Архив игры "Вертеп"

Объявление

Форум закрыт.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Архив игры "Вертеп" » Архив » Амстердамский гамбит (18 июля 2007 года)


Амстердамский гамбит (18 июля 2007 года)

Сообщений 21 страница 40 из 45

21

Выдох.
Вдох.
Жив.
Лулу, откатился по ковру в угол -  нутро прошила электрошоковая боль.Плевать. Он выпрямился, волосы лезли в глаза.  Левая рука попросилась в отпуск. Ладно.
Обезьянья возня, звон стекла, угарный рев и мат. Кинг Конг  и Маугли в гей-сауне.
Еб твою мать.  Говно всплывает. Надо было его в 2005-ом валить. Нет, пожалел, сраный гуманист. Дернуло же меня тогда по пьяни и обкурке брякнуть "люблю". Гориллы сентиментальны, как Лолиты. Ты всегда в ответе за тех, кого приручил, спасибо, старина Сент-Экс.
Голландец отбивался, увиливал, в спарринг не шел. Правильно.
Луи наощупь, на вкус, цвет и все прочие критерии знал "Хэллбоя", каждую родинку на тестостероновой груде его чудовищного  тела, каждый бугор бицепса, каждую венку на шланге бычьего члена, и уж тем более его несложное прошлое. Контрактник морской пехоты, после ряда нарушений  его "вышли в отставку", но как ценного работника, перевели в "мобильную жандармерию", военную полицию. И там из рядовых он выбился в офицеры. Легко для того, кто привык смотреть на футбольных фанатов и бесноватые демонстрации поджигателей машины  через прозрачное "забрало" шлема, или из-за решетчатых щитов, отвечать  на рев толпы слезоточивым газом, резиновыми пулями и брандспойтами.  "Хэллбой"  был из тех парней в униформе, которые слаженно, один за другим выпрыгивают из больших  грузовиков "хаки" или автобусов на которых будто в насмешку присобачена табличка "люди".
Что такое резиновая дубинка в руках "Хэллбоя" Лулу тоже знал, спасибо, видел в деле. Когда труп поднимают, чтобы швырнуть в багажник, а от костей отваливаются расшлепанные куски мяса.
С "бизоном" он спутался не ради брутального перепихона  в стиле "милитари", в свое время они вместе ворочали крупные рискованные дела. Причем Лулу вертел "хэллбоем" как куклой би-ба-бо, тот был предан слепо, бескомпромиссно, до смерти.  Лувье подсадил его на себя, как на иглу, и ради дозы блядского "озона", громила ходил за ним, как минотавр на веревочке,  и делал, все, что скажут. Забил на присягу и семью, подставлял однополчан, крал документы и печати, возил деньги, наркоту и рабов. А заодно бегал  в ночной супермаркет за бухлом, сигаретами и банками "греческих персиков", которые Лувье обожал, вытряхивал пепельницы и млел, когда холеная ладонь Лулу рассеянно поглаживала его бритую балдоху. В такие жаркие кайфовые вечера, в пустом офисе на рю Гренель, Лулу сидел в голубенькой  футболке, вольготно раздвинув бедра,  пальцы правой руки ловко бегали по клавиатуре - шла деловая переписка с поставщиками и заказчиками, а левая машинально ласкала тяжеленную голову "Хэллбоя". Здоровяк, стоя на коленях перед крутящимся креслом, бережно брал в рот, бугрил в напряге плечи и утробно ворковал и  мурлыкал, как ребенок в дреме. Спрашивал потом, не отирая рта, глядя снизу  в глаза:
- Мы уедем?
- Да.
- В заграницу?
- Да, да, отстань.
- А когда?
- Завтра. Через год. Когда я закончу дела.

Маневр с Нефертити (ура, они наконец то прикончат эту китчовую образину) был только на руку Лулу. Пиджак, шваркнув, скользнул на пол. Даниель с размаху шарахнул гипсовой бабой, "Хэллбой" поставил блок, заревел, принял удар на локоть, выбросил вперед руку и взял Даниеля за горло - весь в масле, ошметьях жратвы, крови, осколках, стеклянных и гипсовых.
Хрустнул кадык голландца, тот ударил великана под колени, слабея от удушья.
Лулу сделал точный бросок, как тюлень из проруби, упал брюхом на скомканный пиджак, вскинулся, выпрямился, крепко расставив ноги колоннами.
Два движения - внутренний карман и наружу уже не пустой кулак. Никогда еще Лувье не принимал гостей безоружным, никогда просто так не выпадали на пол визитницы с компроматами.
Щелчок.
- Мартин! - тихо, ласково, прежним парижским голосом окликнул Лулу - Я здесь. Я с тобой.
Хэллбой резко обернулся через плечо, аж шейные позвонки хряпнули.
Кулак чуть ослабил.
Широкое лицо, в крови и дряни. Замах - наотмашь черной дубинки - еще чуть и треснет череп под рыжими волосами.
- Мы уедем. Брось его. - обещал Лулу.
- Когда - сипло с надеждой  шепнул слишком  тяжелый человек.
Выстрел.
Пуля взорвала глазницу в брызги, выбила  косой осколок затылочной кости с лоскутом скальпа, цвиркнула мимо плеча ван Бейтена, вышибла земляничный ромб цветного окошка из оправы.
Щедро плеснуло  кровянкой и серым кляклым студнем.
Великан завернулся, будто в танце и грохнулся, навзничь, погребая под собой голландца, как каменная осыпь.
Лулу опустил правую руку. Все еще сжимая в кулаке  рукоять "Beretta90two"
Слушая топот снаружи, привалился задом к двери, предупреждая все вопли и стук,
Не крикнул, но сказал так, что шум смолк. Слышно попятились.
- Вон. Все штатно. По местам. Заводи шарманку, Ханс. Идем в море
- Есть. - квакнул за дверью моторист
Разгромленная комната. Тусклый свет. Рубцовые синяки на белом брюхе, спине и в паху наливались черносливом.
Лулу аккуратно положил оружие на кресло,  нагнулся, подал руку Даниелю и выпростал его из под теплого трупа.
Молча сгреб общее тряпье с пола, открыл дверь в спальню, швырнул одежду на кровать, отодвинул панель шкафа-купе, натянул на задницу пляжные шорты - бермуды, кое как продел левую руку в короткий рукав пестрой гавайки, повязал концы в узел поперек брюха.
Яхту качнуло, ровно и мерно работал, урча, мотор. Огни за окном двинулись и скоро стали линиями.
Голая изуродованная голова трупа мотнулась по черно-белым плашками голландского пола каюты-гостиной.
- Я на мостик, Даниель. Время дорого. Спасибо и прости. Я скоро. - сказал Лулу, забрал пистолет, тиснул в набедренный карман и вышел на палубу.
Дверь захлопнулась за ним.

Отредактировано Луи Лувье (2009-12-19 00:14:23)

22

Безумный ревнивец до него все-таки добрался.
Даниеля погубила самоуверенность. Не сомневаясь в победе, он приблизился к нападавшему слишком близко. Профессионально выставленный блок, полая Нефертити, оказавшаяся слишком легкой, гипсовыми осколками посыпалась на пол. Молниеносный бросок. Хватка, как у бультерьера. Громила сжал шею ван Бейтена, словно та была циплячьей. Кадык вдавлен. Звездочки в глазах. Больно, нечем дышать. Не дернуться, не вырваться. Задыхаясь, не желая быть задушенным, Даниель со всей силы пнул громилу ногой по коленным чашечкам. Никакой реакции. В глазах начало темнеть. Медленно, так в театрах гаснет цвет. Увертюра Офен Баха, «Орфей и Эвредика», тускнеющий хрусталь под потолком. Перед глазами была именно эта картина.
«Ты хотел почувствовать себя слабым, Даниель? Наслаждайся» - он все еще мог язвить. Ноги, словно ватные, время остановилось.
Луи, с необычайной подвижностью, которое было сложно заподозрить у человека столь внушительной комплекции, рыбкой прыгнул к пиджаку.
Все как в замедленной съемке.
Занесенный кулак неандертальца, летящий в лицо, как пушечное ядро. Луи нацеливший на, вероятно, обманутого или брошенного любовника пистолет. Красивые губы шевелятся. Громила оборачивается, смотрит, словно загипнотизированный. Хватка ослабла, Даниель сделал судорожный вздох, готовый сопротивляться дальше. До последнего. Выстрел. Что-то теплое, горячее липкое летит в лицо. Дернувшаяся, от удара голова громилы, мощный торс разворачивается на сто восемьдесят градусов. Залитый кровью, выбитый глаз, как в Терминаторе, который смотрел в детстве. Железная хватка на горле разомкнулась, но еще не до конца. Заваливающее на пол грузное тело, то, что еще секунду назад было живым человеком. То, что уже стало трупом.
«Луи не стал стрелять ему в спину» - резкая боль в горле, невозможно вздохнуть, ноги не держали. Звон в ушах. Молодой человек упал на спину, придавленный стокилограммовой тушей. «Нравится ощущать на себе чью-то тяжесть?» - внутренний голос глумился.
«Это, смотря, чью» - время восстановило свой бег. Даниель попытался спихнуть с себя тучное тело. С первого раза не получилось. Противно не было, страшно тоже. Просто тяжело и неудобно.
В коридоре раздался топот ног. Вероятно, необычный шум привлек команду.
«А вот и Морис со шваброй, здесь неплохо было бы прибраться» - все еще придавленный грузным телом мертвеца Даниель наконец-то сумел сделать вдох и пока безуспешно попытался из-под него выбраться. Слабость и беспомощность. В голове - звенящая пустота. Лежа на полу, ван Бейтен как-то отстраненно разглядывал царящий в кают-компании погром. Криво висящая, накренившаяся фотография Мерелин Монро, на месте сексуальной родинки – огромная бородавка из черной игры. С золоченого багета свешиваются виноградные грозди и веточки салата. Перепелиные яйца, растертые берцами громилы до состояния паштета, размазаны по мраморной плитке, некогда белоснежная скатерть, теперь вся в жирных пятнах свисает с перевернутого стола. Кресло кверху ножками валяется на полу. В луже, среди осколков разбившейся вазы плавают маринованные каракатицы, присыпанные голубыми ирисами. «Словно венок» - вечная память павшим героям. Гранатовый сок на полу трудно отличить от крови. Спаржа, перемешанная с колотым льдом, его легко перепутать с осколками бокалов. Повсюду гипсовая крошка. И над всем этим великолепием, словно гора над заливом Монте-Карло возвышался труп и придавленный им Даниель.
«Прикрыть бы его потом чем-нибудь» - трогать нельзя. Сейчас приедет полиция. Чистой воды самооборона. Противник превосходил физической силой, выстрел сделан с расстояния менее трех метров, практически в упор. Один человек спас жизнь другого, не подкопаешься. Все честно.
«Лучше позвонить отцу Марианны, чтобы не было огласки» - эгоистично, тому сейчас совсем не до него. «Зато не попадешь на первые страницы бульварной прессы» - не то, чтобы Даниель так дорожил своим добрым именем.
Доброе имя – это хлам, сказочка для дураков. То, что позволяет прикрывать свои делишки и впихивать средненький товар по бешеным ценам, или завышать в десять раз реальную стоимость акций. Ван Бейтен понял это еще в детстве.

У него день Рождения. Ему исполнилось девять лет, он уже почти не хромает и два года как занимается плаванием  и бальными танцами. Марианне, его партнерше по танцам уже одиннадцать.
Все получилось так, как она и говорила. Они подловили Вильгельма де Брюйе в туалете, в тот самый прекрасный момент, когда тот сидел на унитазе и справлял большую нужду. Защелку кабинки детского туалета Марианна выломала заранее.
Марианна Якобс, дочка модели, бросившей мужа и ребенка, и отца-одиночки полицейского. Тоже белая ворона в их компании. Но маленький Даниель с ней подружился, более того, ему с девочкой было весело.
И поэтому:
«Дорогой. Можно помочь герру Якобсу? Чтобы его повысили. Надо, чтобы они стали принадлежать нашему социальному кругу. И вообще, иметь знакомых в полиции наше время полезно. Никогда не знаешь, чего ожидать от этих арабов » - отец Даниеля дергал за всевозможные ниточки и карьера отца Марианны, исполнительного, но ни чем особо не блещущего следователя, отличавшегося разве что порядочностью и исполнительностью, очень быстро пошла в гору. Если называть все своими словами, она стала просто головокружительной. Теперь он, по словам фрау ван Бейтен «хотя бы может покупать себе нормальные костюмы». Марианну и ее отца приглашали к ван Бейтенам на все детские праздники и пикники.
И вот, у Даниеля день рождения и подруга приготовила ему особый подарок. Денег у нее не было, зато фантазии, хоть отбавляй.
«Давай напугаем Вилли. Он пауков боится» - соблазн поиздеваться над тем, кто своими насмешками изгадил ему ни одну минуту жизни, был слишком велик. Даниель с радостью согласился.
И вот. Они в кабинке туалета. Она большая, на троих места вполне хватает. Даниель придерживает дверь изнутри, чтобы никто не зашел. Марианна прямо перед лицом побелевшего, онемевшего от ужаса длинноволосого мальчика с крупными блестящими кудрями, предметом его тайной гордости, держит пальцами отвратительного, жирного, мохнатого, огромного, шевелящего лапками паука, заранее приобретенного в зоомагазине и принесенного в детской дамской сумочке в коробочке.
- От тебя воняет Вилли. Ты от страха обосрался? – она подносит черное  чудовище буквально к глазам извечного обидчика Даниеля. Маленький ван Бейтен сам паука боится, но ради такого зрелища можно и потерпеть.
- Вилли, сейчас мы тебя побреем наголо, - девочка вытаскивает из кармана маленький пузырек с шампунем, который отец привез из командировки из гостиницы, он уже перемешан с водой, Марианна все предусмотрела заранее, и выливает на роскошные волосы. Вспенивает. Прячет пузырек обратно в карман. Достает бритву. Она игрушечная, но Вилли то про это не знает. Подносит к его голове, продолжая пугать жутким насекомым.
- Не надо… - обычно наглый де Брюйе шепчет это беззвучно, одними губами. Он белый, словно мел. Алые губы, столько раз кривившиеся в презрительной усмешке, стали почти бесцветными. Мальчик  похож на животное, которого ведут на заклание. Даниель смотрит на того, кто неоднократно доводил его до слез. И в душе растекается что-то теплое и почему-то появляется эрекция. «Так ему и надо» - на мучения врага маленький ван Бейтен смотрит с наслаждением, он даже паука почти уже не боится.
Тем временем Марианна, подносит бритву к волосам, надавливает ей на голову жертвы и с силой проводит по коже. Как будто сбривает волосы на самом деле. Вилли уже ревет, пытается вырваться. Марианна сует ему паука за шиворот. Мальчик дико орет, вскакивает, девочка его толкает обратно. Вилли поскальзывается на шампуне, который стек с его волос, падает навзничь и ударяется головой о то, под чем в рекламе чистящих средств рекомендуют искать и уничтожать бактерии, предварительно туда заглядывая.
Вильгельм де Брюйе лежал на полу туалета и не шевелился.
Марианна подошла, проверила пульс. Нажала на кнопку слива.
- Помоги мне, надо вымыть ему голову, пока он не очнулся.
Даниель вместе с подругой поставил Вилли на колени, наклонив головой вниз. Длинные роскошные кудри от мыльной пены они отмывали прямо в унитазе, нажимая на кнопку слива. Не очень удобно. Кажется все. Марианна поймала отползшего в угол перепуганного паука, засунула обратно в коробочку и запихнула в карман де Брюйе. Мальчик очнулся.
- Я нажалуюсь маме, - он ревел в голос.
- Тебе никто не поверит, вонючка, - дочь полицейского говорила это добрым и ласковым голосом. Она разговаривала с сидевшим на полу Вилли, как с умалишенным. – Я отличница, Дэн – тихоня, а ты - хулиган. Это всем известно. У нас доброе имя, а у тебя его нет. Мы скажем, что не знаем, про что ты говоришь и тебя еще обвинят в том, что ты принес паука на праздник, чтобы его напугать, - Марианна ткнула пальцем в своего лучшего друга.
«Она хорошая девочка, но у нее ужасные манеры» - так говорила фрау ван Бейтен.
- А если и поверят, то тебя все станут дразнить. Ты испугался девчонки и хромоножки, - теперь Марианна издевалась над Вильямом непритворно. – Так что в твоих интересах держать язык за зубами. Хотя, если тебе наплевать на общественное мнение…  - девочка отвернулась от поверженного врага. – Пойдем Дэни, - она обняла немного одуревшего от произошедшего друга за плечи, - Вилли надо подтереть свою задницу.
И попробуй еще раз обозвать его хромоножкой, - она обернулась, взглянув на Вилли, как на гадкое насекомое. Они ушли.
Вилли не нажаловался, больше Даниеля не обзывал. Никогда. «Люди уважают силу, даже если их оскорбляют. Волки превращаются в овец» - выводы были печальными.
А еще маленький ван Бейтен понял, что доброе имя – это то, чем можно прикрывать до поры до времени любые преступления, а общественное мнение – это то, что заставляет людей молчать или врать.
«Доброе имя на самом деле - просто воздух, пустой звук, за которым часто ничего не стоит. Оно очень дорого стоит. Но только идиоты платят а пустоту» - примерно так уже двадцатипятилетний ван Бейтен и рассуждал.

