Неловко подбирая подол, пардон, волочившийся за ним край пледа, Хадзи коснулся холодной ладошки юноши. Приятный полумрак барной комнаты создавал совсем уж интимную атмосферу. Судя по звукам – гости вертепа уже давно просекли эту фишку.
Не глядя по сторонам, Хадзи решительно направился в сторону эротично изогнутой стойки, из-за которой вынырнул, как джинн из бутылки, услужливый бармен. Привычка приказывать достигается правильным воспитанием, с этим постулатом Талгатовской педагогики приходилось соглашаться всем, кто сталкивался с Хадзи, вошедшим в раж. Сегодня же его царственное достоинство соизволило обзавестись пажом.
Ткнув пальцем в одновременно пузатую и высокую бутылку, на этикетке которой мерцали позолотой кириллические буквицы, Хадзи задумался, чего еще добавить в заказ – хоть Рэй и хорохориться, запрет врачей на спиртное в отличие от него дисциплинированно соблюдает – это следует учитывать.
- Восьмигранный Алмаз моих очей, ты что пить будешь?
- Яду мне, яду, - немедленно откликнулся из-за столика завзятый любитель литературы.
- Значит, минералочки... - кивнул ему Ереханов.
Остальное он оставил на совесть бармена, привычно ошарашив того фразой: «Больше, разнообразнее, и чтобы тебе не пришлось краснеть  перед хозяином».
Повторяться не пришлось. Через минуту столик оказался заставленным: вино, фрукты, какие-то сладости… фужеры разным мастей были заполнены. А еще говорят, что скатерть-самобранка – русский фольклор.
Через прозрачный  мартини, в отвесных стенках бокала превратившегося в отличную линзу, Хадзи с глубокомысленным видом рассмотрел компанию. Импровизированная лупа отлично выполняла свою функцию, только даже при его малоградусном увеличении понять, что представляет собой каждый из сегодняшних спутников казаха, было невозможно.  Передав бокал Винсу, Хадзи выбрал для себя другой, с водкой, и поднялся, чтобы озвучить слова, что давно вертелись у него на языке:
- Не дадим скиснуть минам и винам в вертепе!

Отредактировано Хадзилев Ереханов (2009-12-05 15:06:04)

- Спасибо, это вкусно,- Винсент принял бокал. Никаких кивков, поклонов и подобострастных восторгов, впрочем, не последовало.
Юноша не просто так представился полным именем. Он не был безродным и бездомным. И привык вращаться в высоких кругах. Падать с такой высоты было, конечно, больно, но парень не придавал этому большого значения. Не место делает человека, а сам человек. И если на аристократа нацепить ошейник, на осанки и манерах сие украшение не скажется, как и на привычках. Винсент получил прекрасное разноплановое образование, что касается поведения в обществе.
Правда, что он точно не любил, так это толкать речи и произносить тосты. Обычно все это сходило в черный юмор и мрачные остроты, поэтому парень был рад,  что "Принц Персии", как он уже мысленно окрестил клетчатого господина, высказался кратко и ясно.
- Zum Trost, - кивнул парень, с удовольствием слыша родную речь.
Возня на диване не могла не привлечь внимания "лисички"- Винса. Рыжий, честный и влюбленный окинул прищуром вынырнувшего из дивана парня.
Ясно. Это, видимо, тот, кого зовут ...как же его...что-то будто греческое. А, Амадеус...Будто вампирское имя. Амадео. Хотя он явно не гордый вампир Арман. А тот, на ком он лежит, не Мариус, которого ищет Лестат.
Юноша кивнул длинноволосому парню.

