Архив игры "Вертеп"

Объявление

Форум закрыт.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Архив игры "Вертеп" » Холл и общие залы » Каминная зала


Каминная зала

Сообщений 181 страница 200 из 457

181

С вашего позволения, отмечусь в присутствии на мероприятии, очень хочется)

----- Начало игры

- Вы прекрасны, Мисс Нежность, позвольте вашу ручку?
- Ой, прекрати.
Эден со смехом отмахнулся от друга, который ходил за ним целый вечер и изображал «прекрасного принца». Выбранная для вечера роль требовала некоторой подготовки, ноги не сразу привыкают к каблукам. Пусть даже маленьким. И нужно научиться держаться - непринужденно, изящно, кокетливо. Как сказочная принцесса. Или озорная фея. Блондин сам не знал, к какому образу хочет быть ближе. На кровати в его комнате лежали и легкие голубые крылья, которые крепились к спине, и корона, и волшебная палочка. Плюс бижутерия, серьги, браслеты… Нужные детали и украшения принес коллега по работе, туфли и платье юноша отыскал сам в костюмерной местного театра, а белье подарил любовник.
- Нуу, ты долго еще будешь ходить? Аукцион скоро начнется, одевайся давай, я хочу посмотреть…
- Хватит меня доставать.
Блондин возмущался для вида, видя нетерпение коллеги. Но честно говоря, сам был на взводе. Для него предстоящий «выход в свет» был сродни прыжку с трамплина, невероятно волнующему приключению. В голове крутилось множество фантазий, вариантов событий. Эден хотел насладиться вниманием, роскошным безумием вечера, сладким вкусом дорогого алкоголя…

Ровно в 23.00 у дверей каминной залы появилась очаровательная девушка в пышном голубом платье. Ее мягкие, чуть вьющиеся светлые локоны украшал тонкий серебряный обруч, который не отвлекал внимание от колье и серег в виде цветов. Юная особа сделала изящный реверанс и ее пустили.
“Как в сказке, веселимся до полуночи»
Эден усмехнулся своей мысли. Конечно, четких временных рамок он себе не ставил. Как судьбе угодно будет… Поправив платье, садовник вышел из тени и отправился к месье у сцены. Дойдя, присел в реверансе перед Хозяином и Ведущими праздника, не слишком громко, но слышно произнес:
- Добрый вечер.
Мотив был простой, выразить почтение начальству. А вдруг оно его помнит?
После этого Кретьян со спокойной душой выбрал себе кресло и присел туда. К нему подбежали сразу несколько слуг с подносами и разными напитками. Блондин повязал на ручку кресла алую ленту и взял для разогрева пару бокалов белого вина. После юноша стал наблюдать за гостями и сценой, неторопливо попивая вино.

182

Есть несколько критериев  человеческого счастья - никому неподотчетная свобода выбора, звездное небо над головой  (спасибо, Эммануил, ты свободен, о нравственном законе мы с тобой поговорим завтра) и - для любителей - рюмка выдержанного коньяка и ломтик лимона.
Ну звездное небо всегда можно вообразить - даже днем, над голубой стратосферой небосклон безвоздушен и черен, как в планетарии, мириады гирлянд, миллионы световых лет сияющей пустоты, вперемешку с темной материей, которую придумали британские ученые.
Свобода выбора? Сколько угодно и главное: решать надо было быстро и бесповоротно.
Он решил быстро, как всегда. Как и с кем договорился, не столь важно. Слишком быстро для тщательного маскарада. Впрочем, этого не требовалось. Нашлось что-то неброское, в стиле "ревущих двадцатых", эдакий "Cotton Club" , "Однажды в Америке", ну или на крайняк "Братья блюз" ( All That Jazz) , примета старых добрых времен, когда в небывалом чечеточном и свингующем Чикаго красивые плохие парни поливали других красивых парней свинцом из "томмиганов" на черно-белом полотне кинотеатра. Самое важное - под тонированными, как автомобильными стекла, очками без диоптрий удалось спрятать глаза, ссадины и синяки под ними. Он был спокоен, походка вальяжна, но точна, без наглости, просто  он снова в совершенстве владел своим телом и никуда не спешил.
Двери открылись и затворились за его широкой спиной.
Аукцион обрушился сразу со всех сторон гомоном маскированной жаркой толпы, предвкушением прекрасного зверинца, живыми огнями, преломленными в богемском и венецианском стекле, золотом и зеркалами. Почудился душный и теплый аромат тропических вуалехвостых женщин под газовыми накидками принцесс индийского кино, они лавировали меж креслами и масками, разнося сладости и напитки. Обман, фокус-покус: женщин здесь не было. Тайное веяние духов с феромонами, гранатовых яблок, давленого винограда, перезвон бубенцов на стройных лодыжках, запах фруктового  воска для волос, помад и притираний по рецепту византийской царицы Зои. Влажные отблески подведенных египетских глаз, белые зубки горностая, которого кормил кусочками мяса юноша, переодетый Чечилией Галлерани с портрета Леонардо да Винчи, чьи то крепкие пальцы, с волосками на опухших фалангах разорвали гранат - и сок закапал в широко открытый рот мальчика между ног сидящего. Багровое выдавилось сквозь кулаки. Всего лишь вяжущий гранатовый сок.
Новый гость улыбался, не размыкая онемевших губ.  Ему казалось, что за несколько дней он постарел лет на десять, это не пугало, а вселяло уверенность и не давало устало согнуться плечам.
Отчего бы не прожить еще одну ночь, ничему не веря, ничего не боясь, никого не прося. Зеркальные очки и гранатовый "глаз" застежки для галстука ловили отблески свечей. Ломаным мудрым, веселым и злым черным джокером выкликал новости церемониймейстер.
Правая сторона залы судя по всему была курящей (отличная вытяжка), гость перехватил зонт-трость, шагнул в многолюдную глубину. Походя  взял с подноса подростка - помощника аукциониста красную ленту, в полутьме казавшуюся черной.
Он легко двигался в толпе, не касаясь и не тревожа никого, не различая лиц и масок. Он добрался до кресла, которое еще пустовало - обзор отличный. В зале перекатывались пикантные смешки - кто то уже оставил поле торга, занемогшего юношу на сцене сменил новый лот.
Гость вольготно  сел, поддернув идеально отутюженные брюки, вежливо спросил у очередной Ситы, Парвати, или нежной султанши,  гладко выбритой и гибкой, пузатую рюмку коньяка и лимон на костяной раздвоенной шпажке.
Неторопливо закурил. Непривычная для человека со стопроцентным зрением дужка очков чуть стесняла переносицу. Он вскинул крупную руку в белой лайковой перчатке и поправил оправу.
Качнулась поперек жилетного кармана часовая цепочка и темно-медовый уровень коньяка в нагретом теплом ладони бокале.
Незримые под стрекозиными с виду пустыми очками глаза скользили по залу.
Гость вдохнул коньячные пары, пригубил и стал спокойно ждать.
----------
Эммануил Кант писал, что две вещи приводят его в изумление: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас

Отредактировано Луи Лувье (2010-04-14 21:39:51)

