Архив игры "Вертеп"

Объявление

Форум закрыт.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Таяние

Сообщений 1 страница 20 из 44

1

Никогда прежде.
Белоснежность. Страшно одним неверным словом ее нарушить. Когда-то говорить умели только особенные люди. Каждое их слово несло определенную энергию, наделяло вещи силой, свойствами. Каждое слово было магическим.
Дар - не говорить лишнего.
А затем говорить научились все. И магия исчезла.
В начале было Слово.
Если долго думать над словом, то теряешь его смысл. Оно кажется незнакомым набором звуков.
Разные интонации. Обрывки мыслей. Так или иначе, ты поймешь смысл. Ведь чеоловек никгфда не читвыает слово целиком, лишь нфчыло и коынец*.
Лишь бы это был последний день.

Рассвет. Глаза болят, чуть-чуть чешутся. Ноутбук горячий. Кофе холодный. Очень много пространства. Чистого, белого. Неожиданного. Дышать им все равно, что есть во сне. Не насытишься.
Полосуя стекло светом, в комнату выдыхает зимнее утро. Между ребер гуляет ветер, в очередной раз доказывая пустоту. И ты пускаешь туда сигаретный туман.
Они говорят – живи мгновением, живи сейчас. Но «жизнь сейчас» куда более жестока в своей статичности. Прошлое или будущее человеческий разум способен менять. Другое дело – настоящее.
У любой книги должен быть свой чердак. Также и у героя. Может, подвал.
В любом случае, должен.

Впрочем, все это лицемерие. Тебе никогда не написать шедевр.

Арно открыл глаза. Сон на границе с реальностью – 10 минут бреда. Все было ровно так, как он представлял по запаху. Слишком свежо, чтобы не дышать никотином. Он подошел к окну, завернутый в одеяло. Остывший кофе был очень кстати в этой битой старой чашке. Пепельница уныло сообщала о вреде курения. Сам не зная причину, он положил ладонь на холодное стекло. Небритый, мятый после бессонной ночи за бездарной главой, растрепанный, с зажатой в зубах сигаретой, … он замер, будто бы остывая. Крохотная смерть. Слишком много маленьких колких восторгов. Ладонь мерзла.
Удаляющаяся небесная без … дна. 
Он довольно быстро принял душ, собрался и покинул помещение. Арно не умел себя терпеть в такие моменты. Неожиданно прохладно для места, обнесенного холмами. Пускай и зимой. Но не зябко. Немного тянет от воды морозцем. Шуршит, ломаясь, под ногами листва. Черное пальто копит тепло от ходьбы, губы приоткрыты – и пар дыхания. В этом есть улыбчивость, нет тяжести. … И мурашки после бессонной ночи, как будто электричество.
Все еще сонный, даже после душа, он с трудом вязал мысли. Ноги сами вывели в зимний, совсем пустынный старый парк. Иногда вокруг столько воздуха, что у тебя кружится голова, и ты боишься упасть. Упасть и падать, потому что вокруг нет ничего, способного удержать. Именно таким было это зимнее, хрустящее, чернеющее, рыжеющее ветвями утро. Сухой шелест. Но в воздухе кристаллы влаги.
Сам не понимающий, что он тут забыл, немного похожий на грача в своем черном пальто, Арно без какой бы то ни было мысли присел на лавочку, прикуривая.

*соответствие формы содержанию

Отредактировано Арно Дассен (2010-08-11 09:53:15)

2

Накануне ночью выпал снег, самый настоящий. Он еще не растаял и кое-где возвышался белыми островками над подмерзшими, покрытыми изморозью опавшими пожухлыми листьями.
Было раннее утро, холодное, зимнее. Тихо, ни ветерка, ни звука.  Кристально чистый морозный воздух, чернеющие голые ветви деревьев на фоне ясного ярко-голубого неба.
Мальчик, гулявший по заброшенной части парка со своей собакой, глядя в него,  так высоко задрал голову, что с его макушки чуть не свалилась бежевая вязаная шапочка.
- Джек! Джек, иди ко мне! – звонкий голос далеко разнесся в морозной, влажной тишине.
Анри любил это время года.  Поместье полупустое. Гости разъехались, наемная прислуга - частично тоже.  Тихо, спокойно. Выгуливая своего пса, мальчик не рассчитывал встретить в этой полузаброшенной части парка кого-либо или нарушить что-то уединение.
- Джек! Хитрюга! Иди ко мне! – Анри, закатав почти до локтей рукава теплой замшевой курточки, набрав пригоршню снега, слепил снежок, чтобы запустить  им огромного дога.
Теплолюбивое же, умное животное, решило, что разумно скрыться  в кустах, а не получить холодный заряд в свой лоснящийся черный бок от расшалившегося хозяина.
- Все равно я тебя догоню, - мальчик ринулся следом за своим питомцем, метя в того снежком, размахнулся, выбежал на боковую дорожку и замер, видя, как злополучный белый комок угодил в воротник пальто высокого худощавого сидевшего на лавочке мужчины.
- Извините,  месье… - от неожиданности Анри всплеснул руками, можно сказать "схватился за голову", закрывая ладонями лицо. «Надо же, как неловко получилось. Еще чуть-чуть левее и я попал бы ему в шею. Или в сигарету… Кошмар...» - мальчик невольно поежился и посмотрел на человека, которого засыпал снегом, сквозь разведенные пальцы, а затем опустил руки, рукава на которых все еще были закатаны почти до локтя.
Джек, фу! – Анри прикрикнул на стоявшего неподалеку пса.  – Месье, он не кусается, - поспешил заверить он  незнакомца. Что-то, а вид у огромного черного дога был устрашающий.   – Месье, простите - Анри, наконец, отдышался, - я не ожидал встретить здесь кого-либо так рано. Позвольте, я Вас отряхну? – мальчик все еще стоял на том месте, на котором замер.
С  растрепанными белыми волосами, выбившимися из-под съехавшей на макушку шапочки, раскрасневшийся и смущенный.

