда лежите на спинке?» - «Если я лежу на спинке, то, значит, стул упал».
- Вот байбак. Спите? Ну и спите себе… - Хадзи шагнул за порог, да вспомнил, что рубашка осталась в ванной комнате и видок у него аховый, с засохшей-то в волосах блевотиной.
Ладно. Первым делом – душ. Затем найду чего поесть, и тогда исповедоваться можно… Может, здешний миссионер меня обратить в христианство захочет? А я грязный и голодный…
Он в третий раз прошагал мимо спящего, на этот раз сбрасывая на ходу туфли. С легкостью выскользнув из штанов, которые завоевал в неравном поединке, включил воду… Ванная наполнилась шумом, который мгновенно перелился через порог комнаты, а там через приоткрытую дверь отправился гулять в коридор. Окон в ванной не было, а в замкнутых помещениях, да еще такого маленького размера Хадзилев находиться не любил, поэтому оставил дверь открытой.

Отредактировано Хадзилев Ереханов (2009-12-18 14:25:34)

Промыв волосы и прополоскав рот, Хадзилев просто стоял под струями воды, то горячими, то холодными. Почувствовал взгляд и обернулся. «Падре» все-таки оказался извращенцем. Вуайерист хренов. Хадзи выключил воду и повернулся к нему лицом. Смущаться собственной наготы ему и в голову не приходило. Не уродом все-таки родился. Нравится — пусть смотрит.
– Полотенце бы подал... что ли? - голос прозвучал сипловато. Сколько можно горланить песни, которые, кроме меня, здесь никто не знает. За сумасшедшего принять могут.
Мимолетное черное виденье растворилось в белых клубах пара.
- А чего, собственно он ожидал здесь увидеть? - Ереханов задумчиво поскреб лопатку, - Намаз, что ли?.. Ага, без намаза нет оргазма... Да он стесняется своего интереса! - дошло до него. - Чего хочет падре? Падре чего-то хочет... - затюканное обыденными рамками сознание казаха взбунтовалось. - Хм, похоже, случай-то клинический... Хочу, а сказать не могу... Сты-ыдно! Такому взрослому дяде! - внутри него, будто на батуте, прыгали смешинки.
Грациозно, по-королевски вылезти из ванны не получилось. Все-таки он изрядно намочил на полу — задернуть шторку в голову, разумеется, не пришло. Держась руками за края ванны, встал на кафельный пол. Мягкое полотенце впитало, как губка, воду с его гладкого тела. Минимальный дресс-код в присутствии священнослужителя соблюсти было нужно, поэтому Хадзи обвязал влажное полотенце вокруг бедер. Не самое приятное ощущение, между прочим.
Привычка оставлять двери открытыми, кроме вуайеристов и любопытных соседей, привлекала и более неприятные вещи — сквозняки. Хадзи почувствовал, как по позвоночнику начинает вибрировать дрожь и отнюдь не от возбуждения. После контрастного душа мое тело требует «кофеина и еды, но никак не большой и светлой любви». Хм, вот, начитался, теперь выдаю готовые сентенции. Прислонившись плечом к дверному косяку, Ереханов рассматривал падре, напряженно пялившегося в окно. На фоне светлеющего неба его черная фигура напоминала изящный бумажный силуэт. Широкие плечи, узкие талия и бедра... Есть в его смущении что-то притягательное, эротичное... Ведь он силен, притащил меня сюда, и психика абсолютно здоровая, сладко спал в таком неудобном положении... Живет, довольный собой, и совесть не мучает, не зудит, как телефон, поставленный на вибро... Хочется коснуться его темных волос, увидеть, как вспыхнет румянец на щеках... Жаль, проблевался, не помню вкуса его губ. Может, стоит освежить воспоминания?
Хадзи ловко забросил за спину концы влажных волос, шагнул вперед и едва не растянулся на полу. Вокруг ступни закрутилась брючина... он нетерпеливо отбросил ее. Прошла всего одна ночь, а мне кажется, я уже неделю в этом странном месте... Месте, где нет места священнику... Особенно такому смазливому... Интересно, кого он строит из себя? Неужели не понимает, в чумном городе нет места ложным смирению и человеко...любию...
На губах проявилась улыбка, будто сквозь медицинскую салфетку проступила кровь. Вчерашняя злость возвращалась, Хадзи попытался обуздать себя, ведь «смиренник» не сделал ему ничего плохого... «Танцы, танцы, танцы, танцы — Все, что нужно иностранцу».
– Здравствуй, прекрасный незнакомец, - сказал Хадзи.
Он совершенно бесшумно пересек комнату, ни обстановка которой, ни назначение его абсолютно не интересовали... Ловкие руки сплелись на груди падре, прохладная грудь прильнула к его спине, наслаждаясь живым теплом, влажные пряди коснулись мгновенно порозовевшей шеи.
- Ты чего-то смущаешься, мальчик? - Хадзи погладил его по голове. - Ты сделал доброе дело... Подобрал несчастного пьяницу. Я тебя должен наградить? - зашептал на алое ухо, возможно, приобретшее этот цвет из-за его горячего дыхания. Губы приблизились вплотную, несдержанный язык проник в лабиринт ушной раковины.
Пользуясь замешательством молодого человека, Ереханов молниеносно развернул его, прижав спиной к оконной раме. Хотя со стороны Хадзилев и производил впечатление изнеженного и хрупкого, на деле он таким не был. Цепкие пальцы сомкнулись на запястьях падре, пригвоздив их к деревянному подоконнику.
– Может быть, вы хотите со мною поговорить? Тогда почему убегаете? Вы меня боитесь? Или себя? Вы же не побоялись заснуть рядом с немощным человеком, которому так была нужна ваша помощь... Кто вы вообще такой на самом деле?
Хадзи резким движением втолкнул колено между ног падре, теперь буквально распятого в окне комнаты, провел коленом вверх-вниз. Суровая материя сутаны согрела его ногу, кожа на которой уже начинала покрываться пупырышками. Из открытой в коридор двери заметно тянуло свежестью...
– Нас свела друг с другом ночь. 
Хадзи наслаждался недоуменным взглядом незнакомца, убеждаясь, что наряд того не был маскарадным костюмом. Хорошо, что монгольские гены подарили ему способность сохранять лицо, как у древнего идола — невозмутимым, бесстрастным... Ереханов наклонился ближе, сильнее сжал запястья и закрыл властным поцелуем раскрывшийся то ли в желании ответить, то ли закричать рот парня. Неумелый, невинный, сладкий, — порочно улыбаясь, Хадзи отстранился, любуясь его реакцией, и снова приник, вжимаясь голым телом в застегнутую на все пуговицы сутану:
- Продолжим знакомство? Меня зовут Хадзи... Я клиент.

