Вечер
  по линиям вычерчен,
  выхвачен
  из контекста осени
  подтекстом,
  цитатами в настроение.
  Осторожнее в обращении
  с прошлым, деточка -
  особенно в темное время суток.
  Промежуток
  от "не могу уснуть"
  до "не хочу просыпаться"
  наполняется
  ручными ассоциациями -
  внебрачными галлюцинациями
  Дэвида Линча и Сальвадора Дали... (с)

Какая жалость, что все его общественные связи остались за каменными стенами, окружавшими «заповедник»…какое счастье, что они - там, а он – здесь. Обходит комнаты, бегло и натренированно оценивая стоимость деталей – дурная привычка. Голубая спальня, конечно же, принадлежит маниакально повернутому на лазурных оттенках мальчику. Энзо почти все равно, главное, что не кричащее барокко, неуютная готика или аскетичный модерн. Классика, значит, выспится. Одежда уже была в гардеробной, Айво шорохом угадывался неподалеку, а хотелось… пройтись. Потрогать руками, на ощупь, тактильно познакомиться с местом, где он собирается провести довольно длительное время. Вдохнуть, задержать в себе, пропустить сквозь. Новая обстановка совершенно не заботила Энзо, который привык в последнее время ночевать все больше в гостиницах, съемных виллах, заднем сидении машины и кресле самолета. Вечный rush осточертело запутался в венах, остановиться не получалось. Пока перед глазами до сих пор стояли– обморочный Лувр с его запасниками, мелькали калейдоскопы лиц – в рамках и без, голоса, одноразовые друзья и любовники, документы, шифры, шрифты, подписи, деньги… «Отпуск». Какая забавная отговорка. И для кого она… В замке, несмотря на витающее злым духом несколько гнетущее ощущение, было…хорошо. То, что нужно. Через край, да так, что самое время учиться не захлебываться. Вспомнилось цунами в Новой Зеландии. Пока паникующая толпа туристов и аборигенов с разной степенью ужаса устремилась птицами вглубь острова, он стоял на краю скалы. Ждал, смотрел, наслаждался. Тем пьяным ощущением свободы выбирать, тем равнодушным величием, с которым волна неспешно поглощала низину. Пугающая красота…каламбур, но факт. Страшно не было, хоть и волосы уже становились влажными от брызг. Его босые ноги лизнула пена, попробовал дотянуться гребень, но сошел на нет, оставив соль на лице. А здесь – неизвестно, где безопаснее. Впрочем, безопасность заботила мало. То ли из-за привычки решать возникающие ежечасно проблемы, то ли из-за исключительной манеры всегда останавливаться, зависнув над пропастью, но, так и не шагнув вперед. Энзо сел на широкий подоконник, отдернул штору и, смеясь внутри своей дурацкой сентиментальности, вызванной разглядыванием пасторали, аккуратно развязал узел галстука. Он любил раннее утро и глубокую ночь. Когда большинство еще спит или не проснулось. Собственное пренебрежение, брезгливость в некотором роде, к людям, попахивало банальными комплексами, которые он приобрел из-за идиотского желания «маман» поместить сына в пансион при монастыре. Глупая самка повелась на его внешность и решила довершить картину. Иногда Энзо хотел выкорчевать из себя ту часть, что прощала подобные выходки со стороны близких. Слова, тщательно напичканные ядом, уже готовы были сорваться, но…что-то мешало их произнести. Оскорбить, пусть правдой, заставить неловкость застрять костью в горле, довести до слез и высокомерно указать на ошибку. Не научился до конца, не хотел, если уж быть точным, срастаться с той тонкой, покрытой изморозью, маской, которая была лишь удобным инструментом. По спине прошелся сквозняк. Видимо, разбор вещей окончательно завершился, и Айво решил проверить – не нужно ли ему чего-то. Выполняет обязанность. Энзо знал, что со скрипом и недовольством. Прожить пять лет с человеком – не малый срок.

