Они шли по коридору к последней двери в торце. Лувье рассеянно, погруженный в собственные мысли, взглянул на соседа. Одного роста, столь же широк, в плечах, как и он сам. С виду чуть за двадцать.  Короткая стрижка, но уже отросшая в районе челки - темные скруты кудрей, джинсы, майка, "кенгуруха" с капюшоном. Рюкзак. Кеды в грязи - видимо долго шел. Обыкновенный красивый юноша. Отфотошопить и на обложку.  Мрачновато набычен.  Недоволен.   Будешь тут доволен, если долго трюхал в непогоду по трассе, а потом попал к черту в задницу, выложил кровную сотню баксов с лишком, да еще и влип в тринадцатый номер с незнакомым толстобрюхим мужиком. Shit happens
Лувье отвернулся, не запомнив толком ни фигуры, ни лица вынужденного соседа. Машинально отступил, пропуская его вперед. Вступать в пространные разговоры, он не собирался, все что ему хотелось - это вымыться и спать.
Номер был убогим, пахло недавно проветренной многодневной затхлостью, мебель обшарпанная, кровати слишком тесно сдвинуты. Впрочем, Лувье было на это решительно наплевать. Он был неприхотлив и вынослив, как лошадь,  и при желании мог бы переночевать и в машине - он учитывал такой вариант, мало ли какие могут возникнуть проблемы. 
Лувье окинул взглядом комнату - обстановка его не интересовала. Отметил только толщину двери (паршиво, прошибается с полпинка) и этаж - типичный  для провинциальных мотелей "первый с половиной" - стандартный балкон, широкое окно. Он мгновенно вычислил самый безопасный угол в комнате.
Стянул плащ, отправил на вешалку. На полку для шляп отправил мокрые перчатки с обрезанными "пальцами".
Инстинктивно он старался двигаться точно и бесшумно и не мешать юноше. Так будто они находились в комнате, разделенной невидимым пуленепробиваемым  барьером. Меня нет, парень.
Он вспомнил, что на ресепшене ему сказали, что душевая в противоположном конце коридора - типовая планировка для дешевых хостелов и придорожных гостиниц низшего пошиба.
Прежде чем выйти из номера, Лувье невозмутимо снял со своей кровати  белье и быстро, почти по военному постелил на полу, в углу - очень удобно - если откроется дверь, то сразу не увидят, и полный обзор на окно, балконная дверь - рукой подать. И передвижениям юноши это бы не помешало никак, даже если бы ... кажется его фамилия Коэн? Даже если бы мистер Коэн решил сплясать на сон грядущий рок-н-ролл или сиртаки. Ему достается постель под колпаком бра. И никто не будет валяться у него под боком. Формальности соблюдены. Неудобство сведено к минимуму. Баста.
Кейс Лувье  оставил у стены, так, будто он не имел никакой ценности. Зачем акцентировать внимание на мелочах. Приятель химик говорил - если ты несешь из лаборатории в лабораторию колбу с дорогим сырьем, ни в коем случае не вспоминай, насколько эта вещь хрупка и как тебе - кровь из носу - надо донести ее в целости и сохранности. Неси, как солонку или апельсин. Насвистывай песенки, болтай с лаборантками. Тогда точно не разобьешь.
Он захватил пакет с чистыми трусами, носками и майкой и неслышно вышел.
В душевой воняло едким антисептиком. Вода еле теплая. Тусклый свет, битый кафель.  Решетчатый коврик под ногами в серой мыльной пене. Он ополоснулся тщательно,  но быстро, так будто обмывал труп стоймя, а не себя самого. Считая до тридцати, стоял, подставив слепое усталое до смертной серости лицо струям из рассекателя. Отерся почти с яростью. Переоделся. Выжал через плечо мокрые волосы.
Вернулся, перекинув через локоть пиджак. Синий джемпер, темно-серые брюки. Удобная поясная кобура скрытого ношения "летняя" была незаметна в легкой одежде.
Он небрежно бросил пиджак поверх подушки - пригодится, если станет холодно или... если придется спешно одеваться.
На юношу он старался лишний раз не смотреть - к чему мешать человеку больше, чем это уже произошло. Тот, кто умеет ходить, не оставляет следов.
Не боясь простуды, Лувье вышел на балкон, прикрыл за собой дверь. Выбил из пачки сигарету, свернул и свинтил пробку с фляги. Первый глоток. Первая затяжка.
Из темноты - мелкие холодные клевки дождя. Тяжело набухшие капли. Дальний, преломленный сырым туманом Новой Англии, свет фонарей на парковке. Запах разрытой земли и палых листьев из палисада. Верный признак бездомья.
Он отправил дотлевший до фильтра окурок щелчком в сонную, настороженную темноту. Второй глоток. Хватит. Пустой желудок обожгло, но руки потеплели.
Лувье вернулся в номер, единственное послабление - расстегнул пряжку ремня. Поставил будильник на сотовом на 6 утра. Чем раньше на трассу, тем лучше.
Голос прозвучал внятно, с низкой хрипловатой оттяжкой, бесстрастно, даже, не надеясь, что ему захотят ответить:
- Доброй ночи, миста.
Он лег на бок, отвернувшись от комнаты,  натянул одеяло на плечо и закрыл глаза. Интересно, эта смертельная дрисня в пробирках, "марсианские" вирусы, мандавошки джихада,  кому она там еще понадобилась, каким политиканам, каким генералам, каким крестным отцам и их матерям, римским папам и лощеным рожам с обложки журнала ""Fortune", когда нибудь спит? И вообще спят ли бактерии? Лувье дышал очень тихо. Тело  пружинно собрано, мускулы так и не расслабились - баланс полусна и реальности. В любой момент он был готов к выстрелу.

