Холл и общие залы » Парадный вход, холл и лестница----------------------------- Комнаты Мастеров » Комнаты Аль-Хазари

С ней нельзя говорить и не смотреть ей в глаза,
В это серое море холодного льда.
Ей приходится часто быть дома одной,
Но она до сих пор почему-то со мной.
© Дельфин

Едва прорывающиеся сквозь окна в комнаты утро, жалобно скребло ветками деревьев о стекла, то и дела отчаянно жаждя разбудить всех, кто мог бы там находится. Но вот незадача, комнаты были пусты. Едва сновавшая осенняя прохлада, от какого-то незакрытого окна раздраженно шаркала ногами по полу туда-сюда, устало ожидая хозяина, что бы с радостью кинуться под его ноги и дать себя почувствовать во всей красе. Серегил ее не любил, но это, кажется, ее нисколько не волновало. Давно потухший камин иногда устало зевал, одаряя зал узнаваемым запахом потухшего костра, придавая еще больше туманный окрас сонного и пустого царства восточному убранству комнаты. Висящее на стенах оружие спало крепким сном, даже не замечая как едва ли позвякивает в порывах легкого ветерка, несмело то и дело прыгающего с кресла на ковер, с ковра на стол. Старым саблям было давно не до такой жизни, они привыкли оживать только в руках мужчины, радостно издавая тонкую песню боя в редких тренировках, когда Серегил наконец решался к ним снизойти. В последний месяц Серегил пропустил много таких  «интимных» тренировок с оружием. В поместье пожалуй мало кому было в дамек, что мастер умел обращаться как-то с оружием. Больше всех его умение знали и чувствовали ятаганы, крестом висящие на стене. Тога в руках мастера они действительно оживали, превращаясь в опасные лезвия метала, способные вполне серьезно распороть человеческую кожу. Ятаганы весели на дальней стене ровно так, что бы их никогда никто не замечал почти. Они сами знали для чего это было нужно, что бы никто не задумывался даже о том, насколько они подлинны. Не зачем было живому человеку знать о пристрастиях их  хозяина. Ведь ему не нужны лишние вопросы. Все жило своей собственной жизнью в комнате мастера, но и было у этого всего свое место, свое предназначение и свой смысл. Всем этим владело одиночество- так редко на самом деле являющееся Серегилу в своей красе, оставляя чаще всего ему в дар своих слуг. Серегил часто не понимал эту женщину, удивленно встречая ее почти пустым взглядом, озабоченным очередными кошмарами чужой жизни, держал в руках чашку горячего кофе и только после, смотрел на потухающий огонек сигареты в пепельнице. Карамельный запах Харвеста придавал этим свиданием с Одиночествам особо тонкий романтический оттенок. Зачем?
Легко узнаваемый писк ключа-замка встроенного в массивную дверь, ведущую в покои мастера заставил всех замереть. Камин не дышал, не звенели в тонком сонном танце сабли висящие на стенах, ветер спрятался где-то под шторой, забиваясь в угол и даже створка окна не колыхалась под напором сбежавшего трусливо сквозняка. Все встречали своего хозяина. Почти звенящая тишина мягко влилась в горячую голову мастера и поприветствовала его легким шепотом едва узнаваемого запаха своих владений. Серегил пропустил Ромео в комнаты и почти сразу закрыл дверь, не желая что бы их кто-нибудь видел. Всю дорогу на верх он промолчал, не замечая как через чур крепко сжимает кисть мальчика, едва сдерживая непонятным усилием воли рвущийся наружу гнев. Платина – барьер, построенный в такие короткие сроки грозил вот-вот прорваться, и обрушится черным потоком боли на нигретенка. Ни в чем не повинный ребенок даже не знал, что Серегил теперь являлся его хозяином. А сам Мастер еще не спешил ему сообщать об этом, думая только о том, как бы по скорее взять себя в руки. Едва скрипя зубами он почти ощущал, как злость вместе с гневом скребутся острыми когтями о деревянные стенки платины, пытаясь ее проломить под своим напором. Мастеру все тяжелее было их удерживать.
Наконец отпуская руку раба Серегил прошел по холлу комнат в зал с камином и замер у открытого окна, почти не ощущая холода, который так готовился встретить хозяина. Лихорадочные, почти бессвязные мысли роем жужжащих пчел вились в голове мужчины, то и дело как попало летая, не давая их поймать, что бы осмыслить.
Надо смыть кровь, иначе я сойду сума от ее запаха. Серегил кидает немного потемневший взгляд на Ромео и тяжело выдохнув закрывает наконец распахнутое окно. Осень уже была холодной и дождливой. Такой, какой и должна быть рыжая госпожа с тяжелым взглядом и грустными мыслями. Осень Серегил тоже не любил.
И нужно переодеться, и выпить? Серегил кинул уставший взгляд на скучающую бутылку дорого коньяка, сиротливо заснувшего на маленьком круглом столике у спящего камина. Не было важно что осенний ветерок прогулялся и там, коньяк был готов опалить огнем нутро выпевшего его в любую минуту. Протяни только руку и выпей.
Снова кинув темный взгляд на Ромео Серегил не говоря ни слова стал раздеваться, скидывая пропахшие кровью, вином и сексом штаны на пол. Это нужно было выкинуть срочно. Так же срочно нужно было и смыть с пресса оставшиеся капли спермы Алекса, его запах и его кровь. Так же не говоря ни слова мастер раздеваясь на ходу прошел мимо невольника, поднимаясь по лестнице на верх, к ванной и спальне. Там была комната с одеждой и горячий душ, который Серегил с легкостью потом омоет холодным.
Стараясь игнорировать любые немые вопросы Ромео, как и само его хрупкое тельце, Серегил скинул наконец одежду уже на лестнице заходя в ванную, так и не закрывая двери. Какой смысл? Он был уверен что мальчик будет что-то еще говорить, делать, быть тут. Ведь он теперь его собственность, и пожалуй, это единственное настоящее право у него, находится в комнатах Серегила, просто потому что он его раб.
Мужчина включил душ подставляя лицо горячим струйкам воды и замер словно напряженная статуя, ощущая как миллиметр за миллиметром его кожа очищается от чужого запаха и присутствия чужого тела. Ему это было чуждо. Рвущиеся сквозь платины гнев и злость все еще были близки к победе, готовые поглотить уже теперь сам разум Серегила. Раз предполагаемая новая жертва была недоступна, то они могли поглотить разум хозяина. Как это все глупо и бессмысленно.