Отредактировано Хадзилев Ереханов (2009-12-21 15:36:06)

- Доволен, да? Заслужил? Привык отпрыск ханский, олигарх казахский, что перед тобою все стелются. Ну, так почувствуй себя нормальным человеком без излишка денежной массы, - когда острое колено чувствительно уткнулось в грудь, и Хадзи невольно опрокинулся, ударившись затылком о незащищенный ковром пол, настал его черед возмущаться, - Что же это творится в чертогах разврата!
- По-моему, вы слишком вошли в роль, падре… Кайен, - сказал он, сердито сводя брови. – Насильно я бы вас не стал принуждать к… противоестественному сексу. У меня просто такие шутки, тяжелые для восприятия… Но позвольте спросить в таком случае, вы-то что здесь делаете?
Хадзи упивался красотою выдрессированного произношения, стараясь не обращать внимания на головную боль, высадившуюся десантом в районе затылка и теперь штурмующую височные и лобные доли.
Только неожиданность позволила мне пропустить удар. Вот чего не ожидал от священника, даже липового. Хотя, может, этот и настоящий. Захват-то у него неумелый, хотя и приложил он меня качественно. Силы много, а толка маловато будет. Только салага вот так прижимает к полу, у меня же руки свободны, мальчик… Если я немного вправо сдвинусь и перекачусь, посмотрим, кто окажется сверху.
- «Миром правит любовь», и я не виноват, что мы понимаем смысл этой фразы по-разному. А то, что ты в брюках, - это ничего, - легко высвободив правую руку, Хадзи запустил ее  под сутану и, ласково обхватив падре за колено, уверенно перебирая пальцами, направляя к органу, преданному религиозному проклятию за излишнюю стойкость. - Вы, милый Кайен, просто ортодокс какой-то....Ну согрешите, так и покайтесь  втихую потом... Милый падре, красавчик мой, для кого вы себя бережете? Богу, скорее всего, начхать на вашу молодость, невинность  и красоту, по своему опыту знаю...
Взялись бы за него другие... Неплохая подстилка из этого телка получилась бы, ладная, мягкая, холеная, в нужном местечке тугая... Свято место пусто не бывает...
- Ласка, вот чего тебе не хватало, - улыбнулся Хадзи, чувствуя как, несмотря на ткань,  преображается в  его ладони сокровенная часть падре.
Пусть он меня сочтет озабоченным, но за эти мгновения - только за это мгновение - он не пожалеет, что попал в Вертеп... Эх, не дотянуться, не расстегнуть брюк, да ну его к шайтану... Руки прочь от святыни, тут недалеко и самому возбудиться... - рассуждая таким образом, Хадзи продолжал настойчивые движения. - Трахну его ненароком еще... Объясняйся потом с его Господом... Дрочить падре - такое моральное удовлетворение...
Хадзи убрал руку и выполз из-под тяжело дышащего священника. Место благословения — левый висок - наливалось болью... Разгоряченный неумелым захватом Кайена, Хадзилев не сразу сообразил, что удары по лицу - дело серьезное... Его давно не били.
- У вас пятачка не завалялось? - взгляд падре, обалдевшего от того, что только что с ним делали, выражал лишь  состояние  перманентного шока, в котором тот пребывал.
- Нужно приложить холодного, лучше льда... иначе синяк будет, - объяснил Хадзи-искуситель.
Сдернул с себя высохшее полотенце и, оставаясь полностью обнаженным, протянул его падре:
- Смочите в холодной воде, пожалуйста, и врача найдите. У меня что-то голова кружится...

