Жан любил свою работу, потому что за нее много платили, а ему нужны были деньги. Каждому нужны деньги, на которые он мог позволить себе все, что угодно, обустроив свою серую жизнь таким образом, что та начинала лосниться и переливаться всеми красками.  Но жадность губит, это Жан усвоил в свои тридцать пять очень хорошо, попутно уяснив себе, что губит она только нерешительным и без характерных людей. Но он был не такой, за грудой накаченных мышц и непроницаемым взглядом можно было еще расковырять и стремление переселится в центр Парижа, и завести ресторанчик на Монмарте, и даже побывать тут, в Вертепе, в качестве клиента.
Однако, пока мечты оставались просто мечтами, заставляя охранника в своей упрямой нереальности превращаться в несговорчивого, грубого и отчаянного Жана, которого так хорошо знали окружающие и «коллеги» по работе.  Прилежности Жану было не занимать, он тщательно выполнял инструкции, не присовокупляя к ним отсебятины, даже если этого требовала ситуация.  Сейчас эти инструкции, полученные у местного врача, ясно гласили -  доставить новеньких на осмотр. Смысла в подобных процедурах охранник не видел, только трата времени и нервов. С несговорчивыми невольниками  много шума и возни, да и доктора местного Жан не жаловал, слишком скользкий тип в белом халате постоянно ходил с таким видом, словно что – то замышлял.
В этой части замка он бывал редко, можно сказать совсем не бывал, за исключением тех ситуаций, когда требовалось вмешательство большого количества людей. Замок был настолько обширным, что вмещал в себя порой совсем неожиданные для его обитателей сюрпризы, такие как эти однообразны двери, скрывающие за собой комнаты невольников. Глаза мужчины лихорадочно забегали по одинаковым деревянным поверхностям, Жан вслушивался в каждый шорох, что раздавался в коридоре.  «Смотри не испорти этого, как в прошлый раз. Товар должен иметь надлежащий вид, а сломанные руки –это уже не комильфо, мой друг», наставления провалились в утробу мозга, где благополучно осели на самое дно. Детей Жан невзлюбил именно тут, эти сопливые, визжащие не своим голосом ублюдки , пытающие убежать на свободу доставляли немыслимое количество хлопот и ты не мог как следует их «перевоспитать». Самый ценный элитный товар, с ним нужно бережно, но как сдержаться, если эти выродки начинают брыкаться, показывая невиданную гибкость детского тела? Слова и угрозы -  ни что по сравнению с болью, которая действует на юные умы в сотни раз лучше, чем эта хрень с болтавней.
- Уже и  дружка завел? Шустрый какой,- короткая ухмылка, маленькие глазки из под густых бровей оглядели комнату и остановились на щуплом мальчугане. Поль с недоумением  моргнул ресницами, разглядывая вошедшую следом за парнем бесформенную груду мышц, которая вызывала не меньшее удивление, чем все происходящее тут.
Складывая два плюс два, мозг  тщетно пытался найти всему этому логичное пояснение, а то легкое волнение, что билось в глубине, стало нарастать и вылилось в панику. Дыхание перехватило, когда мускулистая ручища бесцеремонно схватила Поля за шиворот и потащила прочь из кровати. От резкого движения организм, все еще напичканный каким –то препаратом взбунтовался и перед глазами все поплыло, мальчишка вцепился в мужчину, предотвращая тем самым падение. Но тот расценил этот спасительный жест несколько по другому, Поля еще раз от души встряхнули, будто он совсем ничего не весил, и вытолкали за дверь:
- Голова кружится? Ну, ну..Сейчас дядя доктор все исправит,- грузное и почти неразборчивое из-за пыхтения бормотание с южным акцентом непривычно резало слух мальчика, привыкшего слышать не эти плавные нотки южного акцента, а резковатые и громкие звуки жителей севера Франции. Ноги в носках уперлись с дерево паркета, Поль изогнулся в нелепой позе, пытаясь ухватится за угол, чтобы появилась дополнительная точка опоры. Страх ослабил внутри какой-то механизм, сдерживающий приступ безумной паники, мальчик забился в сильных руках, безрассудно тратя силы и сожалея, что не может закричать, позвать на помощь. Ему так хотелось верить в иллюзорность происходящего, в то, что это не его сминают в комок тиски рук, не его руки выкручивают за спину до хруста в суставах. Губы беззвучно повторяли одно и тоже слово отрицания, может все эта чья –то не удачная шутка и вскоре все закончится? Мальчик мотнул головой, идти с этим незнакомцем он и не думал, упрямо извиваясь и не думая сдаваться просто так. Их возня в коридоре продолжалась не долго, верзила, до этого лишь пытающийся удержать Поля, решил поставить одну жирную точку в надоедливой канители.