Иногда бывает так, что сознание под напором слишком длительных ударов просто отключается. Забивается куда-то в нору, скукоживается и сморщивается, превращаясь в подобие ветра, пыли, чего-нибудь этакого эфемерного. Чего-нибудь такого, что сложно поймать просто рукой. Вот и сейчас, демон в душе этого человека перенасытился. Сложил свои черные кожаные крылья и прикрывая глаза, сладко улыбаясь от удовольствия, собирался ко сну.  Надолго ли?
О, нет. Всего лишь, на какие-нибудь пол часа, что бы капризным ребенком снова потребовать от тела десерта. Нет, жаркого и хрупкого тела Алекса ему было мало. Демон жаждал наслаждения, заставляя душу болезненно корчится от страха где-нибудь на полу, едва способную дергать кисти в кандалах, в тщетной попытке сбежать. Душа бы закричала от вида вновь надвигающейся тени, но…У ее голос осип, а тело едва слушалось. Она уже понимала что ей снова предстоит эта страшная агония в изломленном оргазме, где она будет из последних сил хрипло стонать упираясь руками в холодные стены, лишь бы не упасть, удерживая позу. С Демоном всегда было жарко, больно и….сумасшедше.
Вот и сейчас Серегил едва шумно вдыхая горячий влажный воздух, чуть не поскользнувшись в душевой кабинке, упираясь смуглой рукой в запотевшее стекло, смотрел куда-то сквозь стенку потемневшим  взглядом. Казалось, что эти пять или десять минут он даже не дышал, просто бездумно стоя под горячими струями воды. Странное состояние возбуждение медленно овладевало его телом. Сознание как взбесившиеся заставляло и без того замученное сердце биться куда сильнее, трепыхаясь набатом в стальной клетке. Чьи-то мягкие пальцы заскользили по спине мастера, вызывая совсем странные ощущения сладких галлюцинаций. Серегил уже не понимал что бредит наяву. Быть может последствия употребления наркотиков или вина, или сознание, оно просто играет с ним в злую игру, заставляя тело против воли возбуждаться. Шиит устало что-то прошептал и прислонившись к холодной прозрачной стенке виском провел рукой по мокрой шее, словно желая стереть стекающие вечным потоком струйки душа. Вода постепенно убаюкивала было напрягшееся тело под новым приступом. Мягкие и приятные капельки воды ласкали голое тело мастера, скатываясь щекотными для кожи ручейками по бокам, задевая  зачерствевшие соски, очерчивая мягкими пальчиками точеные мышцы на руках, спускаясь беспорядочными водопадами к бедрам, стекая по внутренней стороне. Игриво касались ягодиц, пропадая где-то в ногах, а там и вовсе умирая – ложилась водной неровной гладью перед его ступнями. Горячая рука подстегнутая жарким навязчивым шепотом сама легла на член, заставляя Серегила закрыть глаза. Возбужденная плоть уже пульсировала под пальцами, заставляя почему-то медлить, не спешить с движениями. Иногда Серегилу нравилось ласкать себя наедине. Ему казалось что в этот момент его собственное возбуждение принадлежит только ему саму, и не нужно делится ни с кем своими горячими вдохами и быть может даже стонами. Так он был открыт сам себе и своему воспаленному сознанию. Уподобляясь похотливому и кровожадному телу, он с удовольствием разрывал горячее тело собственной души, проходясь пальцами по стоящей колом плоти в ласке.
Мастер сейчас не замечал и даже не слышал как в ванную вошел Ромео. Сейчас его голова полностью пустовала, окутанная тонкой пленкой возбуждения, грозившей вот-вот растаять под горячими струями душа. Медленно, едва отодвигая тонкую кожицу крайней плоти, что бы помутневшим взглядом увидеть, как было, появившиеся капли смазки почти сразу смываются водой, а потом плотнее обхватить пальцами член. Плавные, ненавязчивые движения, нарочно оттягивая удовольствия, лишь разгоняя кровь по венам, словно для нового толчка. Серегил не любил спешить. Если бы это был его личный секс, то он никогда никуда не торопился. Он предпочитал попробовать каждую клеточку тела партнера, возможно изламывая его, или даже связывая. Ему всегда что-то мешало, как и мешало стучащая в висках мысль «убей». Но сейчас он был один, целиком полностью отдающийся себе.
Рука задвигалась чуть быстрее, заставляя зажмурить человека карие глаза, тяжело вдыхая влажный воздух. Серегил понимал что сейчас он точно не продержится долго, просто потому что чертовски устал. Все быстрее  скользя рукой по члену, ощущая вздутые пульсирующие венки, плотнее сжимая руку в кулак вокруг плоти, едва усиливая эффект. Мокрый шаг в ванной, что бы его спина привалилась к такой же стенке позволяя мастеру вскинуть голову и жарко выдыхать горячий воздух. О, боги…Кажется последняя отчетливая мысль прежде чем горячий поток семени испачкал его собственную руку,  почти сразу смываясь под струями все еще работающего душа. Сколько Серегил там проторчал? Час? Пол? Два? Он сам давно потерял счет во времени, лишь облокотившись спиной на стекло, способный едва ли удерживать собственное тело на ногах. Нужно было уже выходить, иначе мягкие подушечки пальцев грозили вот-вот некрасиво сморщится от воды. Едва более-менее придя в себя мужчина открыл глаза и в последний раз шумно выдохнув нажал на кнопку, выключая душ. Тряхнув мокрыми волосами он еще минуту постоял дожидаясь пока вода более- мене стечет с его смуглого тела, что бы не так сильно намочить пол. Он собирался идти до полотенца как есть босыми и мокрыми руками, даже не подозревая что его ждут. Отодвинув в сторону стеклянную перегородку душевой Серегил так и замер всматриваясь в сидящего на полу невольника. Мягкое личико,  этот странно волнующий взгляд нигретенка, и такие забавные кудряшки стянутые резинкой ободком. Лямка джинсового камбинизона забавно сползла с шоколадного плечика. Ромео чего-то ждал. Или кого-то? Уж не меня ли? Мастер едва дернул уголком губ, понимая что скорее всего мальчик видел все, чем занимался он в ванной. Мужчина провел все еще мокрой рукой по лицу, ощущая вновь накатившую усталость с двойной силой.
-Ромео, подай полотенце. – Раз уж мальчик был тут рядом, и практически почти с первых минут пребывания в этих комнатах так прочно вклинился в личную жизнь самого мастера, даже не подозревая об этом, то зачем уже его гнать? Ромео Брук, невольник - негретенок, с каким-то своим прошлым, и совсем что у него есть сейчас полностью принадлежал Серегилу. О чем мужчина, конечно, не успел еще сообщить самому рабу, но собирался. Потом. Еще при «покупке» Хазари четко решил что не будет отдавать ребенка никому даже за деньги во временное пользование. Его собственность имела право принадлежать только ему одному и больше никому.
-Ромео, есть кое-что, что я хочу тебе сказать. – Зачем было начинать этот разговор прямо сейчас в ванной, мужчина сам не понимал. Просто что бы что-то сказать? Наверняка. Теперь вся ответственность за Ромео лежала тоже на нем. Возможно, это его тоже беспокоило? Быть может.

ООС: Игра будет доигранна позже.
Серегил покидает комнату ПОСЛЕ всех событий, что тут происходили уже утром. У него возникает желание прогулятся наедине в лесу.

Комнаты Аль-Хазари »Прилегающие к замку территории » Лесопарк

ООС2: Идет продолжение игры!

