Порой так важно осознать, что ты ничего не стоишь в этой жизни. Окружающие люди, говорят тебе never mind, но ты больше не пытаешься уцепиться за их слова, чтобы вскарабкаться по ним, выстраивая фрагменты той правды, которая тебя лишь угнетает. В нас кипит боль, мы как океан – бездонный, сумасшедший, настолько вечный, что о его будущем никто не задумывается. Так было и будет всегда. Как проклятье, как родовой грех звучат слова, не обрамленные идеями, лишенные таинства чувств. Извлекаемые из плотно сжатых губ, они бесконечно множатся, заражая своей бестолковой лихорадкой, то живое, что еще может быть сакральным. Бесполезные миры так тесно граничат с человеческими судьбами, что их слабоструктурированное сознание блуждает между нашими душами, вызывая страх перед тем, чего невозможно бояться.
Все в этой жизни лишь порождение наших эмоций, сложный конструкт из знаний, риска и того, чего нам никогда не понять. Загадывая наперед, планируя, мы пытаемся жить, как умеем или же заглядываемся на жизни других, крадем чужие судьбы. Каждый вздох, как новое откровение, как белый лист, готовый копирайт. Гармония с собой, с чьим-то чужим эго, позволяет двигаться вперед, эволюционировать, конструировать и изменять окружающее пространство, наполнять его значимыми лишь для нас смыслами. Сколько стоит судьба неблагополучного чернокожего мальчика? Какие чувства обостряются, когда вы слышите его имя, видите, насколько легка его походка, как нежен взгляд, необычны черты лица? Какие мысли будоражат ваше сознание? Или их попросту нет?
Свет выключен.  Шоколадная щечка лежит на мягкой подушке, спиральки черных волос спадают на лицо спящего, чуть слышно размеренное дыхание. Ромео устроился на левом боку, согнув ноги, свесив раскрытую ладошку с кровати. Любимая поза для сна. Полные губы сомкнуты, брови нахмурены, чуть вздрагивают опущенные ресницы. Кажется, что ему снится что-то серьезное, требующее сосредоточенности. Подходит ли он во время сна на чернокожего ангелочка, решать только вам.
Ромео любит спать голым, выискивать на постели прохладное местечко, ощущать нежность ткани простыней, украдкой касаться горячего тела, спящего рядом человека, чувствовать мурашки от случайных прикосновений. В темноте чувства обостряются до предела, потому мальчик любит ночь. Даже здесь, в Вертепе, она не лишилась прежней сакральности. Но сейчас его стройные ноги спрятаны в просторные светло-серые штанины пижамы, резинка которых украшена персиковой ленточкой. Вовсе не тугая, но оставляет забавные отпечатки на нежной коже. За сколько минут они проходят? Кажется, требуется около получаса.
Ромео всегда спал спокойно: не дергался, не храпел, не нес всяческую ахинею и не лунатил. Признаться, мальчика немного раздражали люди, «не умеющие себя вести» во сне. Плотно заселенные комнаты приюта наложили свой отпечаток. Отвратительно проснуться среди ночи, а затем тщетно пытаться заснуть под чей-то громкий храп. Сон Ромео всегда был чуток, иначе, будучи в приюте, он мог проснуться, перемазанным зубной пастой или чем-нибудь еще по хлестче. Все равно подобное периодически бывало. Сразу после распада их черного клана кто-то из арабов поработал ночным парикмахером, после чего Брук лишился своих длинных африканских кудряшек. Много раз воспитатели порывались коротко обстричь его волосы, но каждый раз чернокожий мальчик героически отстаивал свое право на роскошную шевелюру.
Вот и сейчас, сквозь сон, Ромео услышал глухой звук шагов возле своей двери. Затаил дыхание. Насторожился. Двойной щелчок механизма замка и снова тишина.. Обычная проверка. мысленно отметил чернокожий мальчик, перевернувшись на другой бок. Но глаза широко раскрылись, когда в комнате послышались осторожные шаги. В полумраке, впрочем, отчетливо был виден чей-то силуэт. Какое-то время Ромео с интересом наблюдал за робкими перемещениями ночного гостья. Наличие свободной кровати в комнате, несомненно, предполагало, что совсем скоро кто-нибудь ее займет, а еще навевало дурные мысли относительно судьбы предыдущих жильцов. Любопытство взяло верх, и Брук потянул руку в сторону прикроватного светильника. Да будет свет!