Надо было выбраться из-под трупа, встать и одеться. Нехорошо встречать полицию голым. А порванные пуговицы – это следы сопротивления и борьбы. Даниеля не очень волновал тот факт, что, возможно, всплывет его гомосексуальная ориентация. В терпимой Голландии этим давно никого не удивишь. А вот Луи с его благотворительностью это было совсем ни к чему.
Молодого человека волновало другое. Даже если представить все так, что они с Луи, вернее, Мартином Мерешалем спокойно сидели и ужинали, и нежданно-негаданно вломился вооруженный дубиной грабитель, а они начали ему сопротивляться, его, Даниля мать все равно узнает, что ему грозила смертельная опасность. А Даниель очень ее любил и не хотел волновать.
«Он погиб на корабле» - ван Бейтен рассмартивал теперь придавивший его труп, как на мешок с мусором, который необходимо было утилизовать, - «вывезти бы его в море и похоронить по старым флотским обычаям, попросту, утопить. Но сейчас вбежит команда и это станет невозможно».
- Вон. Все штатно. По местам. Заводи шарманку, Ханс. Идем в море, - Луи никого в кают компанию не впустил, более того, придержал дверь изнутри.
- Есть, – человек пошел в обратном направлении, вскоре его шаги утихли.
«А ведь Луи тоже не нужна огласка. Защищая меня или нет, он убил человека. Всегда найдуться те, кто всем начнет доказывать, что у грабителя было тяжелое детство, и смешивать имя Мартина Мерещаля с грязью, призывая к ответу за содеянное. Некоторым журналистам нужна сенсация, любой ценой. А доброе имя при благотворительности – это 99 процентов залога успеха» - перед приездом к Луи, которого тогда Даниель знал, как месье Мартина Мерешаля, ван Бейтен покопался в Интернете и почитал, чем тот занимался. «Хороший бизнес, практически неподконтрольный». То самое доброе имя помогало уклоняться от налогов. И Луи не мог его потерять, запачкавшись в скандале. Он не мог себе позволить стать героем первых полос в желтой прессе.
«И, поэтому, мы утопим труп вместе. И мама ни о чем не узнает».
В ушах уже не так звенело. Слабость прошла. Даниель сделал еще одну попытку спихнуть с себя труп. Тот лежал сверху, как уснувший тучный любовник, «обняв» руками за шею.
«Точно, все штатно. Увлеклись. С кем не бывает. Содрали скатерть со стола, чтобы не мешала трахаться, а он взял и свалился. Разгромили все вокруг. Но это и есть настоящая страсть. А это…» - Даниель понял, что его волосы намокли в крови, которая натекла из простреленного глаза поверженного врага и оттолкнул его голову в сторону, высвобождаясь из-под трупа, - «кукла из секс–шопа. Экспериментальный вариант. Придает остроту ощущениям» - он вспомнил рекламный слоган.
«Почему он такой тяжелый? Всего-то каких-то 110 килограмм. Я в спортивном клубе столько же выжимаю. Наверно дело в распределении нагрузки»
На ван Бейтена напала какая-то апатия. Он словно наблюдал за происходящим со стороны. Словно и не с ним это происходило вовсе.
Луи положил на кресло пистолет…
Луи, спешащий на помощь, с лиловыми синяками там, где его приложил уже точно бывший любовник. Протянутая рука.
«Хотел почувствовать себя зависимым? Сейчас тебя поднимут, как девчонку. Вот он твой рыцарь без страха и упрека» - внутренний голос не унимался. «Заткнись. От Луи – да, он мне жизнь спас» - внутренний диалог, достойный пациента психиатрической клиники. За неимением друзей разговаривавший часто в детстве сам с  собой Даниель сохранил эту привычку на всю оставшуюся жизнь. Неплохой способ рассмотреть ситуацию с разных сторон.
Слабым, глупым и зависимым, а, тем более, проигравшим и спасеным именно тем, перед кем хотел выглядеть максимально успешным и сильным, в повседневной жизни Даниель быть ненавидел. Вспоминалось ущербное детство. «Я жалок» - молодой человек отер с лица кровь и чужие мозги.
«Радуйся, что это не твои мозги, дубина» - внутренний диалог продолжался, - «Не выстрели он вовремя, сейчас твои мозги бы соскребали со стен. И прими помощь, нельзя всегда быть самым сильным. Невозможно всегда побеждать. Ты же не Бет-мен » - ван Бейтен ухватился за протянутую руку.
«Спасибо» - хотел сказать Даниель, поднимаясь на ноги. Но не смог, а, согнувшись пополам, разразился надсадным хриплым кашлем. Горло болело, как при ангине. Молодой человек несколько раз сглотнул, растирая шею руками, медленно разгибаясь, чтобы не закружилась голова.
- Я на мостик, Даниель. Время дорого. Спасибо и прости. Я скоро. - Лулу, тем временем, успел переодеться, забрал пистолет, сунул его в карман шорт и вышел на палубу.
Даниель смотрел, как за его спиной захлопнулась деверь. Загудел мотор. Яхта задним ходом отходила от причала, чтобы развернуться.
«Куда торопиться? Надо уйти подальше в открытое море. Полиции не будет, будут морские похороны» - ван Бейтен накинул скатерть на труп. «Вынести его в ней так, чтобы никто не заметил. Никто не знает, что он здесь был. Никто не станет его искать» - молодой человек подумал, что главное, чтобы команда ничего не заподозрила. «Луи им, наверняка, хорошо платит, но от шантажа еще никто не застрахован. Всегда есть соблазн получить больше», - «похороны», по мнению Даниеля, должны были пройти тихо и скромно, максимально незаметно.
«Вода относительно теплая. Можно сделать вид, что мы пошли купаться и прыгаем по очереди в воду. Какая теперь разница, где он сгниет?» - Даниель посмотрел на то, что еще десять минут назад было человеком. Подобрал с пола запонки. Подарок дедушки на десятилетие.
«Сожгут ли его в печи, сожрут ли черви, обглодают ли рыбы, все едино… Все в землю ляжем, все прахом будем» - стараясь не наступать на битые стекла, Даниель побрел в спальню, куда Луи сгреб всю одежду.
Прежде чем ее надевать, необходимо было помыться.
Одна дверь из спальни вела в ванную комнату. Молодой человек как-то отстраненно смотрел на себя в зеркало. На шее ярко красными, постепенно становящимися лиловыми и синими пятнами, проступили отпечатки пальцев громилы. «Жара, а придется водолазки носить». Все лицо было забрызгано кровью и мозгами, волосы на голове, вымоченные в крови, были ярко красными. «Так выглядели люди на войне» - Даниель зашел под душ и, устанавливая температуру, нажимая на клапан дозатора воды, понял, что у него дрожат руки.
Выдавил шампунь на волосы, намылил, встал под душ, наблюдая за тем, как в сливное отверстие, заворачиваясь в воронку, стекают бурые струи, становясь все светлее и светлее. Вода, наконец, стала прозрачной.
«Соберись» - ван Бейтен отвесил себе мысленную оплеуху, растирая шею мочалкой изо всех сил, разгоняя кровь, чтобы быстрее рассосались гематомы на шее. «Раскис совсем. Мужчина тот, кто сможет продолжить» - Даниель вспомнил бородатый анекдот, заставил себя улыбнуться.
Вышел из душевой кабины, автоматически натягивая на себя висевший там шелковый темно-синий халат и надев непромокаемые тапочки. «Хорошо, что не белые, как в гостинице».
«Мне надо выпить» - Даниель вышел в кают-компанию и поднял скатившуюся со стола, но уцелевшую бутылку шампанского. «Здесь надо с хлоркой все помыть, чтобы уничтожить следы крови. Интересно, пуля упала в воду или валяется на палубе?» - свежий ветер влетел в разбитое окно. «Никогда не думал, что дышать полной грудью – это такое удовольствие» - молодой человек почти успокоился. Руки больше не тряслись. Откупорил шампанское, тихо, без хлопка. Вернулся в спальню и сел на край кровати, опершись локтем о колено, подперев подбородок рукой, и стал прихлебывать благородный напиток прямо из горла.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2009-12-19 21:16:33)

23

За иллюминаторами носовой рубки – ровным ходом  огни, огни, огни, реклама, ночные супермаркеты, световые панели, светофоры, автомобилей.  Амстердам никогда не спит, тюльпаны и зеркальные стекла, пачки денег, пятерни каннабиса на аптечных вывесках. Чулки в сетку в нишах ночных улиц – гладкие бляди стоят и курят,  зрачки в точку, и когда в переулке появляется прохожий, подсвечивают между ног фонариком – вспышка за вспышкой, свет путается в  лобковом ворсе и синтетических кружевах. Старый раста в радужной шапке – дреды грязные висят,  играет на дудочке на перекрестке, зрачки в точку, бородач, не по сезону  в черном виниловом плаще и стетсоновской шляпе, распахивает полы плаща  перед стайкой японских школьниц – клетчатые юбочки, трусики, белые гольфики, рожки с мороженым. Под плащом – длинное голое вялое тело, все - как член, и пара накладных розовых сисек. Зрачки в точку. Девочки хором смеются, вертят жопками в беленьких панцу. Среди них нет ни одной моложе двадцати пяти лет, четыре из пяти носят в крови ВИЧ.  Зрачки в точку.
Лулу, оперся локтями о перила палубы на корме, глянул под винты. Бурлянка  белая в темной воде.
В пальцах тлела до фильтра сигарета. Думал.
Так. Что мы имеем с гуся. С гуся мы имеем перо и  шкварки. На борту  теплый  жмур. В сейфе документы за полгода, липовые ксивы, и безналовые бабки, в трюме товар. 24 килограмма в пакетах,   чистяк, из Колумбии с любовью, оружейные ящики, пластит, восемь комплектов полицейской формы, три офицерские, пять рядовых и во внутреннем кармане – удостоверения и паспорта.
Капитан полупьяный толстый пидор (здрасьте, господа удавы, я снова с вами). Команда на подбор дерьмо. Аксель, секьюрити,  лох педальный, малофья на губах не обсохла,  завтра уволю на хуй, и пусть скажет спасибо, что на вольный хлеб, а не  мордой в песчаный карьер.  Морис бывалый, в Берлине зажигали в 2003-ем, он с кафеля под утро шлангом кровь с мозгами смывал, он всегда за мной смывает, и в Берлине и в Париже, и в Праге, и здесь смоет... Но двуличен, как сволочь, чистюля, ничего, деньги любит, жить хочет. Связист. Этому давно все по барабану, был бы косяк  да глянец с девками. А до кучи «летучий голландец», эх, только соснули хуйца,  по губам текло,  в рот не попало,  не договорили.
Полный аллес. Нет. Полный вперед.

Лулу выбросил окурок, толкнул дверь служебной каюты. Настольная лампа, газета на столе, карты. Обернулись три бледных в зелень лица. Моторист в рубке. Хорошо идем. Не быстро, не тащимся, как надо. Тридцать два узла. На шлюзах копы шмонать будут, но вяло. Так, потискают, но не трахнут, а трахнут, так не женятся. Говно вопрос, прорвемся. Ксивы справлены. Права.  Туристическая гринкарта. Разрешение на ночной лов сельди. Пятую неделю, блядь, селедок ловим ночь через ночь.  А круче всего клёв по ночам.
Никто ничего не спросил. Только охранник привстал. Лулу  кивнул – он сел обратно.
Связист уронил с колен залистанный номер  «XXL»,  с  девушкой месяца – мисс  солярий-фотошоп: промежность  с интимной стрижкой во весь разворот.  Морис потупился, с тонкой улыбкой провел по шулерски меж плавными пальцами карту – с рубашки, на лицо, с лица на рубашку. Червонный валет.
Невзначай кивнул на ключики у притолоки.
Лулу молча забрал со стола початую бутылку «White Horse» запер ребят снаружи на два оборота. Ключи тиснул в задний карман бермудов.
Первый шлюз. Тихо. Стоим десять минут. Постояли. Свободны.
Заводи, браток. Поехали.
Лулу крепко отер кулаком ледяной сухой  лоб. Отхлебнул из горла.
Канал Нордзе – тридцать километров, соединявший Амстердам с Северным морем, поперхнулся шлюзовыми створами, особенно на востоке, в гавани Эй, на выходе к насосной станции у Эймёйдена. Поток-двухлинейка, суда по двум потокам, без перебоев,
Оранжевые шлюзы. Красивое название. И верно – город отвалился, как ломоть тяжелого черного хлеба, потянулись апельсиновые отсветы. Рождество среди лета, огни, фонарики, качка, нефтяная тьма за спиной.
Серьезная проверка только на пятом шлюзе у Эймёйдена, (во названия навертели, язык сломаешь).
Обтянутая свитером спина моториста.
- В море гасим огни по бортам, – сказал Лулу.
- Скорость?
- 102.
- Максимум.  Сгорим, босс
. – хмыкнул Ханс, не оборачиваясь, переключил реле.
- Вытянем.
- Молись.
- Услышат
.
Проверка. Булки схлопнул, спину  держим, еще по пятьдесят.
Самый малый. Стоп-машина.  Пристали в таможенный бокс.  Кто-то гавкает  и топает на мостках. Лулу приклеил улыбку, вальяжно поговорил с фуражками и фонарями. Босой, молочной спелости,  волосы растрепаны, разит за версту элитной выпивкой и табаком, перетянутое узлом пестрой пляжной  гавайки пузо вперед, на шее свежий красный засос, за спиной – палуба яхты – дорогая игрушка, вся в переливчатом золоте елочных гирлянд   – его поначалу даже приняли за русского.  Да, офицер, нет, офицер. Вот бумаги, вот печати. Чмоке всем в этом чате.
Козырнули. Отвалили. Вильнула кормой «Сестричка Жюстина».
Лулу послал синим полицейским спинам воздушный поцелуй. Вне зоны видимости, резко ударил двумя пальцами под подбородок и прикусил ноготь на большом правой руки  - быстрый блядский жест на автомате.
Поплыл мимо дебаркадер. Пропал.
Последний шлюз. Прорвались. Большое сильное открытое море. Гул двигателя сменился, набрал. Нырнули. Палуба валко ушла  из под ног, Лулу  ударился бедром о перила лестницы, но крепко удержался.  Ровно пошла, мамочка, как утюг по шелку,  аж в груди щемит. Огни погасли. И гирлянды и бортовые.
Звезды свистит у виска. Холод и йодистый запах.
С маяка шарил прожектор. Ревун сигналит хрипло. Легкий туман. На излуке бухты – смутные силуэты труб и кранов.  Луна молодая, как срезанный ноготь из мглы. Волнение умеренное шлепает в днище.  Кровь свернулась. Теперь пора.
По дороге в каюту-гостиную Лулу завернул в каптерку и в гальюн. Пришлось повозиться, но ничего. Необходимое быстро нашлось. В сортире он натянул резиновые желтые перчатки.
Лувье вошел в гостиную, (борделем смердит, как ни проветривай) взглянул на рыжеволосого гостя в синем бархате халата с бутылкой шампанского, кивнул. Пятна на шее красные. Живой. Умылся. Молодец.
Времени в обрез. Мелькнуло: выставить парня, не надо лишних глаз.
Но тут же забыл.
Сел на корточки перед телом под скатеркой.
Сгрузил на шахматные плашки пола все, что нужно.
Откинул скатерть. Хорошее лицо. Белый, как мыло. Целый глаз открыт. Карий. Родной.
Надбровные дуги. Скула. Челюсть.  Кадык. Щетина.
Куртку расстегнул, сволок вон одежду и белье ( на трусах- боксерах спереди сопревший  желтый потек, острый, знакомый запах мужской мочи, аж голову и копчик  ломит, я ж даже вонь твою любил, лицом тыкался,  ох, сколько раз я твердил тебе, мудак, белье меняют раз или два в день), тяжко с боку на бок он повернул труп. Вытряхнул навыворот  карманы. Корочка в ламинате, полицейское удостоверение, пачка «Кэмела», «Nokia» раскладушка (симкарту уничтожить),  мелкие купюры, карта третьеразрядной гостиницы, паспорт. Записная книжка в обложке змеиной кожи. Лулу усмехнулся – хранишь до сих пор? Помню. Из Мехико тебе привез.. Я врал что у шаманов купил, а на самом деле в дьютифри, уже в аэропорту Орли, потому что я забыл про тебя, и только в Париже вспомнил, схватил с полки китайскую поделку. А ты верил, что прям из Мексики, из гремучей змеи. Радовался, как дурак, хвалился ребятам.
Из записной книжки выпала замызганная фотокарточка. Двое на эспланаде пляжа в Сен-Тропе, пальма- дура, белые балясины, синее море, один – бритый великан – на груди линялая майка чуть не в клочья, второй ему макушкой по плечо, гладкий баловень,  в голубых плавках,  на шее полотенце и ремень фотоаппарата,  улыбается, затенив лицо светлыми волосами, прикуривает вполоборота  из кулака на ветру. Рука великана – у него на пояснице, и видно что это обоим нравится. за спинами – море, зонтики, курортницы топлесс  И вот сейчас они вернутся в номер, запрут дверь на ключ, сорвут друг с друга трусы и начнется джаз до шести утра, так что на нижнем этаже люстры запляшут. Бархатный, вашу мать, сезон. Навсегда.
И это ты не забыл. Спи теперь. Я же тебе говорил, не звони мне больше, не стучись в аську, не торчи у подъезда в шесть утра. Отпусти насовсем.

