Отредактировано Арно Дассен (2010-09-10 22:42:01)

Спустя 2 месяца

Для Арно едва ли существовало понятие времени. Он всегда находился в моменте сейчас. И этот момент включал в себя так много, что, иногда казалось, разум не осилит. Прошлое и будущее для Дассена представляли какие-то эмоции, переживания, а не факты, поэтому, можно сказать, он жил не во времени, он жил в собственном характере. После того как он покинул поместье, прошло всего лишь два месяца, что довольно короткий срок, если говорить об отдыхе от суровых будней. Однако его специальность была такова, что отдыхать от нее не приходилось в принципе, так что, сменяя места дислокации, он всегда был в строю. Эти два месяца ознаменовались небольшим творческим провалом, который Арно торжественно окрестил кризисом и клятвенно обещал издателю по его истечению выдать шедевр. Как и всякая уважающая себя творческая личность, он в душе не чаял, что это будет за шедевр. Ни строчки, ни буквы. Жизнь до дедлайна и после – это, пожалуй, единственная временная веха в жизни Арно, которую он вполне ощущал и даже признавал ее реальность. По состоянию банковского счета, конечно же.
В любом случае, писательство было скорее хобби, прибыльное, но не критичное в его случае. Входя в долю с отцом, он вполне мог плюнуть на спасение мира и погрязнуть в безделье в течение ближайших лет двухсот.
Как бы то ни было, все эти мысли шли фоном. Главное – ощущение какой-то недосказанности, почти щекотное чувство утраты. Уехав из поместья, он потерял нечто. Даже не потерял, нет, забыл. И по старой поговорке должен был вернуться.
Арно всегда был несколько тугодумом в смысле любых связей с реальным миром. Они его сначала влекли, а затем пугали. Сначала увлеченный, он затем стремительно рвал любые подобные нити, с трепетом представляя, что где-то оставил след о себе, воспоминание или же поступок. Это его угнетало. Пожалуй, идеал существования Дассена был в невидимом присутствии. Поэтому, когда он ощутил необходимость в Анри, он предпочел скрыться.
Но на этот раз разорвать не вышло. Сам не очень отдавая себе отчет в своих действиях, в одно прекрасное утро он решил для себя нечто. И это решение, еще не понятое, но уже железное как-то … резко сделало его жизнь проще. Ожидание, волнение… все это поразительно заполнило кричащую в агонии пустоту.
Он прибыл в поместье поздно вечером. Воздух был насыщен весной,... быстро охлаждающийся, он приятно освежал после долгой поездки. Вещей с ним практически не было. Впрочем, как и обычно. Арно ненавидел вещи. В периоды затяжных депрессий, он чувствовал жизнь в каждой из них. И эта жизнь была настолько физична и реальна, что вызывала круглосуточные судороги беспокойства и тошноту. Воспоминания об этих эмоциях  и ограждали в нем потребительские инстинкты. Поэтому с собой он брал только самое необходимое, остальным предпочитая разживаться по мере необходимости. Небольшая сумка - вот, пожалуй, и все.
Волнение. И как следствие – с сигаретным привкусом. Пора было давно избавляться от этой привычки, но в пустом мире Дассена дым был одним из редких приемлемых жителей.
Терзаемый сомнениями, он как-то толком ничего не сказал, когда его встретили и занялись многомудрым процессом его «провожания» куда следует. Погруженный в себя, весьма мрачный по поводу торжественной глупости его поступков, он как-то вдруг остановился, прекратив нервное движение. Осмотрел знакомый холл и выдал провожатому имя и фамилию того, ради которого и прибыл. Конечно, в весьма тонкой манере изящного любопытства по поводу.
Анри Фонте. Довольно поздний час приезда гостя...мог несколько омрачить радость «случайной» встречи. В силу возможного отсутствия объекта интереса. Арно, собственно говоря, едва ли представлял, что следует добавить к факту своего появления. Ему просто хотелось присутствия мальчика. Дальнейших планов он не строил. Это был почти импульс. Обошедшийся в очередную внушительную сумму редкий для этого человека каприз. Так он и стоял в холле несколько уставший, небритый и помятый, но свежий и чуть нервный. Конечно, намертво вцепившийся в свою сумку. Смотрящий упрямо и с достоинством человека, делающего глупость, которую считает великой.

Обращение на ты заставило вздрогнуть. Любопытно, Арно сам с трудом произносил это «ты» в адрес любого человека. С Анри это произошло как-то спонтанно, а теперь и в его адрес звучало близкое, обычное обращение. В этом было что-то от невозможного. Арно, который всю жизнь старался огородиться от мира, внезапно сам притягивал к себе этот мир в лице светленького мальчишки. Арно всегда говорили, что он слишком серьезно относится к жизни, впрочем, без этого отношения было бы невозможно творить то, что творил он…. В любом случае, серьезность отношения внезапно выразилась в четком представлении их совместного будущего. Удивительно, но оно не пугало, оно смотрело с интересом, чуть лукаво, улыбалось, слегка сдвинув брови. Невинный прищур неожиданно разыгравшейся вечности.
Два года. Два года до возраста согласия. Два года – это ничто, по сути. Если не думать о них в часах. А Арно думал. Думал о том времени, когда он будет засыпать один, без единой мысли о безысходности. Только о надежде. Что-то случится, что-то будет, чего-то следует ждать. Редко кто поймет этот момент ожидания – ожидания неизмеримо более глубокого, чем любое, какое было у тебя в жизни. Ожидания самой жизни. И сейчас он вкладывал в Анри куда больше, чем новую зубную щетку рядом со своей в ванной. Кому-то это дается просто, но не тому, кто всю жизнь посвятил доказательству трагичности человеческого существования.
- Лион, - выдал он совершенно спокойно. Любимый и единственный город. Насколько он мог это воспринимать.
Колледж, учеба некоего маленького существа рядом с тобой, непустые вечера, какие-то легкие вздохи и выдохи. Когда он будет рядом, наверное, что-то поменяется, изменится, сломается, как плотный асфальт под давлением ростка. Он взойдет и будет иным. Будет лучше, будет сильнее. Многого добьется. Ты, возможно, лишь ступенька, какая-то несущественная грань его реальности. Но, если звезды зажигают, значит, это кому-то нужно. Вероятно, через него ты научишься ответственности. Впервые за свои три десятка лет.
Арно прижал к себе мальчишку так крепко, насколько мог. Его переполняло чувство, совершенно неизвестное прежде, совершенно ненужное годы и годы до этого момента. Чувство счастья.
Внезапное, оно кололо в уголках глаз.
Он провел ладонью по волосам мальчика. Возможно, слишком сильно сжав локоны. Да, внезапно желание вновь разожгло кровь…, хотелось еще раз овладеть этим телом, подчинить его себе, но…. Он прекрасно понимал, что Анри сейчас будет рад минутам для осмысления, для отдыха.., чем очередным поползновениям со стороны него, Дассена. Пускай так. Еще будет день, будет пища.
Он поцеловал легко губы мальчика, проведя ладонью по его щеке.
- Два года, три, пять, по сути, это не имеет никакого значения, Анри. Завтра – будет завтра. А мы только в нем и живем. Остальное – фантазии.