183

А если Вам придётся расстаться с Вашей роскошной гривой или откусить язычок какой-нибудь милой болонке? Филипп всегда вздрагивал от его прикосновений, даже таких мимолётных, рассеянных, как слабое дуновение утомлённого ветра, лениво приподнимающего на дорожках сада опавшую листву. Руки хозяина были горячи от чужой крови, сколько бы он ни смывал её, она опаляла его кожу, бесцветно клеймила шкуру зверя, заставляя отзываться трепетом почти любого. В обычной обстановке де Виль не позволил бы себе подобный жест, в общении с камердинером он был подчёркнуто вежлив, практически до абсурда, несмотря на то, что Потье видел его целиком обнажённым едва ли не чаще, чем он себя – в зеркале. Когда же хозяин бывал в состоянии, близком к потере контроля, он попросту выпроваживал личного слугу и запирался в покоях – один или со своими юными невольниками.
Лишённый соперника покупатель тоже ретировался. Мужчина неслышно выдохнул. Что же будет дальше? Натолкнулся взглядом на даму в голубом, приветствовавшую хозяина в начале вечера. Любезная фея улыбнулась Герману. Герман улыбнулся фее. Приподнял полупустой бокал. Представив, как соблазнительно затрещали бы под его пальцами бесчисленные оборки и подолы, обрывками которых он связал бы заломленные за спину руки юноши и… В зале произошло какое-то движение. Он отвлёкся на перемещающийся к двери объект. Лот уходил. Герман закрыл глаза и, вместо того, чтобы определить самовыкуп, чуть заметно качнул головой. Несколько гостей (гостей?), особенно широких в плечах, изменили траекторию своего плавного волчьего скольжения по направлению к мальчишке, слились с массой. Все расступились, пропустив его через живой коридор, и пёстрые волны сомкнулись, заглотив пару новых посетителей – кудрявого Дракулу и Плохого чикагского парня. Ещё две ленты исчезли с подносов, и очередная прелестница, звеня золотыми оковами, принесла к столу распорядителей тонкую пачку свежих заявок. Ведущие объявляли выход второго лота – желающие купить нашлись сразу. Незамеченный ранее Чёрный Тореро, уверенный в себе, как хлёсткий удар стека по губам, и симпатичный, безобидный с виду паренёк, отчего-то замешкавшийся с выбором задания. Пока Зеркальная дама озвучивала условия, Герман разыскал взглядом донельзя смущённый предмет торга в нелепом, как выдумка весёлого сумасшедшего мультипликатора, костюме. Он не удержал улыбки.
- Я буду весьма огорчён, если мне придётся наказывать Вас, Филипп.
Оттенки интонаций сменились неуловимо, насытившись мятной остротой двусмысленностей. По лицу Германа никак нельзя было судить, что он будет огорчён. Усмешка в голубых, пристально посмотревших глазах стала беззаботной, как блеск рассветного луча на острие косого ножа гильотины.

184

Он спокойно пил свой виски, пока Зеркальная дама, отражая искривленную действительность, зачитывала задания - ему и второму "покупателю", парнишке в сопровождении молчаливого мужчины, слишком часто касающегося плеча своего спутника, чтобы это было всего лишь ободрение.
Но слова "леди" в блестках затихли, сопровождающий его юного "конкурента" склонился к уху паренька, снова перемежая тихую речь с постукиваниями, а Тореро, чуть пожав плечами, поднялся. Равнодушный взгляд из-под черной маски, полосой закрывавшей глаза, но не губы, окинул присутствующих - сидевших и стоявших, задерживаясь на тех, кто чем-то заинтересовал его, и с невольным презрением отмечая тех, кто вызывал неприязнь. Последних было немного, и Тореро не стал на них останавливаться.
Виски в крови. Легкая расслабленность и почти полное отсутствие дум и сомнений. Всего лишь игра... С возможностью проявить свои чувства.
Он шагнул от кресла вслед за ускользавшей к своему месту Зеркальной дамой и поймал ее тонкую белую кисть, взлетевшую в плавном повороте. Поймал, почувствовал отклик - замедлившееся движение, - и чуть потянул к себе, одновременно разворачивая внутренней стороной ладони навстречу своим губам и склоняясь к тонким, казавшимся прозрачным пальцам.
Коснувшись нежной ладони губами почти неощутимо - как будто одним дыханием, отпустил выскользнувшую руку и, выпрямляясь, мягко улыбнулся:
- Простите, что без спроса, моя королева... - улыбка с теплой усмешкой и такой же взгляд, встречающий взгляд юноши.
И, не задерживаясь дольше возможного, повернулся, делая свой следующий выбор - первая попавшаяся на его дороге "султанша", хрупкая и незаметная среди блиставших карнавальных костюмов, принявшая ничего не значащий, легковесный поцелуй в губы с привычной ко всему покорностью.
Все верно - "королева" и "статист". Искреннее уважение и безликая "обязанность".
И проходя далее мимо "сцены", Тореро в черном процитировал:
- "Если ты решишь, что желаемое того стоит – иди и делай..." - негромко, чтобы услышал и понял лишь мальчишка-лот, растерянно провожавший его глазами.

Двое. Кто третий? Не все ли равно? - Тореро неспешно прошел между кресел, не обращая внимания на следившие за ним взгляды, шорох поправляемых одежд, шепот переговоров и смешков, и, поддаваясь скорее не осознанному выбору, а мимолетному порыву, склонился над оказавшимся к нему спиной мужчиной в костюме парижского бездомного - быстрое движение, быстрый поцелуй скользнувшими по щеке губами. Тореро распрямился и продолжил путь, завершая круг, к своему прежнему месту в кресле у столика, на котором расторопный официант сменил пепельницу и бокал:
- Три поцелуя в наличии, господа, как и требовалось по заданию, - спокойно констатировал Тореро. - Впрочем, если кому-то показалось недостаточно, я готов доплатить после завершения аукциона, - усмехнулся, отвешивая насмешливо-почтительный полупоклон и усаживаясь обратно в кресло.