Большое голое тело. Запах пороха и красного мяса.  На левой грудной, тяжкой, как плита мышце, - цветная наколка –  эмблема «Harley-Davidson Motor Company», на правой – «Union» две ладони в рукопожатии, сверху значок десантуры, номер части, годы службы. 
Лулу порылся в принесенном тряпье и полиэтилене, достал японский секачик взятый с кухни и разводной ключ.
Еще глоток из бутылки. Ну, выноси «Белая лошадь». Лувье бережно замотал голову мертвеца в четыре вафельных полотенца, натянул поверх  два черных мусорных пакета.
Уперся в пол круглыми коленями,  поднял и опустил на лицо разводной ключ.
Поднял и опустил. Поднял и опустил. Еще. Вот. Так.
Лицо пепельное. Глаза – голубые стеклянные протезы.  Взлетают пряди. Рука работала мерно, как рычаг.. Клеклый хрящевой  звук, как отбивают куриную тушку. «Лю-блю». «Лю-блю» «Лю-блю». Правильный ритм. Румба.
Из под черного полиэтилена высочилось по мелочи малиновое, липкое, мало и лениво.
Через четверть часа мерной  работы  Лулу отлепил мешки и тряпье от мясного костного месива.
Красное и белое. Осколки зубов вбиты в язык. Часть того, что еще шаталось в размозженной десне,  он выломал ключом и вытянул пальцами вон. Перчатки скользили, не с первого раза.  Отвалил нижнюю  челюсть трупа  и стал бить уже в дыру, дробя и выворачивая задние коренные головкой ключа. На пухлые бритые щеки бруснично выбрызнуло. Лулу размазал сок  запястьем. Готово. Снова плотно укутал по плечи. Натянул с шорохом на голову свежий пакет, бережно придержав . Хлебнул без вкуса, захватал горлышко бутылки обмаранной резиной перчаток. У него что-то творилось с горлом, он часто тягостно сглатывал, как ангинозник,  но сам этого не замечал.
Обвел бритвенной заточки секачом квадрат над татуировками на груди, сомкнул линии пореза в квадрат, потянул лоскут вместе с сосками. Снова не с первого раза. Скользит плотный латекс. Пришлось поддевать лезвием под натягом. Снял до мускулов и белой прожилки. Отправил в пакет к одежде – это жечь в муфеле на камбузе. Вместе с документами и одеждой.
Прикинул.  Срезал еще пару лоскутов кожи – вкруговую ремешком с предплечья, и, перевернув, с копчика. Там где тоже часто бьют тату по дури. Четыре родинки – под пупком, на шее и две крупные на левом бедре.
Неопознанный труп важно лежал на спине. Грудь выпуклая, срезы мяса, как окна на «красный марс».
Лулу развел его руки, бережно расправил ладони его, крупные белые по плиткам пола. Чуть придавил коленом, чтобы не гнулись –мясо только начало коченеть.
Примерился. И обрубил с хряском сукровицы по суставу пять пальцев с правой руки. Потом с левой.
Пальцы правой ступни. Потом левой.
Отправил обрубки в тот же пакет.
Все.
Лулу сложил изуродованные руки на груди «хэллбоя», перетянул из мотка капроновой веревкой пясти. Вторая перевязка в жгут – на голенях.
Из под кровавого вороха, вытянул джутовый мешок с черной печатью «юнайтед фрут компани», закатал как большой чулок, приподнял левой рукой плечи мертвеца-без-лица, протиснул до пояса, потом ниже. Плотно увязал раструб.  Вспомнил о голландце, как выйдя из дома спохватываются,  что оставил  включенный тостер, кипятильник в банке и  раскаленный утюг на гладильной доске.
Лулу с липким звуком снял перчатки, встал, глянул на  Даниеля  и сказал.
- Бери под колени.

Отредактировано Луи Лувье (2009-12-21 02:02:52)

24

Даниель не мог сказать, сколько времени отсутствовал Луи, десять минут или полтора часа. Время тянулось незаметно. Молодой человек сидел на кровати, прихлебывая шампанское из бутылки, словно это была кока-кола, оставаясь трезвым, как стекло. Тупо пялился в одну точку.
Даниель считал шлюзы, которые они проходили. Первый, второй, третий… пятый. Гул гидроприводов, скрежет металла, тяжелые ворота поднимались и опускались, шум прибывающей воды, все выше и выше, все ближе к морю.
Таможенный пост, тихий голос Луи и еще кого-то. Никого досматривать не будут, даже документы не проверят. Объединенная Европа. Это хорошо.
Даниель был неестественно спокоен.
«Спасая мою жизнь, только что убили человека. А сейчас я вместе с Луи утоплю его в море» - ван Бейтеном овладело эмоциональное отупение. «А ведь все начиналось так хорошо».
Последний шлюз. Наконец-то вышли в открытое море. Уже скоро все закончится. А что будет потом? «Поужинаем, как не в чем ни бывало и никогда больше не поднимем эту тему? Словно и не было ничего
Есть не хотелось совсем, мысль о ней вызывала чувство отвращения. Загудел мотор, набирая более высокие обороты. «Ненавижу яхты» - Даниель откинулся на спину и уставился в потолок. Спать не хотелось, есть не хотелось, страшно не было. В голове было пусто, полный вакуум.
Звук шагов заставил Даниеля сесть на постель снова. «Один лежачий здесь уже есть» - под сандалиями Луи противно скрипела гипсовая крошка. «А если бы я побежал за помощью, возможно, этот псих остался бы жить. Но я не хотел позорить себя и Луи перед командой» - гордость порой сложно отличить от глупости. Последствия нежелания выглядеть перед посторонними людьми смешным оказались трагическими. Даниель тяжело вздохнул.
«Какого это, убить своего бывшего любовника? Что сейчас чувствует Лулу? Возможно, мне надо закрыть дверь в каюту, чтобы он мог с ним попрощаться?» - молодой человек смотрел на то, как Луи поставив на пол пакеты, склонился над трупом и начал его раздевать, - «Вот и погребальный саван».
«Он хочет омыть тело перед смертью? Зачем? Все равно ведь утопим» - Даниель еще не до конца понимал смысл происходящего. Лулу, тем временем, обшарил карманы убитого, вытаскивая все, что в них лежало.
«Уничтожает улики» - все оказалось очень прозаично. Рационально. Ван Бейтен немного успокоился. Слова «бесчеловечно» не было в его лексиконе. Он впервые лицом к лицу столкнулся с реальным насилием и смертью, не приукрашенной тупейным художником.
«Луи знает, что делает. Он все сделает правильно и мама никогда не узнает о том, что меня чуть не убили» - тем временем Луи надел на голову трупа целлофановый пакет.
«Зачем ему слесарные инструменты?» - ответ пришел незамедлительно. Удары, хруст разбиваемых зубов и крошащегося черепа.
Вверх вниз, вверх вниз, мерные удары разводного ключа. «Луи очень сильный» - странные мысли лезли в голову в подобный момент. «Уничтожает череп и зубы, чтобы не опознали по стоматологической карте. Хотя, наверно можно восстановить по фрагментам. Но как их всех поднять со дна?» - мужчина сводил к минимуму возможность разоблачения.
Звонок сотового телефона напомнил о том, что где-то есть окружающий мир, спокойный, обычный, где не разбивают головы в крошево трупам. Порывшись в куче валявшихся на полу вещей, Даниель достал из кармана пиджака трубку сотового телефона.
- Да, мама, добрый вечер… У меня тут все хорошо. Я отдыхаю с другом…- из-под целлофанового пакета мутным месивом вытекла густая бурая кровь.
«Наверно, надо было скотчем целлофан к шее примотать, было бы герметично» - Да, мамочка, это работает мотор, мы плывем на пикник. Не переживай, я выпил таблетку от тошноты, - «Напрасно она напомнила мне про это» - Даниеля начало мутить. Он мог бы отвернуться, но продолжал смотреть на то, что делал Луи. – Кто стучит? На камбузе разделывают мясо. Будем жарить стейки на гриле… Мама, не волнуйся, я не буду снимать пиджак, - любящий сын наблюдал за тем, как Лулу вырывал у трупа остатки зубов. На лицо мужчины брызнула кровь. Лулу хлебнул водки. И продолжил свое дело. «Меня сейчас вырвет» - все руки Луи были перемазаны кровью. В то, что некогда было ртом, он залез прямо пальцами. «А когда-то он его целовал». – Мама не волнуйся, я не буду сидеть под кондиционером, меня не продует… Мама, прости, меня зовут, - Луи начал срезать кожу с трупа, у Даниеля случился непреодолимый рвотный позыв. – Мама, я тебе перезвоню… - пахло, как на скотобойне. Даниель засунул трубку в карман халата и побежал в ванную комнату. Плеснул в лицо ледяной водой. Несколько раз глубоко вздохнул. Плеснул еще раз. Вроде отступило.
«Слабак. Душили не его, а тебя. Он мог бы и не стрелять. Не каждый смог бы выстрелить на его месте, а он сумел. Луи спас тебе жизнь. А сейчас делает всю грязную работу. Будь мужчиной, соберись и сделай тоже что-нибудь полезное» - Даниель угрюмо глядел на себя в зеркало. «Чистоплюй. И дурак! У него наверняка были здоровые почки» - мысли вернулись к громиле, - «А вдруг?.. Поздно уже» - неудавшийся потрошитель ругнулся сам на себя. Распрямился, вышел из ванны и пошел в кают-компанию.
«Могу я тебе чем-нибудь помочь? Что я могу сделать?» - молодой человек пытался про себя сформулировать вопрос правильно, как Луи, упаковавший труп, решил дилемму:
- Бери под колени, - Даниль больше не чувствовал себя бесполезным. Хотя основная ноша опять пала на плечи Луи. Тащить торс было гораздо тяжелее, чем поддерживать ноги.
Труп еще не окоченел. Но что такое 110 килограмм для двух сильных взрослых мужчин? Подняв упакованное в целлофановый саван тело, Даниель и Луи вынесли труп на палубу и медленно, стараясь не создавать лишнего шума, направились к корме.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2009-12-22 00:40:31)

25

Палубу слегка "вело", скорость хорошая, за бортом большая живая пустошь северного моря, свежо, солоно. Излука берега еле видна - цепь далеких огней.
Своя ноша не тянет. Трупоносы, на выход, так кажется кричали солдаты со шмайссерами, тем кто волок из бараков лагерей умерших за ночь. Только те трупы были легкие, как из папье-маше, иссохшие заживо, как летучие мыши. С нечеловеческими шуточками лагерные охранники называли "носильщиков" Химмелькомандой - небесными бригадами, неба всегда слишком много, особенно, когда под днищем судна ничего кроме моря.
Лулу тяжко наклонил голову, поудобнее перехватив ношу, от напряга узел "гавайки" разошелся на поясе, полы повисли, как у раслюстанного алкаша,  ветер в спину, хорошо. Покойник в мешковине провис между ним и Даниелем. Мертвецы всегда тяжелее живых, немудрено, они до краев полны смертью, а смерть она как сырой цемент, в нем тонуть взахлеб, как в зыбуне, рано или поздно, и тебе и мне и твоим дедам и твоим детям.  Ты - груз. Тело. Труп. Туша. Душа. Все по четыре буквы. Краткий аргумент  обыкновенной бойни.
На корме возились недолго, нашлись и цепи и отслужившие запчасти из моторного отсека. Чугунное ядро к ногам,  как гласит морской закон, да какие там ядра, на календаре - гуманный либеральный 2009 год, хватит обычного веса металлического дрязга. Мы убиваем разнообразно с комфортом, с применением современных технологий. Вот только наши бабы рожают одним и тем же способом, со времен Евы, другого так и не придумали, что бы там не блеяла овечка Долли.
За кормой - белый треугольник ровного вспененного следа. Закончив с цепями, Лулу разогнулся, прислушался. Наморщил лоб. Нет, не почудилось, точно.  И вдруг, прикусив губу, метнулся к Даниелю, рванул за ворот бархатного халата и подножкой повалил на палубу рядом с упакованным трупом, плюхнулся рядом, придавливая голландца локтем меж лопаток. Потянул промасленный  кожух на лежащих. Menage a trois*. Морская прогулка-ноктюрн. . Он тяжело и властно дышал, с животным мокрым всхлипом на вдохе, стиснутый между...
Слева - холодная мешковина в пятнах, справа - живое тепло рыжеволосого гостя. Ворочаясь, Лувье скользкими от крови руками вытянул мобильник из кармана, кое как глянул, набрал, сдавленно прохрипел:
- Ханс... Сбавь ход. Патруль... 
Он оборвал фразу на полуслове - и так поняли. Рокот двигателей изменился.
Объяснение пришло в буквальном смысле с неба.
В темноте по стрекозиному затрещали вертолетные винты, еще далеко.
Легкая "вертушка" берегового патруля, не так далеко - "нефтяные платформы", облет патрулей три  раза за ночь, не опасно, но лучше не светиться, в буквальном смысле у них мощные прожектора, а тут яхта без бортовых сигнальных  огней.
И вправду - лучи зашарили поодаль, это кажется, что близко, у страха глаза велики.
Пять минут ожидания, пять минут треска лопастей отовсюду, пять минут дыхания и вязкой слюны, между сжатых до фарфорового хруста зубов.
Пронесло стороной.
Лулу отшвырнул кожух и встал. Спасибо темноте. Сейчас в его лицо  лучше было не смотреть. "Сестричка Жюстина" шла, как послушная девочка по ниточке, на среднем ходу.
Молча, не переговариваясь и не глядя друг на друга, мужчины перевалили убитого за борт - и великанский кокон ухнул мгновенно в никуда, с полным взрывом брызг.
Лулу постоял, расставив босые ноги, тупо глядя в буруны. Машинально потер ноющую грудь ладонью. Кожу на локтях - выше, чем были раструбы резиновых перчаток, противно стянула кровяная пленка. Руки по локоть в крови это не метафора. Для знатоков.
Белая круговерть за кормой - скорее пенный звук, чем цвет.
Лулу сказал Даниелю:
- Момент.
Прошел по палубе, держась за перила, когда удостоверился, что отошли от места достаточно, остановился у тусклого аварийного фонарика, охнув, сел на корточки, быстро и умело разобрал пистолет. Детали оружия швырял в воду по ходу, как мальчик камешки или монетки. Конечно ствол без номеров и регистрации, но береженого бог бережет.
Вынес из гостиной мусорный полиэтилен с одеждой и ошметками человечины, врубил на камбузе маленькую  муфельную печь, отправил пакет в жерло, закрыл дверцу, выставил на дисплее  нужный режим.
А что, вы не знали, что на досуге я балуюсь керамикой. Хобби у меня такое. Глиняные птички и свистульки для детишек. Иначе зачем бы у приличного благотворителя в загашнике такой интересный девайс, с температурным режимом: 900°С—1400°С.
На обратном пути он выпустил из каптерки для обслуги Мориса, связист уже спал, накрыв журналом лицо. Охранник докуривал вторую пачку сигарет, увидев Лувье, он ойкнул, как школьник которого застукали за онанизмом, и сунул сигарету в рот не тем концом.
- Переверни - пустым, как и его глаза, тоном посоветовал Лувье. Умница Морис без вопросов пошел за хлоркой.
Ханс по приказу перевел яхту со среднего на малый, с малого, на самый малый, и пустил в легкий колыбельный дрейф. Вышел из рубки, размяться. Зевнул.
Погода прекрасная. Волнение легкое, так, будто малыш во сне дышит. Берега уже нет.
Лулу вернулся к Даниелю с фонарем. Растянул спекшиеся губы в улыбке. Тяжело опустился в ротанговое кресло, указал на второе.
- Приплыли - сказал, не глядя на гостя и спросил: - Ты как?
Свет автомобильного фонаря, лежавшего на столике - видимо в ясные вечера на яхте славно было пить чай или бехеровку в дачном антураже с картинки из журнала "Понты и Бабки". В прямом нехорошем луче Лувье можно было дать лет за сорок. Щеки красны, от повышенного давления,  как отечные.  Сероватые губы кривились, он явно пытался что-то еще сказать, но потом махнул рукой и промолчал.
В гостиной кроме "фрагментов трупа" (так обычно пишут в протоколах) он взял кое-что еще.
На столик лег одноразовый шприц, ампула без маркировки, обрезок резиновой трубки . Лувье, действуя, как во сне, точно и размеренно, помогая себе зубами,  туго перетянул полное левое предплечье.
Поработал  кулаком.
Глянул на Даниеля поверх света, кивнул на стекляшку ампулы.
- Будь другом, вскрой. - и предупреждая вопросы пояснил - Нет. Это спазмолитик. От головы. Завтра у меня четыре встречи и интервью. Должен быть в форме.
Вены внятно вздулись, рука онемела.
Лулу облизнул губы и  сказал:
- А потом - айда купаться? Я грязный - он весело хмыкнул - Как свинья.
Голос его был сейчас лет на двадцать моложе смертно усталого,  порочного, заляпанного кровью лица.