-----------------------------------------------------------
миста. - как уже не раз говорилось, Лувье весьма специфично говорит по английски. Выговору и слэнгу он учился в кварталах для подонков. Это напоминает горловой говор негров Гарлема и Бронкса.

"Fortune" ФОРЧУН ( Fortune ), эконономико политический журнал в США, с 1930, Нью Йорк. Выходит 26 раз в год.

Отредактировано Луи Лувье (2010-04-08 09:01:26)

Скорость это секс. Это единственное ради чего я родился на свет. Это единственное, что меня интересует. Мой последний секрет. Фаза быстрого сна.
Все утренние ветра мира, высокогорные трассы, паруса виндсерферов, трассирующие пули, отблеск струн бас-гитары, свист травостоя на уровне глаз гончего пса, виражи-мебиусы гоночного трека, пульс в висках, разгон самолета - в тот миг когда колеса шасси отрываются от полосы, волосы по ветру, слезная соль в углах глаз, малый и большой круги бешеного кровообращения, нервные импульсы, гул ненастного ветра в линиях высоковольтной электропередачи, блеск разветвленной молнии, горящее дерево на холме, языки быстрого огня с курьерской скоростью уничтожающей рыжую саванну (никто не спасется), тени перистых облаков на запрокинутом лице, миллионы процессов в секунду в мировой сети, миллионы импульсов нервной системы, цунами и воронка торнадо, пылевые "джинны" и пляска воздушного змея, истекающие красные цифры на табло таймера взрывчатки, секундный разрез лазера - операция на открытом сердце или глазном яблоке, удар заточкой в печень, бреющий полет стрела, пируэт тореро в миллиметре от горячего быка (торро, торро! Пустите меня, это мой последний бык!",  выстрел в живот и электрошок, выброс спермы,  гейзера, или хлора в атмосферу со взорванного завода, разбег для пенальти, женщина, которая говорит: хочу и трогает клитор средним пальцем. Мужчина, который бьет в лицо, месиво костей и хрящей переносья, осколки в мозг, товарный состав на полном ходу летящий с насыпи, лобовое столкновение бензовозов, обрушение стены айсберга - льдистые осколки и океанские брызги. Огромный мир - утро, день, вечер, ночь, или зима,весна, лето, осень, будь моя воля, я раскрутил бы третий от солнца шарик на пальце наоборот, и швырнул вскачь на стрекозиное колесо рулетки, которая не остановится никогда.
Я всегда на восемь минут быстрее смерти. Пора признаться себе под тридцать, что опасность и скорость это единственный вид любви, который меня вставляет, воистину вставляет.  До костного мозга, до спиральки ДНК, до полного расщепления последнего атома тела.  