Отредактировано Анри Фонте (2010-08-11 10:36:36)

3

- О…, не стоит, не стоит, - активно зажестикулировал Арно, улыбаясь широко и тонко, закрыв плотно глаза. Этакая улыбка «сам виноват». Мимикрировал цветом пальто под дога, тут любой спутает! …
Именно об этом говорило выражение его лица. Натянутая, бодрая улыбка идиота потихоньку перешла в нечто иное. Иное представляло собой что-то вдумчивое, замершее – Арно заметил изменения в своем статичном «сейчас». Инородный элемент был совсем еще мальчишкой, с раскрасневшимся лицом. Если использовать банальную метафору, которой Арно вечно подшучивал над собратьями по цеху, … «цветет аки майская роза». И этот снег ему очень шел… именно ему.  Невольно Дассен породил паузу, вдумчивую, … когда пепел с сигареты не падает, а только нарастает. Так и подмывало поинтересоваться, «А где же Герда?». На таком переполненном жизнью контрасте невольно чувствуешь себя снежной королевой – истеричной одинокой мадам в кризисе среднего возраста. Падкой на маленьких мальчиков, к тому же.
- Не поверишь, я тоже… Как-то не ожидал увидеть тут кого-то. В том числе и себя, - он улыбнулся. Встал с лавки и отряхнул снег.
Вообще, надо заметить, Арно честно боялся собак. Когда-то в детстве он услышал фразу «не бойся ее – а то почувствует и укусит»… С тех пор он не переставал их бояться в принципе. Это почти как не думать о белых медведях.
С опаской посмотрев на дога, Арно развел холодными руками, как бы неловко подчеркивая, что мол, жив – здоров, скорую после столкновения со снежном вызывать не стоит.
- Я надеюсь, что не кусается. А то я очень на этот предмет нервный, - выдал француз и сощурил глаза. Ему нравилось по утру нести всякую ерунду. Ничего не значащую. Это не требовало абсолютно никакого напряжения мозга.
- И … ты не простудишься? – Арно как-то чуть наклонился вперед корпусом, указывая пальцем себе же на голову, намекая на съехавшую шапочку мальчишки. Да и руки голые.
Вообще черт его знает, кто он в этом поместье? Может, сын прислуги или еще кто…. Но каждый раз, когда Дассен бросал на него взгляд – казалось, что солнечный зайчик отсвечивает прямо в глаза. Мальчик был… каким-то особенным. Жаль, что после бессонной ночи не осталось правильных Слов.
- Выгуливаешь собаку?
Вопросы из очевидного, просто чтобы не отпускать. Дассен не умел расставаться с тем, что его заинтересовывало. Хотелось напроситься, …что, собственно Арно и реализовывал.

4

- О…, не стоит, не стоит, - мужчина помахал руками перед собой в знак отрицания, словно желал усилить значение собственных слов, как будто хотел добавить: «Все нормально, не стоит беспокоиться».
Казалось бы - инцидент исчерпан. Считая, что уходить первым в такой ситуации невежливо, Анри ждал, когда взгляд мужчины станет скользящим, безразличным.

«Могу я быть Вам еще чем-то полезным месье? – Нет, спасибо» -  взгляд поверх головы. Купюра разного достоинства, которую иногда совали в нагрудный кармашек курточки, иногда давали в руку, меняла хозяина. Гости были слишком уставшими после дороги для того, чтобы интересоваться работником лобби, увозившим на тележке их чемоданы.
 
Вот и сейчас мальчик думал, что месье, явно искавший уединения в столь ранний час, так или иначе даст понять, что не нуждается в его, Анри, обществе.   
Но этого не произошло. Взгляд мужчины не стал отстраненным, отсутствующим, не появилось повода сказать: «С вашего позволения, месье. Желаю Вам приятного дня» и удалиться.
Человек, в которого Анри угодил снежком, смотрел на мальчика так, словно тот был начавшим проявляться на фотобумаге изображением.
Фонте Младший не был наивным, он чувствовал, что происходит.
Анри понимал, что заинтересовал сидевшего перед ним мужчину. Вот сейчас бы сказать: «С Вашего позволения, месье. Желаю Вам приятного дня» и убежать вместе со своим псом по покрытым мерзлой шуршащей листвой тропинкам. Но мальчик продолжал стоять на месте.
Пауза затянулась, была такая тишина, что казалось, от нее зазвенит в ушах.
Анри глядел на зажатую в пальцах мужчины тлеющую сигарету. Нагар на ее конце становился все длиннее и длиннее, и мальчик гадал, упадет пепел на ботинки гостья Поместья или нет.
- Не поверишь, я тоже… Как-то не ожидал увидеть тут кого-то. В том числе и себя, - у него был приятный голос и лицо, овеянное дыханием интеллекта. Собеседник Анри встал. Горячий пепел сорвался с кончика сигареты и упал в сугроб, прожег в нем лунку, которая тут же была присыпана белыми хлопьями, которые мужчина стряхнул со своего пальто. Бросил беспокойный взгляд на собаку.
- Я надеюсь, что не кусается. А то я очень на этот предмет нервный  -  в чем-то говоривший это человек был абсолютно прав.
Джек, стоявший на месте и вилявший хвостом, внимательно наблюдал за незнакомцем, беседовавшим с его маленьким Хозяином. Кусаться то дог не кусался, но, в случае опасности, был готов оскалить зубы в любой момент и броситься на потенциального обидчика. Рвать бы умный пес никого не стал, лишь сбил бы с ног и не дал двинуться с места.
- И … ты не простудишься? Выгуливаешь собаку? – мужчина улыбался, щурил глаза, задавал банальные вопросы.
А  Анри понимал, что либо надо вежливо прощаться и удирать, куда глаза глядят, либо поддерживать разговор. И тогда, возможно… Как говорил дед мальчика: «Ведь, в конечном итоге, все сводится либо к «да», либо к «нет». Вот и сейчас надо что-то решать. Взгляд Анри стал пытливым. Человек, который стоял перед ним, был молодым и красивым, возможно, другому подростку он показался бы очень взрослым, но Фонте Младший привык общаться с людьми, которые были намного старше него. Ровесники Анри, если и появлялись в Поместье, то в таком статусе, который не позволял  внуку ветеринара заводить с теми не то, чтобы дружеские, а хотя бы приятельские отношения. 
У мужчины было умное лицо,  и еще в его глазах было что-то, что заставило мальчика остаться и поддержать беседу. Предчувствие чего-то.
Джек, правда, не кусается. Я сам его дрессировал, - Улыбка Анри из "дежурной" превратилась в искреннюю. – Но,  если Вы хотите, месье, я могу отправить его домой.   Джек был единственным, на  чью компанию я мог рассчитывать сегодня утром, - мальчик раскатал рукава, пряча ладони в манжетах,  и подул на верхние фаланги озябших пальцев, затем вдохнул вкусный морозный воздух и натянул шапочку пониже на лоб. – Я люблю гулять в такую погоду, месье. «Сейчас очень красиво. Деревья не шелохнуться, как будто заколдованные, а в реке вода настолько чистая, что на дне виден каждый камушек» - Фонте Младший не стал озвучивать вслух все свои мысли, считая их проявлением слабости. Если бы мальчик воспитывался иначе, он бы знал, что является «романтичной, остро чувствующей прекрасное натурой», но Анри, живший в Поместье, об этом даже не догадывался.