Отредактировано Хадзилев Ереханов (2009-12-26 17:05:42)

О Аллах, позовет он врача или нет? Или так и будет метаться о комнате? О, как же тяжело!
Хадзи приложил внезапно задрожавшие ладони к вискам. Перед глазами пролетели золотистые мушки, за ними устремилась комната. Сидя по-японски на пятках, он почувствовал, что не может справиться с головокружением, пришлось опереться на руки. В ушах зашумел скоростной состав, из приоткрытой двери подуло, вспотевшее тело мгновенно остыло, и Хадзи заколотило от озноба. Обхватив голые плечи, он качнулся. Краем глаза увидел темный силуэт рядом с собой.
Вот придурок, я же говорил, врача позови...
Одеться? Во что он хочет, чтобы я оделся? В его сутану, что ли? Неужели меня христианский бог наказал… А что я такого сделал-то? Подумаешь… И вообще, любой нормальный человек отреагирует, когда его приласкают… Просто приласкал, а такая истерика… Нужно было дать ему кончить…давно терпит, бедненький… Хм, похоже, это мой дар – шокировать окружающих, разве не понятно? Чего кипятиться-то? О сомнения высокоморальной личности!.. Я бы давно выполз в коридор, если бы мог… и с чего расклеился-то, что, раньше головой не стукался? Младший лейтенант Ереханов, ты когда в неженку превратился?
- Полотенце намочи, придурок… У меня же по твоей милости фингал будет… - прошипел сквозь волною накрывшую его боль Хадзи.
Попятился к стене, приник к ней спиной, аккуратно пересчитав позвонки… Обои лениво приклеивались ко влажной коже. Пришлось отдирать плечи. Хадзи даже показалось, что он оставляет стеклянные следы всюду, к чему прикасается. Вот и черный падре буквально блистал.
Ифрит тебе по самое не балуйся, сейчас ведь отрублюсь снова… наедине с этим… сам не знает, чего хочет… И чего он мне в лицо рукой тычет? Не могу я подняться…
Мысли в голове Хадзилева бродили как стадо мамонтов от борта до борта, раскачивая прогнивший паром, каждое их движение приближало неминуемую катастрофу. Снова тошнит… Мало я выблевал что ли? Кто-нибудь, помогите мне… На вашего бога надеяться, милый падре… подохнуть можно…

Отредактировано Хадзилев Ереханов (2009-12-26 14:11:11)