Все остальное сыворотка, суррогат, вкусовая добавка, идентичная натуральному. Длинная отрыжка лощеного (только что из тренажерки и солярия, гламурная скукотища, стереотип до оскомины) ленивого и  элитного пухлогубого проститута в понтовом гей-баре, скомканные потные купюры и никого не хочется видеть с утра, усталая сорокалетняя трассовка которая бредет по обочине босиком мимо длинного ряда дальнобойных фур, болтает туфлями в руке  и на вопрос: сколько за отсосать? отвечает вопросом: есть закурить? Господи, если тебя нет, хочешь поговорить со мной о сексе - сломай мой спидометр - видишь красная стрелка разбила стекло, и тормоза сорваны, свобода, сила и капли дождя в лобовое стекло или на хромированном бензобаке байка. Адреналин и тестостерон. Попробуй,  тебе понравится. Привыкание с первой дозы. Только это в одиночку и навсегда. Ты и дорога. И плевать, что там хрустнуло под колесом, нет никакого завтра - есть только сейчас.
Едва слышное дыхание.  Быстрое движение глазных яблок под выпуклыми веками. Лувье не спал. Он не знал, как назвать это пограничное состояние - когда четко осознаешь, где находишься, в каком положении тело - готов к мгновенному и точному броску, и в то же время, внутри черепа, как в круглом кинозале вспыхивают в сумасшедшем клиповом ритме мгновенные электрические  "картинки" - все пройденные от океана до океана скоростные трассы, выстрелы и времена года - от сакуры до снегопада, от бирки на ноге младенца, до национального флага  на гробовой крышке.
Лувье из года в год привык жить и спать быстро.
Время сжатое, под таким давлением, что один промах - и разорвет изнутри вдрызг.
Плоть в покое, как камень. Он не чувствовал ни сквозняка, ни твердого пола. Пистолет - такая же часть тела, как палец, лучевая кость или яблоко кадыка.
На грани быстрого бесноватого сна и яви, он четко отслеживал дыхание и поступь соседа, маетно ему. Звук - когда он садится на матрас, обувается или хлопает дверью. Это было просто фоном, как дождь или гул ветра в конусе метеорологического ветряка. Снова негромкий звук - открылась дверь.
Приглушенное бубуканье голосов, не более внятное, чем звяканье цепочки на пробке в ванне, если нырнуть.
Дверь закрылась.
Вопрос.
Лувье мгновенно отсек, что обращаются к нему.
Он спокойно сел и обернулся - лицо совершенно "запертое" как не расписанная маска, по меловому белая,  будто он и не дремал. Под нижними веками еле заметный налет синевы, но никаких мешков и припухлостей.  Серо-голубые крупные  глаза пусты, как стреляные гильзы. Подсохшие волосы по плечам жесткими кудрями, трудно будет с утра продрать расческой.
Юноша стоял с дымящимся стаканом чая.
Лувье все тем же голосом, что формально желал доброй ночи, бесстрастно отозвался, слышно было, что он не выпендривается и не коверкает слова намеренно, этот выговор был для него естественен, как группа крови:
- Спасибо, миста. Нет. Если дубняк - плесните себе. Я все равно за рулем. Мне без мазы. Я убираюсь в шесть. - он рассеянно смерил юношу холодным взглядом (абсолютный нуль) - и уточнил: - Нет. В пять тридцать.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака, которым прикрывался, чуть вогнутую фляжку вискаря.
Поставил на расстояние вытянутой руки - чтобы сосед лишний раз не утруждал себя приближением.
И снова отвернулся и лег, прикрыв глаза согнутой в локте рукой.
Ни звука. Упрямо каменело тело. Скорость и сила даже в статике.