Отредактировано Анри Фонте (2010-08-12 02:09:25)

5

Вот это чувствуется кожей. Когда ты смотришь этак вопросительно, мелишь какую-то чушь, а в душе выжидаешь – сбежит или нет? Ну, то есть, оцените комбинацию: раннее утро, маленький мальчик без задней мысли выгуливает собаку на территории самого разнузданного притона гомосексуалистов по крайней мере в этой части Франции…, а тут какой-то сомнительный, небритый мужик ему начинает зубы заговаривать.
Да, действительно небритый. Поленился.
Будь Арно в этом возрасте и попади в аналогичную ситуацию – он бы, не задумываясь, интеллигентно дал деру.
Поэтому в короткую паузу, которая предшествовала ответу мальчика, Арно чувствовал себя натурально старым извращенцем и идиотом. Первое – потому как вдруг стало решительно невозможно просто заговорить с понравившимся ребенком (это тонкая грань, кто пережил ее – поймет), второе – потому как не оставалось ничего кроме глупой улыбки.
Речь юнца принесла облегчение. Даже первый легкий, замирающий ветерок заговорил, шепотом пробежавшись по замерзшей, но уже слегка таявшей земле.
- Да, а я как-то…, - он потянулся рукой к своим обросшим волосам, нервно провел по ним узкой ладонью, …улыбка, - зачем лишать пса радости погулять с хозяином в такое утро, так?
Голос немного охрип на конце фразы. Арно прочистил горло, поднял лицо к небу, чуть жмурясь. Как будто только понял, где он находится. В этой непрозрачной бирюзе, должно быть, пахло морозцем, хотя воздух постепенно прогревался. Забавное сочетание, немного щекочущее ноздри. Воздух, казалось, звенел в этих солнечных лучах.
И волнение. Глубинное, важное волнение от всего окружающего.
- Жаль, что эта погода не так часто приключается, правда? Ну, раз ты никуда не спешишь, тогда я …поспешу представиться. Арно. Увы, никак не сокращаюсь, - он снова улыбнулся одними глазами, в уголках которых немедленно собрались совсем еще ниточки морщинок.
Имя, которым нельзя ласкать, так как-то высказался его хороший знакомый. Впрочем, таких имен было много.
Арно склонил голову набок, посмотрев дальше на дорогу, вернул взгляд к Анри и кивнул, мол, чего же стоим, молодой человек? Смотрите, как там все это белое, живое, сияющее просто нуждается в двух фигурках…в трех. В двух с половиной.
С этих первых шагов Арно перестал смотреть по сторонам, почти неотрывно наблюдая за мальчиком, за всеми его точками соприкосновения с реальностью. За тем, как неожиданно темные ресницы ловили свет и продолжались пушистой тенью. За тем, как от ходьбы подрагивали золотистые волосы.
Не шибко-то расположенный смотреть под ноги Арно весьма скоро об этом пожалел, чуть бесславно не упав. Впрочем, урок он вынес из этого только с третьего раза. Стал таки периодически посматривать, чтобы не навернуться. Жутко неудобно, а что поделаешь? Придурь - она в натуре писательской, от нее никуда не деться, принимайте, господа, как данность.
- А.., прости, что ты делаешь в поместье?
И задав этот кристально-ясный вопрос, он как-то резко пожалел. На всякий случай.

6

Отредактировано Анри Фонте (2010-08-13 00:48:25)

7

Отредактировано Арно Дассен (2010-08-13 20:02:32)

8

Отредактировано Анри Фонте (2010-08-14 23:25:26)

9

Если бы Анри озвучил свой вопрос про жену, должно быть, мсье Дассен весьма призадумался бы. Действительно, что? Вероятно, жизнь пошла бы совсем так, как у других людей, без всякой эмоциональной борьбы. Ровно и болотисто. В этом был свой шарм. Рефлексировать до конца своих дней молча и самозабвенно. Когда мальчик объявил охоту на него, пытаясь подражать хмурому господину из издательства, Арно сначала вскинул брови, а затем тонко улыбнулся. Особенно после последней фразы. Это было так по-детски, что не могло не вызвать приятного отклика. Немного потеплело.
- Нет, нет, Анри, он бы так не сделал, я думаю, он бы встал в позу трагического актера, возвел бы очи к небу, восклицая: «за что мне достался этот непуть!» и потом «чисто в воспитательных целях» пустил бы в меня пулю.
Дассен отчетливо представлял себе эту картинку. Потому не в силах был прекратить улыбаться.
- О, нет, он просто весьма ответственный человек, а я действительно непуть. Мне не нравится, когда меня критикуют. Я представлял, как я его убиваю, наверное, намного чаще, чем этим занимался он в моем отношении. Вероятно, в нашей небольшой семье кровожаден именно я.
И тут он не врал. Вообще в Арно была эта нотка жестокости, просто попавшая под неусыпный контроль его сознания. Он часто ловил себя на весьма недружелюбных мыслях. Возможно, пережитки прошлого, возможно, уже часть характера. Но перед тем как уйти в самоотрешение и самокопание, Дассен успел свернуть на тему разговора и прислушаться. Каждая новая реплика Анри немного удивляла. Он редко общался с подростками, проще сказать, вообще не общался. Хотя по характеру своего творчества знал, что этот небольшой народец куда как более склонен к его литературе чем состоявшиеся взрослые. Да, этот аромат безысходности был близок к тинейджеру больше, чем к менеджеру среднего звена. В каком-то смысле, Арно сам являлся подростком, каждый раз ковыряясь в старых ранах, не давая им зарасти. У него на этот счет было собственное мнение. Что-то вроде, пока ты помнишь – ты сильнее обстоятельств. Тем не менее, возмущения Анри были настолько наивны и настолько далеки от Дассена, что он слушал в немом изумлении. Казалось, что такого не бывает. На фоне разваливающегося мира возмущаться раннему засыпанию по принуждению. Примерно так же слушал он свою весьма гламурную подругу, которая рассказывала о шмотках и тачках. Другие миры. Интересные для писателя, совершенно ему чуждые.
- Ну, я думаю, когда ты туда поедешь учиться, тебя уже перестанут укладывать рано спать, а фильмы для взрослых уже будут как раз для тебя. Что же касается еды, … это правда. Я вообще не ощущаю ее вкуса…. Даже, собственно говоря, тут. И насыщения тоже никогда не чувствовал. Я в этом смысле, наверное, неправильный. … Хотя после твоих слов прямо потянуло в местный карцер.
Он тихо рассмеялся. Но это был какой-то грустный смех. Невольники в карцере…. Арно старался не задумываться над сущностью этих людей. Должно быть, многие из них страдали (если не все), хотели вернуться домой, к родителям или же просто в родные стены. А их тут держали, насиловали…. Дассен тоже не был ангелом, он  повидал много вещей, правда, редко принимал в них участие,… но ему нравилось наблюдать. Его можно было смело причислить к той когорте зевак, что останавливается, чтобы поглазеть на ошметки мяса и кровь после аварий.
По своей натуре он знал, что физически принудить он бы не смог…, а вот морально подавить и воспользоваться – запросто. Так что, как ни крути, он не был против подобных заведений. А вот чтобы чистые души вроде Анри в этом варились… - это было как-то слишком.
- Ну, на большой земле, как ты сказал, много других достоинств, - он провел пальцем по своей брови, как бы чуток задумавшись, - там есть … хм…, там много чего есть…
Дассен завис, прикидывая, что может заинтересовать молодого человека. А что там есть-то? …
- Я знаю кафе, где очень прилично готовят кофе, - закончил он. И рассмеялся тихо, впервые положа руку на шапочку мальчика, кое-как ее поправив. А то совсем съехала.
Этот жест вырвался сам собой, даже без мысли. Как будто он, Арно, на это имел право. Он очень редко прикасался к людям, не обдумав это хорошенько.
- … Мне просто интересно…, у тебя же …, ну ты много вещей видел, я даже не знаю, как это корректно описать…, у тебя нет отвращения? Ведь…, ну это довольно странно.
Он автоматически потянулся за зажигалкой и сигаретами. В груди было тяжеловато, следовало опять бросить курить на месяц-два, но что-то все не хватало разума. А теперь вот подпирало.
Почему-то в голове не укладывалось.
Они приближались к выходу из парка, поэтому Арно тихонько свернул на боковую аллейку. В воздухе уже ощущалась сырость, а потому он был особенно чист и свеж. Подумав, Дассен сунул сигареты обратно в карман.
- Прости, что донимаю тебя этими консервативными вопросиками, но не могу не спрашивать….
Раздался лай, видимо, питомец решил обратить на себя внимание и сделал вид, что его чрезвычайно интересуют местные птахи. Птахи, возмущенные такими наглыми приставаниями, быстро вспорхнули в небо.
- Люди же бывают разными. Не всем втолкуешь, что ты просто персонал заведения, не связанный с услугами эротического характера…. Тем более, в атмосфере здешней вседозволенности. Ну ты понимаешь…
Он замялся, не в силах объяснить подростку свой простой вопрос.