- Сученок, - половину лица словно обожгло огнем. Поль, оглушенный столь сильным ударом, перестал сопротивляться и тут же его благополучно вновь потащили  по лестницам вниз. На глазах от боли выступили слезы, губу сильно саднило, Поль то и дело слизывал капельки крови, не решаясь дотронуться до нее и обследовать полностью. Его еще никто никогда в жизни не бил, а те шлепки, что в детстве отвешивала ему мама были такой условностью, что сейчас внутри Поля боролись слишком противоречивые чувства. Ему хотелось снова начать сопротивляться, потому что чутье подсказывало- ни к чему хорошему вся эта эпопея не приведет, но  получив пощечину мальчик присмирел и подавленно вжал голову в плечи, боясь снова заработать свою порцию боли. Эта противоречивость давала пищу гневу, Поль подобно пойманному зверьку  глядел на этот роскошный мир озлобленными глазами, внутренне собираясь с силами и духом, чтобы атаковать каждого, кто посмеет еще раз причинить ему вред.
Коридоры, лестницы и ни одной живой души, а мальчишка так надеялся на это спасение. Глаза отчаянно пытались разглядеть пейзаж за окном, но глупая упрямая реальность подступала и сдавливала своей  мертвой хваткой с каждой секундой все сильнее. Поль не мог с уверенностью сказать, что это все еще север Франции, как и то, сколько прошло времени с момента его похищения.
- Где же я?? Сколько сейчас часов? Отец.., мысль о родителе заставила Поля замедлить шаг, что тут же было вознаграждено тычком в спину, мальчик бросил озлобленный взгляд на своего конвоира, решившего выбить дух из Поля.
- Месье Гренуй, вот ваш кролик,- еще одна дверь, уже большая и двухстворчатая, замок лязгнул, и в глаза ударила белизна света. Поль зажмурился, инстинктивно прикрывая глаза от яркого света, совсем не дневного. Другой голос, уже не такой грубый, скорее уставший и от того тихий, без малейшего намека на эмоции, произнес:
- Что у него с лицом?
- Ударился об косяк, дети такие непоседливые,- верзила ухмыльнулся, Поль не видел его лица, стоя к нему спиной, но кожей чувствовал, как губы мужчины расплылись в жутком оскале. Когда глаза привыкли к яркому свету ламп, Поль сумел разглядеть и того доктора и обстановку, служащую ему кабинетом.
- Поль, словно пробуя на вкус имя, мужчина в белом склонился над Полем и поймал пальцами подбородок мальчика, заставляя задрать голову как можно выше. Прохладный большой палец провел по контуру губ, осторожно касаясь ранки и размазывая капельку крови. Поль сглотнул, дергаясь от столь неожиданного обращения с собой, но видимо тут каждый играл свою роль. Охранник все так же крепко держал его в тисках, доктор – некое эфемерное чудовище с гипнотическим взглядом. До мальчика дошло, почему его назвали только что кроликом. Он еле нашел в себе силы оторвать взгляд от темно карих, почти черных глаз, на дне которых мелькало непристойное любопытство.
[u]-Сколько вы ему вкатили? Зрачки все еще плохо реагируют на свет, я же предупреждал, не больше трех кубов. Раздевай его,[/u] -сухо все так же без эмоций проговорил мужчина, возвращаясь к каким то документам на столе. Его меньше всего заботила тот шум и возня, что последовала за его распоряжением. Мальчишка не мог говорить или пока не мог, уточнил про себя светила медицины, вновь делая пометки в папке с личным делом Поля Лаллана, что было той небольшой проблемой, которая хоть и была пикантна и могла привнести какое то разнообразие в жизнь клиентов, но все же мешала полноценно оценивать состояние малыша. Так мысленно звал местный лекарь всех тех, кому еще не исполнилось 18. Детей вообще редко доставляли к нему, их было труднее всего похитить без каких либо следов, поэтому каждый был на вес золота.
С Поля сорвали рубаху, все так же грубо удерживая его за шею, и когда этого требовала одежда, перехватывая за плечи. Его мутило теперь еще сильнее, чем когда он очнулся, слабость, продолжающая предательски его подводить, то накатывала, то отпускала, при этом в голове творился маленький набат. Прохладный воздух пробрался до костей сразу же, мальчик стоял абсолютно нагой перед двумя взрослыми мужчинами и пытался прикрыться руками. Он перестал заботится о том, что с ним хотят сделать эти двое, все его мысли и ощущения сконцентрировались на одном факте- он стоит обнаженный перед посторонними  людьми и не в силах что либо изменить, кроме как прикрывать руками у себя между ног и мечтать, чтобы его отпустили на свободу. Напуган - довольно мягкое определение, которое бы сейчас подошло к Полю. Он то и дело вздрагивал всем телом, пытаясь утихомирить сердце. Грудная клетка в такт дыханию стала часто подниматься и опускаться, а влажные ладони неприятно липли к коже.