185

Легкое прикосновение губ к его щеке застало врасплох – Тореро повел себя, как искусный боец: повертел перед глазами мулетой, отвлекая, и нанес удар, без варианта ответить. Хотя…
- Впрочем, если кому-то показалось недостаточно, я готов доплатить после завершения аукциона…
Это уже больше, чем аванс, это четкое приглашение и Дезире улыбнулся: что ж, может Тореро и желает купить мальчишку-лота, но уж явно не считает, что тот сможет его насытить. Аукцион практически сразу утратил свою прелесть и стал тяготить последующим долгим ожиданием. Данж «поймал» мужчину в прицел взгляда и, не смущаясь, рассматривал его, долго, смачно, оценивающе. Тореро все больше казался ему тем, кого хотелось насадить на свой «рог» или под чью «бандерилью» он был не против подставиться.
Силой воли погасив свое нетерпение, Дезире огляделся – оставалось задание юного покупателя, который выглядел чуть старше самого лота и пришел в сопровождении помощника, потому что … был слеп. Мужчина некоторое время пристально вглядывался в лицо юноши, размышляя о том, что тот, несмотря на свой недостаток, на счастье, не выглядит обиженным на жизнь, не просит себе поблажек, а на равных участвует в борьбе.
Мое уважение тем, кто не пал духом и не смирился со своей участью. Все же иногда здоровые бывают более убогими, чем те, кто рожден с ограниченными возможностями. - взгляд невольно вернулся к Тореро. – Интересно, он до конца станет торговаться или, может, все же уступит этому парню? Мальчишки, лот и покупатель, вполне могли бы найти общий язык, так что не стоит вмешиваться – найдите себе ровню, месье Даритель мимолетных поцелуев, а я постараюсь наполнить Ваш вечер незабываемыми впечатлениями.
Отставив на столик нагретый ладонью бокал, наполненный напитком, вдруг утратившим свой вкус, Данж принялся легонько постукивать пальцами по деревянному подлокотнику стула. Текшие по залу приглушенные пересуды усыпляли и утомляли одновременно: монотонное журчание чужой речи заставляло прислушиваться, а невозможность расслышать все, раздражала. Заставив себя отключиться от бесед сидевших вокруг людей, Дезире снова включил свое внимание только тогда, когда второй покупатель решил заговорить.

Отредактировано Дезире Д’Анжуа-Реньон (2010-04-14 11:15:32)

186

Офф: Имя персонажа НЕ склоняется.

- Выполнение заявки -

Услышав задание для первого покупателя, юноша напрягся. Нет, он был не против поцеловать хоть всех присутствующих в зале, но его беспокоило, как бы это выглядело на практике. Попросить желающих встать в очередь? Или, спотыкаясь обо всех и вся, начть вояж по Зале – авось, кто подвернётся под вытянутые трубочкой губы? От таких мыслей Люка развеселился, и тихо фыркнул, силясь сдержать рвущийся наружу смех. Однако, судя по скорости выполнения задания, перед первым вызвавшемся покупателем подобных проблем не стояло. Выслушав своё задание, молодой человек с облегчением перевёл дух, ему гораздо сподручнее было рассказать историю, сидя на месте, чем  совершать какие-либо действия в незнакомом помещении.
- Моя очередь? – уточнил он на всякий случай. Юноша не видел для себя никаких преград для выполнения задания, он не боялся выставить себя в неприглядном свете или выглядеть смешным - во-первых, отец сообщил, что всё совершённое в стенах Вертепа останется там же, а во-вторых, будучи слепоглухим, неизбежно попадаешь в разного рода неловкие и смешные ситуации, так что, можно сказать – Люка привык.
- Я расскажу вам один случай, - начал он, погладив пальцем правую бровь, как делал всегда в минуты раздумья и сосредоточения, - не знаю, сочтёте ли вы его неудачным, но курьёзным вполне.

Юноша прикоснулся пальцем к губам, словно говоря этим жестом – ни слова больше.
- Надеюсь, я выполнил задание? – полюбопытствовал он, - прошу простить меня, господа,- покаянно склонил голову Люка, - и мои извинения уважаемому лоту, в чьей неземной красоте и достоинствах я не сомневаюсь, хотя и не могу увидеть их своими глазами.
Юноша отвесил небольшой поклон в ту сторону, где, как он считал, находилась импровизированная сцена для лотов.
- Я наверное поступил эгоистично, приняв участие в данном торге не из-за заинтересованности в юноше, а из-за собственного любопытства и желания попробовать свои силы. Я отказываюсь от своего права на дальнейшую борьбу, уступая его тому, - наклон головы в сторону первого покупателя, - чей интерес сильнее.
- Смею ли я надеяться, что мой поступок не будет истолкован как трусость и я смогу участвовать в торгах на другой лот, в котором буду действительно заинтересован?
Люка и правда не хотелось бы, чтобы его лишили права на торги из-за его легкомысленного и, возможно, в какой-то степени детского поступка, ведь он уже знал, за кого будет бороться до победного конца.

Отредактировано Люка Грамон (2010-04-17 20:02:02)