Отредактировано Серегил (2010-02-01 12:33:17)

Какое-то время звенящая тишина готова вот-вот разорвать на части воздух в комнате, превращая его в клочки острых молний. Напряженные снаряды ожидания и глухо тикающая бомба смутно различимыми часами где-то на стенке. Молчание, которое всегда было на вес золота, сейчас оно не стоило и медной копейки, превращаясь в медленный яд. Он убивал все живые мысли вокруг, стекая каким-то легким и непонятным ощущением вязкости даже в теле. Это было мучительно.
Кристально белые, медленно расширяющиеся глаза души были полны страха. Гулкий смех разрывающий в раз все кровоточащие раны на ее теле, он грозил быть последним за этот день, в ее жизни. Душа умрет сегодня, уступая место нечто иному. Существу с холодным сердцем, черными крыльями и сладким голосом страсти. У него будет этот приятный шоколадный запах и вкус песка на губах. У него будет этот тихий и выразительный голос, полный таинств древней и жаркой пустыни. Он будет торжеством. Он будет демоном. Но уже завтра. У души было время ровно до рассвета, и ей стоило это понять сразу, как только она увидела в лице маленького мальчика столько чувств.
Внутри Серегила словно что-то щелкнуло, сворачиваясь в болезненной агонии ужаса и страха. Мастер смотрел в глаза невольника, словно зачарованный мягким зеленоватым свечением его глаз и принял полотенце скорее по инерции, делая несколько шагов вперед. Прекрасное сердечко раба, так громко бьющееся в его грудной клетке, эти чувства, море ощущений в одном его взгляде. Они убивали. Серегил понятия не имел что купил себе смерть.
-Ромео, ты теперь принадлежишь только мне. – Голос шиита наполняется каким-то странным таинством. Словно он осознает что готовит себя к похоронам, и хотя бы это должно быть прекрасным и чутким. Каким-то сладострастным и близким. Больше у него ничего не будет. Завтра с ним точно что-то приключится. Обязательно.
-Я тебя выкупил. – Не понимаю зачем Серегил поясняет мальчику эти слова, хотя итак ясно, что ребенок не дурак, поймет что его мастер выкупил из Вертепа. И сейчас по закону жанра шиит наверное должен подойти к ребенку и обнять того, но вот только…Его почти пустующий и откровенный темный взгляд, еще едва ли только остывшей похоти мимолетно скользит по телу раба и натыкается на то, что ребенок так постыдно пытается спрятать. Возбуждение. Серегилу кажется что это все какая-то злая шутка. Опасная и глупая, а еще…отчаянная. Чужое возбуждение в мгновение отдается в его голове взрывающимся окровавленным сердцем жертвы и мастер просто протягивает руку, касаясь лица мальчика. Смуглые пальцы ощутимо крепко ухватывают маленькие подбородок что бы задрать голову ребенка. Разве можно много сил? Да если бы мастер хотел, он свернул бы Ромео шею, только вот…можно ли убить свою смерть?
Серегил нагибается прямо к лицу негритенка и впивается неожиданно острым, немного болезненным поцелуем в его губы. Кусая за нежную пухлую кожицу, прикусывая ее до крови, врываясь горячим языком, даже не сомневаясь что Ромео будет противится. Несомненно, белоснежные зубки разомкнутся, впуская горячий язык мастера, который будет ласкать десна и небо рта ребенка. Шиит целует Ромео так долго, словно хочет выпить весь воздух из его легких. Вторая рука мужчины спокойно опускается на бедро мальчика, четко проскальзывая прямо к бугорку в джинсовом комбинезоне. Касаясь возбуждение, ощущая как горит член Ромео даже сквозь одежду Серегил лениво думает что сейчас что-нибудь сделает нехорошее. Например испортит одежду ребенка, которая так сильно его раздражает. Нет, он купит ему другие вещи, он сделает ему свой стиль. Долой эти вещи Вертепа, у Ромео обязан быть свой гардероб.
Рука по хозяйски сжимает напряженный член негритенка даже сквозь ткань джинсы, поглаживая большим пальцем нащупанную головку. Сам мастер по прежнему терзает детские губы, едва ли лениво ощущая как начинает болеть спина от столь неудобной позы. Ромео ведь не так высок как он сам. Мысль, усталой дымкой скользнувшая прямо над головой Хазари, едва ли усмехается – А не хватит ли тебе секса, милый? Наверное чей-то чужой голос. Совершенно непонятный и пока безразличный Серегилу.
Мужчина едва фыркает в пухлые губы подростка и подхватывает его на руки, вынося к чертовой матери с этой душной и влажной ванной. Ему сейчас, кажется, совершенно плевать на гулящий ветер в зале, и то что он обнажен. Мастер доносит невольника к камину, опускаясь сначала в него, а потом усаживает Ромео к себе на колени.
-Расстегни комбинезон. Не раздевайся полностью. – Он четко уже знает чего хочет. Спокойно и властно наблюдая за тем, как Ромео удивленно разоблачается, не снимая джинсы а лишь открывая свою возбужденную плоть. Самого Серегила забавляет эта ситуация и, кажется, даже начинает возбуждать. Нет, его возбуждения на сегодня хватит, но эту проблему он все таки решит только ради Ромео. Пульс умирающий души в теле он практически не слышит. Вокруг той уже вьются невидимые врачи, ставящие какие-то аппараты искусственного жизнеобеспечение. Многочисленные трубки и бессмысленная остро-белая палата. Только равномерно пикающий звук аппарата, сообщающий о слабом пульсе умирающего сердца. Как все странно это смешивается с горящим сердцем в теле самого шиита. Он хочет чужих стонов.
Пальцы сжимаются вокруг шоколадного члена Ромео, проскальзывая во всю длину, словно изучая каждую напрягающуюся венку, изучая легким и едва ощутимым касанием его головку. Влажная и горячая. Словно раскаленный уголек, она пульсирует под пальцами мастера вызывая у того совсем странные ассоциация. В его голове идет срочная операция, которая, быть может, спасет его душу. Только вот он сам прекрасно знает, что это бесполезно. Медицина его тела не так далеко продвинулась, что бы спасать эмоции и чувства. Демон лениво курит в коридоре больницы игнорируя все просьбы белых врачей не делать здесь этого. Он тоже знает исход операции. Летальный.
Серегил откровенно играется с таким чувствительным телом раба, едва касаясь горячими губами его шоколадной шеи, он хочет что бы Ромео видел все, что делает его пальцы с ним. Рука сжимается чуть сильнее вокруг возбужденной плоти негритенка, оставляя меж пальцев сладкие мускусные капельки смегмы, выступающей на головке члена. Серегил думает что наверное нужно еще что-то шептать. Это действует автоматом. Выработанный эффект мастера. Действие, которое заставляет еще больше возбуждаться и извиваться смущенного клиента под руками шиита. Только вот, на коленях не клиент, а его собственный раб. Игрушка? Или все таки смерть?
Серегил знает что такого темпа мальчик точно не выдержит и начинает двигать рукой быстрее, вдоль всего члена плотно зажимая кольцом пальцем горящую возбуждением плоть. Касаясь влажными губами его ушка и пульсирующей жилки на шее, при каждом таком воображаемом толчке. Как это мило, наверное? Еще более лениво мастер думает что хочет, что бы Ромео пах его запахом. Но сегодня у него уже сил на секс не хватит. Потом, у них еще будет достаточно времени, что бы от тела Ромео четко шел тонкой струйкой властный запах мастера - Серегила де Ивори-Фарансье.
Рука убыстряет темп, на мгновение касаясь яичек мальчика  что бы «поиграть» ими волнительно поглаживая, снова возвращается к пульсирующему члену плотно зажимая головку, ощущая какие пальцы липкие и уже тоже такие горячие. Большой палец отодвигает крайнюю плоть обнажая как можно больше чувствительную головку. Чернеющий взгляд скользит вниз, что бы внимательно рассмотреть что же он сам творит своим телом. Как это все забавно.
Пара движений, прежде чем Серегил поднимает взгляд на самого Ромео, ожидая пока тот кончит ему в руку. В голове слышится вечный звук пищащего аппарата. Остановка сердца. Время смерти двадцать часов тринадцать минут и две секунды. Реанимации труп не подлежит. «Вы можете попрощаться с умершим».