>>> Комната Винсента, Найджела и Азбуки

Вертеп огромен, сказал Найджел своему новому знакомому, словно предупреждая - не заплывай за буйки, вода холодная, течение своевольно, а еще водятся акулы. Но и сам он не был хорошим пловцом. 
Они заблудились.
Найджел помнил, что находил уже дорогу к чертовой столовой - да и много раз, все-таки не так и часто приносили горничные (тоже все как один, мужского пола) еду в комнату. Днем находил. Вечером. А перед рассветом, в зыбкой полумгле - час Быка или какой он там? - каменные стены размыты, и каждый коридор подобен лабиринту Минотавра. И ни одна сучка-Ариадна не поделилась золотым клубком. Такая вот беда.
От Азбуки толку мало оказалось, русский головой стены не прошиб, ручного медведя из ниоткуда не вызвал, и вообще - вроде как испугался, потерялся. Найджел закусил губу, но продолжил идти - куда-нибудь да выйдем. Может быть, о чудо, на волю выберемся.
Внезапно, да.
На волю не выбрались. За очередной дверью, слишком большой, чтобы вести в чью-нибудь комнату, обнаружилось помещение багряно-коричневое. Из дерева, бархата и тонкого стекла. С потолка мигала свечами (искусственные? Или натуральные?) хрустальная люстра - прежде Найджел такие разве в театрах видел, ну может, в музеях еще.  Потолок и стены изобиловали росписью, тяжелые кресла развалились убитыми чудовищами - окровавленными, освежеванными. Роскошь давила. Найджел решил, что его уже тошнит от этой помеси барокко,  классицизма и еще каких-нибудь дурацких стилей. И что он много бы дал за самую задрипанную забегаловку.
"МакДональдс. Именно. Хочу в гребаный МакДональдс".
Компания людей заставила насторожиться. Среди них могли быть свои, могли быть чужие - враги, именно так воспринимал Найджел клиентов Вертепа. Он на всякий случай двинулся вперед, закрывая собой русского - потерянного такого русского.
- Не бойся... нормально здесь...
"Бывает и хуже".
Найджел не был уверен, что понял Азбуку. Понял только, что тому не по себе. Не ему одному.
Потом заметил Винса. Тот вел себя как ни в чем не бывало, и даже что-то пил.
- Ур-ра, живем. Вон тот маленький шатен - Винс, мой и твой сосед, - шепнул Найджел Азбуке, и уже решительнее направился к барной стойке. - Доброй... ээээ, ночи всем. Хотя уже почти утро. Винс, привет. Познакомься, это Азбука - он теперь с нами в комнате жить будет.

- Привет, парни, - Винс пожал руку Найджелу, а потом потрепал по плечу новенького сожителя.
- Ты не смущайся, я тебя не съем, не обижу, а если что, обращайся, чем смогу помогу, - юноша приобнял Азбуку и отпустил.
- Найдж, рад тебя видеть целым, - парень заговорил быстро и по-немецки, - вот этих вот. Мсье, мсье и Рауля можешь не бояться. Вампир наш, а двое клиентов вменяемы до странности. Исключение из аксиомы, так сказать. На вот, - он протянул парню свой бокал. – Это Вермут, отличная штука, пей и попытайся приглядеться ко всем, кто здесь находится. Нам это еще пригодится. Вперед, ковбой, - юноша кивнул своему сожителю и отошел к тому столику, где Рауль занялся опеканием Азбуки/
- Давай ему поесть закажем, я, кстати, уже 2 дня сам на такой диете, что уже забыл, как что из еды пахнет, - обратился он к Раулю уже на французском с легким акцентом. Винсент оперся руками на столик и смотрел на своего погодка из-под челки дружелюбно, будто знал его всю жизнь.
Оно и понятно: в подобном заведении быстро учишься сходить с людьми, тем более, что «принц Флоризель» привык тащить на себе большую команду и находить к каждому свой подход. Но Рауля он видел, как равного, с таким хоть в разведку, хоть напиться. Такие Флоризе были нужны, как воздух. Найджел, конечно, тоже был хорошим парнем, но на этом все и заканчивалось. Если Ренье, проведший в этом гадюшнике три года не потерял силы воли, да и сам Винс не раскис после первой же сессии, да еще и сумел забыть о разбитом сердце и вертолете, увозящем его почти любимого человека куда-то За пределы замка Иф, то Найджел был еще не проверенным. Увы, здесь все мерялось именно так. И дело вовсе не в том, что Винсент желал парню почувствовать на собственной шкуре радости бдсм-а, но на в том предприятии, что он планировал, нужны были люди надежные. Немец же был слишком эмоционален: хотя бы даже при их первой встречи. Но так или иначе Найд был в одной с ним лодке. Теперь оставалось править ей предельно осторожно, дабы каноэ не разбилось о камни и пороги.
Поживем будем поглядеть, - подумал Флоризе и перевел взгляд на Рауля.
- Поговорим о вылетающих из шампанского пробках? – улыбнулся он Ренье.