187

Покои Плакучих Ив, встреча братьев Скиннеров

Мять ленту в руке было неловко. Привязать? Но куда? Будь бывший штурман в своей родной коляске, он бы, не шибко задумываясь, привязал бы лоскут красного шёлка на стояк подлокотника, и дело с концом. А на этот танк куда привяжешь? Тут и стояка-то нет, сплошные массивы клёпанных металлических плит. Киберпанк, так его перетак. Удивительно, как под этим суперкатафалком профессора Ксавье пол Каминной залы не проламывается. Вот это был бы интересный ход – апокалиптическая поступь… э-э… проезд, то есть, представителя сил добра, сметающий на своём пути… то есть, после себя, всё, включая такую прозаическую вещь, как паркет. 
Куда ленту-то деть? Не на шею же повязывать? Что я, пудель, что ли? – Рэй рассеянно выслушал отказ волосатика в голубом. – Не уверен – не обгоняй. А если вошь в кармане да блоха на аркане – не лезь на торг. Впрочем, сам-то, сам-то! – оборвал Рэймонд презрительно-осудительные мысли. – Сам ведь полез с суконным рылом в калашный ряд… Хотя задание небесно-голубому красавчику дали пустяковое. Парень явно не знает, что есть такое слово «надо» и иногда ради него приходится поступаться многим. При этом брезгливость – далеко не самая высокая цена. Делов-то – перецеловать брюнетов! - Скиннер рассеянно обозревая сидящих рядком ряженых (и суженых), - Их тут и немного совсем. Японец, демонического вида Церемонимейстер, носитель жезла с навершием о-очень характерной формы, молодой мужчина, болтавший со Смертушкой-в-красном (к слову, весьма разговорчивой), пара-тройка лощёных господ, и ещё один месье, назвать которого лощёным язык не поворачивался. - Восьмой вздрогнул, встретившись взглядом с его льдисто-голубыми глазами. – Пятеро-шестеро. Минус я, поскольку милосердный профессор-телепат, слава Аллаху, лыс как коленка.       
О! Кстати, можно завязать ленту чуть ниже колена! Вот здесь, где высокие, цвета тёмной стали ботинки почти влипают в штанины такого же комбинезона. Будет выглядеть легкомысленно и фривольно, как чулочные подвязки кавалеров осьмнадцатого века… ну да для сегодняшнего мероприятия такой пикантный штрих будет, пожалуй что, и уместен. Правда, профессор Ксавье за такое бы убил… хотя… он бы всех присутствующих тут убил. Или того хуже – залез в мысли, и исправил бы их насильственно, рукой доброго воспитателя. Сразу бы стало весело, стало хорошо, все бы хором возлюбили друг друга… стоп! – Восьмой чуть не выронил алый лоскут. – Ведь, собственно, так и есть! Всем весело, хорошо, и все не дураки кого-нибудь возлюбить. В самом прямом смысле.
О времена, о нравы? Чепуха. Времена, может, и меняются, а вот нравы… Чем, по большому счёту, отличается сегодняшняя ярмарка тщеславия от представления времён Калигулы? Да ничем… А как подумаешь, что львиная доля здесь присутствующих добрые католики, протестанты или другие христиане, ходят к причастию и на исповедь, в церковь по воскресеньям… или, если сами уже не ходят, то родители, бабки-деды, предки до бог знает какого колена – ходили прилежно из века в век, молились, боялись греха и божьего гнева – так и вовсе ясно, что эксперимент по исправлению человеческой натуры, длившийся две тысячи лет, благополучно провалился. Не поддаётся человек исправлению. Потому что не нужно ничего исправлять. Житейская мудрость – рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше, неотменима во все времена. И какие внешние ограничители ни поставь, сколь ни тверди – «грешно, аморально», рано или поздно желания сломают тесную раковину. Таков изъян любого экзоскелета – он защищает,  но рано или поздно становится тесен. Эндоскелет совести намного надёжнее.         
После отказа японца глаза Восьмого недобро блеснули. Вот как? Уроженец страны Ямато тоже оказался слаб в коленках? – Рэймонд был слегка разочарован. Конечно, это всего лишь миф, будто самурайский дух – это нечто врождённое. Мужество и сила духа не прописаны в паспорте, в графе «место рождения». Но всё же обидно… С детства Восьмой усвоил, что истинные самураи, избрав для себя путь воина, оставались верны ему до конца дней. Бусидо в конечном итоге стало моральным кодексом не только для них, но и для каждого японца. Бусидо, живущее в сердце самурая, вобравшее в себя религию, философию и нравственность, со временем проникло в душу народа и стало духом японской нации.
Среди цветов красуется сакура,
Среди людей самураи. 
А тут такой облом… -
Скиннер мысленно поаплодировал словам Церемонимейстера насчёт уместности сэппуку.  Вот мальчишке-лоту не позавидуешь – дважды получить удар по самолюбию, наотмашь… Покупатели попались никудышные.
О господи… а ленту-то, ленту куда? – опять подосадовал Восьмой. Завязывать её на запястье, как сделали многие, Рэймонд не стал. Подсознательная привычка штурмана – чтоб не путалось, не мешалось ничего. Руки должны быть свободны, мало ли что. Затянутые в короткие чёрные перчатки, они ловко соорудили из полосы алого шёлка пышный бант, и прицепили его к иксоподобной нашивке на комбинезоне. Вроде того, как носило советское руководство на ноябрьских и первомайских демонстрациях – Рэй ещё помнил телехронику времён перестройки.     
Избавившись наконец от мелкой заботы о мелком предмете, Восьмой решил уделить внимание другой части участников аукциона – товару, обозначенному, согласно регламенту мероприятия, голубыми лентами. Видимо, где-то поблизости сгорел цирк, и не все разбежавшиеся клоуны были отловлены и размещены по местным полицейским участкам и домам скорби. Парень в костюме ковёрного – синяя шляпа с широкими полями а-ля Незнайка, красная рубаха и зелёный галстук шириной с Ла-Манш – явно нарывался на неприятности. Сколько ему лет? – прикинул бывший штурман. – На вид не больше семнадцати. Едва ли невольник, раб не смог бы сохранить эту чуть истеричную игривость. На парнишке нет маски? Как бы не так! На его лице неснимаемая маска подростковой дерзости и весь он -  сплошной дурашливый вызов с оттенком скрытой даже от себя опаски. Что-то вроде классического «Назло батьке ухи отморожу». Мешать ему в этом? Охранять дитятко великовозрастное от грядущих проблем? Нет, я уж точно не для этого сюда явился! - с неожиданной твёрдостью решил мягкосердечный обычно Восьмой. – Кошечка скребёт себе на хребёт, как говаривала бабушка. Хочет набить шишек – не дело мешать маленькому мажору. Беды мучат, да уму учат.
Кто ещё тут в качестве товара выставлен? Когда взгляд поймал молодого мужика в безупречном костюме, с белой астрой в петлице и заячьими ушами на лысине, сердце Рэймонда нехорошо стеснилось, смерзаясь, и взвыло сиреной, перед тем как уйти в нижнюю заднюю часть тела. В пятки. Габаритный зайка с голубой ленточкой на заломленнном ухе, судя по мутноватым глазам, ни сном, ни духом не догадывался, зачем он здесь. Точно так же, как сам Восьмой.
Вот ради кого меня сюда принесло, - Скиннер закусил губу.

Отредактировано Буси (2010-05-11 18:09:48)

188

ООС: Церемониймейстер

Церемониймейстер с достоинством фавна следил за петушками и курочками в своём курятнике, его обширная фигура исполином возвышалась над кудлатыми, лысыми, рогатыми и носатыми рабами своих прихотей, а плотоядный, червлёный взгляд выражал приязнь к происходящему. Остро-пережившие равнодушие к себе брюнеты судя по всему полностью утешились новыми порциями янтарных брызг в сверкающих фужерах, и притихли, он же, грешным делом заслушался сладкоголосым ответом своей маленькой зеркальной извращенки и покрутил под длиннополыми одеяниями бёдрами, словно отрицая сопричастность с поклонниками Бахуса. Старательно дыхнул: полпинты, или две, иль три. Зарделся как юнец задрал подбородок горделиво, борода трепыхнулась, вторя хозяина: женщина молчит, когда мужчины разговаривают с чаркой...
Красивый Чёрный Тореро порадовал тем, что скрыл своё лицо, не хватало ещё видеть недовольные мордашки сорванцов и старых каплунов. Когда же хватать изволил спутницу  Верделета за запястье, то был представлен с кактусом в исподнем. Колючка вслед во взгляде, пока третий выбранный для лобзания господин в котелке не шарахнулся куда-то вверх и в себя, видимо переживая лобзание очень живо. Поцелуй со спины по мнению распорядителя мог бы прийтись и «в те уста, что не говорят по – французски», но богиня нравственность или стеснительность перед стремительно надирающемся Хозяином Вертепа брала вверх. Мужчина вздохнул и мельком осмотрел фаллос. Примерно так всё и было, а дальше его внимание привлёк голос юного альруана, который мужественно рассказывал великовозрастным статистам, что там было с его тревожной юностью. Церемониймейстер был похотлив и мысли о мальчике были у него весьма далеки от чистых, поэтому рассказ растревожил его чувственное сердце и ему пришлось торопливо глотнуть коньяку, с ходу опрокину фужер, такое насилие над благородном напитком и спасло его от тревожного спазма где-то в паху.
Да, да, мальчик, ты будешь принимать участие во всём, мы вместе будем…Зачем тебе был этот лот…
Взгляд распорядителя остановился на покупке Чёрного Тореро. Надменная мордашка и костлявые лытки, ничего особенного. Гонор с перчиком. Посох резко указал на проданный товар:
-Продано! – в первый раз голос прозвучал с хрипловатой торжественностью и с явным удовольствием, - господин Чёрный Тореро получает свой приз, и имеет право распорядиться им своему усмотрению, - смешок был грязнее рта монашки после сношения с епископским членом, - а заливающийся краской стыда при прикосновении к своим причиндалам господин, имеем право остаться в качестве покупателя!
Маслины жаркого взгляда впились в оазис  румяных щёк:
-Уступить в битве, не означает проиграть, мсье, порой, это просто лишь возможность вкусить лучшей доли, - церемонный поклон, - налейте же шампанского юности, и опоите всех за первую удачную сделку.
Официанты порванными бусами рассыпались с подносами, утыканными прозрачными бокалами с пенящейся жидкостью к гостям:
-А мы, волею данной нам, нами самим, переходим к следующему лоту.
Фаллос шутливо погонялся вдоль сидящих, преследуя всех на уровне между ног,  и ткнул в сторону бойцового вида зайца.
-Прыгайте сюда, мсье, надеюсь, Кроличья нора окажется в нужном месте, когда Вам захочется ускакать от греха подальше.