-------------------------------------------------------------------------------
Menage a trois -    [мэна́ж а труа́], фр., букв. "хозяйство втроем". - сожительство женщины с двумя мужчинами, или вообще трех любовников в любом раскладе (шутл.).
нефтяная платформа: сложный инженерный комплекс, предназначенный для добычи нефти, залегающей под дном моря. В Северном море - основной источник добычи нефти в Европе, территория охраняется и патрулируется по три-четыре раза за ночь, с применением вертолетов и катеров.

Отредактировано Луи Лувье (2009-12-26 08:59:34)

26

- Приплыли. Ты как? - «Теперь, когда в прямом смысле слова «все концы в воду», просто замечательно» - Спасибо, я в порядке, - Даниель нашел в себе силы улыбнуться. Не то, чтобы молодому человеку было очень весело, но его приучили с детства делать приветливое лицо. Дань хорошим манерам. Улыбка получилась почти вымученной. Не каждый день приходится топить трупы.

Если бы Даниель решил бы избавиться от тела, он бы сделал все иначе. Поступил бы в стиле «А-ля Марианна», утверждавшей, что все самые наглые, успешные и плохо раскрываемые преступления совершаются почти в открытую и у всех на виду.
Даниель пошел бы на яхте в места максимального скопления желающих развеяться в теплую летнюю ночь. Устроил бы вечеринку с грилем на верхней палубе, музыкой и плясками. В первую очередь сжег бы, хоть на том же гриле,  то, по чему можно было идентифицировать тело убитого.
Устроил бы ночное купание и под шумок скинул бы в место, где поглубже, труп, золу и обуглившиеся косточки. "Он пахнет кровью, рыбы его быстро обглодают".
«Идти ночью на полном ходу без опознавательных огней – это все равно что просить береговую охрану «Досмотри меня» -ван Бейтен считал, что желая перестраховаться, Луи немного перемудрил, но ничего не сказал об этом мужчине. На корабле главным должен был быть кто-то один. Очень многие проекты загибались из-за несогласованного действия компаньонов. Молодой человек не хотел им уподобляться.
Воздушный патруль, рокот вертолетов, светлые круги на воде от прожекторов Даниель воспринял, как декорации к какому-то боевику или фантастическому фильму. Словно снимали кино. Как будто все происходило не на самом деле и не с ним. И когда, наконец, все закончилось, молодой человек вздохнул с облегчением. Ни страха, ни раскаяния, ни сожаления, ничего подобного Даниель не испытывал. Все закончилось и слава тебе Господи. Мама ни о чем не узнает, не пострадает репутация Луи. Никому из оставшихся в живых не будет плохо. Они не звали громилу, они защищались и они выиграли. Они имели на это право, и на дальнейшую спокойную жизнь не омраченную скандалом они тоже право имели.
Пока Даниель рассуждал подобным образом, Луи выложил на столик, стоявший на нижней палубе, одноразовый шприц, ампулу с каким-то лекарством и резиновый жгут.
«Ваты и спирта нет» - автоматически отметил про себя Даниель.
Мужчина, сейчас он выглядел на все тридцать пять, со сноровкой наркомана со стажем перетянул себя жгутом левое предплечье.
- Будь другом, вскрой, - они были уже не друзьями, не любовниками, а нечто гораздо большим. Подельниками. Если после такого люди, в ужасе глядя друг на друга, не разбегаются в разные стороны, чтобы никогда больше не встречаться, между нами возникает, как правило, связь, почти нерушимая. «Неужели он сидит на метадоне?» - на героинового наркомана Луи похож не был. -  Нет. Это спазмолитик, - мужчина развеял сомнения, - От головы. Завтра у меня четыре встречи и интервью. Должен быть в форме, - «У него хорошие вены, попадать легко» - у матери Даниеля вены были тонкими, едва различимыми, чужого человека, врача она дома терпеть не хотела, и любящему сыну периодически приходилось колоть ей средства от высокого давления. «Ему бы умыться» - лицо Луи все еще было перемазано кровью убитого. «Во время самообороны» -напомнил сам себе Даниель. 
У Лулу, тем временем, созрело очень своевременное предложение.
- А потом - айда купаться? Я грязный - он весело хмыкнул - Как свинья.
Тишина, мерный гум мотора, миллиарды звезд в абсолютно ясном небе, легкий ветерок. «Похоже на романтическое свидание. Почти» - молодой человек обожал ночные купания. Прыгать с кормы в чистую прохладную воду.
- Хорошая идея, - Даниель улыбнулся в ответ. - От спазмов хорошо помогают инъекции магне B6, - благодаря матери по поводу средств по избавлению от «сокращений гладкой мускулатуры» молодой ван Бейтен мог написать диссертацию и с успехом ее защитить. – Я умею делать уколы. Давай, я тебе помогу, подожди чуть-чуть, ранку надо будет продезинфицировать. «Еще заражения крови не хватало» - Даниель вспомнил, как Луи крошил череп мертвеца и весь забрызгался его кровью.
Взял со стола ампулу и шприц, быстро сходил обратно в каюту. Там убирался Морис, щедро поливая пол средством с хлоркой. «Луи так ему доверяет?» - Даниель был удивлен. «Никогда бы не доверился тому, с кем обращался, как с собакой», - молодой человек взял початую бутылку водки, салфетки, два махровых полотенца, чтобы было чем вытереться после купания, и вернулся на палубу.
Отломил колпачок от ампулы, набрал ее содержимое в шприц, стравил воздух и точным движением попал в вену лежащей на столе руки Луи. Мать всегда говорила Даниелю, что он уколы делает совсем не больно. Ввел лекарство. Осторожно извлек иглу и тут же приложил к месту прокола намоченную в водке салфетку, сгибая руку Луи в локте. «Надо подождать пять – десять минут» - человеком ван Бейтен был педантичным. Он только хотел это сказать, как в кармане халата завибрировал телефон.
«Мама, как всегда, вовремя» - молодой человек ошибся. Ему звонил отец Марианны.
- Да, гер Якобс, какие новости? – чем дольше молодой человек слушал собеседника, тем серее становилось его лицо. – Да. Конечно. Я сделаю, что смогу, - горло осипло. Но не от боли.
Марианну уложили в больницу, она умирала. А он ничем не мог ей помочь.

Кто такая Марианна? Как бы объяснить.
«Дорогой, у Даниеля начали получаться подскоки. Я считаю, что ему необходимо заняться танцами».
Большой зал с зеркальными стенами. Мальчики в трико, девочки в платьицах с короткими широкими юбочками, на всех белые балетные тапочки.
- Я не хочу танцевать с этим хромоногим! – девочка орет, почти плачет, на ее голове огромный белый бант.
- Дети, кто будет танцевать с Даниелем? – мертвая тишина. Мальчику хочется провалиться сквозь землю, встать и убежать.
- Я буду, - она стояла немного особняком. Длинные стройные ноги «от ушей», стройная, выше Даниеля почти на голову. Немного крупный рот, ровные белые зубы и карие близко посаженные глаза. Темные, прямые, блестящие, коротко стриженные волосы. Марианна отличалась от остальных.
«Бедная и неухоженная» - как потом сказала фрау ван Бейтен. Но Даниель этого не понимал. Девочка старше него захотела стать с ним в пару, и это было главное.
- А у тебя ноги колесом, мяч со свистом пролетит, - она еще отомстила его обидчице.
Праздник. Новый год.
«Она не нашего социального круга. Она дочь проститутки» - фрау ван Бейтен была неумолима. Даниель закатил родителям скандал. И девочку впервые пригласили в гости.
- У тебя не волосы, а сопли, Хромоножка, - Вильгельм де Брюйе, сын лучшей подруги его матери, казалось, хотел превзойти самого себя, насмехаясь над Даниелем.
Мальчик втянул голову в плечи. Он так долго угадывал волосы с помощью геля перед зеркалом. Чтобы не торчали. «А у тебя зубы кривые» - вслух он этого не сказал.
- У тебя теперь тоже сопли, - Марианна взяла вишневый пудинг и вывалила на голову Вилли. – Обтекай, кривозубый, - девочка встала на защиту друга.
Фрау ван Бейтен, издалека заметившая что произошло, подошла к детям и уже, было, открыла рот, чтобы высказать свое мнение, как ее сын рассмеялся. Веселым счастливым смехом, глядя, как на нос его обидчику падают розовые капли.
- Вильгельм, тебе необходимо выйти из-за стола и привести себя в порядок, - мать Даниеля Марианне так ничего и не сказала.
Девочка прижилась.
«Они, конечно, не нашего социального круга. Но Даниель так к Марианне привязался, ему так сложно находить себе друзей. Ее отец порядочный человек, воспитывает один ребенка. Ему так сложно. Ты не мог бы помочь ему по службе?» - фрау ван Бейтен кардинально поменяла свое мнение и начала давить на мужа. Тот, глядя на сына, похожего на него, как две капли воды, вспоминал историю его рождения, чувствовал себя виноватым и старался, как мог.

Сейчас отец Марианны крупная шишка в Интерполе, в подразделении по защите свидетелей, а его дочь больна. Чтобы ее вылечить, нужна донорская почка. Первая группа крови, резус отрицательный.
«Иногда мне кажется, я готов кого-нибудь убить, чтобы достать для нее почку» - признался ему гер Якобс, напившись с горя. Марианну перевели на гемодиализ. Счет шел уже не на месяцы, а на недели.

Молодой человек положил трубку обратно в карман. Пустым, несчастным, «мертвым» взглядом посмотрел на Луи и решил объяснить перемену в настроении, чтобы мужчина не принял ее на свой счет.
- Моя лучшая подруга умирает от почечной недостаточности. Ей срочно необходим донорский орган. Знал бы, где достать, заплатил бы любые деньги. Группа крови редкая, огромная очередь, вряд ли она ее дождется,
- под впечатлением от телефонного разговора, обычно не привыкший переваливать свои проблемы на других, Даниель рассказал все, как есть. - Я дружу с ней с семи лет, не могу представить, что ее не станет, - на труп, только что утопленный в море, береговую охрану и возможные последствия разоблачения ван Бейтену стало глубоко наплевать.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2009-12-24 23:52:56)

27

Вены у Лувье действительно были хорошие. Вот по ним хорошо и пошло. Ништячком пошло. Не кровообращение  - шоссе шестьдесят. Со скоростью света.
«Спазмолитик» подействовал так, что просто атас. Лулу откинулся на спинку кресла, лицо расслабилось, стало юным,  меловым и лунным, так меняется облик через три минуты после финала агонии (кто видел, тот знает, как это – когда смерть уксусной губкой стирает все лишнее от лба до подбородка, старуха прекрасный скульптор, ей по вкусу сырой гипс)
На висках выступила легкая бисерная  испарина.
Все на своих местах. Часики делают тик-так,  облака плывут в голубом,  яблоки зреют и падают то на голову, то на ладонь,   шарик крутится вокруг своей оси, полюса не сместились и не растаяли полярные льды.
Лулу плотно сидел на метадоне и бутерате  с двадцати трех лет, он уже давно перешел в ту стадию, когда наркотик не вызывает ни блаженства, ни эйфории, ни галлюцинаций, но двинуть по вене необходимо, как всплыть за глотком воздуха синему киту с глубины, просто чтобы войти в тонус, чтобы разжала тиски многонедельная мигрень, чтобы наконец собрать все паззлы, пересчитать бабло, вспомнить цифры, адреса, стрелки.
И наконец заснуть часа на четыре. Пока не заорет под ухом мобильник песенку «Oops!… I Did It Again!» И надо, почти, не просыпаясь выводить машину из гаража – впереди – пустой асфальт с разметкой  европейской  трассы в шесть утра, новая опасная сделка... Волка ноги кормят. Только не забудь затереть тональником синяки на сгибе локтя и ляжках.
Лулу благодарно кивнул Даниелю, устало опустил веки, смакуя уксусный привкус «прихода».
Он  не помнил, в какое время года,  в котором часу, с какой левой  хабалкой бок о бок, на беленом подоконнике мансарды, в коттедже придорожного мотеля,  под грохочущим железнодорожным мостом, в кабине прокатного открытого  автомобиля, в туалете дешевого  кинотеатра или клуба, в палисаде колледжа под грибным дождем  впервые развел "нужное"  в ложке, вскрыл хрусткую головку ампулы, содрал упаковку одноразового шприца, веселую марку с картинкой «красный муравей» или «Алиса в стране чудес»  положил под  язык и закрыл глаза, опрокидываясь назад и смеясь в ослепительную пустоту, где всегда сухо, высоко и весело. Lucy in the Sky with Diamonds...
Ангельская пыль.
Лулу расставил ноги, тяжело закинул голень на колено.
Глотнул горлом, улыбаясь. Остывал.
Лулу скользнул пальцами по виску, облизнул с пальцев холодный пот, с ржавым нечистым привкусом.
Ему было хорошо.
И хоть не расти трава.
Звонок мобильника Даниеля вырвал его из нирваны.
Короткий разговор. Серые скулы гостя. Сбежавшая, как молоко, улыбка. Лувье уже приходилось видеть такие лица. В приемных покоях больниц, в цинковых  комнатах полицейских моргов.
Он выслушал короткий рассказ голландца, сузил глаза, поморгал, чтобы «картинка» не расплывалась.
Собрался.
Несмотря на метадоновую атаку по венам, Лувье не терял форму. Он встряхнул головой, шлепнул ладонью себе по загривку, окончательно «возвращаясь»
Морис невозмутимо прошлепал мимо, выплеснул пластиковое ведро за борт, вместе с двумя парами перчаток. Осклабился.
- Босс. Чисто,  – речь слуги  была столь же кратка и резка, как и недавнее «Морис. Убрать», по телефону из каюты три часа назад.
Лулу зыркнул на него. Морис давно следовал за ним по городам и адресам, как за войском идут мародеры, как за львом доедает обглодки гиена.
Лувье попытался встать, но понял, не стоит пока, задница перевешивала башку.
- Морис. Ноут.
Просьба была выполнена тотчас. Морис хмыкнул и делся.
Лулу серьезно взглянул на Даниеля поверх экрана.
Размял задрызганные чужой кровью пальцы над тачпадом.
- Так. Понял.  – он щелкнул зажигалкой, тиснул фильтр сигареты в зубы – затянулся, продолжил -  Маза реальная. Нужно вот что: точный диагноз, прогноз, где будут резать, ну медикал сентер, ты понимаешь, нужно знать, кто делает, чтобы не прикопались или подмазать в случае чего.  Группа крови, понятное дело.  Это же не просто запчасть, тут нужно чисто. Можно сделать основную, можно сделать еще и резерв, если отторжение пойдет, не дай бог.
Лулу стряхнул пепел, задумался, запустил пальцы в волосы :
- Скидка не вопрос, у меня просто через пятые руки и четыре  липы с отмывкой  идут запчасти,  плюс еще транспортировка. Ладно, сейчас не о бабках речь, а о неделях. Черт, в Париже было бы проще. Тут придется ждать дней пять-семь максимум.  Плюс документация, ну это еще пара дней. Согласен?