Отредактировано Винсент (2009-12-06 01:12:32)

- Не дадим прокиснуть минам и винам в Вертепе! – провозгласил тост Хадзи. 
- Обратим кислятину в хмель! – бодро подхватил Рэй. 
- И выпьем! Чтобы не испортился! – провозгласил Хадзилев, и Рэймонд всерьёз испугался, что товарищ с ухарством купца хлопнет бокал об пол.   
Субтильный Флоризе(ль), хоть и был поименован принцем в шутку, держался и вправду с достоинством особы королевских кровей, Хадзи тоже вздумалось разыгрывать из себя надменного князька. Один я тут, что ли, богат, но не знатен? Ну значит, будем на пару с Раулем воплощать сермяжную правду. - Скиннер внутренне хмыкнул, и отдал четвёртый бокал Ренье. - Нам, неименитым, нужно самим друг о друге заботится.
А ведь если смотреть со стороны, может показаться, что и Хадзи, и Винс, и Рауль, и я пьём одну и ту же жидкость, - с горькой иронией подумал Восьмой. – Мораль сей басни такова: видимость зачастую разительно отличается от действительности.
Он сделал глоток солоновато-кислой водички. Так и не научился любить минералку. Полезно, безопасно, но противно. Притом, что Скиннер крайне редко позволял себе что-нибудь серьёзнее крепости кефира, сейчас хотелось именно нажраться. В хлам, чтобы кое-как доволокли до койки. А там ткнуться носом в подушку и заснуть. Желательно, навеки. Хотелось в душ, под секущие горячие струи, смыть всю налипшую за удивительно долгие сутки скверну, телесную и духовную. Хотелось домой, в свою тихую комнату с восточными окнами. На родную кровать, с расстеленной под простыню стриженой овчиной. Под бочок к милому Мышонку, который обнимет ручкой и ножкой, разбудит поцелуем, если приснится ужас, прошептав на ухо: «Тих-тих, любимый. Всё же хорошо. Я с тобой».           
Усталость переплавилась в раздражение, то обернулось отвращением ко всему – к помпезной роскоши помещения, к ярко-морковному цвету и неразрешённой мягкости кресел, к блеску полированной подковы-стойки, к бессмысленности этой ночи. Отвращение скоренько вскипело холодной и мутной пенкой бешенства: ты же хотел новых впечатлений, писатель! – последнее слово внутреннего монолога прозвучало презрительным плевком.         
Восьмой слишком сильно сжал тонкую ножку бокала, и опомнился, только когда она хрустнула в пальцах. Недопитая минералка из верхней половинки сломанного бокала плеснула на тыльную сторону мужской кисти, на фрукты, украшавшие близстоящую тарелку, оросив румяное яблоко. Скиннер виновато взглянул на «собутыльников». Но за столом уже сидел один Ереханов, Рауль и Винсент перебазировались за соседний столик.   
- Я захандрил, - повернув голову, сообщил Хадзи, будто в ответ на мысли бывшего штурмана. - Как поправить?
- Чем больше хандры, тем истеричнее веселье. – Рэй пожал плечами.
- Будет, будет, лишь дайте бокал! – возопил тонкий казахский лирик. - Уря-ря-ря! – совершенно по-клоунски заверещал далее Ереханов, полностью въехавший в тему «безумное шапито на гастролях в Вертепе», замечая усевшихся, - Люблю большие компании!
- Я тоже!
Рэймонд всмотрелся в образовавшуюся парочку. Чёрненький и беленький. От светленького тощего парнишки, хлебавшего чай, исходил отчётливый запашок безумия. Уж его-то Скиннер улавливал за версту. Этот полупрозрачный пацанёнок не удивил бы среди аккуратнейших кустов лиловой и белой гортензии, на плитняковых дорожках парка в швейцарском «Приюта странника», в его успокоительно-медовых холлах и уютных палатах цвета пенки на какао… Но здесь?.. – Восьмой похолодел от ужаса и содрогнулся. – Что делать в борделе больному ребёнку?
Бывший штурман посмотрел на «знатного овцевода» и кивком обратил его внимание на более чем странного персонажа:
- Посмотри, Хадзи. Он ведь не моя галлюцинация?   