Вытянувшись вдоль плинтуса, Хадзилев закрыл глаза и словно наяву услышал голос деда Улжалгаса-керея: «Похороните меня на высоком холме, где будут проходить лошади, чтобы я слышал топот их копыт…»[u][/u] Хадзилев запомнил эти слова, хотя ему тогда не было и четырех годиков. Талгата Улжалгасовича Ереханова, председателя совхоза (никто не знал, что через десяток лет он станет олигархом) вызвали к смертному одру отца с далекого пастбища, где он усмирял ушедших в запой пастухов. Никто из родных старался не попадать ему на глаза, мальчик же тайком пробрался в юрту умирающего деда, спрятался за расшитый ковер в изголовье ложа. Его испугали пляшущие по стенам тени, алые языки огня в очаге посреди юрты. Он натянул на голову футболку с зайцем из «Ну, погоди!», чтобы не видеть их и, едва дыша, слушал о чем говорили отец и дед.
Разбудили его причитания матери, наутро обнаружившей в юрте покойного замерзшее тельце младшего сына. Когда она закрутила его в душегрейку, стало так же тепло, как сейчас. Неужели это махровый халат согревает его, а к телу бережно прикасаются чужие руки. Хадзилев мотнул головой. Я знаю, нужно выпрямится, нужно встать, чтобы этот чужой не понял, насколько мне плохо. Никого не волнует моя боль, мои страдания… Слабаки здесь не задерживаются… Я сильный. Я все выдержу. Сейчас встану и пойду. Мне бы только чуточку отдышаться… «Говори, мой язык, пока жив, пока не сел я на деревянного коня…»
Талгат выбрал лучшего коня из стада. Никто из казахов-совхозников слова поперек не сказал, а русские не понимали смысла народных обрядов, главное для них, чтобы узкоглазые язычники с казенной животиной ничего не сотворили. «Траурный» конь будет целый год бродить на свободе в табуне, не один вор к нему не приблизится… Русские-то и не знают, что через год его зарежут на поминках…
Насупленный после утренней встрепки, - а мать все-таки отвесила ему хороший подзатыльник, когда поняла, что с любимым сыночком все в порядке, - Хадзилев наблюдал, как мужчины обряжают коня в траурное одеяние. Начищенная сбруя сверкала на солнце. Отец на прошлых скачках выиграл ее у какого-то любителя старины. Седло одевают задом наперед. Хадзи знает, так надо. Казаха в последний путь всегда сопровождает конь. Это правильно, сообразит даже ребенок, в дальнюю дорогу нужно взять еды, одежды… Неизвестно, как там будет по пути в рай. Хвост и грива «траурного» коня уже обрезаны. С крупа свешиваются широкие полы нарядного расшитого золотыми нитками халата – женщины выудили его из прабабкиного сундука. Совхозники щурятся и переговариваются, еще бы, председатель-то из ханского рода. Сверху оружие – сабля уже поди и забыла, когда в последний раз видела солнечный свет.
После похорон, что совершались по мусульманским обычаям на второй день, а Улжалгас-керей умер вечером до полуночи, и протяжных песен-причитаний, в степи, неподалеку от кладбища заклубилась пыль. Из ближайших становищ собрались лучшие наездники на скачки-байга, чтобы почтить память покойного Улжалгаса-керея.
Я ведь должен ехать туда… Интересно, как там дед, встретил ли он Улжалгаса-младшего, своего любимчика, чьи похороны я бессовестно пропустил, сбежав в Вертеп… Может быть, я слышу стук копыт моего коня? Какие поезда… Это сбруя бренчит, и его дыхание на моей щеке…

Отредактировано Хадзилев Ереханов (2009-12-28 17:15:35)