Он на секунду замер, навалился локтями на столик, ловя взгляд ван Бейтена. И серьезно спросил:
- Даниель.  Врать тебе не буду. Ты не просто "клиент" и левый лох. Ты понимаешь, что это: жизнь за жизнь?

-------------------------------------------
«Lucy in the Sky with Diamonds» — песня из альбома The Beatles «Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band» (1967) в исполнении Джона Леннона. первые буквы существительных в названии образуют аббревиатуру «LSD»
"Марки" - промокательная бумага пропитанная лизергиновой кислотой - часто встречается изображение красного муравья или Алисы в стране чудес.

Отредактировано Луи Лувье (2009-12-25 09:49:17)

28

- Даниель.  Врать тебе не буду. Ты не просто "клиент" и левый лох. Ты понимаешь, что это: жизнь за жизнь? - Конечно "ведь почек будет две, нужной группы крови и через пять дней" - у Даниеля был спокойный, серьезный взгляд. Глаза в глаза. До него еще как следует не дошло. "Если все будет так, как говорит Луи, то Марианна спасена". Даниель еще не успел обрадоваться. Вспомнился разговор недельной давности. Они втроем, он, Мариана и ее отец смотрели новости, репортаж из Сомали, про гуманитарную помощь. Гер Якобс напился и его понесло:
- Они показывают нам голодных детишек. Я знаю статистику, Дэни. Двадцать лет назад их там было двадцать миллионов, сейчас уже сорок. Это они на картинках несчастные, умеют кривляться. А исполняется им тринадцать-четырнадцать лет. Женятся, наплодят по десять детей, работать не хотят. Ждут гуманитарную помощь, бегают с «калашниковыми» и грабят наши торговые суда. Эти самые несчастные детишки. Мозгов нет совсем. Зато, почки у них здоровые и резус фактор отрицательный...

То, что почки, «запчасти», как выразился Луи, будут иметь криминальное происхождение и прилетят из жаркой Африки, Даниель почти не сомневался. И где-то в глубине души шевельнулось сомнение: «Не жестоко ли это?» Но молодой человек задавил это трусливое чувство, как мерзкого жирного червяка. Не вырастет еще один пират или террорист, а подруга детства останется жива. Марианна будет здорова, гер Якобс станет счастлив. И это главное.
«Луи, мне тебя Бог послал» - Даниель смотрел на того, кого теперь с полным основанием мог назвать своим другом.
Все события, произошедшие накануне: знакомство на аукционе, приглашение на яхту, феерический секс, начавшийся со страстного поцелуя в губы, прерванный в самый интересный момент, нападение, убийство из самообороны, сокрытие трупа, звонок отца Марианны, теперь казались не случайной цепью событий, а промыслом Божьим. Испытаниями, которые надо было преодалеть, чтобы флойлен Якобс осталась жива.
«Что имеем в сухом остатке?» - Даниель достал сотовый телефон и набрал смс-ку отцу Марианны, с просьбой выслать на электронную почту историю болезни молодой женщины и адрес клиники, где ее потенциально собираются оперировать.
- История болезни сейчас будет. Луи, мы ее перевезем туда, куда ты скажешь, чтобы было быстрее и безопаснее для всех, это не проблема, - Даниель умел «брать быка за рога», все делал четко и быстро.  - Если надо во Францию, то скажи в какую клинику? И какую сумму мне надо в банке заказывать? Безнал или наличные? Я позвоню в тот филиал, что сейчас работает. Хоть в Гонконге, хоть в Австралии… - банковский день на планете Земля у ван Бейтенов был круглосуточным.
Молодого человека охватил мандраж, сродни сексуальному возбуждению. Ощущение, которое у него всегда возникало, когда он понимал, что казавшееся безнадежным дело выгорит. И все благодаря Луи.
Даниель принял мужчину, такого, каким тот был на самом деле, со всеми потрохами. Да, возможно с точки зрения обывателя месье Лувье не был порядочным и хорошим человеком. Но так уж получилось, что все лучшее в своей жизни молодой человек получал от людей, которых нельзя было назвать добрыми, как минимум. Воспитанная девочка не вывалила бы пудинг на голову Вилли, не стала бы пугать его пауком и макать лицом в унитаз. Порядочный и хороший человек, если бы к нему на яхту вломился бывший разъяренный любовник, стал бы вызывать полицию, а последний, тем временем, забил бы Даниеля насмерть или оставил бы инвалидом. Хорошие порядочные люди сочувствуют детям в Африке и осуждают торговлю донорскими органами. И Марианна умерла бы. А Луи выстрелил и почку обещал достать за пять дней, и не одну, а целых две. И поэтому самым добрым и порядочным, и самым лучшим на Земле сейчас для Даниеля был именно Луи, а прочие могли идти на хуй…
В каюте, тем временем, стало чисто. Верный, как понял молодой человек, Морис убрал следы погрома. Фотография любовницы братьев Кеннеди висела ровно. Пахло хлоркой. Даниель обошел вокруг стола, встал рядом с Луи так, чтобы не заглядывать в его ноутбук.
Хотелось сказать Луи что-то особенное, что-то приятное. Но Даниель не умел. «Ты охуительный мужик, Луи, давай будем друзьями? Я никогда не смогу тебя отблагодарить, всегда будет слишком мало? Луи, мне тебя Бог послал?» - все не то и не о том.
Да, убийца, метадоновый наркоман, - Даниель никогда не видел, чтобы средства от спазмов действовали так радикально и быстро, и по поводу введенного препарата не обманывался, - делец черного рынка. Но свой. И этим было все сказано. Но как это передать? Даниеля переполняли эмоции.
Молодой человек встал рядом с Луи, повернувшись к нему лицом, а спиной к его ноутбуку, близко-близко. Наклонился. И все равно сидящий мужчина был ниже молодого человека где-то на пол головы, может, чуть меньше. Макушка Луи была где-то на уровне уха ван Бейтена. Даниель вдохнул запах его волос, почти уткнувшись в них носом, провел подушечками пальцев по щеке, на которой запеклась чужая кровь.
- Тебе надо в душ, Луи, - сердце билось быстро-быстро. Молодой человек коснулся большим пальцем скулы мужчины, медленно очерчивая контур его лица, - или купаться, - дыхание стало тяжелым, а взгляд нежным, добрым и пристальным, - или… - Выдохнул Даниель в красиво очерченные губы и замолчал на полуслове. Потому что есть моменты, когда не надо говорить…

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2009-12-26 10:19:57)

29

Ничего не надо говорить. 
Лулу улыбнулся Даниелю, в унисон его прикосновению и  короткому выдоху облизнул губы, подмигнул, без фривольности, но по приятельски,  не прерывая пляски пальцев правой руки на клавиатуре ноутбука, сложил большой и указательный левой в вечный фирменный кружок "О.К". Видимо, этот жест он был способен выдать даже на дыбе, операционном столе или смертном одре.
Лувье  знал , что искать по папкам, сверился в сети, кивнул.
- Если твоя подруга транспортабельна: институт  Монсури, место верное, люди схвачены, страховочную "койку" держат всегда. Обслуга в клинике идеальная. Сам там лежал сорок три дня в 2004-ом, как у Христа за пазухой.  Там конечно не боги, но что то вроде. Если не может ехать, что-нибудь придумаем. Есть варианты и в Амстере.  Завтра не позже двух пополудни форвардни мне материалы  на основное "мыло", там в визитке есть, особенно ее историю, и все о чем договорились. Перезваниваться на эту тему не будем, сети и мобиле веры нет. В Монсури есть у меня человек, русский, уехал из "советов" еще в  начале девяностых, руки золотые, Депардье и дочку Миттерана в свое время чинил. С ним проще, он мне кой чем обязан, не будет кобениться, откуда запчасти резко нарисовались.
На метадоновой фиалковой винтовой  волне перебойно ёкнуло сердце, длинной болью кольнуло под левую  лопатку, Лулу крепко сглотнул слюну, отер пятерней лицо. Сделал следние пометки:
- Я тебя перехвачу в половине четвертого на площади Дам,  пообедаем в "Krasnapolsky", у меня как раз "окно" до пяти, и в ""Reflet"  резерв кабинета, там все чисто, без лишних ушей.  Тет а тет  скажу все насчет денег, фамилий, сроков, утрясем нюансы.  Enjoy.
Лулу встал, с хрустом потянулся, прикусил изнутри щеку, чтобы унять хреновы вертолеты в лохматой белобрысой голове.
Его заметно повело и шатнуло. Минуя плечо рыжего голландца, за которое чуть не схватился, рука упрямо крепко хлопнула по спинке кресла. Стоять, Лулу, соберись,  мы в прямом эфире, центр тяжести у тебя немеряный,  так что нефиг тут кувыркаться, как беременная Бритни
Он почти твердо добрался до двери в спальню, вцепился в косяк, обернулся, улыбаясь. Говорить было ватно,  холодно и трудно, будто онемела и не ворочалась как должно нижняя челюсть:
- Насчет душа ты прав, Даниель, про море я было думал, но кажется с романтикой пора завязывать. И так уже тут помесь "Эммануэли" и "Города грехов", к тому же окрест нефтяники гадят, мы рискуем вынырнуть по уши в дерьме, как те пингвины в мазуте, в роликах Гринпис.
Глядя на гостя, Лулу, не рисуясь, а просто, потому что ну все уже, дошел до точки, стащил изгаженную одежду, отвел в сторону дверь купе в ванную. Тяжко и жарко потер черную гематому под животом, попавший под резиновую дубинку член слегка кровил. А, херня, бывало хуже. Он шагнул в душевой бокс, раздвинув дверцы синего тонированного стекла,  удобная штука: широкая гидромассажная душевая кабина, комбинированная с угловой  ванной. Подсветка, гарнитур, вентиляция, тропический душ, аэромассаж,  все дела. Там вполне могли поместиться двое - высота 2.20 м.  Лулу усмехнулся: "Столько наворотов, а сейчас мне нужно всего лишь горсть жидкого мыла и много горячей воды. Черного кобеля не отмоешь добела.
На палубе яхты медленно расцветали огоньки. Ханс, спокойно правил в порт, зевая в грубовязанный рукав "хэмингуэевского"свитера.
Луи, не закрывая дверцы кабины, выдохнул, поднял голову, подставил лицо и пышное тело под хлесткие теплые струи, зажмурился, атласно лило по плечам, груди, куполу живота и крепким белым бедрам. Он смешно отфыркался, обернулся к ван Бейтену, и заговорил, расслабляясь, лицо рыжего преломлялось в залитых водой глазах:
- Хоть скажи потом, как твою девушку зовут. А как выйдет из больницы, познакомь что ли. Не бойся, не отобью. Еще на ее свадьбе погуляешь...
Мыльная пена в потемневших от влаги волосах, кровь ушла в слив, тело, разомлев налилось розовым. Лулу мягко прогнул поясницу, опершись ягодицами о запотевшее стекло кабины, широкая ладонь скользнула от утопленного в мякоти  аккуратного  пупка до паха.
Он вообще не думал о том, как выглядит, так нагота естественна для зверя на воле или ножа без ножен.
Лулу отряхнулся, как мокрый сенбернар.
Наощупь набрал из дозатора шампунь,  резко массируя, взбил волосы.
- Ей с тобой повезло, ДанИ. - -  он впервые сократил его имя, не из фамильярности, а просто потому что сбил дыхание, ожесточенно отмываясь от всего на свете. Горячая вода полосовала обильную плоть докрасна, не без последствий - опасная истома секса, наркотиков и убийства уже расплавила кости, он приоткрыл рот, ловя струи.
Лулу  прикрыл глаза, чтобы не щипала пена. Он доверял гостю настолько, что мог повернуться к нему спиной.

-------------------------------------------------------------------------------------

Институт Монсури - Медицинско -Хирургический Центр Порт Де Шуази, инновационный медицинский центр, с лучшим в Европе урологическим и хирургическим отделением.
Krasnopolsky - пятизвездочный отель в Амстердаме, Reflet  - ресторан в нем, в стиле "belle  epoque"

Отредактировано Луи Лувье (2009-12-26 12:00:05)

30

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2009-12-27 22:55:50)

31

-------------------

Danger! High voltage! (англ)  - Опасно для жизни! Высокое напряжение

Отредактировано Луи Лувье (2009-12-30 04:40:40)

32

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2009-12-30 23:58:18)

33

Отредактировано Луи Лувье (2010-01-01 22:19:53)

34

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2010-01-02 14:38:03)