Отредактировано Луи Лувье (2010-04-09 04:20:06)

Черные капли на навесе над балконом набухали, беременели влагой, тяжелели до предела и срывались мерно, как самые древние на свете часы  волчьих ягод и стремных ноябрьских ночей, когда на каждом перекрестке творится голодный хэллоуин, без тыквоголового  Jack-o'-lantern и конфет (сладости или жизнь?), без тревожных закадровых виолончелей черно-белых  триллеров шестидесятых годов и сахарных черепов и посмертных фотографий  мексиканского "Праздника ангелочков".
00.30.
Бессонница, глубокая, как общий наркоз,  долгая, как трасса через запад на восток. Лувье каждые пятнадцать минут всплывал из полусна, как дельфин - подышать, открывал глаза, видел, как истекают квадратные цифры таймера на дисплее сотового, обратный отсчет. Вдох. Погружение. В этом предельном уже вне шести возможных чувств  состоянии собранности и контроля, Луи  отслеживал даже то, как изменилось дыхание соседа - стало глубже - изменился ритм. Юноша допил чай и задремал сидя под включенной лампой. В треснувший пластиковый "тюльпан" допотопного плафона-бра билась с зудом кухонная муха. Еще немного и я услышу, как работают клапаны сердца мистера Коэна (и.о. Иосифа Прекрасного), ухая, как двигатель внутреннего сгорания или диковинные паровые аппараты  в стиле стимпанк. Еще пара секунд - и вуаля - я - подключенный к ночному эфиру шаман - кончиками волос, каждой клеткой кожи, каждым красным кровяным шариком, услышу, как в комнате номер 10, где вот уже полчаса долго  по пьяни трахается пара постояльцев, сперматозоиды проникают в шейку матки и женский пот смешивается с мужским из поры в пору, а выше крыши, выше антенн, ильмов и облаков, выше стратосферы шебуршатся в черном космосе спутники и астероиды.
В коридоре за дверью - глухие шаги по ковролину. "Спящий" не шелохнулся, но рука, до того лежавшая на бедре мгновенно сжалась в кулак. Нет. Судя по походке и шлепкам подошв - это либо женщина либо старик в банных тапочках. Тишина. Пальцы разжались.
Дождь делал свое дело. Минута за минутой. Час за часом. Болеро на харлее по хайвею, мотоциклетный рев в каскадерском шаре крепкого черепа.
01.27.
Капля за каплей.  В темя. В ледяную точку в центре скальпа, где разделялись волосы. Лувье снова и снова открывал и закрывал тяжелые веки, как шлюзы.
Пытка водой для тех, кто не хочет вовремя ложиться спать. Перестук железных копыт лошади. Нет. Капли. Нет. Это скачет по жестяным крышам, по монорельсам, по скоростным магистралям, по головам и могилам старший брат Оле Лукойе. Врешь. Не догонишь. Я живой.
02.45.
Уверенный шорох гравия под мокрыми шинами. Извилистый звук летней резины. Ночной земноводный звук. В сырой темноте столь же внятный аргумент, как трещотка на хвосте гремучей змеи. Стоянка хорошо видна с балкона - мокрые крыши автомобилей под тусклыми фонарями - это Лувье хорошо запомнил, не просто так выходил перед сном покурить и попялиться на "пейзаж". И тут рассчитывал и подмечал мелочи.
Хлопок дверцы.
Второй.
Четыре максимально бесшумных действия. Одеяло долой. Пиджак на плечи. Обулся. Шаг на балкон. Времени вырубить свет не было - не хотелось будить соседа. Баю-бай, ночью нужно спать. Коль тебя разбудит цокот за окном - Ты не трогай ставни, спи спокойным сном. Ни о чем не спросишь - не солгут в ответ. Глазки в стену, крошка, а не джентльменам вслед!
Лувье присел на корточки, выглянул поверх перил.
Спитой, как чай, свет на дорожке. Подъехавший автомобиль - под фонарем, темный внедорожник, по силуэту "Saturn". Фары мигнули - в полосах света - косой дождь просеял и вновь - темнота. Вышли трое. Молча пошли по тропке - из света в тень из света в тень.
Пальцы курьера тесней сжали перила балкона.
Три полицейские фуражки. Форменные темно-синие рубашки. Кляксы нашивок на рукавах. Полиция штата? В гражданской тачке?
Палево.
Снова свет - три тени ломано упали назад от фигур гостей против фонаря.