10

Отредактировано Анри Фонте (2010-08-20 09:13:12)

11

Слова про филиал психиатрической лечебницы улыбнули. Арно честно верил, что вся Франция – такой филиал. Сумасшествие было назначено нормой и возведено в ранг политического курса. И социального тоже. Этакий парад веселящихся леммингов в миниатюрных костюмчиках с газетами, сигарами и рупорами. Известно, чем дело кончится, но почему нет?
- А что же ночью на этажах происходит? Разве есть решительное отличие от дня? – Арно приподнял бровь, выражая всем своим видом неожиданное и «растрепанное» недоумение.
Такое бывает, когда человек среди потока своих мыслей выхватывает случайное слово и находит уместным ему удивиться.
- Ну про ковры это вы не мне, а Джеку говорите, - неловко пошутил он, - впрочем, я полагаю, собака у вас воспитанная, проказничать не будет.
Дальнейшая информация про подушки и иже не особенно вдохновила лишь потому, что Арно любил правильное положение тела. Ему было решительно все равно на чем сидеть, где спать, но правильное положение тела должно было иметь место. То есть сидеть надо, чтобы подошвы ног касались пола, а спать горизонтально…, ну, всякая такая ерунда. Впрочем, он легко мог приспособить свое неказистое тело под иные условия, просто для сего требовалось желание, которое было давно и безвозвратно повержено торжествующей ленью. 
- Анри, я боюсь, мой организм неправильно поймет подушки и всякое такое, после чего бесславно заснет. Я страшно унылый тип, доложу вам. Но с удовольствием навестим это местечко, отчего бы и нет? У меня по этому случаю самые нежные воспоминания вдруг образовались.
И да, неожиданно на Дассена нахлынуло. Это выразилось в каком-то старчески-отрешенном взгляде. Подушки, запах кофе…. Вероятно, единственная настоящая привязанность Арно за столько лет. Об этом захотелось поговорить. Это вообще всегда сильнее. Сложно удержать за зубами… - выбьет.
Тем не менее, Дассен крепился. Закурил.
- Это же недалеко, не так ли?
Он положил свою руку на ладонь юноши, в некотором волнении кидая взгляд по сторонам. С сигаретой в уголке рта он смотрелся совсем как бездомный. Конечно, в хорошей одежде. Но дома у этого человека, тем не менее, не было. И, вероятно, не должно было быть.
Тяжело было курить, как будто в очередной раз самоубийством промышляешь. В очередной раз – потому что ничем иным, по сути, не занимаешься. Даже твое присутствие здесь – очередной шажок на пути самоуничтожения. Этакий глупейший путь для слезливых ботаников вроде тебя.
А этот ребенок рядом? Арно невольно улыбнулся. Чистый и ясный, на самом деле развращен уже с пеленок. Растлен в уме, растлен, надо полагать, телом. Служитель Вакха и Венеры. Хотя... товарищ Мережковский, до Отступника вы додумались, повстречав этакого вот юнца? Грудь сдавило, а в шее поселился небольшой комочек злости. С Арно такое случалось и довольно часто. Тогда он писал. Но сейчас писать не представлялось возможным.
А все почему? Почему? Потому что вспомнил о своей слабости. И тут же себя за это возненавидел. А потому что слишком эгоист, постарался возненавидеть единственное, что рядом вместо себя.
И он успокоился.
- Был такой писатель, Анри, Мережковский. Великий, на самом деле, человек, хотя и недооцененный. У него есть трилогия Христос и Антихрист… и первая книга «Юлиан отступник». Там было описано столкновение олимпийской философии с христианской. Юлиан, в прошлом монах, хотел вернуть Олимп, многобожие, культ красоты человеческого тела…. Но не смог, потому что уже сам видел в вакханских шествиях, которые устраивал, пошлость и грязь. А не ту возвышенную красоту, о которой рассказывали легенды, - Арно сделал затяжку, о которой немедленно пожалел, - книга кончается тем, что он погибает. И картина, которую рисует автор, врезается в память: обнаженные мальчик и девочка на отдаленном острове, не знающие никогда христианства с ее моралью, приносят жертву Вакху. И это красиво. Это Олимп.
Он помолчал.
- Простите, Анри, что я тут разговорился. Просто я для себя как-то пытался вас определить.
«А я вас посчитал» (с). Дальше он, почему-то, не стал пояснять.

Отредактировано Арно Дассен (2010-08-23 18:55:35)