-Ты закончил? Я бы хотел прогуляться. Составишь мне компанию? – он слез с подоконника и подошел ближе к взъерошенному после переезда юноше. Поправил пару мягких прядей, закрывающих глаза. Невозможно лукавые в своей напускной чистоте и прозрачности. Вопрос был лишним. На лице обреченно проступало вымученное выражение – «куда ж я денусь…». Но Энзо нравилось. Каждый раз приходиться по струнам нервов мальчика, занося в копилку еще одну новую реакцию. Сегодня в планы не входило извлекать вариации на тему «больно» и «что ж я маленьким не сдох». Чего таить, настроение колебалось от «хорошо» до «чудесно», а углы рта сами собой все-таки разошлись в легкой улыбке. Айво расслабился, едва заметил перемену. Нет, он не будет пока менять слугу. Слишком хорошо натренирован чувствовать его, Энзо. Пока что… Но необходимо задуматься, не обязательно сегодня же, но непременно на днях, и о других развлечениях…

Отредактировано Энзо (2010-01-19 06:18:34)

Автоматические пол шага назад. Айво всегда замирает, а потом плавно отступает, заходит за придуманную границу. Которой и вовсе нет. Ведь он разрешал – слишком многое, грех не воспользоваться, поддавшись. Только природная осторожность, видимо, смотрела куда дальше, заботясь о своем носителе. Энзо повернулся к юноше спиной, ощущая взгляд, тот самый – пристальный и всегда недоверчивый. Он начал замечать за собой некоторое снисхождение даже к вопиющим проступкам мальчишки. Но внутреннего протеста иные выходки не вызывали, а наказывать кого-то ввиду выполнения рутинных обязанностей, уподобляясь заводчику поддающегося дрессировке щенка, считал глупым.
-Я видел из окна довольно симпатичный сад… Заодно хотел попозже подойти к кому-либо из администрации. Я надеюсь, ты придумаешь себе занятие на ближайшее время без моей помощи? – Энзо бросил галстук в кресло и расстегнул пару верхних пуговиц. Телу требовалась раскрепощенность, по которой он успел соскучиться, забывая себя в строгих рамках приличия, которые устанавливал на время рабочих моментов. –И еще… в этот раз, я бы не хотел никаких инцидентов…Айво, если у тебя все еще осталось желание вернуться хоть куда-то, сделай себе одолжение, будь потише.
Фразы были сказаны весьма мягким тоном, который свидетельствовал исключительно о доброжелательном настрое. И, тем не менее, сквозила в них та отстраненность, которая обычно присуща, скорее приказам, нежели просьбам или пожеланиям. Он знал, что парень до нервного тика не хочет оказаться снова предметом его особого внимания. Секс здесь был ни при чем. Другая, более сложная стадия их импринтинга непозволительно затянулась, и теперь уже можно не влезать каждый раз в чувства мальчишки, как в сердцевину цветка, перемешивая пыльцу с мякотью, уничтожая…создавая нечто новое и абсолютно свое. Мне просто комфортно с тобой – таким, еще не доломанным, но уже аккуратно надрезанным. Может, и срастется, если не повторять взмахов острым, бесчувственным лезвием. Пока я не захочу окончательно оформить гербарий.
В машине, по дороге к поместью, Энзо успел ознакомиться со своими привилегиями и, бегло пробежав глазами кандидатуры, запомнил каждое лицо. Перспектива оказаться в наивысшей точке, где контроль за своими действиями и не терпящие возражений желания сходятся, все-таки отдавалась ускорившимся пульсом. Было в кои-то веки интересно, что бы он выбрал. Чем бы рискнул, какие собственные, выкованные оградой, принципы нарушил…для себя же. Самоанализ не претендовал на место фетиша, наоборот, копаться и разбирать свои поступки по различным критериям, могло вогнать в такую скуку, что хоть волком вой. Впадать в полное пьяное забвение, которое можно заработать, если сразу же с головой окунуться в котел, который кипел в этом живописнейшем уголке, Энзо тоже не намеревался. Прислушаться к себе, зацепиться хоть какой-то частью своей проголодавшейся сущности за… да что угодно. Цепь мыслей звякнула, останавливаясь в фа-мажоре. Как ты, мой зверек с острыми длинными клыками, которые оказались не в силах ровно подпилить твои хозяева? Зализываешь раны, тихонько воя своим грубоватым прокуренным голосом? Ешь себя изнутри ненужным стыдом, привитым дурными церковниками? Или ворочаешься в мягкой, неудобной кровати, даже во сне стараясь найти оправдания себе настоящему? Жадному, похотливому и диковатому. Я ночевал в твоих зрачках, пока не вывернул их наизнанку. Слишком хотелось. До короткого замыкания и марева порвать на клочки ту показуху, которой ты подкармливал близоруких клиентов. Мой хитрый зверек с бесстыжими, красными от недосыпа и недозированного перетраха, белками. Было так вкусно выпить твой коктейль пятнадцатилетней выдержки. До дна.
Все они как будто сплетались разных цветов и размеров бусинами - мальчики, подростки, мужчины. Ни одно имя не вылетело из памяти. Энзо не причислял тех, кто нанизывался на леску, к объектам, вещам или ограничено разумным животным и именно поэтому всегда получал удовольствие. Ну, кому придет в голову, за редкими исключениями, избить вазу династии, предположим, Мин, заляпать воском хвост кошки или приказать выполнить фееричный минет печально глядящему с фрески апостолу? За телом стояла личность, Господом Богом определенная как равная, не хуже и не лучше его. Поэтому не было места также сочувствию, не было жалости, ненависти… Каждый был особенным, но никто не нарушил плетения, не разорвал крепкой нитки своей тяжестью. В замке было простое преимущество –  замечать гораздо проще, и, не ограничиваясь временем, случайными факторами ошибок ненадежных «посредников», дополнить цветную, уже более дорогую, чем корона Ее Величества, побрякушку. Его грехи.
Энзо откинул волосы назад, приоткрыл окно и обернулся к мнущемуся от отсутствия иных распоряжений Айво.
-Мысли, мысли…Пойдем, а то я здесь решил в статую превратиться, кажется, - негромко рассмеявшись, он прошел к выходу в холл. Юноша только сделал неопределенный жест рукой – мол, черт тебя знает, хозяин, а я – увольте, и не хочу. –Ты любишь осень, м, Айво?