Отредактировано Серегил (2010-02-01 13:25:13)

Воскреси, воскреси, подними и убей
Вознеси, вознеси в опъянелой крови
- я хочу
Воскреси, воскреси, подними и убей
Разорви, разорви выход крыльям моим
- я кричу
(с)

Та странная пустота, что все больше захватывала во власть свою окружающее пространство вокруг, превращая его в какую то вязкую жидкость, напоминающую лишь из далека воздух, казалась опасным медленным ядом. Он будет обязательно разлагать тебя изнутри при каждом твоем вдохе. Медленно вольется в твою кровь, вонзится острыми иглами в твои нервы, парализуя тело разума на долгие минуты, и ты будешь в таком бессмысленном вакууме души, что даже наверняка готов кричать. Только вот кричать не кому. Внутри тихо и темно. Есть только эта бесконечная жаркая пустыня и остатки мыслей, летающих редким перекати-полем по песчаным сугробам. Ты живой мертвец, а за спиной твоей чужие крылья. Лишь иногда в твоем теле послышится тревожное пение маленьких райских птичек корольков. Ты идешь искать свое будущее, свой стержень, за который ты, все-таки, сможешь удержаться. Сколько времени нужно что бы пересечь эту пустыню – не известно.
Совершенно какой-то чужой и глухой стук мертвого сердца в груди, и еще этот удушающий запах аммиака. Так еще пахнет кровь. Серегил как-то странно хмурится тяжело вздыхая и откидывает голову на спинку кресла, закрывая черные как ночь глаза. Сидящий на руках Ромео, его дрожь и то безумное море чувств, что испытывает сейчас ребенок, они в секунду изнемождают мастера, превращая практически в одну однородную массу напоминающую живого человека. Ему не хочется двигаться, ему не хочется говорить,  ему не хочется даже дышать. Но странное, клокочущее ощущение внутри глотки, скребя острыми коготками по внутренним стенкам горла, вырывается какими-то бессвязными шиитскими молитвами, а потом тихим и хриплым смехом. Тело Серегила чуть дергается от этого, но совсем не долго. Сейчас особенно сильно чувствуется его рваное сердцебиение сквозь обнаженную кожу грудной клетки. Вязкая, липкая и горячая сперма на смуглых пальцах напоминает испорченную сгущенку, и мужчина едва подняв голову некоторое время рассматривает ее, лениво размышляя что ему придется принять еще один душ.
-Я не знаю, Ромео. – Серегил наконец отвечает на многие вопросы Ромео, только вот голос получается хриплым, усталым и едва заметным. Мужчине плохо. Внутри, так плохо, что он еще даже не осознал своей внутренней смерти. Серегилу не известно что через десять часов, двадцать три минуты  и пять секунд он совершит свое первое убийство. Через двенадцать часов его сознание будет постепенно разрушаться полностью проходя под диагнозом Паническая Атака. Ему неизвестно что к вечеру он порежет себе руку так, что не сможет долгое время остановить кровь, и его будут посещать странные галлюцинации. А через пару дней он совершит снова еще одно убийство. Через месяц Серегила де Ивори-Фарансье будут подозревать в некоторых серийных убийствах, но благодаря его знакомствам, деньгам и друзьям у полиции не будет улик, если бы не одно но…..Серегил не знает что не проживет ТАК долго. Но не сейчас, мой бедный сумасшедший мастер, ты этого не будешь знать. Не будешь знать, что Черная Дама подписала контракт с твоим демоном, и тебя продали. Продали как вещь, и за все твои безумия тебе придется поплатиться своей жизнью. Серегил, ты так же не будешь знать, что в этом замке случайным гостем приглашен единственный человек, которого ты наверное любил в своей жизни, ты не будешь так же знать это, как и он сам. Ваши дороги не пересекутся, не смотря на то, что вы почти будете сталкиваться в коридорах. Нет в этом мире больше вещи или силы, способной спасти тебя. Ты мертвец – Серегил де Ивори-Фарансье. Твое имя и фамилия, настоящие, записаны в книгу мертвых. Тебя ждут на склоне Хамунаптры*. Жрецы Имхотепа* выпотрошат твое тело, вкладывая осторожно органы тела в специальные чаши, а твою душу, или то, что от нее осталось, заберет сам Анубис* на колеснице. Твой живот проткнут острым лезвием ножа, и ты умрешь.
-Ромео, завтра перенеси часть своих вещей в мою комнату. Частично будешь жить у меня, когда я не буду занят. – Серегил наконец отзывается снова, ощущая всем телом как начинает у него раскалываться голова. Он нехотя поднимается с кресла, совершенно не ощущая гулящего по комнате сквозняка. А тот только будто рад этому. Ветер шаловливо тот час кидается на спину мастера, бесстыдно вылизывая языком обнаженную кожу, пуская по ней дорожку мурашек уходящих к ягодицам, а потом пускается в диком плясе игриво задевая пологи занавесок. Мастер трет лицо чистой рукой и снова поднимается по ступенькам на второй этаж комнат, заходит в ванную, включает душ. Все словно в дежавю, только вот это всего лишь цикличность времени. Снова горячая вода, потом холодная, его уже не заботит, что Ромео будет ходить за ним, он просто к нему привык. Заранее, так быстро и легко. Наверное мальчику повезло.
Потом Серегил завязывает полотенце на мокрых бедрах и идет по коридору к темной спальне.
-Ромео, иди мойся, мы будем спать. – Почти по домашнему. Серегил никогда не любил спать с кем-то в кровати, но именно сейчас ему настолько все равно и пусто, что это уже потеряло значение. Мужчина отодвигает теплые одеяла постели, и ложиться почти сразу, закрывая глаза. Он еще чувствует уставшим и сонным сознанием, как мальчик робко пробирается через него, что бы лечь рядом. Как он залезает под одеяло, как шоколадные ручки неуверенно обнимают за талию. Ему снова отчего то хочется смеяться, но сил на улыбку нет. Серегил тяжело вздыхает и резко повернувшись, сгребает ребенка в охапку, плотно зажимая кольцом смуглых рук. Минуты или две, и он в отключке. На воспаленный разум почти сразу нападают какие-то тревожные и жуткие сны, заставляющие его хмурится во сне и кусать губы, но это уже будет все потом. Неужели боги так сильно хотят его предать смерти? Какой грех он успел совершить сейчас, до того как успел действительно отнять чью-то жизнь. Почему именно ты, Серегил де Ивори-Фарансье? Почему именно ты?