Луны часы деревянные скрипят в ночной тишине. Их стрелки, дубовые, странные считают, но больше не мне... Хадзилев чувствовал, как немеют мышцы, и он не может пошевелиться...Только в голове крутились то ли свои, родившиеся только что, строки, то ли чужие, вычитанные в какой-то книге... Деревянный ящик. Я лежу в деревянном ящике и не могу пошевелиться... 
Теплая рука, коснувшаяся щеки, вызвала Хадзи из небытия. 
- Аллах Всемогущий, где я?! - истерика взвилась под потолок, где и осталась между четырех белых стен, пола, потолка... Сам же он остался на диване дрожащим от бессилия и страха.
Стоп. Сделай глубокий вдох, медленный выдох... Еще один вдох, не торопись выдыхать, почувствуй свое дыхание, ощути биение своего сердца... Тебе ничего не мешает, значит, жить можешь.
Где же я? - колотились в мозгу вопросы, - Кто этот человек в черном, расспрашивающий меня... И кто одевал меня? Не я завязывал пояс — узел не тот... И зачем меня вообще раздевали? Неужели опять...
Ереханов отодвинулся от человека, стоящего на коленях у края дивана, на котором очнулся. Бросил быстрый взгляд на комнату, оформленную в европейском стиле. За окном шевелились какие-то ветки, большего из-за темноты разглядеть было невозможно. Но главное, все тело болело, будто бы его долго перетирали, давили в тисках. Первое неуверенное движение - прочь от незнакомца - вызвало головокружение. Хадзи обнял спинку дивана рукой, чтобы не упасть.
Ни намека на физическую слабость... просто недоумение... - напомнил он себе, как нужно держаться, - Страшно не то, что со мной сделали. Страшно, что я не помню ничего... Голова моя дурная... останови вращение... пожалуйста... Младший лейтенант Ереханов, стой! Ать-два!
Хадзилев уставился на молодого парня, скорее всего своего ровесника, как будто увидел впервые. Европеец, темные волосы, в глазах... сочувствие или пренебрежение? На щеках здоровый румянец, дыхание немного сбито... Но нет, не он...
За широкими плечами незнакомца, заговорившего по-французски, он заметил приоткрытую дверь.
Похоже, у меня есть шансы... Заболтать бы его...
- Господин пожалел меня? Спасибо доброму господину... - на дурном французском, усвоенном у московского репетитора, воспроизвел он благодарность рабов всех веков, льстивую, лживую. Поймал руку европейца, поцеловал ее и прижал к своей груди. Широкий халат как раз сполз с плеч... Так лучше, ничто так не отвлекает внимание, как поиск несуществующих сексуальных подтекстов.
- Мое имя Хадзи... - завладев второй рукой, он медленно перецеловал все пальцы, нежные, как у девушки. - Господин будет доволен мной, - Хадзилев решил, что в его случае много обещаний не бывает. А сам тем временем собирался с силами, сжимаясь как пружина.
Испуганный зверек, которым он был едва очнувшись, уступил место коварному хищнику, раненой черной пантере, готовящейся исподтишка совершить единственный бросок. Хадзилев перебрался ближе ко краю дивана, используя в качестве поддержки руки незнакомца. Будто вступив в сговор, белый махровый халат, цепляясь за диванную обивку, обнажил его стройные ноги.
- Как зовут доброго господина? - он улыбнулся как можно ласковее, стараясь, чтобы крепкие белые зубы и отдаленно не напомнили оскал зверя. - Господин немного робкий? - руки Хадзи оперлись на плечи, на мгновение обвили шею. Острые края воротничка одежды священника царапнули его предплечье, выскользнувшее из широкого рукава. Улыбнувшись уголком рта, он шепнул на ухо клиента:
- Расскажите мне о своих  желаниях, - а сам уже спустил ноги на пол и немного отодвинулся в сторону, - прислушайтесь к своему телу... оно подскажет...
Чарующий тембр голоса не раз выручал Хадзи. А взгляд он не сводил с приоткрытой двери... дверей... Они двоились, троились... Лишь бы не промахнуться и выбраться в коридор, там я разберусь, что к чему...  Хватило бы сил.
Чтобы в нужный момент голова не подвела и не закружилась, Хадзилев решил подниматься постепенно, то прижимаясь, то отталкиваясь от европейца, совершенно не отдавая себе отчета в том, что эти шатания происходят вовсе не по его воле... Выпрямившись, погладил волосы незнакомца и слегка сжав их в кулак, оттолкнул европейца от себя. Рванулся вперед, даже сделал два отчаянных шага, но, едва успев выставить вперед руки, растянулся на полу.  То ли ноги отказались служить, то ли от резкого движения закружилась голова, а может, просто запутался в полах длинного махрового халата.
Дотягиваясь в последнем усилии до желанного выхода, он забыл о том, что показывать свою слабость нельзя... о том, что поклялся выпускать наружу только злость...
- Выпустите меня!.. Я такой же человек, как и вы... Зачем вы меня мучаете?! - его отчаянный крик вырвался в коридор замка.

Отредактировано Хадзилев Ереханов (2009-12-29 13:20:54)