Жмуря глаза, мальчик смотрел на нарушителя спокойствия. Какая досада! тут же подумал Ромео, обнаружив, что его сожитель очень симпатичный. Светлые волосы, сливочная кожа, нежные черты лица – он был полной его противоположностью, тем, кем Ромео никогда не сможет стать. Конечно, он знал кое-что о Майкле Джексоне, но превратиться в самый расцвет сил в треснувший манекен, ему бы никогда не захотелось. Хотя, к чему все эти размышления – он не перенесет ни одной серьезной хирургической операции, да и вообще едва ли доживет до тридцати.
- Ты меня разбудил, - произнес мальчик, потирая раздраженные светом глаза. – Меня зовут Ромео. У тебя есть в чем спать?
Он рассудил так: чем быстрее новый сосед получит спальные принадлежности, тем быстрее можно будет выключить свет, и снова заснуть. В конце концов, такая возможность выпадала не часто. Ночь не для сна!
Ромео поднялся с кровати, почесывая обнаженное плечико. Открыв шкаф, он достал для новичка то, в чем можно спать только в своей кровати, дабы напоминать телу, что после известных библейских событий Адам и Ева все-таки стали носить одежду.
- Вот, держи! – протянул спальный комплект блондину, а сам направился в ванную. Где, усевшись на стульчак унитаза, просто выждал парочку минут, нажал на слив, а затем, вымыв руки, вернулся назад в комнату.
- Выключишь свет, когда закончишь, хорошо? – попросил Ромео, укладываясь обратно в постель. Прикрыв глаза, он украдкой наблюдал за соседом. Ему хотелось увидеть, как тот переодевается и хотя бы немного разочароваться в его телесном совершенстве.

В каждом его движении, в его взгляде чувствовалась печаль, грусть, которая совсем еще недавно была жгучей болью, от которой хотелось кричать и лезть на стену. Не надо быть психологом или считать себя человеком, великолепно разбирающимся в тонкостях душевной организации других. Для этого просто надо пройти школу жизни, где главный урок – удар указкой по костяшкам хрупких детских пальцев. Лиам повторил про себя мальчик. Мяукающее имя. Имя для того, чтобы тебя кто-то звал с особой нежностью в голосе.
Прикрыв глазки, и чуть опустив подбородок, чтобы было удобнее подглядывать, Ромео тайно шпионил за своим новым соседом. Ну, естественно, ему было интересно. В его комнате будто бы появилась маленькая зверушка, которая играет со шнурками ботинок, лакает молочко из маленького блюдечка, а потом засыпает…на соседней кровати у окна. Она пустовала с первого дня появления Ромео в Вертепе, и с тех пор он ждал, когда с утра на него посмотрит чье-то сонное лицо. Будет ли Лиам его другом или они не смогут найти языка? Мальчик боялся появления более старшего по возрасту невольника, но также не хотел совсем малыша, а такие были в поместье, он сам видел. Ромео боялся, что взрослый сосед начнет его терроризировать, как это было в приюте, где его задирали все кому не попади, но и нянькой становиться не хотелось. Многим здесь было очень тяжело, но у Снежка не было нужных слов, способных приободрить или что-то в этом роде. Он был сам по себе, как кот, но которого тоже пугают чужие руки и темные подвалы.
Вот Лиам аккуратно, словно драгоценный подарок, раскладывает на кресле пижаму, будто бы приноравливается с какой стороны ее одеть. Верх или же сначала низ? гадает Ромео, открыв глаза. Сосед стоял к нему спиной, а значит, уличить в шпионаже точно не сможет. Верх… И действительно, парень немного старше его самого, снимает с себя отвратительный черный свитер, который напоминает самую настоящую обноску. Растянутый и бесформенный. Большой. А теперь низ… Да что с его одеждой?! Лиам натянул на себя пижамные штанишки прямо на нижнее белье, что еще раз говорило о его стеснительности. Это, наверное, хорошо улыбнувшись подумал Ромео. Значит воспитанный, проблем с ним не будет. Ручной.