Отредактировано Джордан Рочестер (2010-04-14 21:23:25)

189

Вокруг было достаточно многолюдно и тесно. Как ни старался Лавр занять положение «спиной к углу», его постоянно незаметно оттесняли то развеселившиеся «маски», то персонал.
В обществе открытых геев было непривычно. По «этим самым» клубам ходить Зверобою было зазорно, набирать себе в любовники толпу и того подавно - Александра б взбунтовалась, так что опыта внедрения в подобные заведения было маловато.
Второй проблемой была застарелая заноза в голове. Как ни жаждал Лавр общества знойных и прекрасных юношей, а помнил еще, как опетушившихся сам ногами под шконку запихивал, да плевался почем зря. Сам то он тогда тихарился, а как бы узнали? Хрен два кто субсидировал бы его первоначальные проекты. Тогда б не к китайцам отправили, а сразу в параше утопили.
И вот беда, дело ж прошлое, давно уж отделился от крыши своей русской, знай денег отстегивай за две московские конторы, да и не печалься, а ощущение то осталось. Замаскированный под светлый карикатурный образ Бисмарка, такой же суровый и железный, Рамон ощущал себя подростком советских времен, когда за мужеложство еще статью впаивали. Вот стоит он такой весь красивый, мнет галстук, непременно алый, пол сверлит взглядом, а перед ним отец за столом. Весь в таком туманном свете одинокого окошка с кривым стеклом и сам туманный и суровый.
Смешно конечно, отца он вовсе не знал, а мать нынче уж пять лет как с ангелами воркует, да только картина так четко представилась, что пот прошиб.
Отец в каске шахтерской, фонарик горит, лицо щетинисто и перемазано углем, да еще бело как у покойника и глаза словно отсутствуют: вроде и видать, да как-то мутно. Но смотрит, да еще как – до печенки пробирает! Брови густые, что ветки в Тайге, на переносице сошлись, губы бледные то ли молитву шепчут, то ли проклятие. Знает он о чем сына рассказать хочет, и от того рука то сама к ремню тянется.
Проходящий мимо юноша в наряде, скрывающем его прелести наименьшим образом, ласково отерся о плечо, предлагая что-то там из спиртного, и страшный образ сурового отца отступил куда-то на задний план. Машинально Лавр попытался отереть лицо, но пальцы только коснулись ледяного металла. Пришлось самому себе горько усмехнуться и отказаться от попытки потереть лоб. А вот от алкоголя отказываться было не время – градус помог бы и с обстановочкой свыкнуться, и горло промочить – уж больно воздух сушила чертова прорезь для рта.
Новый вопрос встал ребром – как не снимая маски и выпить и не обляпаться.
Проще всего, конечно, было выбраться из своего оцинкованного пуленепробиваемого сейфа с прорезями-бойницами для глаз, да только волос было жалко. Возраст уже был не из категории «первая свежесть», каждый клок шерсти на счету был, а чудо-застежка у маски иначе чем через принудительную депиляцию не расстегивалась. Иными словами разоблачение в один из вариантов не входило.
Можно было попробовать налить чего-нибудь горячительного в щель на уровне рта. Но, судя по тому, как затруднительно дышалось, спиртное осталось бы где-нибудь на маске блестеть полиролью.
Выход нашелся сам собою. Заказав коньячку, три «дринька» в одну стеклотару, Лавр любезно попросил томного юношу озаботиться-таки находкой коктейльной трубочки и, несколько подрасслабившись, хлопнул его ладонью по бедру.
Ощущение было приятное. У дам, конечно, зад бывал и не хуже, но то дело мягкое и аппетитное, а тут подтянутое, как у горного, мать его, козлика.
На время отвлекшись от созерцания основного действа, мужчина как-то пропустил начало торгов, но явно успел к самому интересному моменту – аукционист, своим несколько нетрадиционным жезлом, указывал на новый лот.
Стеснительный пасхальный кролик явно набивал жирок к зиме. Аппетит у молодого мужчины был под стать его фигуре – крепкий такой, волчий. А внешность… Ну что сказать. Лица Рамон не видел, да и не особо стремился, а вот на тело он залюбовался искренне.
На его «обеденном столе» такие кабанчики были большой редкостью.
Во-первых Александра всегда очень точно выбирала жертв без родственников, связей и с наименьшим количеством страниц в медкарте, а во-вторых она берегла шефа и не подсовывала ему шкафы. Перебиваясь много лет диетой из «табуреток», Лавр словно окончательно и бесповоротно влюбился в саму возможность скрутить такого вот зверька.
Уже без интереса забрав хитроумный набор из коктейльного бокала, коньяка и трубочки с совсем уж неуместным зонтиком, оружейник как танкер стал протискиваться к сцене, без лишнего стеснения раздвигая народ.
Цель сегодняшнего вечера он наметил, средств в его распоряжении было вполне достаточно (во всяком случае пока), и оставалось только получить приз, расплатиться и покинуть благочестивое общество.
Пока церемониймейстер распоряжался, как конкретно доставить груз на общую сцену не поцарапав габаритами «кролика» прочих, утонченно-замореных юношей, Лавр остановился в наилучшей, как ему показалось, точке обзора и несколько придурел, увидев Здесь знакомое лицо.
Вот те бабушка и Юрьев день.
Приехал лечить паранойю, а тут бывший попрыгунчик ноги вытянул и косит так лениво глазом на проплывающий мимо обслуживающий персонал.
Первой мыслью был подкравшийся незаметно старческий маразм. Ну, кто говорит, что в сороковник такого не бывает? Да вот он, Здрасссьте, «гангста-мама» во плоти. Сейчас измусоленную цигарку по трудовым губам как по терке проскребет, взглянет так своим небесно-голубым и прищуренным и заявит «отцовским голосом»: « Что, Лавруша, в петухи подался? Ай-ай-ай!»
Нет, увы, виденье не испарилось от одной только мысли о случайном совпадении и за этот вечер пот прошиб второй раз.
Хотелось либо через плечо поплевать, либо глаза потереть. Оба действа из-за маски представляли невозможными и мало того, Лавр был не из тех, кто при виде опасности сразу опрометью кидается в кусты. Мысленно перекрестившись, мужчина сел в кресло, сиротливо пустовавшее рядом с посредником и глубокомысленно изрек:
- А мне то думалось, что с Того света не возвращаются. – Не слишком любезно начал разговор Зверобой, улыбаясь. В этот раз железный сейф вместо лица выручал. Голос из-за него шел глуховато, грозно, и разобрать без мимики о чем думает говоривший, казалось затруднительно. Словно приходилось разговаривать с каменной статуей – тот же одуряющий эффект.