Захлебываясь отчаянием, Хадзилев понял, что эту схватку проиграл. Назвавшийся Кайеном крепко обхватил его за плечи, попытался поднять. Хадзи слабо, но сопротивлялся, упираясь руками ему в грудь... О каком замке он твердит, это же бордель... проклятый эдем, а я - запертый в нем гурий... 
Перед глазами Хадзи расплывались черты лица, которые он, очевидно, должен был знать. Шайтан меня забери, не встречал я такого человека... не было его среди клиентов... Нищая церковная крыса... Откуда у тебя взялись деньги? Знаю, ты не проповеди сюда разводить пришел...
Хадзи дернулся и высвободился, растянулся на полу снова... влажные ладони скользили вдоль гладкого холодного покрытия. А над ним нависал странный незнакомец, сразу раскусивший его игру и не поддавшийся соблазну... Какой из меня хищник, так грызун мелкий, соня африканская...
Хадзи опрокинулся на спину, прогнулся в пояснице, устраиваясь удобнее, пытаясь расправить скатавшийся пояс. Горизонтальное положение почти избавило от головокружения, а может, это была иллюзия из-за гладкого ровного потолка. Золотистые мушки просто роем вились вокруг него, будто обычные мухи над падалью... Неужели я уже и попахиваю?.. Сердце оглушительно стучало, отдаваясь в висках гулким эхом.
Дышалось действительно с трудом... Я слишком много двигался и теперь валяюсь без сил... Из приоткрытой двери тянуло холодным воздухом. Лежа на полу, Хадзи жадно глотал его. Во рту сохранился горький привкус чего-то... Накатившее беспамятство медленно переходило в ленивую истому. Незнакомец продолжал тормошить его, наверное, пытался вернуть на диван.
Положив руку на грудь, Хадзи ощутил, как слабо бьется его сердце, и шагнул в темноту не вставая с места...

Ситуация ухудшалась с каждой минутой. Теперь не на шутку испугавшись за состояние иностранца, Кайен пытался привести его в чувства. Тщетно. Парень то бредил, то проваливался в беспамятство. Легких навыков врачебной практики, вернее, теории, ибо вычитано все было в книгах и ни разу не применялось в отношении кого бы то ни было, не хватало даже чтоб заставить себя прекратить панику. И уж тем более, их было мало для того, чтобы вернуть Хадзи в нормальное состояние. Да и был ли он нормален? Кайен потеребил воротник, казалось, что воздуха уже не хватает и ему.
Внезапный резкий звук заставил дернуться и, подняв голову, тут же в недоумении уставиться на нежданных гостей. Реакция была мгновенной.
- Постойте! Не уходите! Мне нужна ваша помощь!
Но похоже «гости» и не собирались уходить. Странный на вид незнакомец в коляске заговорил. Первое, второе…единственное, что успевал делать Анде, это удивленно раскрывать рот, словно безмолвно повторяя его слова. Оторвавшись от иностранца и так и сев на полу он не моргая смотрел на говорящего. Стоп! Анде качнул головой.
- Нет нет нет… похоже произошло недоразумение…
Падре перевел взгляд назад на азиата. Растрепанный халат как и томное выражение неимоверной скорби на лице говорили не в пользу Кайена. Глаза распахнулись шире. Еще один взгляд. Падре глотнул воздух.
- Что… Что подумал этот тип?!
Он рассеянно коснулся пальцами своих растрепанных волос, обрамляющих бледное лицо.
- П-пп… Вырядился?
Следующая реплика огорошила Анде так, что он застыл с видом степного суслика, попавшего в зоопарк, что именно хотел сказать вошедший, было неясно. Вернее, Анде разобрал лишь вторую часть, да и она внушала некие опасения, а что если азиат снова завопит, как только почувствует на себе его прикосновения, или того лучше… хуже.. снова начнет свои домогательства? Кайен терялся в догадках.
- Простите, - наконец выдавил он, - Если он придет в сознание у меня на руках, его состояние.. не ухудшится?
Как произнести свои опасения вслух? Анде не знал. Вид молодого мужчины, неприлично раскинувшего на полу свои белоснежно-ухоженные части тела, вводил в некоторое замешательство.
- И когда я к этому пришел? Не помочь человеку! Да я просто негодяй! Я...
- Нет. …Я не могу заставить себя снова к нему прикоснуться.
Анде обратил взгляд назад на вошедшего.
- В коляске… А еще молод. Кто он? Он знает этого человека?
Время уходило. Кайен бросал потерянные взгляды то на одного, то на другого мужчину.
- Да. Это истинно! Я должен ему помочь раз уж за это взялся!
Он рьяно потянулся к азиату и тут же замер на полпути, кончики ушей пылали. Несколько молчаливых секунд. Кайен сжал зубы и самоотверженно двинулся дальше, поднимая голову несчастного к себе на колени, впрочем, кто из них таковым являлся в данный момент, скорее было спорным вопросом. Сердце взяло удвоенный ритм.
- Его нужно показать врачу.
Даже не догадываясь о том, что если будет зафиксирован удар, это может оказаться более чем чревато для него самого, Анде взволнованно пытался устроить тело иностранца в приемлемое положение.
- А Вы... с ним знакомы? - робко спросил Кайен, припоминая, что где-то недавно звучало слово"друг".

Отредактировано Кайен Анде (2010-01-03 05:15:13)