Голова тяжело соскользнула с груди Германа и упала на мягкое пружинящее ложе. Шарль даже не открыл глаз и был рад, что  движение и скрип оконного переплета скрыли его вздох. Он так и лежал, вытянувшись навзничь на кровати.
Он не мог сказать, чего ожидал от встречи на самом деле и на что надеялся втайне. Да, это лучшее, что могло бы случиться, но это не отменяло будущего, которое должно наступить и о котором нужно было  думать, планировать, намечать. Кое-что и было намечено и довольно определенно. И могло сбыться. Но это не имело никакого отношения к ним обоим. К Шарлю – да, к Герману – да, к Шарлю и Герману – нет.
Шарль не хотел открывать глаз, не знал что ответить, просто валялся и гнал от себя думы, но тут сильный порыв ветра из распахнутого окна заставил приподнять голову и разлепить один глаз.
Герман стоял буквально окутанный метелью и ворвавшиеся снежинки оседали на белое обнаженное тело.
- Черт, сумасшедший, - Шарля смело с кровати не хуже порыва ветра, только он не забыл прихватить сползшее на пол покрывало и набросить его на себя. – Ну, что ты делаешь, м?
Подошел со спины, обнял за плечи, завернув в покрывало и прижав к себе так тесно, как мог.
Опустил лицо и коснулся кромки еще влажных волос за ухом. Поймал губами крупный завиток, выпустил, тронул  кожу. Вкус был горьковато-соленый от пота, а запах уже казался родным, привычным и… самым лучшим.
- Если ты простынешь здесь после того как, к-хм… - неожиданно сбился, -  провел со мной время в постели это вряд ли будет самым лучшим подарком.
Странно. Неловкость прилепила язык к гортани. Никогда не умел говорить о личном. Шарль усмехнулся и порадовался, что этой усмешки и вообще его лица Герман сейчас не видит. Зато под губами очень близко кромка мягких коротких волос на затылке, скрывающих ямочку. К ней можно прикоснуться, а потом вжаться губами, провести ими вниз до позвонка. И…  на этом надо остановиться. Потому что руки уже сжимают сильнее, горяча спина Германа вплавилась в грудь Шарлю и чтобы оторваться точно нужно резать ножом по-живому.
- Кто-то упоминал о душе - хриплый голос выдает с головой, – и х-хм… десерте, хотя  я еще давно говорил, что зверски голоден.
Выпростал руку из покрывала, решительно захлопнул окно.
- Пойдем.
Покрывало упало на пол, Шарль все еще не в силах был отпустить. Творилось что-то невероятное. Словно во сне – нужно что-то сделать, пойти, сказать, но не можешь, приходится пересиливать себя. Неохотно отступить, разворачивая за плечи направить к двери, открыть, пройти вперед, прижмурившись на яркий свет, льющийся из гостиной. Да, конечно, там елка, там забыли выключить лампу, да и кто о ней вспоминал, но электричество  сейчас режет глаза и приходится в первый момент прикрывать глаза пальцами, чтобы потом привыкнуть, но все еще сосредоточенно и сильно щуриться, открывая дверь в ванную и включая свет в ней. 
Да что же все такое яркое…
Шарль распахнул дверь ванной, застрял в проходе, опершись на дверной косяк, подложил под спину ладонь, чтобы острый угол не врезался в хребет,  глянул  одним глазом, другой все еще крепко зажмурен и никак не привыкнет к яркому свету, физиономия перекошена совершенно, а на губах смущенная усмешка.
- Ну что? Чур, ты первым, да?

Отредактировано Шарль Морель (2010-09-10 11:40:16)

Он поймал губами смех и чуть было не сморозил что-то вроде "твои губы лучше десерта".
Он чувствовал,  как тянет мышцы, как  истома наваливается и тяжелит веки.
- Ну чего смешного, блин?  - успел пробормотать, чуть отодвинувшись, словно со стороны слыша собственный смешок – чудовищную смесь обреченности и счастья. Он чувствовал, как под ладонями, прикасающимися  к ягодицам,  мышцы напрягаются, не улавливал своего естественного движения навстречу.
Он лишь осознал, что снова обнимает одной рукой за пояс, что губы Германа снова близко и шепчут ему какие-то безумные слова нежности, что пару шагов действительно будет трудно сделать, чтобы не потеряться в тепле прикосновения. И слова срываются легким торопливым шепотом, принося долгожданное облегчение:
– Нет ничего смешного в том, что я ослеплен, что не могу спокойно смотреть без того чтобы захотеть протянуть руку и прикоснуться, что у меня от одного твоего голоса снова встает, как у пятнадцатилетнего озабоченного пацана и… вообще не думаю, что мы скоро вылезем из душа.
Шарль отлепился от дверного косяка, удерживая свободной рукой за талию, разворачивая и направляя в сторону душевой кабины, достаточно просторной для двух человек. При желании здесь в ванной можно было и оргию устроить, ведь чем теснее, тем лучше, но что-то кроме Германа, Шарль вообще не мог, ни о ком думать.  Слишком занят тем, что может потрогать теплые, припухшие губы, почувствовать  ладони на своих ягодицах, что обнимая за пояс,   можно не слишком вежливо втолкнуть в кабину и шагнуть следом. Он не может сразу нашарить краны с горячей и холодной водой, потому что взгляд застрял в светло-синем омуте глаз.
Душ? Душ, да… душ им нужен.  Ему потребуется еще много сил. Нужно насытиться этим человеком, чтобы  не застревал в глотке крик только от того, что Герман на мгновение вдруг может стать дальше кольца уверенных шарлевых рук, что какое-нибудь бессмысленное расстояние может разделить, а никому не нужный метроном снова глухо застучит в уголке измученного мозга, отсчитывая мгновения без него. Нужно насытиться, чтобы утратить этот странный, звериный, необъяснимый голод.
- Меня и так никто таким не видел. В том числе и я сам, - снова голос срывается, смех рассыпается сухим шелестом, Шарлю нужно отклониться, чтобы найти, наконец, чертовы краны и включить теплый душ. И тогда под струями сначала прохладной, обжигающей, трезвящей воды, а потом  нагревающейся,  в теле происходит новый маленький переворот эмоций и ощущений. Глаза снова жмурятся, потому что капли воды повисают на коротких, тут же слипшихся ресницах, губы расползаются в непроизвольной улыбке, ладони упираются в прохладный кафель и Шарль  надвинувшись торсом, толкает к стене Германа, перехватывая его губы и пьянея от нового вкуса, дополненного свежей жадной вездесущей водой. Она везде - на плечах, на лице, торопливо проникает в рот, мешая поцелуям и делая их странно притягательными, ласковая, игривая, уверенная. Свивающаяся в тысячи струек прозрачная влага на обнаженной спине Шарля, на белой груди Германа и снова между ними, снова торс тесно прижат к торсу и бедра припечатывают любовника к стене,  бесстыдно втискиваясь пахом в пах.

Отредактировано Шарль Морель (2010-09-17 01:59:33)