--------------
Хамунаптра - Проклятая долина мертвых, где обычно хоронят тех, кто совершил страшные грехи.
Имхотеп - Имхоте́п (jY-m-ḥtp «Пришедший в мире»; в греческой форме Имутес) — выдающийся древнеегипетский зодчий, визирь и верховный сановник второго фараона III династии Древнего царства Джосера (2630—2611 до н.э.) и верховный жрец Ра в Гелиополе, позже обожествлённый и почитавшийся в качестве бога врачевания. Так же считался одним из жрецов Анубиса, учавствовал в обрядах погребения.
Анубис - Ану́бис (греч.), Инпу (др. егип.) — божество Древнего Египта с головой собаки и телом человека, проводник умерших в загробный мир.

Отредактировано Серегил (2010-02-10 13:50:52)

Движения в такт и словно очень быстрый бег. Или танец. Это похоже на заученные движения какого-то спортивного танца и твое сердце ровно отбивает чечетку в такт каждому шагу. Достаточно лишь на немного выйти за рамки воображения, когда понимаешь что  ты просто на самом деле спишь. Раз, еще раз, движение. Ты в полной хаотике разрушающегося сознания, танцуешь под ритм умирающего сердца. Какие-то механические коды проплывающие в мыслях, и ты не в силах раскрыть их смысл. Шаг куда-то вперед. Мерцающий стремительно свет. А потом ты вдруг осознаешь что находишься посреди какой-то техасской пустыни, перед тобой дорога из асфальта и палит адское солнце. А ведь ты совсем босиком и тебе надо идти вперед. Что ты выберешь? Пойдешь по пустыне и раскаленному почти до кросна песку или плавящемуся не менее жаркому асфальту? Все равно цель одна – идти. Не важно, назад или вперед, везде будет одинаково больно жечь, просто потому что это не твое пространство. Ты чужой здесь. И все еще никак не можешь покинуть эту проклятую планету и этот не менее скудный мирок. Тебя не привлекают соблазны этого мира, ты не можешь дышать нормально здешним воздухом, и в голове что-то настойчиво зовет танцевать…Это похоже на сумасшествие? Или что это? Спасите Серегила, пока у него не лопнул мозг от столь сильных нагрузок картинок, которые ему постоянно посылал воспаленный разум. Он уже весь красный и пропитан запахом крови. А может это, все таки, аммиак? Иначе что так стремительно, но очень медленно, может убивать, поражая каждую клетку организма?  И ведь даже нет противоядия. Серегил обречен, но, быть может, есть здесь, в его голове, кто-нибудь, кто протянет руку смертному?
И спасение приходит, всего лишь на несколько часов уже под самое утро. Искаженное сознание, видение, призраков из снов, да кто угодно, он просто касается холодной рукой  смуглого лица и заставляет упасть в снег, что бы мастер потом содрогнулся от холода. Но это не надолго, пока сам Серегил не понимает что у него просто лихорадка, что это просто…остатки его «болезни». Живой мертвец с ржавеющими глазами, сжимается ложась на бок, и пропадает почти сразу под слоем снега. Тут такие сильные метели, но он не умрет, ему не дадут. Всего лишь пара часов мнимого покоя и он вернется в свой жаркий ад, пока не выйдет на нужную дорогу к своему миру.
Серегил просыпается уже под утро, дергаясь  и тяжело вдыхая воздух. Его взгляд падает на лежащего рядом мальчика, который так сжимается почти вдавливаясь в его тело, сопя шоколадным носиком прямо ему в ключицы. От Ромео идет тепло, живое и привычное. На мгновение ребенок напоминает мастеру котенка и хочется обязательно его погладить по мягким волосам и почесать за ушком. Только вот хвоста не видно.
Едва встряхнув головой, чувствуя все такую же сильную усталость, будто и не спал вовсе, Серегил фыркает и стареется встать с кровати очень осторожно, что бы не разбудить Ромео. Сколько им тут дают спать? Чем их кормят на самом деле? Что им дают за одежду? 
Серегил вздыхает и садится на кресло рядом накидывая на плечи махровый белый халат. Ему хочется развеяться, подышать свежим воздухом. Слепящее солнце неуверенно пробивается сквозь стекла в спальне и наверное сейчас разбудит ребенка. Но Серегил всего лишь смотрит на Ромео и думает о том, что плохо помнит его вчерашние вопросы. Не важно, все это не важно. Ему необходимо образование, нормальная одежда, обучение, и развлечения. Какие в Вертепе были развлечения у рабов? Да никаких, наверное.
Мастер закрывает глаза руками и трет их, с трудом поднимаясь с кресла. Ноги тяжелые и ватные, да и сама голова, будто наполненное доверху водой ведро, при каждом шаге колыхается и вот-вот выплеснет приличную долю брызгов на ноги. Противное ощущение.
Серегил наконец отправляется в ванную, что бы снова принять бодрящий холодный душ и несколько минут стоять и медитировать у зеркала. Он не успевает даже заметить, отчего внутри так все пусто и безразлично, почему его не раздражает так сильно, даже та ответственность за Ромео, игрушку, которая, по сути, ему не нужна. Бедный-бедный мастер Серегил де Ивори-Фарансье. Он не знает что умер этой ночью. Он поймет это еще не скоро, будет искать выход из каких-то жутких снов, дышать чужим воздухом и слышать биение чужого сердца. А еще этот странный незнакомец, что он вообще видел той ночью? Почему такой пронзающий до костей холод, от той ледяной пустыни, не пугал на самом деле? Почему? У Серегила нет ответов  на все эти вопросы. Он снова хмуриться глядя в свое блеклое отражение в зеркале и вздыхая выходит. Ему нужно одеться и позавтракать. Потом он отправится на прогулку в парк, что бы сделать  первый шаг в своей пустыне.
Мужчина через телефон заказывает у прислуги завтрак на двоих, одевает бежевый свитер и черные брюки, ослепительно белый шарф и кожаную куртку, выпивает очень быстро чашку кофе и оставляет свои комнаты. Весь завтрак он оставляет своему маленькому сонному Ромео. Рядом с подносом, наполненным едой и горячим чаем,  остается записка с красивым ровным французским.
«Ромео, собери все же, все что у тебя есть и принеси в мои комнаты. Завтра мы поедем в город на день. Купим тебе другие вещи и прогуляемся. Я хочу поговорить с тобой о дальнейшем нашем порядке.
Серегил»
Шииту было сложно подобрать правильные слова, потому что этот разговор все еще отдавался неприятной волной, вызывая у мужчину мгновенную усталость. Хотелось поскорее разрушить эти ненужные цепи, что бы этот ребенок наконец стал обычным, как все простые. Что бы у него было что-то свое. Серегил очень хорошо знал как может вытравить из человека такая жизнь в Вертепе, включая тягу к самой жизни. Секс, секс, всюду секс. А есть ли где-нибудь там, у них всех, душа? На этот вопрос мастер уже не мог ответить. Не хотел.
Осенний лес встретил его как-то странно, словно чуял что будет происходить в его чащах. Но Серегил брел далеко, не особо замечая что начинает теряться. Все это будет потом, когда Ромео Брук проснется.