Блондин развернулся и, Брук хитро прикрыл глазки, притворяясь, сладко спящим. Улыбка просилась явить себя миру, но чернокожий мальчик все же сдержался. Даже тогда, когда Лиам на короткое время «завис» у его кровати. Он чувствовал его любопытный взгляд. И все же все это было очень забавно. У Ромео в приюте было слишком мало друзей. С ним общались либо пришибленные, либо бесстрашные. Вот среди таких бедолаг и был Бертран, мальчик в толстенных очках, заикающийся альбинос. Его не трогали, потому что «боялись заразиться чем-то смертельно-заразным». Безобразные прыщи на совсем детском личике, довершали картину его абсолютнейшей непривлекательности. Этому ребенку досталось от природы по полной. Его называли «Чудовище» и обходили стороной. Так вот, у Ромео сложились с ним достаточно любопытные отношения. Бертран постоянно ходил за ним хвостиком, пересказывая содержания прочитанных книг. «Б», «т» и «в» - были буквами, на которые он заикался и потому, когда Берт что-то рассказывал, между словами могла повиснуть пауза порой в не одну минуты. По его теории, он должен исключить из своего словарного запаса все слова, состоящие из этих букв. Слова-заменители порой просто не находились, но он не прекращал ломать над ними голову. Когда учителя или кто-то из новеньких, вдруг спрашивали его имя, то бледная кожа его лица заливалась пунцовым румянцем. «Жизнь не справедлива! Почему в моем имени сразу две злополучных буквы?» часто повторял Бертран, расшатывая душку очков. Он был умным мальчиком, хорошо учился. Он даже не жаловался на свою внешность, на природу, которая создала его таким отвратительным для людских глаз. Их знакомство, по сути, и состоялось из-за игры в «гляделки». Ромео любил наблюдать за мальчиком, пытался понять, как он живет, о чем может думать. Игра продолжалась, пока Бертран не заговорил. Первым.
Лиам лежал на кровати, обнимая подушку. Сна не было, и Брук это прекрасно знал. Когда попадаешь в новую для себя обстановку, биологические часы непременно сбиваются, а мозг начинает работать в холостую. Так всегда. Белокурый повернулся в его сторону, и Ромео вновь поспешил закрыть глаза. Его сон давно улетел в дымовую трубу, так что незачем было лукавить. Зашевелившись, Снежок наконец-таки выдал себя, открыв глаза.
- Не спится? – спросил он, приподнимаясь на локтях. – Это с непривычки, да ты и сам знаешь. Если хочешь, то можешь принять душ, в ванной поплескаться. Это ведь теперь и твоя комната тоже, Лиам.

Уронив голову на подушку, чернокожий мальчик удобно устроился на спине, согнув правую ногу в колене. Маленькие темные пальчики на его ногах выглядывали из-под одеяла, как семейство любопытных мышек из своих уютных норок. Кожа Ромео имела весьма красивый кофейный оттенок. По крайней мере, не создавалось впечатление, что его долго держали в печке, а потом выпустили на белый свет. И все-таки для мулата, он был слишком темным. Вероятно, настоящая мать мальчика была далеко не светлокожей женщиной, возможно мулаткой, родом, скажем, из Сейшельских Островов. В конце концов, Ромео мог фантазировать все что угодно, потому что не знал о ней абсолютно ничего. Она бы никогда не назвала бы меня таким именем. Предложила бы заплести африканские косички,  но была бы категорически против какашковидных дред. А еще, она бы работала в парижском Диснейленде в билетной кассе. Мне бы ужасно надоели все эти многочисленные аттракционы, но я бы все равно ходил, чтобы покататься на самых любимых… Но она приняла неправильное решение в жизни и теперь мертва. Конечно же, от тяжелой мучительной болезни, ведь Бог наказывает грешников.
Церковь и религия. У Ромео не было четко определенного отношения к этому важнейшему институту социализации. Когда он был счастлив, то говорил: «Спасибо, Боженька!», когда лил крокодильи слезы из-за очередной жестокой выходки ребят из приюта, то проклинал: «Только Ты повинен во всех моих страданиях!». Когда же в его жизни ничего не происходило, и каждый день проходил под серыми флагами эмоциональной пустоты, то Брук вовсе забывал о существовании этого всевидящего старца. Иногда, перед сном, он даже расщедривался на молитву, которую читал крайне невыразительно, монотонно. Пропуская или же ошибаясь в словах, он мысленно извинялся перед Ним, но не перечитывал заново. Бог знает, что я хороший мальчик, но все же, порой, Ему необходимо об этом напоминать.