Отредактировано Энзо (2010-01-20 03:13:58)

Голосок и ощущение присутствия в шаге, внимательная небрежность и цепочка подозрений, расслабленная, но всегда готовая натянуться вплоть до хрипа, до горла, до этого слабого…Шаг сбился. А гармоничная, напевная прозрачность утра разлетелась ворохом, с гранями, похожими на японский клен. Он остановился и просто посмотрел – в упрямые даже при неизбежном, терпком испуге, глаза. Его мальчик снова решил играть всерьез, по-крупному, не относя проигрыш или выигрыш к знаменательным событиям. Хотел реакции, хотел хоть чего-то правдивого, устав перебирать кубик Рубика по тысячному разу. Шпилька своей цели не достигла, но оставлять желания юноши в прогрессирующей вольности было бы самонадеянно. Лисья сущность лукаво ждала у тропы, веря в свою безопасность из-за близости убежища. Как фанатично и точно Айво умел в нужный момент, в нужную секунду сморозить глупость, обреченную обернуться для него наказанием, но выполнить каким-то кудесником задуманный долг – привести Энзо в чувства, сосредоточить, вернуть к шахматной доске, где фигурки ожидали хода…
Пауза была мимолетной, пальцы сию же минуту сжались на локте юноши, крепко, собственнически. Он вдохнул тонкий, пока что еле уловимый запах паники, ближе, у высветленного солнцем виска мальчика.
-Волшебство…У тебя как раз есть возможность показать мне, где ты его разглядел.
Он так и не выпустил руки, хорошо знакомой с гравировками синяков, тесными объятиями браслетов, татуировками от ногтей... Айво не упирался, пока они шли к главному выходу, но глаза его успели зацепиться за каждую стену, каждое препятствие на пути, в поиске бесполезной, тщетной опоры. Которой не было и не будет никогда, насколько хватит его, Энзо, расположения, разбавленного отменной, хоть и бездушной, жадностью до моментов, в которые подросток терял что-либо человеческое и превращался в варварски перемешанный вихрь эмоций. Ты так хочешь почувствовать жизнь, mon renard…И я могу, я вправе забивать ее гвоздями внутрь до того момента, когда ты захочешь почувствовать смерть…но она обойдет нас стороной, а я снова буду рассеянно перебирать капли твоих чистейших слез на щеках губами, пока ты не уснешь. И лишь после уйду.
-Покажи мне cвою сказку. Ну же.

Отредактировано Энзо (2010-01-26 22:29:49)