35

- Что? - единственное слово выпало из разомкнутых воспаленных  губ Лувье в ответ на слова ван Бейтена, он обернулся, переведя на голого рыжего любовника темный взгляд как из-за пуленепробиваемого голубого стекла. Кивнул, потому что так надо. Угадал по губам вопрос. Выговорил:
- Да.
Разжал кулак, медленно и основательно подмылся, выключил воду, ему было наплевать, на сперму, текущую по внутренней стороне ляжки, вещь столь же естественная для этого человека, как мокрота, пот или слюна. В арсенале Лулу не было слова "стыд", если дело касалось секса. Он не знал стоп-слов, табу и глянцевых стереотипов, как не признает  шелухи стихия или здоровое разумное животное.
Он машинально отерся полотенцем, и вдруг просто погладил Даниеля по щеке ледяной ладонью. От скулы к губам. По углам ванной копился бормочущий желтоватый туман, густой и вязкий, как овсянка, туман был живой, дышащий на всхлип, на раковый  хруст распада , полный кривляющихся лиц, тел, узоров и образов.
Лулу ступал по колено в этом гнойном призрачном молоке, привычно, как проводник по болоту, который знает всю трясину наизусть, все "окна" выдыхающие болотный газ, метан, без запаха и вкуса, все топи и ловушки, гирлянды болотных огоньков. Я король ящериц. Я штурман болотных огней. Меня нет.
Да. Да. Это метадон. Грязный раствор с кокаином, кустарно запаянный в ампулу в грязной подпольной лаборатории, где работают грязные тунисцы и вьетнамцы, солнечный сок на грязной игле,  который я загнал в свою грязную вену.
Вторая волна прихода. Самая опасная. Прилив по самое горло. И выше глаз. До лба и темени.
Даниель вышел, едва передвигая ноги, как лунатик.
Лувье последовал за ним, двигая тело, как нечто отдельное, громоздкое, так толкают впереди себя нагруженную кирпичами тележку или уродливый гипсовый слепок - он сам воспринимал себя, будто за собственными плечами, как санитар в сумасшедшем морге, который ворочая окоченелый белесовато -синий труп танцует с ним твист на кафельном полу. Ни царапин, ни засосов, ни боли от гематом Лулу не чувствовал, ему и на них было глубоко наплевать, как и на капли спермы на синем стекле кабины, его холодной бесплодной спермы вперемешку с сукровицей.
Он видел, как Даниель нагишом повалился на кровать прямо поверх покрывала, бессильно уронил руку, и судя по всему мгновенно вырубился. Тело было долгим и бледным, как лунная рыба. Голова запрокинута, как у застреленного.
Лулу машинально нашарил в ящике комода тряпье, натянул длинную по бедра майку, даже не подумав о трусах. Ткань-стрейч липла к влажной коже. Он сделал пару шагов, вяло мотнулся опустошенный член между ног.
Лувье обвел взглядом полутемную комнату, во всю работала, мутя зрение, окаянная туманная машина. Длинное тело на покрывале. Неужели я его не убрал? Ведь все приготовил и джутовый мешок, и разводной ключ. Мы вышли в море. Почему он опять здесь? Что он делает в моей постели? Голова цела. Плохо. Непорядок. Скоро утро, а он тут. Все надо делать своими руками, быстро и тихо.
Он сел рядом со спящим, мутно глянул, положил ладонь на кадык.
Теплый, не остыл еще. Надо подождать. Чтобы свернулась кровь.
Сухой порох и наждак в горле. Жажда это значит надо пить. Пить надо воду.
Поступь босых ступней по холодному шахматному полу каюты-гостиной. Из выбитого цветного оконца тянет сквозняк. Запах хлорки. Лицо белокурой женщины на фотографии корежится, она раскрыла рот, как мокрый половой орган, у нее давно вытекли глаза и кудрявый скальп сполз, как у старой куклы. Она валяется на постели в одних трусах, накачанная наркотой до передоза, телефонная трубка снята, короткие гудки, муха ползет по обоссаному левому бедру мертвой Нормы Джин Бейкер.
В минибаре есть минералка.
Лувье отодвинул панель и понял, что гостиная полна людьми, как зал ожидания или вагон метро в час пик, он много лет не спускался в метро, но еще помнил.
Люди молча стояли у стен, сидели на полу, с ногами на диване. Мальчик с пеналом в руке - на крышке девочка Миядзаки оседлала белого дракона с лисьей мордой. Трое в форменных фуражках таможни. Полицейские формы. Мотоциклист дорожного патруля в искореженном шлеме. Женщина как манекен на столе -  нижняя часть  тела раздавлена и искорежена колесами. И другие. Их было много.  Он не считал.
Лувье спокойно кивнул им, как привычным соседям. Они очень берегут мое время - всегда приходят в срок. И никогда не задерживаются дольше положенного.
Он со смаком пил минералку из бутылки. Обливая горло, грудь и живот.
У стены между высоким арабом с разбитым лицом, и ажаном в каскетке стоял рослый громоздкий мужчина с комом мясокостного  фарша вместо головы. Поднял беспалую руку к виску, согнул локоть в четком  армейском приветствии.
Лулу отсалютовал ему бутылкой мертвой воды:
- С прибытием.
Мертвец хотел что то сказать, но в скользком месиве ротовой полости только вздулся и лопнул пузырь красной слюны.
Лулу стоял посреди пустой каюты с голой расшлепанной задницей и смеялся глухо, как из под подушки. Тряслось под майкой мокрое пузо.
Потом вода кончилась, он вернулся в спальню.  Зыбучий туман поднялся выше лба, как и обещал. Ноги отказали, Лувье тяжко грянулся на колени, навалился животом и грудью поперек кровати в нелепой позе и на выдохе перестал быть.
Мокрые спутанные пряди коснулись бока спящего голландца.
В 06.30 мерзотно и настырно сработал будильник на мобиле.
Та же мелодия, что и на входящем звонке:
- Oops!… I Did It Again! - заорала проклятая Бритни из ниоткуда.
Она сама не знала, насколько правдивы ее слова.

Отредактировано Луи Лувье (2010-01-04 11:24:58)

36

-Oops!… I Did It Again! – «Угу. Сделал,» - Даниель открыл глаза под развеселую ритмичную песенку, и довольно потянулся, сцепив руки в замок над головой, вытягивая пальцы ног, вытягиваясь в струнку, прогибаясь в пояснице, похрустывая всеми косточками, растягивая мышцы и попутно пытаясь понять где он находится. Если не брать в расчет переполненный мочевой пузырь, то во всем теле ощущалась приятная легкость, как будто накануне хорошо потрахался. Молодой человек понял, что он немного замерз, кожа покрылась мурашками. В спальню сквозь разбитое окно кают-компании просачивался прохладный утренний воздух. Инстинктивно, еще до конца не проснувшись, Даниель провел рукой вдоль тела, пытаясь найти край одеяла и натянуть его на себя, как его ладонь легла сверху на чью-то голову. Молодой человек скосил взгляд вниз. Светлые мягкие на ощупь шелковистые волосы… Лулу. Он тоже начал просыпаться, нащупывая телефон рукой, а вместо этого чуть не заехав Даниелю по носу и не попав пальцем ему в глаз. Бритни Спирс все орала и орала. "Бодренько так. Под нее зарядку хорошо делать" - занятие, с точки зрения матери ван Бейтена, крайне вредное, приводящее к инсультам. 
«Он спал всю ночь, стоя на коленях? Наверно у него поясница затекла» - последнее, что помнил молодой человек, это Лулу, с неожиданной нежностью гладивший его в душевой кабине по лицу. А дальше - провал. Темнота. Даниель не помнил, как добрался до постели. – Доброе утро, Луи, - молодой человек не зная, как приветствуют любовников по пробуждении, сделал, что захотел. Приподнялся на локте, погладил мужчину по волосам и улыбнулся ему. Опыт для Даниеля уникальный. Первый раз за двадцать пять лет он проснулся с кем-то в одной постели. С Анри ни вместе никогда не ночевали, а хаслеров из БДСМ клубов ван Бейтен к себе домой не приглашал, уезжая от них практически сразу по окончании сессии. Оценить правильность или неправильность своего поведения молодой человек не успел. Вторя Бритни Спирс, из ванной комнаты зазвонил его собственный сотовый телефон. Скучный зуммер на одной ноте. Долгожданный звонок из Нагасаки.
- Луи, извини, я сейчас, - Данеиль вскочил с постели и успел вытащить трубку из халата, прежде чем вызов прервался.
- Гудо монинуго, Даниерю, вейто пуризо, - началось. Японский английский. «Доброе утро, Даниель, подождите, пожалуйста» - если помнить, что в японском языке нет закрытых слогов и после каждой согласной ставится гласная, а в случае ее отсутствия «О» или «У», а так же нет буквы «Л», и ее заменяют на "Р", то его вполне можно понимать. Ван Бейтен уже научился разбирать эту абракадабру, привыкнув, что его имя даже в пятизвездочных отелях при бронировании перевирают на все лады, и ждал, пока секретарь соединит его со своим шефом. Тот изъяснялся немного понятнее. Пока в телефонной трубке звучал Моцарт, молодой человек, чтобы провести время с пользой, решил отлить. Но абонент ответил раньше, чем он ожидал, и теперь перед Даниелем стояла двойная задача: понять, что ему говорят и не нассать на ободок унитаза, а то неловко выйдет. По окончании разговора человек испытал двойное облегчение. Судьбоносная бутылка упокоилась таки на дне залива Нагасаки, по поводу чего выслушал витиеватую японскую благодарность, а в мочевом пузыре образовалась блаженная пустота. Она же была и в желудке, который безжалостно заурчал. Есть хотелось жутко, хотелось не просто есть, а жрать.
«Что делать? Спросить Луи или позавтракать в ресторане?» - такими изысками, как кофе от любовника в постель по утрам Даниель очевидным образом избалован не был. «По ходу разберусь» - вернувшись в спальню, молодой человек еще раз на всякий случай повторил: - Извини, доброе утро. Дернули по работе, - и улыбнулся, глядя на Луи. Надеясь, что сделал все правильно и не выглядит, как дурак.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2010-01-04 14:04:29)

37

Утро это война.
А на войне, как на войне.
Бритни за горло. Заткнись, сука. Большой палец на кнопке мобилы. Вдох, выдох. Встал. Поясница, чтоб ее как дубовая чурка.
Сильно в щепоть протер красные кислые глаза. 06. 45. Отлично. Накануне мылся. Сойдет для сельской местности.  Жопа голая. И тут болит и там ломит, как черти ночью горох молотили.  Клево погулял, браток. Как там русский эмигрант фальшивомонетчик еврей Лева говорил: Ох, тошно мне, кто то был на мне, сарафан не так и в руке пятак. Отшибленная резиновой дубинкой- "демократизатором" левая рука отекла в синеву и сделала "никак", правая ничего себе, работает. Веки опухли, на щеке спросонок красный след от складки покрывала.
Лулу вырвал пару верхних ящиков из комода, не глядя выгреб белье, проложенное прованской лавандой. 
Часы, носки, трусы, Дивная последовательность. Господь придумал секс ночью. А белокаленую ненависть - утром. Потому так ярко и шпарит солнце, чтобы поутру мы в деталях рассмотрели что мы вытворяли заполночь.  Все синяки, засосы, чужую кровь под ногтями, и конечно, вот это мутное серое тесто между подбородком  и лбом, "утро в китайской деревне".
Чертыхаясь, Лувье провел по щеке тыльной стороной ладони, побриться бы не мешало, не, сперва отлить, покурить и горячего кофе глотнуть, и вколоть в ляжку витамины и обезболку и пожрать и синяки  тоналкой замазать и три звонка сделать, и вспомнить куда к собачей матери задевал автомобильные ключи.
Лувье умел собираться по утрам, как в армии, за тридцать секунд, в гостиной уже копошился и звякал приборами Морис, "Сестричка Жюстина" стояла на своем месте на приколе, как хорошая девочка, разве что по борту не сияла невинная надпись: Что ты, мамочка, я всю ночь спала дома, как ангел, нигде не гуляла без спросу".
Открылась дверь сортира и на пороге возник длинный такой демон-долдон, в халате с рыжими вихрами.
Лувье, остервенело прыгавший посреди спальни в одной штанине, замер, завалился на кровать  задом  и непроизвольно взрыкнул:
- Ой, бля,  мужик, ты кто?
Мгновенно заломило голову, память взболтнулась, как в шейкере.
Точняк. Вчера. Соберись, Лулу. Итальянец? Нет такой буквы в этом слове. Рыжий... Ирландец? Майк? Не, Майк фотограф еще полгода назад слился в Калифорнию,  с тех пор как словил в Бангкоке триппербах у транссексуала. Француз. Бутылка. Наполеон. Аукцион. Выстрел. Труп. Мать продашь или в жопу дашь? Мать не продается, в жопу не дается...
Лулу заулыбался, напялил наконец серые костюмные  штаны, зашипев, выдохнул и застегнул, лохматый и встрепанный, как ведьмина метла.
Подошел к рыжему, кивнул доброжелательно.
- Доброе утро... Дерек... Дамиано.. Денис... - и внезапно густо залился румянцем от стыдобищи. Разом вспомнил все. Глотнул, опустил голову.
- ДанИ. Все, проширял я себе последние мозги, извини меня, мудилу. - он виновато глянул на голландца из под пряди на виске. - Утро добрым не бывает.
Лувье на миг сжал пальцы на плече ван Бейтена и широко улыбнулся, обернувшись в дверях ванной.
- В гостиной уже завтрак готов, не пугайся, но по утрам я жру, как бешеная лошадь.  Ты не чинись, бери что хочешь, мне еще морду в порядок привести надо. Иначе от меня даже Шрек шарахнется, уж на что зеленый гоблин ушки в трубочку. Я быстро. - он глянул на часы на запястье, присвистнул. Время, мать его.
Глянув на себя в зеркало, Лулу незло матернулся и плеснул в лицо полную горсть холодной воды.
Ништяк, Боженька.
И прищелкнул на животе застежки подтяжек.

Отредактировано Луи Лувье (2010-01-05 20:29:13)

38

Первое, что увидел Даниель, выйдя из ванной, это Лулу, прыгающего по комнате в одной штанине, пытающегося попасть ногой во вторую и одновременно сгребающего какие-то вещи.
«Даниель быстрее! Я сейчас опоздаю на тренировку!» - всклокоченный Анри, скачущий по спальне в носках, без трусов, натягивающий их одновременно с джинсами. Ощущение де-жа-вю. Правда Лулу обладал немного иной статью.
Взгляд у мужчины при этом был довольно шальной, по всему было видно, что человек еще не до конца проснулся и одевается на автомате.
- Ой, бля,  мужик, ты кто? – Лулу плюхнулся на кровать, его лицо исказила болезненная гримаса. Судя по выражению лица, сейчас в мозгу мужчины происходила мучительная работа по идентификации гостя.
«Наверняка у него голова болит и ломит поясницу» - Даниель оперся о косяк локтем, подперев щеку ладонью, давая Луи возможность разглядеть себя как следует и освежить память.
Отекшее лицо, всклокоченные волосы. Даниель понимал, что человеку откровенно плохо. Лулу накануне выпил пол бутылки абсента и чем-то ширнулся, и это не считая убийства, частичного расчленения трупа, его утопления и последующего бурного секса. У ван Бейтена у самого все в голове было, как в тумане, словно и не было ничего. Правда, то, что произошло в ванной, хотелось бы повторить. Это казалось странным. У Даниеля была проблема. Стоило ему кончить, ему тут же хотелось свалить от того, кто еще пять минут назад вызывал живой человеческий интерес. Именно человеческий, поскольку человек единственное животное, занимающееся сексом не для размножения и всячески растягивающий и разнообразящий процесс совокупления. Стоило ван Бейтену испытать сексуальную разрядку, он уже через минуту не знал, куда деваться, от того, кого еще недавно столь страстно добивался, или кому позволил себя соблазнить. Что с ним делать, о чем говорить. Пол часа ритуальной неловкости, вежливых фраз и Даниель уходил, чтобы никогда больше не возвратиться. Некоторые называли его за это подлым сердцеедом и равнодушной блядью. Ван Бейтен не возражал. На правду не обижаются.
Сейчас же ничего подобного молодой человек не испытывал. Ни неловкости, ни желания одеться и побыстрее уйти. Даниелем овладело любопытство, как быстро Лулу его узнает, ведь познакомились они не в алкогольном блекауте. Единственное, что заставило засосать под ложечкой, это мысль о том, что обещание достать почку для Марианны, может оказаться частью фантазий, навеянных Лулу наркотическим опьянением. «Интересно, что я вчера ему вколол?»
Луи, тем временем, вдохнув, как девица перед балом, затягиваясь в слишком тесное для нее вечернее платье, застегнул на себе штаны.
Процесс идентификации гостя продолжался.
Лулу приблизился к Даниелю, кивнул доброжелательно. Но окончательно еще не узнал.
- Доброе утро... Дерек... Дамиано.. Денис... – Луи делал очевидные успехи и двигался в правильном направлении. Первая буква была угадана верно. «Горячо» - чуть было не подсказал ему молодой человек, едва сдерживающий улыбку, как у Лулу, наконец, наступил момент истины. Озарение. Инсайт. По выражению лица мужчины стало ясно, что тот все вспомнил. Луи внезапно густо залился румянцем, так, что даже уши стали красными, и Даниель поймал себя на мысли, что ему хочется укусить зубами пылающую мочку. «Странно» - если смотреть объективно, мужчина, не был в его вкусе. Обычно Даниеля тянула на парней, похожих на подростков, поджарых и худощавых, а Луи, очевидным образом, таким не был. Фигура Лулу была далека от совершенства, а Даниелю все равно хотелось его трахнуть. Даже сейчас. Несмотря на абсолютно «нетоварный» вид и небритую светлую щетину, покрывавшую мягкие на ощупь щеки. Так и хотелось сжать их пальцами, чтобы губы сложились в трубочку. «Поросенок молочный, профитрольчик кремовый» - Даниель отпускал про себя сомнительные комплименты, желая зажать Лулу где-нибудь в углу каюты. Такой он был милый в своем смущении. Хотя на самом деле Лулу ассоциировался у Даниеля с полярным медведем. Такой белый, милый, большой, пушистый, так и хочется его потискать. Но сделать такое может лишь самоубийца, или другой полярный мишка. Луи, тем временем, сглотнул, опустил голову.
- ДанИ. Все, проширял я себе последние мозги, извини меня, мудилу. – виноватый, даже застенчивый взгляд серых глаз, разве что ресницами не захлопал. Утро добрым не бывает.
- «Пуся» - в душе Даниеля расплылось чувство умиления. Нечто похожее на то, что он испытывал, глядя на обкурившегося анаши и плетущего всякую пургу Анри. «Может меня тянет к плохим парням?» - Даниель улыбнулся, когда мужчина сжал пальцами его плечо.
Им удалось преодолеть этот мучительный момент утреннего «здравствуй» после первого траха и совместного пробуждения, момент очень ответственный и много что определяющий.
Мужчина обернулся в дверях, улыбаясь открыто и доброжелательно:.
- В гостиной уже завтрак готов, не пугайся, но по утрам я жру, как бешеная лошадь.  Ты не чинись, бери что хочешь, мне еще морду в порядок привести надо. Иначе от меня даже Шрек шарахнется, уж на что зеленый гоблин ушки в трубочку. Я быстро. – вошел в ванну и закрыл за собой дверь.