190

Начало игры

Он поправил прическу и докрасил губы черной помадой - последние штрихи перед выступлением. Хищная улыбка в зеркале напротив, как лезвие клинка перед глазами. Его женщина была ласковой сукой, поцелуи которой в итоге оказывались ядовиты. Она улыбалась чарующей сексуальной улыбкой Чеширского кота, и смотрела волком. Она была невыносимо хороша и безбожно искусственна. Женщина с тысячей лиц, она - ящик, набитый неведомыми образами и чужими взглядами. Сегодня он был ею.
Его женщина неспешно плывет по коридорам, изящно задыхаясь в корсете и балансируя на высоких шпильках, уподобившись канатоходцу и Дите фон Тиз одновременно. Веер раскрывается в руке роял-флэшем и неспешно движется, окутывая фигуру тонким налетом праздной утомленности. Пригласите меня на бал, мсье, я могу даже не терять туфельку, хотя и потребую полцарства. Он вдыхает хитрую партитуру ароматов дорогого парфюма, индийских благовоний, сладкого каннабиса, пьяного запаха людей, которым весело и которые хотят трахаться. Он запивает все это кальвадосом, который почему-то не течет в жерло желудка, а разъедает позвоночник дивными мурашками, ползущими вверх ядовитой сороконожкой. Он тоже хочет быть веселым.
Двери, он плывет к дверям, за которыми скрывается карнавал похоти. Шорох юбки приятен, звучит как развернувшийся кнут, изготовившийся к удару. Стек ловко движется в пальцах и грозит сюрпризами. Его тихо впускают в залу, куда он проходит, царственно озираясь по сторонам и глядя на этот мир в миниатюре, вылепленный из вожделения, страсти и алчности - три кита мироздания, не иначе. Торги в разгаре, а в нем ликует хмельная Мессалина, опасно играющая ножом. Он берет красную ленту и вяжет на запястье. Алый на черном выглядит неестественно ярким порезом, кровавым ртом отворенных вен. Он только улыбается и продолжает обмахиваться веером, грациозно лавируя между прекрасными господами и леди, между непонятными существами странного пола, между официантами и предметами мебелировки. Слуга приносит мартини, в котором грустно и обреченно утонули оливки. Маленький глоток, осторожный, чтобы не размазать макияж, и он идет дальше, ближе к ведущим, пред которыми шумные гости склоняются в благоговении. Маски фальшиво скалятся своими улыбками, кривят губы из папье-маше, словно могут кого-то обмануть. Он отвечает тем же, и расправляет плечи еще горделивее. Пригласите меня на танец, мсье? Я отлично умею вальсировать, а Вы будете Королем.
Диванчик, на котором он устраивается, как на троне, выпрямив спину и размышляя, когда же Королева превратится в распутную девку. Желание что-то купить метит висок сигаретным ожогом. Главное, не упустить хороший товар. Он закидывает ногу на ногу, слыша как призывно скрипят ботфорты, разрез на юбке словно случайно заголяет изящное бедро, затянутое в чулок, и резную паутину подвязки. Стек мерно постукивает по подлокотнику, выдавая накатывающее нетерпение. Сейчас он был Лилит, которая хотела бешено смеяться и хлебать текилу из горла бутылки, рта случайного прохожего, слизывать обжигающие дорожки с чьей-то загорелой груди. Мсье, я пришла по Вашу душу, а у Вас случайно нигде не завалялось пары дорожек?
Он закуривает длинную тонкую сигарету и заправляет ее в мундштук. Сегодня он Примадонна, густо накрашенные глаза которой внимательно следят за торгами. Он выдыхает дым и замирает на своем месте.

Отредактировано Гектор (2010-04-14 23:03:49)

191

Вот оно - простое, маленькое человеческое счастье. Халявная еда, хорошая выпивка, тепло и сухо, и никто не спрашивает денег. Уж что-что, а кормить в Замке умели. И не важно, что во-о-н эти крошечные штучки с начинкой-из-бог-знает-чего  приходится складывать по три-четыре штуки, чтобы получился нормальный укус, зато,   если запить их вином, получается … ммм.. Желудок поет рождественские гимны во славу повара, их готовившего. За сим приятным занятием время  бежало со скоростью  механического  зайца  по ипподрому, нарезая круг за кругом. Где-то на дальнем фоне появлялись новые  «голодающие», к некоторому удивлению Конга не проявляющие должной прыти при виде угощения, но сицилийца этот факт не огорчал и не настораживал. Скорее радовал- конкурентов на «фитульки с начинкой» меньше.
Первый тревожный звоночек прозвучал диким скрежетом захлопывающихся дверей, от которого «фитулька» застряла где-то на середине «великого шелкового пути» от глотки к желудку. Мужчина кашлянул раз, второй, и … едва не подавился снова, когда услышал
Позвольте представиться – Герман Рафаэль де Виль
Это имя он уже слышал от Ванцетти, и принадлежало оно хозяину замка. А мудрые  и  жесткие  «университеты» по имени Жизнь, давно научили, что мозолить без лишней надобности глаза сильным мира сего, прямой путь к неприятностям. Так что первым, вполне разумным желанием новоиспеченного санитара было тихо и незаметно смыться из зала. Но как это сделать, не привлекая внимания, если двери закрыты, а на входе стоят  мордовороты, наподобие той, которой  он ежедневно  любовался в зеркале при бритье? «Шлюз», похоже, работал по принципу- «всех впускать, никого не выпускать»
Однако, черт оказался не так страшен, как его малюют. Еду не отняли, по шее не дали, деньги/документы/руки за голову/ мордой в капот  не потребовали, и охранник успокоился, краем уха вслушиваясь в разговоры о каком-то аукционе. Что такое «аукцион», он,  честно говоря, представлял смутно. Вито никогда не увлекался антиквариатом и прочей эксклюзивной хренью, считая, что деньги должны работать в реальном, пусть даже  и криминальном бизнесе. Один раз лишь позарился на алмаз из десятки, да и то потому, что отдавали за пол цены. Он был для него своего рода талисманом и «голдОй», которую можно «снять с шеи» и  выложить в экстремальный  момент.  Аукционы дон не посещал, а уж его охранникам –шестеркам тем более там  делать  было нечего.
Поняв,  что все тихо и спокойно, Конг вновь увлекся ужином, мимоходом разглядывая людей в зале и бесплатное представление, обеспечиваемое  как  зрителями, так и двумя ведущими, один из которых был весьма колоритной личностью. Во всяком случае, искусственным членом, натянутым на посох, играл он с упоением, что  периодически вызывало сдавленное похрюкивание смеха у сицилийца.
-Веселитесь, мужички, веселитесь.
В каминной зале Вертеп был во всей своей порочной, изощренной «красе», к которой мафиози, хоть и скрепя зубами, начинал потихоньку привыкать. Как постепенно начинал вникать и в  смысл проводимых здесь и сейчас «игрищ»
Кстати, один из гостей в зале оказался  знаком. Этого мальчика он видел в бассейне. Тоби еще в воду его столкнул случайно.
-Что же ты забыл здесь, малыш?
Мужчина с удивлением глянул на Винсента… с удавкой на шее. Но внимание быстро отвлек показавшийся знакомым голос, шедший от маски Красной Смерти. За музыкой, гулом голосов, мельтешением фигур в зале слов было не разобрать. Как и не понять до конца, прятался ли за картонкой с дырой на уровне губ его недавний приятель,  беседующий о чем-то   с молодым человеком в котелке.
-Кен, или не Кен? Вроде док не говорил, что собирается куда-то идти.
Снова кинул взгляд на оживленно болтающую пару  масок, но обзор перекрыла мальчишеская фигурка в смешном наряде Незнайки из детской сказки писателя какой-то далекой страны. Сицилиец невольно улыбнулся парнишке, потом чуть качнул головой, едва заметно нахмурился Не место, ох не место было здесь этому юному созданию. Ведь на мордене написано – пацан еще  совсем. Были в этом борделе подростки. И не мало. Но… веяло от них не велосипедами и книжками «про приключения Гулливера,  Робинзона Крузо, отважных пиратов и прекрасных дам». От них удушливо  разило развратом и грязью взрослых извращений, переломанной психикой и скрытой похотливостью скунсов. Вспомнилась прошлая ночь, Зал Тысячи Свечей и «розовый зефирка», сочащийся моральной спермой в кружевах искусственных, фальшивых, как на кладбище, цветов. А этот был другой. Этот был живым. Настоящим. Со всеми подростковыми раздрайвами и противоречиями, ослиным упрямством, и глубинной нежностью эмоциональной, еще не устоявшейся личности. 
-Беги отсюда. Беги,  дурень. Зачем ты здесь? С родителями  поссорился? С девочкой поругался? Мелочи все это. Уезжай!
Уезжай, уезжай.. А куда уезжай, как уезжай,  когда … продается  уже. Продается? Странные «игры» у них здесь.