12

"Он неправильно записывает, я ничего такого не говорил..." Ишуа, Мастер и Маргарита.
- Был такой писатель, Анри, Мережковский. Великий, на самом деле, человек, хотя и недооцененный. У него есть трилогия Христос и Антихрист… и первая книга «Юлиан отступник». Там было описано столкновение олимпийской философии с христианской. Юлиан, в прошлом монах, хотел вернуть Олимп, многобожие, культ красоты человеческого тела… Но не смог, потому что уже сам видел в вакханских шествиях, которые устраивал, пошлость и грязь. А не ту возвышенную красоту, о которой рассказывали легенды. Книга кончается тем, что он погибает. И картина, которую рисует автор, врезается в память: обнаженные мальчик и девочка на отдаленном острове, не знающие никогда христианства с ее моралью, приносят жертву Вакху. И это красиво. Это Олимп, - на фоне сказанного, все остальное становится ничтожным.
Даже фразу: «Простите, Анри, что я тут разговорился. Просто я для себя как-то пытался вас определить», - Фонте Младший пропускает мимо ушей. 
А вопрос: «А что же ночью на этажах происходит? Разве есть решительное отличие от дня?» - счел не стоящим длительного и развернутого ответа.
- Месье Арно. Обычно здесь гости утром и днем спят, а вечером и ночью бодрствуют и очень часто пьяные или под воздействием наркотиков… - зачем дальше объяснять? И так все понятно.
Анри хотелось поговорить о другом.  Наконец-то мальчик встретил собеседника, с которым можно было поговорить на темы, которые Фонте Младшего интересовали, но их было не с кем обсудить в Поместье. Разве что, стать предметом насмешек и объектом пожеланий «больше гулять на свежем воздухе и не выносить мозг окружающим».
Побывав на «большой земле», Анри увидел, как разительно жизнь там отличается от жизни в Поместье. Объяснения деда успокоили на какое-то время. Но мальчик сам пытался найти подтверждения тому, что это у них в Поместье все как раз так, как должно быть, а вот там, за воротами творится непонятно что.
Но у кого было про это расспросить? Не у кого. Фонте Младший стал искать общества, государственные образования, похожие на то, в котором жил.  Феодальное было  похоже, но больше сходства оказалось, все же, с Древним Римом.
Анри "залез" в библиотеку, благо, что в Поместье она была огромная и практически всегда пустая, хотя ее посещение поощрялось. Невольники туда не забредали, даже те, что были на «постоянке», предпочитая изменять своим хозяевам в их отсутствие, напиваться и предаваться другим бесхитростным удовольствиям, свойственным их примитивным натурам.
Так что Фонте Младшему никто не мешал. Он оказался предоставленным сам себе.
Сначала мальчик читал все подряд, без разбора. Что-то шло легко, что-то он откладывал после первых же трех-четырех строк. Пытаясь разобраться, когда же стало все нельзя. Там, на большой земле. Ведь в Древнем Риме любовь к мальчикам и оргии не считались грехом.
Постепенно Фонте Младший узнал, что в Древней Римской Империи выплавляли огромное количество свинца, а представители аристократии ели из свинцовой посуды. И этот металл, попадая в организм человека, вызывает изменения в головном мозгу и приводит к развитию психопатии. Отсюда и кровавые оргии. Ладно, пусть римляне были психопатами.
Но существовала еще Древняя Греция. Где люди ели лишь хлеб, сыр и виноград, пили козье молоко и молодое вино. Мяса не ели и даже рыбу в пищу не употребляли, потому что та могла обглодать чей-то труп. Изначально, пока не пришлось защищаться от соседей, мирные ремесленники и пастухи, мореплаватели, философы, ученые, художники, скульпторы. Культура, которая много лет замалчивалась или искажалась, когда в переводах вместо «любовник» появился «друг», из–за чего понятие «платоническая любовь» стало нарицательным. Анри очень веселился, когда узнал, что там имелось в виду на самом деле. Что в мальчике, оказывается, надо любить не только тело, но и душу, чтобы, когда на его ногах и подбородке начнут расти волосы, любовь к нему оставалась в сердце взрослого друга.
Эпикур, с его садом из роз, Эдип, проклятый другом за то, что увел у того юного любовника, Орфей, растерзанный ревнивыми женщинами потому что, возвратившись из Царства Мертвых без своей Эвредики, стал общаться лишь с юношами. Писестрат, которого потом христианские историки назовут тираном, издавший указ о том, что рабы не могут заниматься любовью со свободными мальчиками, так как это дело настолько достойное, что должно стать доступным лишь свободным людям. Сократ, приговоренный к смерти за то, что перелюбил половину Афин и бросил. В этом скрывалась причина, а остальное было лишь предлогом. В библиотеке Замка все было без купюр. 
«Когда же все стало злом?» - христианство, «разрекламированное» Нероном, подарившим миру столько великомучеников, оно окутало, по мнению Анри, Землю, подобно раковой опухли. Религия рабов и невежд, настолько «мирная», что погубила несколько миллионов человек и целые цивилизации. Затормозившая развитие науки и медицины. Вот что было всему виной. И теперь Анри было с кем об этом поговорить.
- Я не люблю христианство, - Фонте Младший впервые обсуждал эту тему, поэтому он волновался. От волнения мальчик взял месье Арно за руку чуть крепче, переплетя его пальцы со своими. И, чтобы успокоиться, инстинктивно провел большим пальцем вдоль ладони мужчины, от запястья к «подушечкам». – Мне кажется, там все или переврали или неправильно поняли, - пришла пора приводить примеры, чтобы не быть голословным. – Например. Считается, что Бог выгнал Адама и Еву из Рая за то, что они съели яблоко с древа познания добра и зла. Кстати, есть мнение, что это был гранат – Фонте Младший изучил «врага» очень скрупулезно. -  А мне вот кажется, что их за ханжество выгнали и вранье. Их создали по образу и подобию Божьему, а они себя устыдились, стали судить своими утлыми умишками, как у наших невольников, - Анри усмехнулся, - что хорошо, а что плохо. Фиговыми листами прикрылись, да еще Адам поступил не по мужски, на Еву все валить начал.  Я таких тоже бы выгнал, - констатировал маленький ревизионист.
- Потом, - Фонте младший продолжал. – Вот в средние века актеров от церкви отлучали. Но ведь те, кого Нерон скормил львам и сжег на следующий день, были, как раз, актерами, исповедовавшими христианство, которых пригласили в Рим для осуществления театральных постановок императора. И еще. Мария Магдалина была блудницей. Ее камнями должны были закидать, а Христос ее спас от толпы. Почему тогда христиане так потом преследовали проституток? И еще… - Анри привел главный аргумент. – Религий много. Я никогда бы не стал исповедовать ту, которая бы унижала меня и все то, что мне дорого…  Есть другие учения. Вот, к примеру, школа Эпикура в Древней Греции. Эпикур утверждал, что человек не обязан страдать, напротив, что он обладает свободой воли и что получать удовольствие от жизни – не грех. Его школа находилась в саду из роз… - в этот момент, пройдя вглубь вечнозеленой изгороди, которая окружала «пряничный», спрятавшийся за ней домик, подобно стене, поэтому там никогда не дул ветер, мужчина и мальчик оказались именно в таком саду. Розы, частично припорошенные уже практически растаявшим снегом, блестевшим на лепестках, словно роса, распускались крупными алыми соцветиями. Дверь в лето. Перед входом в этот сад тоже можно было написать:
Гость, тебе здесь будет хорошо. Здесь удовольствие — высшее благо.
Не отпуская руки месье Арно, Анри остановился, потянулся к бутону и, практически засунув в него нос, касаясь лепестков губами, втянул ноздрями аромат цветка, смешавшийся с будоражащим  запахом только что сваренного кофе, доносившегося от жаровен.
- Мой сладкий! Анри! – от приятного занятия мальчика оторвал вышедший ему на встречу Барби. Он хотел поцеловать маленького Фонте троекратно в щеки, как всегда делал и обнять, но увидев, что мальчик не один, остановился, не зная, как себя вести.
- Барбари. Доброе утро. Покормишь нас? – Анри хоть и назвал повара полным именем, но задал неформальный тон общения.
- Месье Арно, это Барбари,  он повар. – Барбари, это месье Арно, он гость Поместья, - вежливый мальчик представил мужчин друг другу.
- Вы где хотите завтракать? В отдельном кабинете? – словно сообразив, что к чему, Барби смотрел то на Анри, то на месье Арно весело и лукаво, переводя взгляд с одного на другого и не обращаясь ни к кому из них лично.
Фонте Младший в этот момент решил, что если Барби им сейчас подмигнет, то он его точно побьет.