С леностью истого флегматика Азбука поворачивал голову то в одну сторону... То в другую... Иногда ловил взглядом NO и тончайшие серебряные пряди Найджела, ушедшего вперед... Или смотрел на золотистую-пушистую шевелюру парня, званного Винсентом, которая подпрыгивала от движений так, что казалось, будто у нее есть ноги, причём разной длины... Ну, хорошо, что с ними всё в порядке. И с окружающими, и с Найджем. Последний, вопреки его ожиданиям, либо не заметил (что было бы странно) перемены в Азбуке, либо отнесся с пониманием: в любом случае, голубенький всей кожей ощущал, что брюнет доволен. И великолепно.
МСЛ: Куда бы ноги могли нас вести?.. Сумрачное место... Неприятное. Каждое свечка в люстре будто излучает темноту. Черный свет.
Стены, источая пар и тепло, вытягивались, дышали, а может и танцевали под голос юноши на сцене. Так золотистого зовут Винсент?.. Ну что ж, имя как имя... Он здесь уже. Немец, тоже, как и Найджел. Ох, странно, что под влиянием старенького дедушки-Григория Азбука не возненавидел нацию из побуждений лжепатриотизма. Дед, временами, мог рассказывать про бесчинства арийцев часами, долгими, осенними, протяжными как крик бегемота. Возможно, последние семнадцать раз он слушал его, скорее из вежливости, чем из живого интереса.
Итак, им можно было залюбоваться: гладкий, бархатный, очаровательно тёплый, с дымной белой улыбкой, Винсент был великолепен. Ласково вздохнул и разулыбался, косясь сверху вниз на тоненького парня.
- Ну что, Эв-Рики-Тики-Тави, где был, что видел?..
Ему было даже смешно представить, что есть кто-то, кому Дима кажется большим. По жизни не слишком крупный, Азбука привык видеть вокруг себя непомерное количество рослых и полных; Винс стал счастливым исключением.
МСЛ: Малиновый какой-то сумрак. Все малиновое. От иностранцев пахнет малиной. Говорят, так бывает во время беременности: чудится какая-нибудь чепуха вроде малины, или появляется навязчивое желание жевать штукатурку. Но мне, кажется, не от кого.
Ещё парень, ну, этот-то такой как Азбука, только костистый, как русская берёзка в Чернобыле. Красивый, с нежнейшими чертами лица. И предприимчивый. Вон, какой насест ему выделил. Дима приземлился скромно, как берегиня, обернулся на незнакомца.
- Спасибо вам, я не знаю вашего имени. – тот уже протягивал ему большое яблоко, но потом, сокрушаясь, ушёл куда-то. Траектория подсмотреть не удалось, разве что шею сломать. Неужели за чаем? Для него, Азбуки? Парень чувствовал, как к лицу приливает краска. Жил-жил себе, дикой гортензией, и вот тебе на, столько внимания. Но когда парень в костюме вернулся и спросил, налить ли ему молока или вдруг подложить лимон, социалистическое сознание Азбуки не выдержало, и он неравномерно покрылся густой краской, пробубнив что-то и тыкая длинный нос в кружку. Наверное, сейчас он похож на Буратино.
Встрепенулся, поймав чей-то взгляд: тут не поймешь – Найджела, Винсента или вовсе того сидящих напротив мужчин. На них он не смотрел, стараясь не смущать присутствием. Слабо качнулся, продолжая мурлыкать низким кошачьим ворчанием, благодарно кивнул предупредительному вурдалаку. Вообще вел себя Азбука, как лузявочка из книжки про пузявочек: та тоже за обоями вертелась, вздыхала и стучала хвостом.