-Валин.. Валин.. Валин…
Шуршанием камышей голос «султанш», и взгляды, устремленные  в сторону смуглого  мужчины в белых одеяниях, отвлекли от мальчика.
Ключи я точно не знаю у кого. Вроде у Валина или у того мудилы в полотенце, который тут голым задом сверкал.
Выкинула на поверхность сознания память недавно услышанный ответ на интересующий вопрос.
-Так вот ты какой… месье Валин.
А что толку? Вот он, рядом. Но видит око, да зуб неймет. 
Зуб неймет… и сводит, словно кубик льда попал на дыру кариеса. Снова перед глазами вспыхнули свечи того злосчастного зала медовых свечей, где напивался до зеленых чертей, чтобы не видеть, что творилось на шахматной доске. Мужчина провел ладонью по глазам, натыкаясь на  сетчатую ткань Заячьей маски. Потянулся за полупустым стаканом, отгоняя неприятный озноб, вызванный стальной маской одного из гостей.
-Хрень. Толи перепил, толи недопил. Черти мерещиться начинают. По-хорошему, надо идти спать. Когда они закончат свои торги-то?
Закусив новой «фитюлькой», мужчина выкинул из головы «стального гостя», закурил и вновь погрузился в созерцание пестрой толпы.
-Оба-на!
Взгляд  уперся в упитанную  фигуру, стилизованную под гангстера начала прошлого века.
-Тапер! Да не… не он.. Важный какой. За версту банковской  ячейкой, личным камердинером,  Елисейскими Полями и «Максимом» бликует.   Как самовар в жаркий полдень под яблоней. Лайковые перчатки, очечки на носу, что твой профессор.
И в этот момент кадр из фильма «Однажды в Америке» вальяжно повернулся, сияя 32 дюймовой рекламой стоматолога и алмазным глазом булавки в галстуке. Охранник кашлянул, выпуская драконьи клубы табачного дыма, взорвавшегося в бронхах.
-Точно он! Мама дорогая. А забавные тут «ребятишки» собрались. Вот она судьба-злодейка - вчера под конем, сегодня на коне… Клянусь Святым Иосифом, покровителем Сицилии, если в полночь он превратится в тыкву, я и глазом не моргну.
Мужчина перевел взгляд на .. слепого (?) юношу, краснеющего от рассказа о своих маленьких тайнах родом из детства. А ведь приятный молодой человек. И еще не разучился смущаться. Жаль, не надолго. Через недельку пребывания здесь  румянец «невинности»  либо вином, либо штукатуркой наводить будешь.
Лицо парня расплылось в струе выдохнутого сигаретного дыма. А взгляд карих глаз уже плавно переваливался с маски на маску, мазанул по Куклус Клану, пробежался, едва задев «голубую принцессу» , зацепил торгующегося Тореро, удивленно расширился при виде мужчины, облаченного в костюм космонавта и сидящего …. на инвалидной коляске (? ). Да, похоже именно коляске. И может быть, как раз он был единственным человеком, чье присутствие в замке Конг понимал. Хотя.. чужая душа всегда потемки.
Однако на этот раз «обзорная экскурсия» закончилась ….
-Чо?
Не веря своим глазам, сицилиец с минуту тупо смотрел на раскачивающийся едва ли не под носом член на палке. Резиновая (?) «красотень», раздутая фантазией производителя до размера «де люкс»  мерно покачивались вверх/вниз, наподобие одуревшей змеюге в корзине индуса-фокусника.  Лезшие на лоб под маской от изумления брови едва ли не откидывали гордо стоящие заячьи уши за спину, словно оленьи рога. Головная кость натужено трещала, в спринтерском темпе складывая пазлы из обрывков фраз и  действий в зале. И в итоге  -«картина Пикассо» в виде образа близнеца, с детства твердившего- «братишка, мамой прошу, читай, что люди пишут. Читай, бошка твоя стоеросовая.»
Лицо Кинга зарябило и исчезло,  оставляя пляшущие перед глазами буквы – «Пиздец, Конг, ты попал.»
Крутанув ушастой головой, разминая затвердевшие мышцы на шее, охранник криво усмехнулся, стараясь скрыть накативший ступор
- Писю убери. Соблазнюсь ведь ненароком. Откушу.
Раздавив сигарету в пепельнице,  поднялся и пошел  на сцену, отсчитывая шаги
-Говорят. Дуракам. Везет. Зря. Говорят?