Отредактировано Анри Фонте (2010-08-24 10:05:04)

13

О, Арно встрепенулся, втянул воздух носом и решил, что очень удачно вышел погулять в это утро. Разве что копытом в землю не ударил. Мальчик уже казался взрослым собеседником, возраст как-то заметно выпал из понимания Дассена, важна была тема и не более того. Точнее – и ничего более.
- Есть мнение, что это была фига, - улыбнулся писатель, - много есть мнений, Анри. Но что я хотел сказать….Я даже не знаю, с чего начать, да и стоит ли. Начну с того, что я христианин, я не могу сказать, что мне нравится эта религия по сравнению с другими, но она дана мне родителями, как имя, так что я считаю себя не в праве от нее отказываться. Что же до изгнания из рая…. Видите ли, Анри, не стоит забывать, что это все – тонкости языка и философии народа, от которого все пошло. Мы переняли эту веру, но изначально она нашей не являлась. Многие вещи понять мы просто не в силах. Наше с вами мышление – исконно греческое: утверждение – доказательство, грубо говоря, вся наша мыслительная деятельность – это доказательство теорем. Логика Аристотеля. А в мире существовали и иные системы мысли. К таким можно отнести исконное христианство. Другой народ – другое мышление. Простой пример – Авраам, который должен был принести в жертву своего сына Исаака. Где же тут человеколюбие? Где же тут христианские добродетели, если сам бог приказывает своей пастве убивать, притом детей? … Но для того времени и того народа это означало жертвоприношение – дар из самого дорого, что было. Если ты любишь – дай мне самое свое дорогое, самое ценное. И это нормально, даже когда речь о сыне. Бог сделал то же самое со своим сыном. К чему я это говорю? К тому, что нельзя перекладывать те легенды на современные головы. Мы мыслим совсем иначе. И тогда мыслили иначе, когда перенимали религию. Потому и пошло абы что…. Что же касается Адама и Евы, то я больше придерживаюсь мысли о трапезе…. Трапеза – это очень важная часть культуры. Тут речь шла скорее не о содержании плода, а о том, с кем этот плод был съеден. Бог сам приходил каждый раз к своим детям, чтобы есть…, а тогда они унизили себя, поев со змеем. С кем ты ешь – тот ты и есть. Но это нужно знать культурный контекст, конечно…. Я сам его уже плохо помню.
Арно улыбнулся снова, как бы извиняясь. Мда, что-то его понесло на разглагольствования. Но о таком поговорить редко удавалось, проще сказать, почти никогда. Разве что в «литературные вечера», когда пьяные в дым коллеги начинали перемывать кости классикам.
- И сгущаешь краски, мой друг. Мне кажется, проституток во все времена гоняли, ибо обманутые жены были всегда. А женщины, если не у плиты, до поразительного политически активны. Про актеров не знаю, не помню. Смутно припоминаю Августина Блаженного с его «актеров вон из града божьего!», но причин уже, увы, память не сохранила. А что до эпикурейства…, почему нет? Свобода воли есть и в христианстве…, с тем лишь отличием, что она неизменно ведет к греху. В христианстве невозможно быть безгрешным. Иначе машина сломается.
Арно в свое время очень много думал над христианством, довольно долго ходил на специальные семинары, ради интереса конечно же, но ничего особенного не вынес. Это был вопрос веры, а не философии. Для Анри же вопрос философии, а не веры. Надо понимать, что во времена Христа вера в Бога была такой же философией как и другие. И она стала так популярна только потому, что этот философ оказался на голову выше всех остальных. Иначе просто не бывает. А уж что случилось со временем – то, увы, уже не обернешь.
И потом, в христианстве было то, что близко Дассену – культ жертвоприношения.
Впрочем, довольно быстро его мысли оборвались, наткнувшись на цветочный занавес. Быстрая, немного растерянная улыбка неуместности. Вот только что зима, а потом бах – лето. У Арно тоже мелькнула ассоциация с дверью в это время года. И тут же имя кота из книги. Как в тему.
Только в момент, когда мальчик потянулся к цветку, писатель снова почувствовал его ладонь в своей. Такая нежная ладошка…. Он невольно сжал ее покрепче, чтобы до конца прочувствовать этот миг. Совсем цветочный, немного зябкий.
Тоска. Тоска о несбывшемся. Кажется, Бегущая по волнам?
И в следующее мгновение образовалось новое действующее лицо. Лицо было вполне себе Барбари, а не какой-нибудь Поль или Луи.
- Очень приятно, - пробормотал Арно и криво улыбнулся, как-то нервно опустив голову. Его всегда ставило в тупик неожиданное знакомство. Он мешкался и комкался, мыкался и в целом производил удручающее впечатление. Впрочем, так происходило с подавляющим большинством интеллигентов. Вот если бы Арно хоть как-то морально подготовился – мог бы выдвинуть челюсть, расправить плечи и смотреть сверху вниз весь из себя чистокровный.
- Эм, - и тут Дассен замешкался, сделав взглядом полукруг, как бы размышляя. На конце этого самого  полукруга он уперся взглядом в Анри и как-то немного птичье склонил голову набок, - мне решительно все равно.
Подытожил он, будучи не очень-то ознакомлен с местными интерьерами.
- А куда мы подеваем Джека? – полюбопытствовал он совершенно непосредственно. Действительно, мало ли. Хотелось утрясти все тонкости до момента совершенного расслабления. А то потом никакой воли не хватит – сдвинуться с места.