Жалко, хвостом не постучишь…

До встречи? Амадеус распахнул глаза.  Хотя, что ты ожидал, не болтнул бы, что работаешь тут, может и приласкали бы подольше.  Растянув губы в улыбке, Деус постарался, чтобы месье не уловил его разочарования.
- Да, месье, я буду ждать, время с вами было незабываемым.
  Да, раскатал губёшки, думал тебя в апартаменты позовут, хрустящих бумажек в трусы по запихивают,  а на шею, непременно, бриллиантовое колье навесят. Даже имени не назвал. Губы месье легко коснулись его губ, мимолётно. Хотелось вскинуть руки, обхватить за шею, повалить, сесть сверху и впиться в губы. Но Амадеус лишь чуть приоткрыл их, надеясь, что месье хотя бы проведёт  по щели языком. Но…  Ты достоин только шампанского в задницу. Холодную, мёртвую бутылку, а не горячий, живой член! Деус проводил месье взглядом. Протянув руку, поставил пустой бокал на столик. Компания за спиной не слишком громко, но шумела. Амадеус снова выглянул из-за спинки дивана. Пьют. Напиться в усмерть, и очнуться, потом в чьей-нибудь постели весь в сперме, с дилдо в заднице, с припухшими губами и сосками. И не пытаться вспомнить, что и как было. Вздохнул. Взгляд остановился на высоком месье, который сидел на корточках перед симпатичным юношей, дышавшим ему на руки. Затем перевёл взгляд на месье в коляске. Может, винцом угостят, я всё-таки ему жизнь спас. Амадеус поднялся, поправляя платье, нашёл резинку, и пятернёй собрал длинные волосы в не слишком аккуратный хвост на  затылке. Шампанское кружило голову, замедляя движения. Взгляд упал на зеленую тряпочку на полу. Нагнулся над ней.  Чёрт! Денег стоят, хотя бы за стринги заплатил. Сунул в зубы, или уж в задницу, всё равно.  Ухмыльнулся, вспомнив, как он оттуда однажды купюры вытаскивал. Пару лет назад клиент попался с своеобразным юмором. Маску потерял, стринги порвали, что ещё?! Дёрнув головой, и привычным жестом запустив веер волос в воздух, выпрямился. Оправил подол платья.  Ничего, так даже лучше. Хмыкнул  Во всей боевой готовности! Нацепив улыбку, шагнул в сторону компании, покачивая бёдрами. Вот он я, любите меня скопом! Подходя к столику, за которым восседал месье из тренажёрного зала, и высокий красивый господин, Деус судорожно вспоминал, познакомились ли они, или не успели. Так и не вспомнив имени месье, он вежливо кивнул головой обоим, отметив, что стол ломился от фруктов. В животе призывно  заурчало, смазывая эффектное появление. И Деус поспешил озвучить хоть что-то, чтобы заглушить это безобразие. Он обратился к месье в кресле, надеясь, что его вспомнят.
- Месье, доброй ночи! Как ваше здоровье? Рад, что вы с нами. Прекрасно выглядите! – улыбка сверкала.