--------------Прилегающие к замку территории » Лесопарк

Отредактировано Серегил (2010-02-15 13:53:07)

Телефонный звонок.
звонок в комнату Оливера Йоширо

Отыгранно с участием игрока Оливера Кен Йоширо:

Серегил
Пальцы скользнули по кнопкам, практически по памяти набирая не длинный номер телефона врача. Гудки, напоминающие Серегилу какой-то замысловатый шифр инопланетного кода. Или это так сильно пульсировала в голове боль? Пока трубка пищала, то ли прося помощи, то ли что бы его не трогали, мужчина медленно опустился на кресло у столика рядом, цепляясь взглядом за потухший камин. Скачущий внезапно так весело непрошенный сквозняк едва ли вызвал вспышку гнева во взгляде мастера. Гостей сейчас он не ждал. Разве что единственную женщину, чей наряд всегда будет наполнен черными красками. Песочник неожиданно сильно сжал пластик трубки, практически заставляя его трещать под давлением. Через минуту трубку подняли. Не дожидаясь ответа доктора, шиит заговорил:
-Оливер. У меня умирает человек в комнате. Практически то же могу сказать о своем состоянии. Мне нужна ваша немедленная помощь.

Оливер Кен Йоширо:
Хриплый голос звучащий в из коробки черного пластика заполненного пригоршней жестяных плат показался божественным знамением, посланным свыше. Удерживая в руках провод сглатывая слюну  вперемешку с кровью орошающую пересохшее от волнения глотку доктор сухо произнес удерживая взгляд холодных серых глаз скрытых стеклянными шорами :
- Ивори, это вы? Конечно, я сейчас буду. Через пять минут, - на разбитых губах появилась подобие усмешки. - Если я задержусь, зайдите за мной.

Серегил
Серегил нахмурился, стараясь уловить каждое слово сказанное доктором, что бы не расплескать их в омуте своего опухающего сознания. Ему становилось явно все хуже, но доктор об этом не знал. Как и сам мастер, не был уверен, сможет ли дойти к комнате Оливера.
-Да, это я. Хорошо. Я понял. Через десять  минут я…- Серегил внезапно прерывается, срываясь на кашель. Шиит  закрывает рукой рот и сгибается от внезапно спазма боли и рвотных позывов пополам, чувствует боль и мучительную агонии, но все же находит в себе силы тяжело выдавить остаток фразы.
-…зайду за вами, если вас не будет…- Он резко бросает трубку едва отжав конец разговора и старается урезонить свой кашель. Мастер медленно и тяжело дышит, смотря  широко раскрытыми глазами в резную плитку пола. Через минуту, будто очнувшись на мгновение он начинает медленно считать. Один... Два… Три..

Окончание телефонного звонка.

Отредактировано Серегил (2010-08-31 00:42:38)

Импульсивные удары, накатывающие странными волнами. Бам-бам-бам. Отдается триударье где-то в груди, и кажется что в тебе не одно сердце, а целых три. Чьи они? И почему они все для тебя чужие? Ты не слышишь своего. А твое ли оно вообще? Пустая, глухая  и ужасающая вечная тишина, и…ты в друг совсем не дышишь, просто лежишь на дне вечного колодца и смотришь вверх, где вроде бы как проявляется точка света, но…Это обман. Там глубокая ночь, и даже нет совсем звезд. Пустое черное и мертвое небо. Двести лет в этом мире оно мертво и ни одной звезды не сорвалось с его полотна, и ни одна живая душа не смотрела в него. Здесь пустошь. Сплошные черные поля разъевшейся трещинами земли и только глухой воющий ветер тоскливо перекатывает остатки черной пыли. Неслышные зыбучие шаги вечности доносятся в твою темницу, и ты начинаешь тонуть в море страха. Так тебе страшно оттого, что к тебе направляется вечная старуха. Она хуже даже Черной Дамы, просто потому что она безжалостна. Ей плевать на твои стоны и мольбы. Она подойдет к твоему колодцу и заглянет своими черными бездонными глазами в твои, и тебя поглотит пустота. Капля за каплей, густая и черная клейкая жижа отчаяния будет затекать в твои глазницы, просасываясь сквозь тонкую пленку кожи. Ты чувствуешь, как твои мышцы сковывают невидимые цепи, наполняются свинцом вечной усталости и ты превращается в живую статую. Вечность, она губительна для живого существа. Что это? Неужели это и есть чувство отчаяния  и настоящего одиночества? Или это просто ее выедающие слезы. Эта старуха опасна, смертельна  и в тоже время вечна. Она единственная кто может подарить тебе сейчас жизнь. ЕЕ сила за пределами мира Белой и Черной дамы, она вершит, она хаос, она твоя вечность.
И только четкая мысль чужого имени мешает опрокинуться в этот безумный поток мыслей и образов. Обнаженный человек сидит на полу равномерно раскачиваясь из стороны в сторону и что-то тихо нашептывает. Его глазницы пусты во взгляде и глухое серо-коричневое стекло едва придает им краску. Он понимает, что произошло?  И он ли это?

-Ты…в чем дело? Почему ты уходишь?
-Я здесь не причем, Кей! Тело танцора оказалось…слишком человечным. У него остановилось сердце.
-Идиот! Твоя самоотдача не равна его самоотдаче! Он человек! Он смертен!
-Не кричи на меня. Твой тоже умирает!
-Ему оставалось гораздо больше чем твоему…в любом случае, они все равно поубивали бы друг друга.
-…..-Воин молчит, хмуро рассматривая общие результаты. – Придумай, что теперь с этим сделать.
-Уже ничего. Я могу разве что искать твое тело, а могу…оставить его в покое. Подарить два года жизни за все мучения, почему бы нет?
-Я слышу жалость в твоем голосе. Надо же…Что сделал с тобой этот шиит, Кей?
-Ничего, Нали. Ты просто не знаешь, ЧТО я делал с ним. А теперь уходи. Я вернусь позже. Разрыв с этим телом будет мучителен.
-Хорошо, Кей. Я буду  ждать тебя там, как и ждал вечность.
-Я приду, как и приходил к тебе вечность. – Дракон едва улыбается, довольно щуря разноцветие глаз. Он делает шаг назад и просто растворяется, оставляя демона наедине со смертным. Это уже не его заботы, всего лишь смертные, всего лишь бренность.