У Даниеля на то, чтобы одеться, не ушло много времени. Скептически оглядев свое отражение в зеркале, он отметил, что выглядит довольно сносно. Две вырванные с мясом верхние пуговицы по крою костюма и рубашки можно было вполне не застегивать, поэтому стала не нужна канувшая в неизвестном направлении при уборке Мориса лосевая бабочка. Улетела в небытие вместе с почившей бутылкой и погибшими до времени голубыми ирисами. Даже следы на горле от пальцев убитого («Самозащита и избежание скандала» - напомнил Даниель сам себе.) смотрелись, как засосы. Правда, костюм был не то, чтобы как из жопы, но несколько несвежим. Но где Вы видели молодого человека двадцати пяти лет отроду, который возвращался бы с ночной гулянки одетым с иголочки?
Даниель провел снизу вверх по щеке тыльной стороной ладони против направления роста щетины. Борода, слава тебе Господи, росла у него медленно. «Дома побреюсь» - впрочем, других вариантов не было. Засунув в карман сотовый телефон, молодой человек был готов «спуститься к завтраку», как выражалась его мать. Ван Бейтен сделал над собой усилие, сложил аккуратно халат на кровати, и пошел в кают-компанию. Увиденное его порадовало. Покушать Луи по утрам действительно любил. Прекрасно сервированный стол, ароматный запах кофе, свежие горячие булочки, поджаристый бекон, вареные всмятку в серебряных подставках яйца, свежая зелень, запеченный с молодой спаржей лосось с красной игрой, что-то в закрытых серебряными крышками, дымящихся «супницах». Морис шуршал по хозяйству, весь такой вежливый и добропорядочный. За окном было слышно, как убирают набережную. Проезжали мимо еще редкие в это время суток машины. Вода плескалась о борт яхты. Светило солнышко, но было еще прохладно. Мирное, очень буржуазное утро. Ничто не напоминало о том, что здесь всего несколько часов назад убили человека, а потом убирали следы погрома и отмывали кровь и «фрагменты трупа», как выразился бы отец Марианны.
- Доброе утро, приятного аппетита, - по привычке, автоматически произнес Даниель, обращаясь то ли к Морису, то ли к кофейной чашке, разложил на коленях салфетку, взял с тарелки горячий, но не обжигающий круасан, разрезал его на две части, намазал вишневым джемом и с удовольствием отправил себе в рот.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2010-01-05 23:59:08)

39

- Доброе утро, минхеер ван Бейтен. Приятного аппетита - вежливо отозвался Морис и с деликатностью положил на край стола идеально отутюженную, как только что из магазина, лососевую ленту бабочки.
Сейчас слуга снова был одет как официант из респектабельного ресторана - незаметен и элегантен. Это был худощавый, как хлыст,  типчик  лет тридцати, лицо без особых примет, волосы зализаны под бриолин, близко посаженные бесцветные  водянистые глаза. Но руки неприятные и ловкие, как у хирурга или карманного вора - щипача.
Он любезно поклонился и закрыл за собой дверь.
Лулу не заставил себя ждать. Вскоре в гостиную вошел крупный, совершенно в тонусе и почти без следов ночной гульбы, мужчина в серой деловой "тройке", единственный неформальный штрих,  воротник белой сорочки был расстегнут на пару пуговиц - выше темно-золотистый шейный платок - красиво и умело завязанный, тон на лице был практически не заметен, волосы зачесаны назад ото лба и убраны в хвост. Дружелюбен и спокоен взгляд серо-голубых "запертых", как непроницаемые сейфы, глаз. Правда губы были бледны и слегка синеваты, впрочем на выражении лица и движениях это никак не отражалось. Никакой болтливости, никакого кокетства, никаких штучек-дрючек. Все. кончилось. Достали. Отрезал.
Лулу сел напротив Даниеля,  положил рядом со своей тарелкой ай-фон и автомобильные ключи, быстро отбил "смс" и выдохнул.
Насчет "бешеной лошади" он погорячился. От запаха еды Лувье замутило убедительно и сразу. Он машинально раскрошил корочку булки, пожевал и незаметно сплюнул в салфетку, комок под кадыком не дал проглотить ни куска. Поэтому налег на кофе и сигареты. У него была вредная привычка посыпать кофе красным перцем и курить натощак.
Отхлебывая раскаленную горечь "арабики", Луи заговорил, ровно, спокойно, не сводя невозмутимых глаз с собеседника:
- Даниель, сегодня, как договорились в половине четвертого на Дам. До этого времени я успею навести "мосты", будь спок, дело не сорвется. С тебя история болезни и транспортабельна ли Марианна Якобс (имя девушки он вспомнил сразу, без запинок).
Он подлил себе еще кофе, не думая ни об аритмии, ни о каком-то пустом, тягостном нытье под левой лопаткой. Свое тело Лулу воспринимал, как жестокий и неумный жокей -  призовую лошадь. Из которой выжимал все силы на износ, иной раз не задумываясь, что его "жеребчик", уже хрипит, роняет пену и еще пара ударов - ляжет прямо на финишной прямой, заливая кровью из ноздрей на рыхлый песок ипподромного круга. Ничего, лошадь была вынослива, двужильна и неприхотлива. Хлыстом по морде, допинг в правое бедро - и выноси родимая,  мы не знаем слова "невозможно". Спляшем еще один раз. Даже напоследок красиво. А врачи, да пошли они на хер, толку с них, одна болтовня голимая, то нельзя, это нельзя, мыслить надо позитивно, тягать чушки в качалке, пить витаминчики и антидепрессанты. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким помрет.
Лулу окинул взглядом гостиную.
Так, стекло вставить, эту белобрысую соску убрать нафиг,  вместо нее Боба Марли с дрэдами, он классный музыкант. Вот ведь лезет в голову ерунда с утра пораньше
- Прости, что такая петрушка вышла ночью. Я этот мордоворот веществ в природе на дом не заказывал, сам приперся.  Впредь мне наука.  - он хмыкнул, неприятно дернув выбритой до мертвой гладкости щекой - Знаешь, старик Сент-Экс со всем этим "ты всегда в ответе, за тех кого..." не учитывал, что иной раз оно само как приручится намертво, а ты ни сном, ни духом, и разгребай потом.  Мартин был правильный мужик, но дурак. Он мой ... - снова та же усмешка - Тезка так сказать.
Он вынул из внутреннего кармана пиджака плоскую, с выгибом по форме мужской груди фляжку в коже, свинтил крышку и плеснул в кофе от души коньяка.
Пить стало веселей.
Правда третья чашка крепко сваренной смолы без сахара оказала странный эффект, длинно ударил в виски спазм головной боли, впрочем он так же мгновенно прошел и попустил.
- Я скажу, чтобы тебя отвезли, как и приехал сюда. Шофер у меня хороший, доставит, куда надо. Мне просто через четверть часа на взлет.
- Лулу ровно улыбнулся и отставил пустую чашку, прямо глядя на ван Бейтена.

Отредактировано Луи Лувье (2010-01-06 14:21:20)

40

Иногда поступок слуги говорит о его хозяине больше, чем тысяча рекомендаций. Лососевая бабочка уютно лежала в кармане брюк молодого человека.
- Я скажу, чтобы тебя отвезли, как и приехал сюда. Шофер у меня хороший, доставит, куда надо. Мне просто через четверть часа на взлет.
- Конечно, спасибо, - Даниель улыбнулся в ответ.
Деловой, уверенный в себе, собранный, подтянутый, серьезный, и, в тоже время, доброжелательный. Такой Луи молодому человеку очень нравился. Сейчас мужчина был самим собой. Ван Бейтен очень чутко чувствовал всегда естественность или неестественность в общении. Луи, сидевший перед ним за столом, не притворялся, сбросил все свои маски и казался Даниелю очень привлекательным.
«Он совсем себя не бережет, это же все может закончиться сердечным приступом или язвой» - Даниель подумал, что его мать, при виде чашки крепкого кофе с перцем, выпитой на голодный желудок, упала бы в обморок. Не в обморок, конечно, но сильно бы расстроилась и, возможно, даже сумела бы что-нибудь Лулу скормить. Фрау ван Бейтен, порой, могла быть очень настойчивой. Даниель любил свою маму и очень боялся ее расстраивать, хотя, время от времени, ему хотелось от нее подальше сбежать, чем частично и объяснялись его частые и длительные командировки. Порой ему казалось, что она пытается контролировать каждый его вздох. Возможно, поэтому Даниеля тянуло на приключения? Как попытка доказать свою самостоятельность и избавиться от гиперопеки…
По приятному стечению обстоятельств, Луи назначил ему встречу в ресторане той гостиницы, где Даниель остановился. Ему и пришлось только, что пуститься вниз.
Между нами состоялся непродолжительный и очень конкретный разговор. Сроки, даты цифры, возможные больницы. Молодой человек передал Лулу историю болезни своей лучшей подруги. Они пообедали вместе, и тут Даниель понял, что – это все. Они сейчас разойдутся и, возможно, больше никогда не увидятся. Отсутствие свободного времени, расстояния. Они оба занятые люди, об основном уже договорились, а все остальное вполне можно решить по телефону. А Даниель очень хотел общаться с Луи и дальше. И еще раз проснуться с Лулу в одной постели, но так, чтобы тот сразу его узнал.
«Надо, чтобы все выглядело естественно. Стабильные отношения между людьми завязываются, когда они имеют совместную деятельность или вместе развлекаются» - надо было что-то быстро придумать, что-то, что Даниеля и Луи объединило бы. И ван Бейтен решился. Хотя он никогда не афишировал того, что один из старейших банков Голландии принадлежит его семье, он сказал, - Луи, ты не хотел бы открыть счет в моем банке, чтобы перевести деньги за запчасти? Так будет гораздо быстрее. Потом мы могли бы и дальше сотрудничать. Я гарантирую тебе полную конфиденциальность, сохранение тайны вкладов и денежных операций, - и озвучил имя банка. - Банк не акционирован. Это частная лавочка. Мы делаем в нем, что хотим.
При желании Даниель мог бы никогда не работать, и его дети, и дети его детей. И даже их внуки. Состояние его семьи, то, что было вложено в недвижимость, землю, драгоценные камни, произведения искусства, в общем, все, что со временем дорожало, превышало шесть миллиардов евро. Богатство, накопленное поколениями ван Бейтенов до него. Так что то, что зарабатывал юный Даниель, как его ласково называли деловые партнеры отца, это было так, на орешки. На карманные расходы. Молодой человек, который всегда стремился не замарать честь семьи, предложил открыть счет в банке, где могли отказать в обслуживании, если потенциальный клиент был заподозрен в доходах сомнительного происхождения, человеку с криминальным бизнесом. Даниель прекрасно понял, что представлял из себя Луи. Что тот был преступником и наркоманом. И, тем не менее, очень хотел с ним общаться. И дело было не в том, что молодой человек думал той головой, что было ниже его пояса. И даже не в том, что Лулу дал шанс на жизнь Марианне. Просто в прошлую ночь мужчина сумел пробить брешь в невидимой стене отчуждения, которая отделяла ван Бейтена от других людей. Деловые отношения Даниель строил великолепно. Но когда доходило до личных, он не знал, как себя вести, о чем говорить, куда девать руки и как ставить ноги, чувствовал себя скованно, поэтому и общался с проститутками. С Лулу же было очень комфортно, с ним не надо было скрывать свои мысли, что-то из себя изображать, с ним можно было быть самим собой. Трагедия, произошедшая на яхте, их сблизила. Поэтому Даниель и сделал свое предложение по банковскому обслуживанию. Теперь пришла пора озвучить что-нибудь, связанное с развлечениями.
- Луи, у нас 22 июля намечается грандиозная вечеринка в тематическом клубе. Будет весело, все люди проверенные. Никаких зануд или неадекватных, встречаются, правда, буйные, - молодой человек усмехнулся, - но их легко усмирить.
По поводу открытия счета Лулу обещал подумать, а посетить вечеринку отказался.
Зато от Луи, к радости Даниеля, поступило встречное предложение.
Как-то так получилось, что во время их второй встречи именно Даниель стоял на коленях и, чувствуя двадцати двух сантиметровый хуй в заднице, от восторга, царапал, почти рвал  ногтями обивку бордового бархатного дивана и кричал в голос. В ту ночь они ее с Луи сильно потерли. А на следующий день, позавтракав в доме Даниеля, Лулу даже сыграл его родителям на пианино к восторгу последних, вместе улетели в Париж.
Это не было романтическим путешествием. Так совпало. У Лулу были дела, а Марианну должны были оперировать. Казалось бы, как разница, где был бы Даниель в это  время? Но ему, в случае чего, об этом молодой человек даже думать не хотел, надо было поддержать гера Якобса. Но Даниель надеялся разделить его радость.
Пока шла операция, молодой человек сильно нервничал. Места себе не находил. А есть ли лучшее средство от снятия стресса, чем секс и алкоголь? Когда, спустя четыре часа после начала операции, позвонил отец Марианны, ван Бейтен лежал рядом с Лулу на мятых простынях в номере Ритц совершенно обессиленный. Телефон звонил. Молодой человек смотрел на него, как на гремучую змею, гадюку, как минимум. Потом на мужчину, потом вновь на свой телефон. Тот все звонил и звонил. Даниелю было страшно. Его охватила паника. Он не знал, что услышит на другом конце провода. Он не мог заставить себя протянуть руку вперед, она словно отнялась.
- Отвечай! – Лулу сунул ему в ладонь трубку и нажал на кнопку ответа на вызов.
- Здравствуйте, я Вас слушаю, - произнес Даниель на автомате привычную фразу, как робот, чувствуя, что у него болит сердце. И услышал ответ. Операция прошла успешно, прогнозы хорошие.
Молодой человек закрыл глаза, выдохнул с облегчением. Как будто гора с плеч свалилась. – Лулу! Ты ее спас! – сколько в его голове было восторга. Он буквально прыгнул мужчине на шею, повалил его на кровать и тут же поморщился от боли, схватившись за поясницу. – Лулу, ты маньяк, ты меня совсем заездил.
Кто сказал, что Луи был нижним? Большего бреда Даниель в жизни не слыхал. Даже отсасывая, Лулу умудрялся быть сверху. Подставляя свой зад, все равно руководил процессом. – Луи, она будет жить! Луи! – молодой человек чуть не удушил друга в объятиях, сияя от счастья, чувствуя, как сводит бедро, от напряжения. Еще бы, мужчина за последние два часа отымел, вернее, отодрал, по другому и не скажешь, его три раза подряд, - Луи, мне тебя Бог послал.