- На кушетку, - видимо диалог между этими двумя был частью хорошо отрепетированной сцены. Оба даже не смотрели друг на друга, охраннику нужна была только строгая команда этого безвкусного голоса и вот Поля уже придавили носом в кожаную обивку, умело перехватив запястья и лодыжки. Послышался звук инструментов, какое то шуршание, Поль силился еще разглядеть, что же происходит вокруг него, но светлая копна волос мешала широкому обзору.
К спине прикоснулись чем -то холодным, поводили вниз и вверх, тогда только мальчик догадался, по ощущениям, что его «слушают». Затем все снова прекратилось и это оказалось хуже любой муки- ожидание чего то неизведанного, когда за твоей спиной чем то звенят и ты понимаешь, что у тех людей, нависших над тобой идет какой то молчаливый диалог касательно тебя. Запахло спиртом и по ягодице провели мокрым. Поль дернулся, но поздно. Укол уже был сделан.
- Через минуту голова пройдет, Поль. И слабость тоже. А теперь расслабься и не делай резких движений. В твои 14,  конечно, рано, но кто знает.
Поль выгнулся, пытаясь уйти и от рук, разводящих ноги шире и от скользких пальцев в перчатке, по издевательски медленно изучающих ложбинку от копчика к промежности и анусу, заставляющие  еще сильнее сжаться там. Он беззвучно всхлипнул, кусая губу, что бы не расплакаться окончательно, когда давление увеличилось, и палец проник за мышечную преграду.
- Тесный, даже слишком. Но ни каких рубцовых изменений, - палец внутри двигался осторожно, но Полю казалось, что его протыкают насквозь длинным шестом. Мальчик шмыгнул носом, утыкаясь в обивку лицом, напрягая все свое нутро, лишь бы избавится от настойчивого инородного тела внутри себя.
- Тише, тише, малыш,- палец почему то долго не покидал внутренностей Поля, которому эта пытка уже принесла  острое желание опорожнить кишечник. – В душ и обратно в комнату, все остальное я найду в школьной медицинской карте.
- Душ? Зачем?!! -, глаза мальчика искали в этой непролазной стене из рук, контролирующих его постоянно, хотя бы маленькую лазейку, через которую можно ринуться прочь. Эти же руки затолкали его в душевую кабинку, где он оскальзываясь на непослушных от страха ногах, очутился под напором воды. Прохладные сильные струи смывали противную липкую смазку между бедер. В заднем проходе все еще оставалась неприятное ощущение присутствия чего-то чужого.
- А будешь хорошим мальчиком, Хозяин отдаст тебя в надежные руки, - сухое тепло полотенца окутало Поля с головой. С волос капало, мальчик дрожал, но пытался ровно стоят на ногах. Даже когда ему дали одежду- белые свободные штаны и футболку, его все еще трясло. Доктор на прощание сдержано улыбнулся то ли ему, то ли своим мыслям, Поль отчаянно пытался понять, за что ему все это.
В комнате его уже никто не ждал, верзила хлопнул дверью, предупредив, чтобы не смел высовывать носа и что он за ним следит. Этот факт мало останавливал, и мальчик через какие то пол часа выглянул в уже знакомый коридор, затем с полной решимостью направился искать выход из этого «гостеприимного места».

--------Барная Комната.
Знакомая уже обстановка комнаты, с которой все началось, только теперь свет мягко наступающего вечера  разрисовал ее в монохром серого. Мебель потеряла свои прежний лоск, теперь она была словно покрыта слоем пыли. Свет не включили, в полумраке Поль даже не пытался смотреть на высокого мужчину, давшему ему наконец свободу передвижения. Пальцы сплелись с ворсом ковра- мягкий, не хотелось вставать и говорить, понимать тем более, хотя все и так уже было предельно ясно. Губы едва дрогнули, все так же презрительно усмехаясь, на мальчишеском лице одна эмоция сменяла другую, более угодную обстоятельствам и обществу.
- Меня не выпустят, и мой отец меня уже не ищет, ведь так? И мое пребывание в этом доме теперь постоянно, -Поль сделал паузу, находя нужные слова и набираясь смелости, чтобы их произнести:
- И сколько стоит мое тело? Я бы хотел знать, сколько заплатит тот ублюдок, который меня будет …, голос сорвался и мальчик опустил голову практически между коленок, зажав уши ладонями. Слышать было куда страшнее, чем проговаривать. Как и смирится с таким фактом, что теперь твое тело будет принадлежать чужому человеку. Поль не был глупым мальчиком, сообразив, что голыми тут ходят не ради получения «Греми».
Невольник сжался в комочек еще сильнее, но дотронься до него сейчас мужчина, он бы послушно и безлико следовал за ним, даже не стремясь сопротивляться.