Черномазый парень – в буквальном смысле черномазый, то есть перемазанный чёрной тушью, помадой и краской для волос – поёжился, встретившись глазами со Скиннером. Тот поспешно отвернулся, зная, что порой его взгляд пронизывает, как раскалённая игла – мягкое масло. Так смотрят художники, схватывая мельчайшие детали видимого, но обычным людям подобная пронзительность может быть неприятна.
- Можно, - ответил Восьмой на просьбу о плитке шоколада. И вдруг вспыхнул тяжёлым пунцовым румянцем – разрешил, да, барин эдакий!       
Черноголовый парень с Флоризе, недоверчиво косясь, заговорили на языке Шиллера, Гёте и группы «Раммштайн». Немецкий Рэй знал хуже, чем русский, и уж точно хуже французского. Всё-таки нескольких месяцев в глобализованном психиатрическом санатории недостаточно для полноценной лингвистической практики.     
Ребятки что-то замышляют, - догадался бывший штурман, а когда к разговору присоединился Рауль, некая струнка в памяти Рэя знакомо тренькнула. - Конечно, мы бежали не из Вертепа, а из Приюта. Впрочем, один хрен. Психологическая модель-то одна, поэтому однажды бежавшие, то есть опытные, замечают признаки, невидные другим. Ну ладно, Хадзи выпил... но Восьмой-то трезв, как стёклышко!   
- Слушай, партнёр, - он тронул старого товарища за руку. - Тебе не кажется, что они заняты приготовлениями к побегу?   
- Ну, - вздохнул Хадзи, - Не знаю я! Хотя… про пробку-то я понял... Сопротивленцы хреновы.
Светленький парнишка, уминая поздний ужин, сказал что-то… Азбука…  Русский... 
Он как цветок, выросший без солнца, бледный до прозрачности, нежный до неприкосновенности. Цветок, который здесь всё равно беспощадно  растопчут… Дитя подземелья. Убогий. Обидеть такого, надругаться – это заступ за пределы человечности, не имеющий оправдания и непрощаемый. На миг бывший штурман опустил ресницы, по скулам гневными камнями прокатились желваки. Тяжёлая волна холодного бешенства вновь накатила на Скиннера, накрыв его с головой. Но, отхлынув, она оставила решение конкретное, ясное и простое: Ивовые покои пустуют, мальчик никому пока не принадлежит. Следовательно, кто первый встал, того и тапки. Уберечь его невинность и безмятежность хотя бы на предстоящую ночь Рэй счёл своим долгом, который нельзя преступить, и правом, которым Восьмой не собирался поступаться.
- Э, овечка заблудшая, - Скиннер опять толкнул Хадзи локтем, - Тебе нужен кто-нибудь из этой странной компании? – вполголоса спросил литератор, указывая глазами на Винсента, Найджела и Азбуку. – Решай. Уж во всяком случае, нашего безумного братца я намерен отсюда вытащить, пока он кому-нибудь другому не приглянулся.
Взгляд Ереханова уже был тягучим и сдвигался с объекта на объект с изрядной расстановкой. Азиатский тип расщепления алкоголя, чёрт. Супротив природы не попрёшь.           
- А он хочет, чтобы его отсюда вытаскивали? – тем не менее, выдал на редкость здравую мысль казах.   
- А он недееспособен, - холодно и твёрдо отпарировал шотландец, - Его мнение не в счёт. Думаешь, кто-то ещё здесь им поинтересуется?   
- Делай, чего хочешь, - безразлично ответил Хадзи и опять отхлебнул из своего бокала. – Это же не панацея. Ты его не спасёшь. Что значит одна ночь? 
- Одна ночь – это очень много времени, - Рэй без усмешки хлопнул друга по плечу. – Нам ли с тобой этого не знать, самурай.
Сказав это, Скиннер аккуратно положил остатки сломанного бокала на салфетку и выпрямился. 
- Ну вот что, - сказал он в сторону стола, где устроились младшие, негромко, но тоном человека, привыкшего, чтобы его распоряжения  выполнялись, - Этот русский мальчик пойдёт со мной. Остальные… поступайте как знаете. Но если вам нужна спокойная ночь – мои Ивовые покои в вашем распоряжении. – и уточнил, чтобы не было недомолвок, - Пустые покои. Я ночую в другом месте…       
Батюшки светы! – это, обернувшись на звонкий голос Рэй, чуть не выпалил вслух. - Тот самый длинноволосый, тягавший мою полубесчувственную тушу бесёнок-тяжелоатлет из тренажёрного зала! Сменивший, правда, жёлтую маечку на наряд ещё более откровенный. Ну надо же, какое совпадение!   
- О, здравствуй, милый! – от души радуясь, ответил Восьмой на приветствие парня, - Спасибо, выгляжу я просто живым, благодаря тебе. А я как раз собирался завтра с утра розыск объявлять. Должен же я отблагодарить своего спасителя? – Рэймонд обернулся к Хадзи, поясняя, - Чуть не загнулся сегодня на тренировке, ты же знаешь мою старательность. Если бы не этот красавец, я бы не с тобой сейчас разговаривал, а со своими шотландскими праотцами.
Закончив, Скиннер выехал из-за столика и, не сгибая спины, но низко, в пояс, поклонился парню.       
- Как тебя зовут, Изумруд мой? – обратился он к нему, выпрямившись, - Я ведь даже имени твоего не спросил. 

Отредактировано Буси (2009-12-07 20:00:50)