Мальчик. Из-за генетической болезни крови, Ромео в свои шестнадцать выглядела младше. Дело в том, что  при подобном виде анемии происходит «затормаживание» физического и сексуального развития на два-три года. Такие дети обычно ниже ростом своих сверстников, однако, со временем зрелость все-таки наступает. Женщины даже могут рожать детей, передавая им двадцати пяти процентную возможность унаследовать злополучный ген. Из-за хрупкости красных клеток крови наблюдается постоянная анемия, которая может привести к потери сознания, сделать больного физически менее выносливым. Но в случае Ромео этого не происходило. Мальчик никогда не падал в обморок, а на уроках физкультуры показывал хорошие средние результаты. В общем, ничем он не отличается от своих сверстников, разве что ростом и «притормаживающим» физическим развитием. Брук редко вообще вспоминает о своей болезни, а здесь, в Вертепе о ней вообще никто ничего не знает, что позволяет чувствовать себя абсолютно здоровым.
Потянувшись, Ромео перевернулся на бок, чувствуя комфорт и уют, который предоставляла ему эта удобная кровать и мягкая подушка. Его полные губы украшала красивая мальчишеская улыбка, а на одной из щечек появилась маленькая ямочка. Сладко зевнув, мальчик все же поднялся с кровати и уселся напротив Лиама.
- Маскарад! – кивнул Снежок, припоминая разговоры других невольников. Сегодня он еще не выходил из своей комнаты. Все смотрел через решетчатое окно, как сильные порывы ветра гонят по небу серые сентябрьские облака и избегая предоставленной свободы прогуливаться по поместью без надзирателей. Ему не сильно хотелось влипнуть в какую-нибудь историю, которую могли ему запросто организовать подвыпившие гости Вертепа. К тому же, Ромео знал, что если он кому-то вдруг понадобится, то за ним придут. Непременно.
- Тебе интересно? Хочешь посмотреть? – несколько удивлено спросил мальчик. – Не страшно?
По его мнению, новый сосед получил некую социальную травму, а потому сейчас должен всего опасаться. Это ведь нормальное состояние, когда ты, вон какой скромный? Возможно, Брук просто ошибался. Ему ведь здесь было весьма комфортно. Хотя судя по одежки мальчика так его вообще подобрали с улицы. Интересно, что он там делал? Просил милостыню для гнилозубых уличных барыг?
- Надо бы переодеться. В таком виде нельзя. И та твоя уж…старая одежда, - вовремя поправился Снежок. –… она не подходит. Ты, конечно, можешь взять мою, пока тебе не выдали собственные вещи, но у меня задница большая, так что все будет висеть. Ромео усмехнулся. При его худобе фирменная африканская попа смотрелась, по его мнению, нелепо, хотя многие находили ее сексуальной. В любом случае она была большая, но красивая. Да, пусть будет так!
Потянувшись к светильнику, чернокожий мальчик включил свет, и с пол минуты «изображал» представителей азиатской расы. Поставив босые ноги на пол, Ромео, прихватив с тумбочки тонкий ободок - резинку, подошел к зеркалу. Наклонившись вперед, он ловко продел через него пышную шевелюру, убрав волосы со лба. Затем, развязав персиковую ленточку на штанах, абсолютно не стесняясь, снял их и бросил на кровать.
- Не уверен, что ниже пояса тебе что-нибудь подойдет, - объявил Ромео, критически рассматривая свои вещи в шкафу. – Можешь вот это попробовать. Мальчик бросил в сторону блондина несколько вариантов одежки . - Если что, сам можешь поискать. Не стесняйся. Если, конечно, не брезгаешь. Брук сказал это на полном серьезе, потому что еще одним его прозвищем в приюте было «черномазая обезьяна». Расизм в наше время никуда не делся. Да и куда ему деваться? Его место здесь, с нами, в этом прекрасном мире!
Одевшись, Ромео ненадолго пропал в ванной комнате, где умылся, помазал личико, шею и плечи специальным кремом. Черная кожа требует особого ухода.
- Думаю, можно пойти в барную комнату. Выпьем кофе или чай. Ты что любишь?
Лиам очень красивый! с завистью подумал мальчик, когда тот предстал перед ним в новом стиле, без этого ужасного вытянутого свитера, отвратительных широких штанов. Наверное, Ромео никогда не перестанет стесняться своей внешности. Ему почти ничего не нравилось в себе и, прежде всего, ему хотелось, светлую кожу, чтобы на него поменьше обращали внимания. Интересно, я единственный черномазый невольник в поместье?
Несколько непривычно было самостоятельно открывать дверь с этой стороны. Обычно, она всегда закрыта, напоминая невольникам, что это их тюрьма.

Барная комната