Лувье разобрал лицо замыкающего. Это был тот самый посредник, который в Нью-Хейвене передавал ему кейс. Тот самый, мелкий "сисадмин", "продавец пылесосов", с липкими ладонями. Мистер Довезите-Мандовошек-И-Мы-Вам-Дадим-Бабла.
Как ему не идет форма - улыбаясь, подумал Лувье. Трое фальшивых копов скрылись за углом. Значит засекли, что я изменил маршрут.
Время дорого. На стоянку нельзя - наверняка мою "старушку" попалили, а за рулем остался четвертый. Ну ничего. Кто придумал, тот и водит, мальчики.
Он вернулся в комнату, оставив балконную дверь приоткрытой. За его спиной гротескным парусом вздулась занавеска.
Луи Лувье не делал ни одного лишнего движения, ни малейшего намека на панику. Точность и аккуратность  сапера. Лицо столь же "заперто" и невозмутимо, без возраста и особых примет. Жаль, нет времени патлы убрать, ну ничего. Лувье  подхватил кейс с "грузом"в левую руку и направился к двери.
Несмотря на габариты,  он двигался на удивление тихо и ловко, дыхание и сердце в норме.
Оглянулся на дремлющего юношу - тот заворочался и вроде начал просыпаться. Жаль. Молодой. Но с виду крепкий, выправка военная, служачок. Не мокрощелка вроде. Постараюсь без грязи. 
Лувье осторожно приоткрыл дверь в полутемную кишку коридора. Вышел.
Буквально распластался спиной по грязноватой стене. Несколько шагов вперед, к ресепшену он сделал столь же точно и тщательно, как отмачивают по сантиметру бинт, залубеневший кровью и гноем.
Четкие шаги в холле.  Ночной портье удивленно поднялся из за стойки, удивленно глядя на копов.
Заговорил один.
До Лувье невнятно долетали обрывки голосов:
-... Был вызов.... Мобильник... Откуда я знаю: женщина.  Мексиканцы... Нелегалы. Да. Драка в баре. Закрыт? Не было? Сигнал от вас... Ложный?
Усач растерянно развел руками, гнусавил в ответ  - зажав сигарету в зубах.
Коп, стоящий напротив, коротко вскинул руку.
Нечеткий горячий звучок.
Усач квакнул, выпучился (два глаза - и новый - третий - пулевая дырка посреди лба) и лег ничком на стойку.
Глушак. - пятясь, отметил Лувье. И похуже моего... конструкция старая... лет пять.
Он успел увидеть, под светом настольной лампы портье, как один из "копов" забрал из под головы трупа книгу записи постояльцев - резко оборвал пластиковый шнур, которым залистанный гроссбух был привязан к "рабочему месту".
Руки в перчатках веером  листали страницы
Если кому из постояльцев приспичит  в сортир по ночному дельцу, то прогулка затянется надолго. Свидетелей и заложников не берут.
Лувье ретировался в номер и плотно прикрыл дверь, нащупал в кармане холодный ключ - запереть?
Нет.
Ему было на удивление легко и весело, голова полна  гелия, будто проснулся в невесомости заполдень в первый день летних каникул, шампанское золото солечного ветра  сквозь мытые до блеска  окна, пляшут пылинки в луче кинопроектора и с улицы пьяный запах скошенной травы из под ножа газонокосилки и тополиных почек и мокрого асфальта за поливальной машиной.
Лувье поставил кейс в щель меж одежным шкафом и стеной. Ему было достаточно одного бесшумного шага к постели соседа. Его правая рука уже не была пуста - аккуратный пистолет с глушачком - все так же, как часть тела.
Шелчок выключателя.
Темнота.
Широкая и очень крепкая левая ладонь намертво залепила рот юноши. Коленом на ноги. Пять секунд форы.
- На пол, мудло.  К стене. Сунешься к двери - стреляю. Заорешь - стреляю.  Это не полиция. Они уже убивают. - голос был спокоен и внятен, как диктовка в школе для дебилов.
И вместо "доброго утра" Лувье отшвырнул Коэна с кровати, как нассавшего  щенка,  - в пыльный прогал меж койкой и гармошкой батареи.
Перевернул кровать на ребро, как дополнительный амортизатор от рикошета.
Метнулся к двери, прижался спиной к шкафу и, привыкая  к темноте, стал ждать. Взял на изготовку. Контролируя одновременно и щель света из под двери и возню парня.
Шаги по коридору приближались.