14

Идея про трапезу Фонте Младшему кажется интересной и не отвергающей его собственную версию, а дополняющей ее. Действительно, во многих культурах в доме врага ничего не едят, а уж если поели – то это больше не враг.
«Бог был сам виноват, что Адам и Ева встретили Змея, не была продумана система безопасности» - вот если из Поместья сбежит невольник или, наоборот, туда проникнет чужак, чья это недоработка? Правильно. Начальника охраны.  Откуда Адам и Ева могли знать, что Змей – это тот, с кем кушать нельзя? Такое же животное, как и другие, в Эдемском Саду их много было. Вообще, любая вера, основанная на слепом послушании, Анри не нравится, он любит, когда ему все объясняют.
По поводу проституток Анри, при том, что суждения месье Арно правильны, тоже есть что возразить. Вот в Японии, к примеру, их никогда не преследовали, в Индии есть храмы, посвященные жрицам любви, это отдельная каста. В языческих религиях нет презрительного отношения к сексу или людям, торгующим собой. А на каких-то островах Полинезии, чем больше у женщины любовников, тем выше ее социальный статус и это даже не смогли изменить христианские миссионеры, что-то пытаясь вдолбить в головы островитян про грязь и грех. Анри считал, что грязь распространяли именно не любившие мыться христиане. А именно - чуму, вшей и сифилис. Маленькому Фонте интересен тот мир, что находится за оградой поместья, как цивилизованному человеку интересен, к примеру, первобытный лес с хищниками. Ходить в него не хочется, но почитать об этом можно. У любопытного Анри было и время и возможности и, главное, желание, расширять свой кругозор.
С актерами все понятно, Августин он блаженный. Юродивый что-то проорал, наверно очень убедительно вопил, так, что все поверили. Тогда ведь ни телевизора не было, ни интернета, а читать никто не умел, и развлечений то было, разве что театр, казни и сумасшедшие, вроде того самого Августина. «Может быть,  эти актеры у Августина зрителей уводили, ну вроде как те несчастные проститутки мужей у жен, денег стали меньше «дурачку» давать, вот он и взъярился?» И результат – один дурак что-то проорал, а люди потом мучились. Хотя в христианстве мучится – высшее благо. Кстати – идеальная религия для невольников.  Действительно, как сказал месье Арно, машина, чтобы боялись и слушались. У маленького Фонте были свои представления о мироустройстве и он их планировал обсудить с мужчиной. Но сначала стоило обратить внимание на более приземленные задачи. Хотя, разве это проблемы?
«В отдельном кабинете будет уютнее и лавочки там пошире и помягче» - Барби, накроешь в отдельном кабинете? – спросил мальчик и чуть по лбу себя не хлопнул. Ну, надо же так лажануться! Назвать Барбари сокращенным именем.
- Сейчас сделаю, - тот, ничуть не обидевшись, - проходите, пожалуйста, - синеглазый курд широко улыбнулся и скрылся в кофейне.
Анри смотрел на его спину. Барбари был красивым, белокожим, гибким, с длинными волнистыми иссиня-черными волосами и имел немало почитателей, можно даже сказать, были люди, приезжавшие сюда только ради него одного.
«А вдруг он месье Арно понравится?»- вот был бы на месте его, Анри, собеседника, какой-нибудь другой человек, то мальчик этому обстоятельству, может быть, и порадовался. Была у Барби мечта - открыть свое кафе на Мон-Мартре, а чем больше клиентов, тем больше денег для покупки помещения.
Но вот в данный момент Фонте младшему совсем не хотелось, чтобы Барби понравился месье Арно. В тот самый миг, когда синеглазый повар скрылся за дверью, мальчик понял, что хочет, чтобы мужчине нравился он, Анри. Это открытие застало Фонте Младшего врасплох.  Одно дело – понимать, что ты кому-то приглянулся и что этот кто-то будет добиваться твоего расположения. А совсем другое - осознать, что кто-то нравится тебе самому.
- А куда мы подеваем Джека? – даже то, как месье Арно относился к его собаке, импонировало Фонте Младшему. Ведь мужчина мог просто не обратить на пса никакого внимания, бегает там и бегает, а месье Арно проявлял заботу.
- Его сейчас Барбари на кухне накормит, Джек поэтому и тявкал. Сегодня на завтрак косуля, тушеная с черносливом, а этому обжоре достанется вся требуха, - за кофейней собаку действительно ждало ведро с потрохами. – Иди, ешь, подлиза, - услышав команду, пес, виляя хвостом, разве что, не подвизгивая,  убежал куда-то за кофейню. Вопрос с досугом Джека был решен. – А, вообще, он привык ждать меня на улице столько, сколько надо.  Проходите, пожалуйста, месье Арно - мальчик галантно распахнул дверь перед мужчиной, пропуская его перед собой вперед.
Внутри в кофейне в общем зале было пусто, тихо и царил полумрак. На первый взгляд – обычное уютное европейское кафе – столики, стулья.
Но это лишь на первый взгляд.
- Месье Арно, нам сюда, - мальчик провел мужчину в отдельный кабинет. Внутри было очень уютно. Большой овальный деревянный стол, накрытый скатертью, возле которого стояло два удобных кресла с гнутыми ножками и удобными, но не массивными подлокотниками, сидениями и спинками, обитыми мягким, словно мох, бархатом.  Настоящим, сотканным из шелковых нитей. По другую сторону от стола, со стороны резной ажурной решетки, сквозь которую был виден розовый сад, располагались две стоящие под углом друг к другу подогреваемые скамьи, накрытые поверх толстыми коврами и большим количеством подушек.  Туда-то Анри и планировал забраться.
- Располагайтесь, пожалуйста, - мальчик посмотрел на мужчину, а потом окинул взглядом помещение, декорированное в теплых, приглушенных, но с оттенками коричневого и бордового тонах, создававшими кулуарную атмосферу. Солнечные лучи, пробивавшийся сквозь ажурную решетку и ветки овивавших ее роз, создавали на полу замысловатую игру света и тени. А от жаровен поступало тепло.
Вошел Барби, принеся с собой большое блюдо с тушеной косулей и овощами, начал сервировать стол. Он не предлагает меню и приносит блюда не по этикету, ведь Анри и месье Арно сейчас -гости, а не клиенты. Поэтому Барби принимает их, как своих.
Тихо, спокойно и очень уютно. Анри любил это место.
Мальчик сел на скамейку и, бросив еще один раз взгляд на месье Арно, чтобы понять, куда тот сядет, на лавки или в кресло, стал развязывать шнурки на ботинках.

Отредактировано Анри Фонте (2010-08-27 01:23:47)