Первый удар с безумной болью ощущается где-то в голове, и это «будит» Серегила. Он сжимается на полу разбрасывая руки в разные стороны, пытаясь будто бы ухватиться пальцами за невидимые веревки, но ничего не получается. Он сам не замечает, как задевает рукой маленький столик с бутылкой недопитого коньяка, оставленного после карнавала. Пепельница звонким металлическим писком разносится по мраморному полу, оставляя после себя серые дорожки пепла со стойким мертвенным запахом табака. Мастер не замечает ничего этого, он продолжает спазмами сжиматься на полу, издавая едва заметные стоны. Мучается от боли, звонами разносящейся в голове и хрипит, сжимая зубы до скрежета. За что? За…что? Терпи. Скоро все прекратится. Чужой голос, раздающийся в голове колоколами, он не успокаивает, а только еще больше вводит в состояние ужаса и страха. Серегила знобит и он едва поднимает голову, пытаясь понять, что же происходит. Липкий взгляд упирается в лежащего на кровати Неро, и ему вдруг кажется, что это единственное существо, которое спасет его от этой боли. Серегил едва находит в себе силы что бы подползти к кровати и забраться на нее, дрожащими пальцами неуверенно перебирая белую ткань постели, что бы открыть больше горячего тела аргентинца. Мастер еще не понимает что Неро уже умер и никто и ничто ему не поможет. Он кладет горячие руки на его грудь нервно поглаживая остывающую кожу и тянется к губам. Они сухие и такие знакомые, как всегда когда он целует огненного танцора, такие, какими должны быть. Неро, Неро…ответь мне? Минута, ему хватает лишь ее, что бы понять что Неро мертв. Сердце аргентинца не бьется, а глаза не открываются на встречу. Он не будет отвечать на поцелуй, потому что не может. Его здесь больше нет. Тоска? Нет. Страх? Нет. Серегил замирает разглядывая лицо любовника и думает о том, что уже давно лежит на дне того вечного колодца, ожидая старуху. Он видел все. И он сможет выдержать ее слезы, потому что ее плачь ничто, по сравнению с той пустотой, которую он испытывает сейчас.
Смуглые пальцы медленно скользят по скуле мертвеца, вырисовывая тонкие узоры ласк. Серегилу хочется тот час слизнуть его кожу, проглотить его глаза, раскалывая клыками на части, и подавиться мякотью сердца. Соединиться на вечность с Неро, что бы хотя бы так стать одним целым с ним.  Ничего, ничего, я буду с тобой всегда. С этого часа, я буду гонятся за твоим призраком. Я тебя не отпущу. Привяжу к своим пальцам, и ты будешь моей тенью. Легкая таблетка гнева, прежде чем Серегил осознает что возбужден и он хочет Неро даже сейчас, хочет ворваться в его тело, смотреть в его вечные стеклянные глаза и ощущать узкость его нутра. Он хочет.
Мастер медленно склоняется над лицом аргентинца, сминает его губы в поцелуе, скользя дрожащими руками по мертвому телу и…сам не понимает как его накрывает круговорот. Так некстати обновившаяся атака чужака. Снова удар по голове, заставляющий Серегила потерять зрение. Его внезапно тошнит и теперь тело сжимается в спазме. Сознание постепенно превращается в хрупкую вату воспоминаний, и шиит уже не знает что его трясет в сильном припадке, и с губ стекает пенообразная слюна. Он задыхается в своей злости, в своем безумии, в своей боли и вечной бесконечности одиночества. Если он выживет, он будет всегда и никогда. Но теперь ему уже никто не поможет, он остался один. Демон покинул тело Серегила оставляя в его голове  развороченную жгущую болью и огнем дырку, истекающую гнилью и слизкими потоками мертвой крови. Всего два года, что бы найти лекарство для безболезненной смерти.
Серегил напрочь забывает про доктора, которого успел вызвать десять минут назад, про его просьбу, про все… Даже как его зовут. Все что он помнит, это четыре буквы, смешавшиеся при постоянных ударах боли в непонятное словосочетание. «Н.Е.Р.О.» Или как-то так. Он уже не понимает, не видит, не существует.
Резкий толчок, где-то на грани мутной пустыни отчуждения заставляет мастера вынырнуть из своего колодца, вернуться в этот мир, чтобы с удивлением раскрыть глаза. Чужой, инородный голос, раздавшийся над самой головой, он вытаскивает из глубин черных песков. Что-то твердое застрявшее во рту, оно мешает дышать. Тяжесть живого существа прямо на своем теле, на его бедрах.
Мужчина резко закашливается, ощущая редкие остатки воздуха, наполнившие вдруг его легкие, и сворачивается клубком, с отвращением ощущая человеческое тепло, расползающееся по всему телу.
Несколько минут рой черных мух мыслей, вьющийся в голове успокаивается, оседает по кромкам язвы, разрастающейся уродливым пятном внутри головы Серегила, и наконец утихает. Он начинает вспоминать, кто на нем лежит, что за комната вокруг и…что случилось недавно. Ему противно и зыбко, и совсем нет сил чтобы даже подняться с пола.
-Оли…вер… - собственный тихий и почти вымерший голос похож на старую протершуюся наждачку. Внезапная жажда юрким пауком забравшаяся в горло вызывает спазм кашля и Серегил снова сжимается жмуря глаза от яркого света. Вроде бы было темно….
-Акх…Черт… - Он перебирает рукой по полу, пытаясь помочь себе сесть, но от любого движения еще только больше мутит. Вдруг странная, инородная мысль посещает мастера, и емупочему-то кажется что срочно необходимо закрыть двери комнат, что бы не выпустить доктора. Зачем? Почему? Не важно. Он еще не знает, что это чужой голос язвы в его голове, просящий крови, потому что собственной не хватает. Какая прелесть. Его осушили досуха, превращая в пустынного демона.
Серегил вдруг замирает лежа спокойно и смотрит прямо в глаза японца, сидящего на нем, пытаясь увидеть в них какие-то мысли, быть может, доктор поймет что его ждет? Или…Серегил сам еще не понимает?

Отредактировано Серегил (2010-09-12 22:51:43)

Только искры одни.
Переполнили бездну неба...
Пламенеющийся ад -
Нет для грешных другой дороги.
Как это вымолвить страшно...
(с)