---------------------------
Jack-o'-lantern - светильник Джека

Старший брат Оле Лукойе -смерть 
Тут Оле-Лукойе приподнял Яльмара, поднес его к окну и сказал: - Сейчас увидишь моего брата, другого Оле-Лукойе. Люди зовут его также Смертью. Видишь, он вовсе не такой страшный, каким рисуют его на картинках!   персонаж сказки Андерсена

"Коль тебя разбудит цокот за окном - Ты не трогай ставни, спи спокойным сном. Ни о чем не спросишь - не солгут в ответ. Глазки в стену, крошка, а не джентльменам вслед" - цитата из стихов Киплинга  "Песня контрабандистов"

Отредактировано Луи Лувье (2010-04-12 01:57:53)

Сосед проорался спросонок по французски (о как, земляк! алжирец что ли или "бёр" из Туниса? ) (Лувье смутно припомнил, что во внешности юноши ему почудилось что-то восточное)  и  грамотно залег и затих.
Все верно. Как часовой механизм.
Лувье  надеялся, что у него хватит ума не поднимать головы, стены в мотельчике были "парховые", дранка, фанерка да гипсокартон, сильного рикошета вроде не получится, но береженого кто бережет?
Прикосновение к теплым пухлым губам юноши странно и липко покоробило, будто он хватанул  вчерашнюю котлету холодной чистой ладонью - Луи мимолетно подивился, обычно он не сторонился прикосновений даже к незнакомым людям, не особо различал национальности или возрасты, и рост или комплекция не были для него проблемой и критерием оценки,  ну негра от китайца или ребенка от старика, инвалида колясочника или костыльника от здорового  отличал и довольно... Но видимо виной тому была едкая, как уксус и щелочь ползучая  неприязнь, с вечера пропитавшая собой стены убогой съемной хибары. Все бывает у всех, в каждом из нас от роду сидит маленький  брезгливый и горластый Гиммлер. Мы убиваем его только с возрастом и опытом. Лувье пожалел, что сразу не заночевал в машине - сейчас бы рвал за 120 по скоростной трассе и только огни, огни, огни и холодные капли в лобовое стекло.
А через 20 секунд стало ни до чего.
Все кончилось и начался джаз.
Ручка двери дрогнула и опустилась вниз.  Лувье затаил дыхание. Что у нас первым номером? Шаг? Или выстрел вбок от двери, номера то типовые. Успею пригнуться. Или нет. Ну же, кис-кис, братец Лис... Тут все спят тепленькие и в трусиках, губешками чмокают, тебя не ждут... Бери и кушай.
Щель тусклого света расширилась - длинная полоса света пала на обшарпанный ковролин. Его тут же заслонил черный как вырезанный из старой фотобумаги силуэт. Вроде фигурки в тире. Утиный нос козырька полицейской фуражки. Замер. Начал оборачиваться. Рука вперед.
Лувье выстрелил первым.
Глухой звук, будто лопнула банка с кипятком.
Черного отбросило виском в стену, провернуло и ляпнуло назад поперек прохода. В коридоре внятно рванули жаркие шаги, шаркнуло, грохнуло вдрызг, матренулось. Психанули, голуби. Время пить "ксанакс"*
Человек побился на пороге и затих, в комнату шлепнулась как дохлая ворона враспах - гостиничная книга.
Лувье отшвырнул ее вглубь - пригодится, быстро оглянулся, навалился  плечом на чертов дсп-шный шкаф для одежды - если привинчен, нам хана. С хрипом толкнул - хреновина качнулась и стала заваливаться, слава яйцам - полупустая дура, он оттолкнул фанерный бок,  чтобы не зашибло и упрямо налег снова,
Лувье едва успел припасть на колени - сквозь косяк шкафа с треском и опилочным "мясом" ударила пуля.
Шкаф завалил мертвеца на пороге и проход неудачно - остался большой косой прогал. Лувье секундно привстал и пальнул по злобе наугад в коридор, два раза подряд.
Долго так не продержаться - на такую заваруху съедутся с воем полицейские машины. Он всей горячей шкурой чуял, как в тесных провонявших телесным соком номерах постояльцы тычут наугад в кнопки мобил "911" - как сигареты тушат о живое мясо.
Снова выстрелы и треск.  Луи прикинул, сколько им понадобится, чтобы обежать бетонную коробку "Prudence"... Время, время. Двое  в коридоре - и хрен его знает попал я в кого или нет.
Лувье распластался на полу боком, по крабьи, подтягивая к себе чертов кейс (вот будет веселуха, если пуля пробьет контейнер... Или это невозможно?) Книгу постояльцев  он тоже собирался прихватить с собой. Там было слишком много интересного чтива на ночь для следаков, особенно на последней странице. Не поздоровится ни ему, ни постороннему парнишке.
Он обернулся.
Голос прозвучал негромко, но без паники и внятно:
- Парень. Бери шмот. Пригнись. Прыгай в окно. Прикрою.
- - - - - - -
*ксанакс* - антидепрессант, распространенный в США.