15

Бывает, почувствуешь что-то неладное – и ну об этом думать часами. Ничто от сего безобразия не уведет. В голове так и вертится. Вот Арно вдруг почувствовал, что слегка простудился, что его безмерно тут же и огорчило. Существом он был довольно болезненным, так что эта новость не должна была шокировать, однако, перспективы ближайшей пары дней в таком случае - не самые радужные. В любом случае, он таки мужественно гнал от себя тревожные призраки, пытаясь спрятаться в волне новых ощущений.
А еще было интересно, услышь Арно эти мысли про Августина, что бы он сказал? Должно быть, просто улыбнулся бы. С другой стороны, может мальчик и прав? Устами детей, как говорится. В любом случае, отношение Анри к христианской церкви не были предметом принципиального интереса Арно, так что он довольно быстро отошел от этой темы, весьма ровно среагировав на недоверчивое выражение лица юноши.
В этих беспокойствах о градусах собственного тела он как-то пропустил мимо себя флюиды голубоглазости и темноволосости, что исходили от человека, который не Поль и не Луи. Только чуть-чуть нечто погрело, дыхнуло гостеприимством. Хотя Арно вполне следовало среагировать на это присутствие (если бы не паранойя по поводу своего здоровья, он бы и не преминул). Самые долгие отношения в жизни писателя были как раз с человеком подобных кровей. Строились они на улыбчивости одного и пасмурной собранности второго. Очевидно, кто играл какую роль. Сейчас Дассен уже вспоминает все это довольно спокойно, а ранее он легче бы отгрыз себе палец, чем заговорил о прошлом. Говорить о себе настоящем Арно не любил, он легче нес какую-нибудь философскую чушь, в которой находил бы удовлетворение. Но воспоминание тоже могло жалить, даже его неосознанная тень. И это легкое ощущение гостеприимства неясно почему окунуло Арно в невесомую мрачность, которая колебалась и немного отступала при дуновении каждого нового слова Анри.
Когда мальчик открыл перед ним дверь, он выразил на своем лице такой букет недоумения, что впору было задаться вопросом «а который нынче год?», чтобы завершить картину. Ну как-то…, прислуга – это ладно, но вот…. Нет, он, конечно,  пройдет вперед, поставив на себе двойную метку «гость», а на Анри – одну. Вроде он немножко и хозяин. Да, а что вы хотели? В этой голове целое стадо тараканов. На любой вкус и цвет. Если кто-то гурман, конечно.
Изначально помещение не произвело никакого впечатления …, кроме самого положительного. Тихо, спокойно, а главное – никого. Это для Арно весьма важно по утрам после бессонных ночей. Затем они переместились, видимо, в тот самый отдельный кабинет. Прекрасно же. Вообще, товарищ Арно, вы стали весьма примитивны в изъявлении своих восторгов. А что же тут скажешь, когда от вида одного кресла сразу перед внутренним взором запрыгали овечки? Один, два, три, четыре… пятый овец. Сонливо, потому что очень спокойно. Такие места обычно существует вне времени, сюда как раз и приходят прятаться от него.
Дассен задумался, как тут следует себя вести. Что следует делать, чтобы не показаться совсем уж дикарем? Он помялся и решил начать с начала – разуться. Всегда, когда не знаешь, что делать, надо следовать четким алгоритмам. Вот разулись, а дальше что? Пожалуй, кресло. Утонуть в комфорте. Впервые понять, за что были заплачены такие баснословные деньги. На самом деле Арно не привлекал местный отдых, за свободу в котором и были, по сути, отданы такие суммы. Его вот радовал такой нехитрый способ расслабления – просто вкусно поесть, вытянув ноги, покурить под кофей и пообщаться. От еды исходил вкусный запах. Взгляд писателя сам по себе нашел курда и намертво в оного вцепился. Мутные призраки стали обретать форму и доставлять дискомфорт. Но, как говаривал Терри Пратчетт, человек едва ли может перестать трогать языком гнилой зуб.
Вот то же самое.
Люди типа Дассена давно морально истощились настолько, что у них едва ли хватает нежности по отношению к другим. Они и себя-то уже не способны воспринимать как созданий нуждающихся в человечности. Вероятно, такие люди чудовищно жестоки. Потому что для них не существует вины большей, чем их собственная. Души большей, чем их собственная. Бессмертная вина за собственное существование, переходящая в страх быть отвергнутым.
Каждый раз, когда подходит поезд в метро, разве ты стоишь на месте? Для давно лежащего на рельсах смерть становится рутиной.
Да, я определенно заболел.
Арно улыбнулся как-то глупо, осмотрелся, обнаружив себя уже в кресле. Старые добрые привычки донесли его до удобного местечка.
- О, - не смог он промолчать про накрытый стол. Впрочем, ничего содержательного он тоже, как видно, сообразить был не в силах, - спасибо.
А что еще скажешь на такое гостеприимство?
- Здесь всегда так малолюдно? – стал он щупать предмет для разговора интересный обоим.

Отредактировано Арно Дассен (2010-08-30 11:57:08)

16

- Сегодня никого не будет, - Анри, наконец, разувается, снимает объемную куртку, оставшись лишь в джинсах и обтягивающем свитере "под горло" и залезает на скамейку. Он полулежит на боку лицом к собеседнику, чуть согнув ноги в коленях, опираясь на локоть и мягкие высокие подушки. – Кроме Вас в Поместье всего два гостя, - "сарафанное" радио работает идеально, Фонте Младший с самого утра в курсе произошедших в Замке событий.  Так заведено, все в одной лодке и должны предупреждать друг друга. «Один приходит в себя после сессии в мед кабинете, другой дрыхнет в номере, пьяный в хлам» - Я не думаю, что они захотят сейчас пойти погулять, - на лице Анри появляется снисходительная ироничная улыбка. Будь месье Арно просто гостем, мальчик ничего подобного бы себе не позволил, но он уже воспринимает мужчину, как своего, поэтому проявляет истинные эмоции.
Барби, тем временем, приходит вновь. Он, двигаясь плавно, словно перетекающая вода –пластика, недоступная уроженцам Европы, сервирует стол. Тот уже ломится от обилия угощений. Мясо, овощи, свежие фрукты, сладости. Барбари приносит все и сразу, чтобы потом не входить в самый неподходящий момент, прерывая общение между уединившимися людьми.
Гвоздь программы, - дымящийся, горячий, ароматный только-только с углей кофе.
Анри, стащив со стола кусочек сладкого шербета с орехами, внимательно наблюдает за месье Арно. Тот смотрит на Барби и, в тоже время, сквозь него, и в глазах мужчины промелькнула самая настоящая тоска.
«Что с ним?»  - Фонте Младшему не нравится такое выражение лица месье Арно, тот «нахохлился», сидя в кресле, словно замерзший воробей.   
- Я подумал, что, возможно, Вам захочется попробовать это, месье… - Барбари, более опытный и наблюдательный, нежели Анри, приносит мужчине большой бокал горячего глинтвейна и кладет теплую грелку рядом с ногами гостя. – Это на тот случай, если Вам станет холодно, месье – «хозяин» кофейни максимально деликатен, но при этом формален. – Анри, я на кухне, если что… - он уходит, а мальчику становится стыдно за свою ревность.   
Ведь он к Барби шел завтракать, они должны были вдвоем валяться на этих скамейках, объедаться вкусностями и играть в «поймай пятку». Это когда наевшийся Анри стаскивал носки и, шевеля пальцами ног, размахивал пятками в воздухе,  а Барби их ловил и щекотал. Веселенькое занятие.   
И вот. Вместо завтрака повар свалил на кухню, организовав ему, Анри… идеальное свидание. Да, то, что происходило между ним и месье Арно, с полной уверенностью можно было назвать свиданием. Когда мальчик и это осознал, его щеки залились румянцем и он, чтобы скрыть смущение, стал накладывать себе на тарелку мясо косули, тушеное в черносливе. 
- Приятного аппетита, -  Фонте Младший посмотрел на мужчину и улыбнулся ему. Сердце в груди колотилось быстро-быстро.

Отредактировано Анри Фонте (2010-09-01 22:50:52)

17

18

Отредактировано Анри Фонте (2010-09-05 21:39:41)

19

Отредактировано Арно Дассен (2010-09-08 00:19:38)

20

Отредактировано Анри Фонте (2010-09-08 10:34:09)