Марк Верго. Из личного архива:
«Поиграть в Бога всё равно, что досадно прослезиться во время мессы, слушая тонкую трель ангельских херувимов, несмело претендующих на то, что их острые коленки не станут плодом злонамеренной фантазии неких сеньоров, что потеют в своих сутанах в узких исповедальнях в высоком Соборе, что на холме
Mons Vaticanus

13/01
Мне следовало сразу повесить на грудь табличку: веропомазанник…

15/01
Прежде чем становиться странствующим изгоем, я мог бы благополучно обойти традицию неприкосновенности чужого Храма, но я богобоязненный слуга Святого Престола, и просто согласился на заведомую беатификацию.  Сегодня на ужин была ножка младенца, впрочем, я ею просто любовался.

23/01
Помилосердствуй, разве можно так истово молиться чужому замыслу.

03/08.
Его зовут, как Микеланджело. Иначе говоря, содомит. Даже мне, который испробовал нимало наслаждений, вкусил из самого чрева порока, было любопытно наблюдать за ним. Затем мы говорили о вере, как некстати, казалось бы, но его познания оказались столь обширны, что я боялся рассмеяться ему в лицо. И мы замёрзли. Мой мальчик грозился превратиться в обиженного скота и устроить мне взбучку. Пришлось загладить своё несостоявшееся веселье.

20/12.
Он мне надоел. И его младший брат. Думаю, что надоела бы и старший, но его матушка (вот почтенная донна) лишила мир ещё одного маленького мерзавца.

01/01
Иногда мне приходиться напоминать себе, что меня зовут Марк Верго, а не Господь Бог. Сегодня мне предстоит исповедоваться моему любезному кардиналу. Почитать ему Платона или Дэна Брауна?

18/07
Интервью…

Высокий, худощавый мужчина, лет тридцати трёх-тридцати четырёх, облачённый, как и положено его сану в фиолетовую сутану с ослепительно белой колораткой, прохаживался по просторному кабинету, время от времени, рассеянно поглядывая на дверь. Немного волнистые, короткий волосы  аккуратно зачёсанные назад. Задумчивое выражение бледного лица очень шло к тугому римскому воротничку, придавая мужчине вид благочестивого инока, подчёркивающему свою набожность. Тонкие губы не трогала улыбка, даже, когда задорный солнечный луч, соскальзывая с предмета на предмет, вдруг начинал диковато брызгаться бусинами света, окатывающими стопки книг и рукописей, лежавших на столе в художественном беспорядке. Потом весельчак перебирался на стеллажи книг. Щекотал картины в массивных рамах. Заглядывался в осколки витражей, беззастенчиво касаясь тучных грудей Марии Магдалины. И дальше по зеву камина, чтобы там, наконец, обнаружить следы праха поленьев.
Было душновато, несмотря на кондиционеры, но по величайшему распоряжению хранителя Ватиканской библиотеки многие из разложенных на столе свитков нуждались в постоянной температуре, а то, что Верго испросил дозволения поработать с некоторыми в своём личном кабинете, тем более требовало от него смиренно терпеть духоту. Спорить с уважаемым старцем не решился бы даже Марк, прослывшим дерзновенным «юнцом», на, что мужчина всегда отвечал чуть лукавой улыбкой светлых глаз. За этого его прозвали: «непокорный» и на этом сочли, что в этом основной грех молодого епископа. Разубеждать Верго никого не стал, являя собой для всех пример истого, религиозного рвения и публичного сомнения в своей непогрешимости, за, что его втайне уважали самые сановитые из церковнослужителей. Главная задача Дьявола доказать, что он не существует, и епископ очень умело скрывал свои самые низменные страсти, испепеляющие его горячий нрав и непокорную душу. Но, когда пять лет тому назад ему предложили выбор между должностью в Конгрегации по канонизации и беатификации всех святых и кардинальской мантией, Марк не сомневался ни минуты. Ему хотелось погрузиться в бездну чужих грехов, стократ превосходящих его собственные, ведь, что могло быть более отталкивающим, чем желание возвыситься над прочими смертными..
Теперь, достигнув определённых высот на своём посту, раздираемый сомнениями и противоречиями с которыми ему приходилось сталкиваться ежедневно, Марк нашёл для себя некоторое утешение, наблюдая со своего места за яростной вакханалией чужого тщеславия. Его превосходство над прочими уже не казалось таким порочным, и в глазах всё чаще появлялась печаль, когда он даровал вечную память лицемерным клоунам, стремящимся в рай…
Наконец, Верго опустился в кресло с высокой, прямой спинкой, расслабленно опустил кисти на подлокотники, машинально касаясь ногтями твёрдой обивки, осторожно провёл по упругой ручки, пальцы чутко реагировали на каждую неровность поверхности. Откинул голову, устало прикрыл глаза, мучительно пытаясь понять, почему его визави не провалиться по дороге в Ватикан…