Они начали встречаться, вернее не так. Они пересекались где-то один раз в два–три месяца, иногда по делам, иногда просто так. Инициатива исходила от обоих. И проводили вместе от нескольких часов до нескольких дней. Когда Лулу его звал, Даниель тут же перекраивал рабочий график и мчался к нему в любой конец света. Что такое двадцать шесть лет? Мальчишка. Мальчишкой ван Бейтен и был.
Лондонский Дочестер, Токийский Гранд Хайят. Они оба любили роскошь. Все самое лучшее. «Принцесса Нури» в Гондурасе. Дивное местечко. Хочешь, мальчика приведут, хочешь - девочку. Лулу очень любил трахаться с неграми. Для него было особым кайфом ощущать двадцати пятисантиметровый хуй в своей роскошной заднице. И чем меньше было у гориллы мозгов, тем лучше. А ели они у Луи с руки, становясь покорными, словно болонки. Лулу умел подчинять себе людей. Даниель очень быстро разобрался в сексуальных предпочтениях своего друга и любовника и не ревновал. Любил наблюдать за процессом, тем более, что Луи не стеснялся и не чинился перед ним, ведь негры ( в республике Чад оказалось не так плохо) были животными. Чего их стесняться? Не то, чтобы Данеиль пялился, как во время БДСМ сессии, а так, поглядывал сквозь опущенные ресницы, сидя в кресле, прихлебывая коньяк или виски с содовой. Да и сам не хранил Лулу верность, предпочитая натягивать тощих блондинов, чьи лица и имена не запоминал.
В Чаде они провели неделю, после чего Даниель, зная страсть Лулу к эксклюзивному оружию, заказал для него в подарок Beretta 90two, благо, что оружие в Голландии в свободной продаже. Оно было изготовлено по индивидуальному проекту. Гравировка, уникальная сборка, без номеров. Даниель сам нарисовал дизайн монограммы, две отзеркаленные «L» и переплетенные «O», наложенные друг на друга, создавали причудливую вязь. Рукоятку и спусковой механизм, точили специально под руку Лулу. Когда подарок доставили, полюбовавшись на смертоносный «сувенир», ломая голову, как бы потактичнее преподнести подарок, чтобы Луи его принял, молодой человек до поры до времени спрятал его в сейф.
Их последняя встреча произошла в Камарге. Красивая местность на юге Франции на побережье Средиземного моря в дельте реки Рона. Странная. Тоскливая, болотистая и практически не заселенная людьми равнина, она завораживала. Национальный парк. Даниель приехал туда по приглашению Луи ранней весной. Черные быки и белые дикие лошади, бродящие по залитой водой низине. Стаи птиц, фламинго. Багровые закаты над водой. В таком месте Луи купил себе дом. Тихо и безлюдно.
«Марианне здесь бы понравилось» - болотистые земли напоминали родную Голландию, Нордвик в феврале.

Лулу и Марианна подружились.
Флойлен Якобс и Луи Лувье, представленный, как Мартин Марешаль, встретились в Париже, когда у молодой женщины заканчивался период реабилитации. Ее фраза, из-за которой Даниель покраснел за подругу до ушей: «Мартин, никогда не думала, что поссать самостоятельно – такое неземное наслаждение», произвела на Лулу неизгладимое впечатление. Луи и Марианна начали общаться между собой, не пересекаясь с Даниелем, вызывая этим у молодого человека противоречивые чувства. «Бандит и дочь высокопоставленного полицейского – идеальная пара» - иронизировал ван Бейтен про себя. Воспитанная отцом, вышедшим из семьи железнодорожного рабочего, без опеки матери, фройлен Якобс была прямолинейна, иногда груба и даже вульгарна. Она не была тихой девочкой и примерной женщиной не стала. Но именно этим, как свое время Даниеля, Лулу она и привлекла. Честную и не держащую ничего за пазухой Марианну можно было бы назвать своим парнем, если бы не одно но. Она была не то, что бы очень красива, скорее, харизматична. Даже будучи гомосексуалистом, ван Бейтен это видел и признавал. Задумывался, не бисексуален ли Луи. И тут же отбрасывал эту мысль, как бредовую. Марианна и Лулу нашли общий язык? И, слава Богу. Хотя, если честно, когда фройлен Якобс на глазах у Даниеля весело болтала с Лулу по телефону, от этих разговоров, особенно от лексики, которую они употребляли, уши сворачивались в трубочку…

Даниель всегда думал, что если Лулу построит себе дом, тот будет удобным и комфортабельным. Удобные шестиспальные кровати а-ля Людовик Четырнадцатый, валики под голову, рассеянный свет, джакузи, кресла-качалки на увитой розами веранде. Даниель ошибся.
Приют контрабандиста. Сложенный из необтесанных серых камней, он защищал от дождя и холода. Минимум комфорта. Никакой внутренней отделки. Свисающие провода. Лампочка без абажура. Два жестких топчана, после сна на одном из которых у молодого человека постоянно болела шея и ломило все кости, стол посреди небольшой комнаты и две табуретки, из одной из которых постоянно вываливалась ножка. Вот и вся мебель. Рядом с французской дровяной печкой стояла железная канистра с водой, которая нагревалась от ее тепла, туалет и рукомойник, вот и все удобства. Шкура волка на полу, прикрывавшая люк, который вел в маленький подпол, где хранились запасы еды и оружие. Сидя на ней, опершись о колено полулежащего на своем топчане, глядевшего на переходящее в небо море Лулу, линии горизонта не было, было непонятно, где кончается море и начинается небо, Даниель задумчиво наблюдал за тем, как за узорной крохотной решеткой французской печки, догорают угли. Тлеют. Словно закат над морем. 
Как- то, глядя в окно на серое небо, Даниель подумал, что, возможно, у них с Луи складывается то, что люди называют отношениями. Это были странные дни. Они ездили по болотам на лошадях, к сожалению, не охотились, было нельзя. Даниель пил  чай из термоса, Лулу заправлялся алкоголем. И почти ничего не ел. Похудел очень сильно.  Они не занимались сексом. Лулу был непривычно задумчивым и молчаливым.
«Может быть, так природа на него влияет?» - Даниель хотел спросить, что случилось, но не решился. Боясь усугубить. Если у Лулу неприятности, то он никогда в жизни про это не расскажет. Гордый и очень независимый человек, Луи ненавидел, когда его жалели. Если Лулу, смотря в пространство, окончательно уходил в себя, Даниель просто садился на пол на волчью шкуру и клал голову ему на колени. Было хорошо и спокойно. Ван Бейтен потом с тоской вспоминал это время.

«Он как будто предчувствовал свой крах» - про арест Лулу Даниель узнал с опозданием. Когда Луи несколько раз оказался недоступен, молодой человек подумал, что его друг в самолете или загулял. Мало ли, почему Луи отключил телефон? Так бывало и раньше. Но когда Луи не провел некоторые платежи, Даниель забеспокоился. Попробовал дозвониться более настойчиво. Безрезультатно. Механический ответ «Аппарат абонента находится вне зоны доступа» сменился на «аппарат абонента заблокирован». И тут ван Бейтен разволновался по настоящему. С Лулу что-то случилось, это стало очевидно. Сидя за ужином в гостях у гера Якобса, не находящий места от волнения Даниель пожаловался отцу подруги, что пропал его знакомый Мартин Марешаль.
- Сын сталелитейного магната, который половину восточной Африки выпотрошил? Этого педофила арестовали в Париже на прошлой неделе. Про это во всех газетах писали - полицейский произнес это и с довольным, даже самодовольным видом, с чувством превосходства над презренным преступником, отправил кусочек жареной семги в рот.
Желтую прессу Даниель не читал и об аресте друга узнал одним из последних.
В первую секунду у ван Бейтена возникло чувство, как будто ему дали ботинком под дых. Дыхание перехватило, руки стали ледяными, а все тело прошиб противный холодный пот. Первая мысль: «Лулу откупиться, договорится», вторая мысль: «А хули там. Франция – не Сомали, и уже неделя прошла».
- Теперь он не сможет убивать безвинных людей, - резюмировал гер Якобс, запивая жирную рыбу шабли.
- Может быть, тогда и мою почку в Сомали обратно отправим, папа? – Марианна была бледная, как мел, карие глаза сверкали. Молодая женщина говорила вкрадчиво, но было видно, что она в бешенстве. – За этого человека, папа, ты молишься в церкви каждый день.
- Он мой любовник, а не педофил, - Даниель забил последний гвоздь в гроб сомнений отца Марианны по поводу полученной информации, - а я вроде уже давно совершеннолетний. Поэтому Мартин и достал две почки для Марианны за два дня на заказ. И у него счет в банке моих родителей.
- Куда он сливает деньги от преступных доходов, папа, - фройлен Якобс была неумолима. – Папа, не ты ли говорил, что негры в Сомали - пираты? Что они, как фауна? Если бы ты знал, откуда взялась та почка полтора года назад, ты бы отказался от нее?
- Может, валокордину? – Даниелю показалось, что мужчину хватит удар.
- Да. Спасибо. Марианна, принести мне мензурку и капли, - это был момент истины. Ван Бейтен увидел, как быстро человек изменил систему ценностей, с учетом вновь открывшихся обстоятельств.
Гер Якобс был добрым христианином, порядочным человеком и честным полицейским, исполнительным, немного тугодумом, но, благодаря связям родителей Даниеля, сделал прекрасную карьеру и стал очень обеспеченным и уважаемым членом общества. Больше всего на свете мужчина любил свою дочь. Она была смыслом его жизни. И тут выясняется, что ее чудесному выздоровлению он обязан арестованному и всеми осуждаемому уголовнику, а сын людей, которым он всем в своей жизни обязан, любовник этого бандита и, более того, имеет с ним дела по работе. Геру Якобсу стало глубоко наплевать на всех выпотрошенных несчастных из жаркой Африки, на всех проданных в неволю растлителям малолетних детей. Мартин Марешаль спас его дочь от смерти и поэтому:
- Даниель, я сделаю, все что смогу. Я буду молиться за твоего друга, как и раньше.
Гер Якобс был тертым калачом. Расследование, которое вели сотрудники Интерпола, ища следы банковских переводов Мартина Марешаля по всей Европы, было задушено на корню, в зародыше. Голландский след был обрублен. По линии защиты свидетелей был создан новый гражданин Голландии французского происхождения Луи Лувье, на пять лет моложе Мартина Марешаля, сирота, чьи родители погибли в автомобильной катастрофе. В банке ван Бейтенов был открыт счет на его имя, который никто не имел права проверять. Защита свидетеля – это святое. За разрешением обязаны были обратиться к отцу Марианны и наткнуться на суровый отказ.
Родители Даниеля тоже не о чем не узнали. Они не читали французских газет. Фрау ван Бейтен периодически спрашивала, когда к ним заедет тот милый молодой человек, который прекрасно играет на пианино.
Не имея возможности связаться с другом, Даниель занялся его деньгами. И тут выяснилось, что недавно было проведено три платежа с шестью нулями. А могло означать лишь одно. Три человека ждали донорские органы. Ван Бейтен никогда не задумывался над тем, как он относился к Лулу. Ему даже скучать по нему было некогда. Внутри черепной коробки билась одна и та же мысль: «Когда весь этот бред закончится, у Луи должны быть деньги, чтобы останавливаться в парижском Ритц и есть черную игру». Поэтому, обладая тем самым «добрым именем», ван Бейтену через банкиров удалось связаться с отправителями денег. Сердце, фрагмент печени и почка. Всем покупателям Даниель сказал одно и тоже: «У донора обнаружили СПИД». Никогда молодой человек не видел в глазах людей столько отчаяния. А Луи, когда тот выйдет на свободу, наверняка нужны будут деньги…
- Вы не согласитесь подождать, две-три недели? – он сделал это. Понимая, что совершает преступление, что кого-то обрекает за погибель, с чувством тошноты у горла, он решил достать эти проклятые органы. Ради Лулу.
Ради друзей и просто любовников такое не совершают, здесь нужно нечто большее. Но светлый образ Анри Монтегю действовал, как анестезия, общий наркоз, не позволяя ощущать собственные чувства. И, скорее всего, спас молодого человека от отчаяния.
Необходимость обостряет разум. Память подбросила Мориса. Человека, который убирал следы от трупа, которому Лулу полностью доверял. Даниель был уверен, что Морис знает про каналы доставок «запчастей» все.
Через службу безопасности своего банка в течение недели ван Бейтен нашел мужчину в одном из отелей Марселя. Поскольку слуга Лулу его бы не послушал, Даниель наврал, что действует по прямому указанию месье Лувье. Познания молодого человек о том, какие органы нужны и кому, убедили Мориса.
- Запчасти будут через неделю. Куда доставлять? – слуга был немногословен.
- Я с Вами свяжусь накануне транспортировки, - теперь необходимо было найти клинику. В Париже оперировать было невозможно. Если бы не удалось решить проблему достаточно быстро, то ван Бейтен собирался представить инициативу принимать решения по этому поводу заказчикам самостоятельно, не сомневаясь, что они найдут выход. Но все же, лучше было держать ситуацию под контролем, слишком цена вопроса была высока.
За помощью Даниель обратился к своему станинному приятелю по БДСМ клубу Клаусу ФётуИстория знакомства, выдающемуся пластическому хирургу, наследнику нескольких процветающих клиник, расположенных вблизи швейцарских горнолыжных курортов. Тот пообещал разместить пациентов в Цюрихе, но в обмен за помощь потребовал своеобразную плату. Даниель должен был пробыть его любовником ровно неделю, поехав с гером Фётом на охоту. Так ван Бейтен впервые попал в Замок, де юре - гостем, де факто - Нижним Клауса Фёта, о чем, впрочем, кроме них двоих, никто никогда не узнал. Неделя закончилась, пациентов удачно прооперировали, деньги Лулу уютно покоились на его банковском счете, ожидая хозяина. Сказав, что больше заказов не будет, Даниель рассчитался с Морисом. Но, как-то раз молодому человеку понадобилось срочно транспортировать картину без необходимых документов. И он снова связался с Морисом, а потом еще раз. Это было прибыльно и удобно.
Даниель пытался связаться с Лулу, даже звонил ему домой. Бесполезно. Безрезультатно. Того никогда не подзывали. Ван Бейтен ждал, что Лулу ему позвонит, даже телефон на подушку рядом с собой клал. Но тот не звонил. Хотя, судя по тому, что писали в газетах, и по рассказам отца Марианны, с Мартина Марешаля потихонечку начали снимать обвинения. Дело разваливалось. Выяснилось, что мальчик, отданный Лулу семейной паре на усыновление, на момент выяснения сожительства с приемными родителями по французским законам достиг возраста согласия. Так что дело шло лишь о злоупотреблении. Анализы в больнице у ребенка были взяты с нарушением уголовно процессуального кодекса, и их нельзя было использовать в качестве доказательства в суде. И вообще, откуда месье Марешаль мог знать, что творится в этой семье? Куда смотрели социальные службы? Адвокаты отрабатывали свои гонорары. Улики исчезали из дела одна за другой. «Почему он со мной не связывается? Неужели ему не нужны хотя бы его деньги? Возможно, он примирился с семьей, а я – часть преступного прошлого, про которое Луи не хочет вспоминать, как про что-то, что его больше не касается?» - когда стало совсем тоскливо, Даниель снова поехал в Замок. Поохотиться. И тут выяснилось, что в нем предоставляют прекрасный эскорт, красивых, хорошо обученных хаслеров, которые, разве что, в рот не заглядывают. Постепенно ван Бейтен понял, что это не обычный публичный дом, что в нем происходит что-то странное, но когда увидел, что именно, ему было уже все равно. Даниель сам достаточно в жизни страдал, чтобы мучения других могли вызвать в нем хоть какое-то сочувствие. Продолжая таскать с собой по привычке документы Лулу, его кредитную карту и, если не летел самолетом, пистолет (благо границы в Европе открытые, никого не досматривали), который собирался ему подарить, молодой человек больше не ждал звонка Лулу. Понял, что бесполезно. И стал жить дальше. Приказал себе забыть про покупку органов, и про безобразную выходку Клауса Фёта, взяв его клиники в управление. Это было выгодно. А гордость? Её иногда трудно отличить от глупости. Ну, потрахались и потрахались. Они оба делали вид, что ничего не было, и продолжали вместе натягивать хаслеров. Клаус даже подложил под Даниеля своего постоянного любовника Льюса, крошку Люси. Спустя пол года, все, что было связанно с арестом Лулу, его исчезновением и дальнейшими событиями, начало изглаживаться из памяти.
Гамбит. Когда чем-то очень важным жертвуешь ради чего-то еще более важного. Даниель ради Лулу пожертвовал, своими убеждениями, добрым именем, фактически стал преступником, и лег под человека, на которого ему было глубоко наплевать. И ради чего? Из-за светлой памяти Анри Монтегю, чей образ маячил перед мысленным взором ван Бейтена, как пучок сухой соломы, привязанный к морде бегущего за ней среди сочных зеленых лугов глупого ослика, Даниель этого так и не понял.

Отредактировано Даниель ван Бейтен (2010-01-11 21:37:30)


Вы здесь » Архив игры "Вертеп" » Архив » Амстердамский гамбит (18 июля 2007 года)