Отредактировано Луи Лувье (2010-04-22 05:41:47)

Умница, хорошая реакция.
Но любоваться на курбеты парня времени у Лувье не было. Он расслышал его вопль с улицы, но сознание выудило главное "мобила". Скверный след. В полутьме, на адреналине, когда дело решали доли секунд позволить себе роскошь - шарить по углам было уж слишком. Хотя....
Он прикинул - далеко телефон отлететь не мог, кровать он завалил одним рывком - не лягушка же по всем щелям скакать.
Лувье крепко прокатившись  по полу, в три показавшихся ему слишком долгими движения, нащупал холодную "книжку" телефона. Сунул в карман пиджака. Тиснул за пояс гостиничную - чтоб ее - книгу. В коридоре фальшивые копы перебросились парой тревожных фраз, затопали, удаляясь шаги, в обход рванули суки.
На балконе лицо обдало ночным наждачным ветром. Прыгать он не боялся, расстояние до земли плевое. Но груз, груз... Левой рукой прижимая кейс к груди, Лувье перевалился через перильца, болтнулся и махнул вниз.
Удар подошв о разъехавшуюся чавкнувшую землю отдался в давно пустом животе, замутило. Интересно, не побились ли стеклянные коконы в инкубаторе. Если да...
Его разобрал колкий сухой смех. Он хорошо помнил фотографии из интернета. Цветные. Вывороченные язвы, отгнившие как при проказе пальцы, скоротечное после инкубационного периода разложение, мокнущие волдыри, разбухшие синюшные наросты, "съеденная" язвами слизистая и роговица глаз. Малейшая трещинка - и это уже во мне, точнее я это оно. Надышался сам - передай дальше. Какое красивое слово "антракс", желтые марсианские костюмы химической и бактериологической защиты, стеклянные шлемы, рукавицы...
Мгновенные сомнения отступили, Лувье бежал к стоянке, нагоняя парня с рюкзаком. Он четко знал, надо рвать когти, скорее всего полиция уже в пути.
Но и спускать глаз и расслабляться имея в попутчиках незнакомого заносчивого мальчишку тоже было нельзя. Луи не имел ничего против этого человека- юноша попал под раздачу случайно, вытянул несчастливый билетик, и так же легко как судьба свела их - так и разведет - если у парня хватит ума не играть в героя и попридержать эмоции. В любом случае у него будет выбор.
Водитель приехавшей позже машины стоял у открытой дверцы, ждал. Лувье увидел свой автомобиль неподалеку  - те двое еще не успели выбежать из за угла мотеля.
Водитель не сориентировался и поймал пулю в лицо. Последний выстрел - в колесо.
Лувье убрал пистолет, все равно он собирался избавиться от него в  мирной обстановке, если таковая имелась в перспективе.
Он открыл свою машину, сунулся на водительское место, аккуратно устроив кейс, крикнул парню, отпирая заднюю дверцу:
- Садись. Подброшу. Решай быстро. Да или нет?
И завел мотор.
Любой ответ случайного попутчика его устраивал. Времени на реверансы не было. Он оставался спокойным, отсутствие мимики и пустых эмоций - залог победы.
Пока парень соображал, Лувье плотно пристегнулся - уходить надо было на нешуточной скорости.

Отредактировано Луи Лувье (2010-04-22 06:09:58)