Натянутая струна комка нерв и бесконечное жгучее ожидание, поселившиеся в напряженном теле живого существа. Нет ничего прекрасней возбуждения перед охотой, когда ты просто отключаешь все посторонние чувства, и ведомый жаждой, медленно пригибаешься к земле, готовый сорваться в прыжок. Тогда в этот момент прекрасен даже сбивчивый ритм собственного сердца, отбивающий огненную джигу. Тебя едва дергает, и пальцы сами сгибаются буквально предчувствия, как когти войдут в мягкую плоть, разрывая ее на части. Как по твоей коже будет течь горячая скользкая кровь, и пульсирующая плоть, в которой будет вязнуть сталь твоих тисков, будет болезненно сжиматься, изредка издавая мучительные стоны боли. Хочется ритма, сильных ударов, ощутить страх, ощутить нервный импульс страха и движение. Резкое, неминуемое, опасное действие на грани. Когда собственный взгляд ходит по краю лезвия, туманно очерчивая себе дальнейший путь и разум отступает, сделав шаг назад, погружаясь в ложе пепельных мыслей, со вкусом крови и запахом гари.
Застынь на мгновение, проследи действия жертвы, приготовься и…напади. Сожри, поглоти, разорви на части, вырви, слышь хрипы, наблюдай за предсмертными судорогами. Будь зверем. Наслаждайся. Впервые владей и в последний раз понимай. На этом закончится твой первый шаг к свободе. Ты всего лишь сменишь одни кандалы на другие, только с более длинной цепью.
Внезапно твой собственный внутренний мир принимает образ песочного демона, огненного миража, в чьих легких один песок и в глазах сухой, жалящий огонь. Он стоит, прислонившись обнаженным плечом к стенкам твоей угольно-бардовой цитадели. Он лучезарно улыбается, щелкая когтистыми пальцами, словно дает правильный ритм твоему сердцу. На его губах густая кровь, с запахом серы и аммиака. Похоже, что это твоя собственная, иначе бы ты так не мучался от жажды. Чужак выжигает тебя самого изнутри, но вот тебе становится еще хуже, когда ты всматриваешься в его лицо. Оно такое же. Идеальный слепок, двойник, или…это все-таки ты сам?
Ночной спутник, ходящий за тобой по жизни, наконец-то он добрался до тебя, пробрался через зыбучие пески, преодолел пустошь веков твоей бездны и добравшись до цитадели Белой Кости превратил ее в багровеющий замок страха. Это плата за жизнь, прожитую в одно сердце с чужаком? Твой защитник оказался черной тенью ночи, шакалом, бегущим за черным котом судьбы. АТ-Тарик*, священное существо, несущее на своих плечах всю память твоих поступков. Неужели это будешь ты сам?
Мастер хмурится, все так же бесстрастно наблюдая за движениями доктора, пытается вникнуть в смысл его слов. Бросает пустой взгляд туда, где лежит его мертвый Неро и лишь вздыхает, срываясь. Срываясь в глубокую яму своего бездонного я. И сейчас впору вспомнить «защитника» пророченного Аллахом  в священной книге Коран. Но если он страшнее твоего я, спасет ли он своего падшего хозяина?
Погружаясь в собственные мысли, мастер щурит постепенно пропадающий взгляд и дергается в попытке встать. Он хочет убить доктора. Тот не может быть его «защитником». Не может быть человеком, записывающим его судьбу, не может быть тем, кто его спас. Не должен быть.
Серегил хочет еще что-то сказать, сделать, попытаться отрицать, но в место этого, не контролируемый в припадке накатывающей постепенно злости и гнева, он кидается в броске на отвернувшегося врача. Стеклянный графин со звоном падает на паркет, разбиваясь и разлетаясь прозрачными осколками в дребезги. Мастер, тяжело дыша, хватается за пряди волос японца со всей силой, которая осталась в его ослабленном теле. Старается вжать его лицом в пол. Посиневшие пальцы натыкаются на мокрый осколок лежащий совсем неподалеку. Не стоило Оливеру говорить с ним. Не стоило превращать себя в «Ат-Тарик». Чужак, иностранец, иноверец, он не мог быть им. Не должен был, но стал.
-Я убью тебя…- Серегил шепчет в ухо японцу, сжимая осколок стекла так, что тот с легкостью режет смуглую кожу, разбавляя стекающие капли воды алыми цветами крови. Она густая и темная, будто заледенела в жилах только об одном упоминании  смерти. Силы шиита на грани. Безумная усталость, желание уйти, обрести покой - все это рвется наружу, выливаясь в жгучие отчаяние и бескрайний гнев.
-Зачем ты меня спас? – Едва ли разбираемые слова, вечная и безграничная усталость плещется внутри мастера, выливается с краев, редкими каплями орошая все вокруг него. Встрепенувшийся огненный мертвец в нутрии ликует, заливисто смеется закинув голову, подложив руки под нее прислоняется к стене, с интересом ожидая, что же будет дальше. Как быстро оборвется жизнь доктора Вертепа – Оливера Кена Йоширо?
Резкий глухой удар в голову внезапно заставляет Серегила зажмурить глаза и зашипеть. Тиски рук разжимаются освобождая свою жертву. Мастер с такой силой сжимает стекло в руке, что вот-вот опасно прорежет себе сухожилия, но это колючая боль ничто, по сравнению с тупыми ударами в голове ему кажется ничтожной и едва ли заметной. Когда же…ты уйдешь? - Сейчас. Чужой голос раздается в голове в последний раз и оставляет человека навсегда. Теперь у Серегила не будет призраков в жизни, будет только мертвый любовник, за чьей тенью он будет гоняться все оставшееся время. Вырванный вдох – рваный вдох. Глаза шиита широко раскрыты и смотрят в одну точку, где только он видит надвигающуюся песчаную бурю. Жажда будет вечной. На несколько минут мастер теряет сознание, что бы призрачным хищником, провалившись в собственный кошмар, стать бесплодным песочником пустоши. Смуглые окровавленные пальцы сжимают белую ткань халата доктора, оставляя кровавые разводы по кайме рукавов. Взгляд шиита черный, зрачки расширены на столько сильно, что едва ли виден легкий карий цвет радужки. Он ничего не говорит, лишь вжимает острый край стекла разбитого графина в шею врача, делая первый порез. Почему тот не шевелится, почему не остановит его?
Серегила лихорадит. Он даже не видит что делает.
- وأنا لن أتركك تذهب * – Чужой голос безумного «я» шиита срывается с едва ли побледневших губ. Он знает лишь арабский язык. Его рука заносит над Оливером окровавленный осколок, будто действительно намереваясь вонзиться ему в глаз или горло, но так и замирает. Он не может убить своего «Ат-Тари». Не сможет, потому что что-то держит его, удерживает от одного единственного удара, который мог бы стать последним.

-Пусти… - Почти умоляюще раздается в проеденной язвами голове Серегила.
-Нет, не трогай. – Это говорит сам Серегил. Он сидит в белых одеждах на одном из песочных драконов и почти бесстрастно наблюдает за обезумевшим  шакалом.
-Дааай.. - Эхом раздается вокруг него и даже ветер поднимает песочную пыль, заставляя жмуриться мужчину.
-Нет. – Серегил решителен. Он встает с песка, отряхивая одежды и накинув на лицо арафатку, разворачивается, медленно перебирая босыми ногами по песку. 

Багровое стекло со звоном падает на пол. Через несколько секунд шиит медленно опускается рядом с доктором, практически наваливаясь на него, и закрыв глаза, прислоняется щекой к чужой груди. Оглушительное эхо в голове спазмами смазывается резкой болью, и стук сердца врача кажется только спасительным маяком.
-Вылечите меня, Оливер. Или я вас убью. – Серегил говорит хрипло и надрывно. Кажется, что каждое слово дается ему через силу, и угасающие искры в глазах едва ли дают сфокусировать взгляд. Порезанная рука почти не чувствуется, но он найдет в себе силы исполнить обещание. Безумный песчаник ему поможет в этом. Даже если это будет последним, что он сделает, ему все равно нечего терять. Больше нечего.

------------------------------------------------------------------------------------
Сура Ат-Тарик *— восемьдесят шестая сура Корана.
Эта сура ниспослана в Мекке. Она состоит из 17 айатов. Она начинается с клятвы, подтверждающей доказательства могущества Аллаха и подчеркивающей, что к каждому человеку приставлен страж и наблюдатель, когда либо спасший жизнь. От человека требуется, чтобы он размышлял о том, как он сотворен, живя подля с хранителем.

وأنا لن أتركك تذهب * (араб. язык) - "Я тебя не отпущу"

Отредактировано Серегил (2010-09-17 21:00:40)