Отредактировано Конг (2010-04-15 02:32:44)

192

Хотелось пить, разнообразие вин и более крепких напитков манило тонкими едва различимыми ароматами. А услужливые официанты так красноречиво порхали с подносами из стороны в сторону, что Лу невольно провожал их взглядом. Нельзя. Сел ровно, стараясь сосредоточиться на сцене. Краем глаз взглянул на доктора. Нет, все же неудобно пить рядом с врачом, который знает, что ты недавно вышел из клиники, пусть даже он и твой приятель (тем более, что он твой приятель). Не выпуская трости, Лу скрестил руки на груди. Все выпитое и принятое давеча уже выветрилось, оставляя мозг совершенно трезвым, а находиться трезвым среди происходящего... Снова покосился на Йоширо.
- А док похоже нервничает.
Улыбнулся в ответ на реплику. Сигарета и еще один бокал спиртного сменили друг друга в руках Оливера. Луи подавил легкий смешок, похоже, док и сам хотел набраться. Тогда что мешает? Махнув официанту, Дюпен взял бокал. Оливер заговорил. Осторожно переведя взгляд, француз кивнул и сделал глоток.
- Вот только, быть может, парню, напротив, повезло, - произнес Дюпен, отводя бокал в сторону. – Теперь его головной болью будет лишь выстроить планы на вечер. Прекрасно ведь - быть свободным.
Новым вызвавшимся бойцам дали новые задания. На этот раз дело пошло. Черный Тореро согласился целовать присутствующих охотнее, чем веселый тулузец, а юноша, рассказывающий занимательную историю даже заставил Лу, с почти мечтательным выражением лица, пялиться на него в течении нескольких минут. Собственно, рассказ повеселил. Но вернувшись опять к своим мыслям, Дюпен посмотрел на Оливера.
- Значит президент… - сжал пальцами свой подбородок, вновь ища в толпе мужчину в белых одеждах. - Самая важная персона во всем замке? После владельца конечно. 
Нашел. Взгляд изучающе скользнул по месье, но, так и не обнаружив никаких отметок, вскоре уткнулся в пол.
- Как лот или как покупатель? Здесь нет праздных зрителей...
В голове Луи созревал план. Приглушенным звоночком в висках забилась и идея, как можно найти одного иностранца, если бы тот, к примеру, очень не захотел, чтобы его нашли. Впрочем, мыслей зашевелилось множество, понятных лишь ему, осознанных и не очень. Внутреннее ликование внезапно переполнило грудь.
- Да, - он взметнул рукой с тростью. Знак был засчитан. Новый покупатель на огромного зверя огляделся по сторонам.
- Твою мать…
Забыв на время о своих планах, Луи медленно поднялся с места.
- Ладно. Все хорошо. Он же... тебе приглянулся.
Но одно дело было бравировать перед Оливером, а другое – вступить в неизвестную игру за приз, раза в два превышающий твои собственные размеры. Луи выдавил улыбку, вышло почти профессионально.

Отредактировано Луи Дюпен (2010-04-15 04:54:17)

193

Офф: Если откликнутся ещё покупатели, то прошу считать меня последним в очереди. Выкладываю пост сейчас, так как не уверен, что смогу сегодня еще сюда заглянуть.

- Заявка на лот -

Голос ведущего растекался сладкой тягучей патокой, вымазывая всех присутствующих и соединяя их между собой липкими нитями в единую копошащуюся массу. Слова ядом проникали в кровь, вызывая желание ответить : «не стоит переживать за мои причиндалы, месье» - но Люка сдержал порыв, а услышав, что имеет право на дальнейший торг, и вовсе успокоился. Слова это всего лишь слова, а весь аукцион – игра, театр-буфф. А каков театр, таковы и актёры, каковы актёры – таковы и зрители, хотя юноша до сих пор не совсем ориентировался в происходящем. Все намёки организаторов на «провести с лотом всю ночь», несмотря на имеющийся у молодого человека сексуальный опыт, ассоциировались исключительно в разрезе от «поболтать на разные интересные темы» до «спать и видеть сны», собственно, именно этим он и намеревался заниматься с выкупленным обладателем голубой ленты.  Не имея возможности видеть окружающих людей, Люка пребывал в счастливом неведении относительно истинных мотивов присутстсвующих мужчин, полагая, что и другие пришли сюда подыскать приятного собеседника. Молодому человеку остро не хватало социального общения, а аукцион давал такую возможность, да ещё и на его условиях! Так, чтобы не чувствовать себя ущербным, не краснеть в ожидании реакции на вопрос «можно ли Вас потрогать?», причём, в самом невинном смысле, ведь пальцы – это «глаза» Люка; чтобы не выслушивать слова фальшивого сочуствия, или, что ещё хуже – не ощущать себя идиотом, когда люди начинают украдкой махать руками перед его лицом, проверяя, а правда ли он слеп... как будто «слепой» - синоним «умственно отсталый». Именно эти действия юноша ненавидел всеми фибрами души, размахивания конечностями перед лицом, или крики в ухо – да, он их не видит и не слышит, но ощущает колебания воздуха, и ему неприятно.
Тем временем объявили следующий объект торгов и Люка внимательно выслушал описание лота, крупногабаритного Чёрного Зайца, именно он, как выяснилось из комментариев Жюля, так аппетитно чавкал неподалёку. Здоровый аппетит признак и душевного здоровья, а телосложение выдаёт по меньшей мере, спортсмена, будет о чём поговорить и, может быть, он научит юношу каким-нибудь приёмам самозащиты. И опять тут же нашёлся покупатель, едва распорядитель торгов успел закончить свою речь. Люка досадливо нахмурился, опять он не успел стать первым претендентом, хотя очередность, по видимому, совсем не имела значения.
- Кролик – это не только ценный мех, - пробурчал он себе под нос и поднял руку, - Заявка! – и тут же торопливо добавил, опасаясь, что к его словам отнесутся с недоверием из-за недавнего события, - На этот раз я намерен торговаться до конца.
Всё ещё содрогаясь от воспоминания о шуршании одежд Человека-с-подносом, юноша выставил вперёд ладонь, - Я сегодня страшно неловок, - улыбнулся, пожимая плечами, словно извиняясь, - поэтому доверяю Вам выбрать для меня задание.
Лёгкий наклон головы в сторону ведущего шоу и Люка мысленно скрестил пальцы, надеясь, что его просьбе внемлют и избавят от необходимости насиловать свои уши.

194

Выпуклые черные зеркала очков отражали пылающий, гулящий, балаганящий зал. Мальчик на сцене рассказывал о первом минете. Старик в громоздкой маске Фавна дель Торо шумно дышал и переспрашивал шепелявo: Ш-то?! Што?! Гром-ше! . Приставленная к нему султанша пересказывала на ухо рогатой древней головы пикантные подробности, как в слуховой рожок.
Зал взрывался шампанским хохотом и аплодисментами. Неподалеку роскошная элитная domina lupa  в черной сбруе корсета потягивала мартини с оливками, надменно и страстно, как арабская кровная лошадь, раздувая тонкие ноздри. По голенищу ботфорта щелкал  лаковый стек. Плоские соски на плоской груди.
Лувье нафантазировал на его корсетном корпусе теплый третий... нет, пятый размер, аппетитный, c лоснистыми бисеринками пота в тесной ложбинке, в сосках два колечка,  меж ними  дрожит золотая цепочка с гравированным образком и гравировка "Jesus love you". Он помотал головой, стряхивая вздор Предел, baddy, пора в отпуск на остров Лесбос. Да здравствуют сиеста, "метакса" и... свободные сиськи.).  Он приложил к опустевшему бокалу два лайковых пальца, подумав, прибавил еще два - коньяка долили почти до краев.
Ловко орудуя машинкой, Лувье скрутил вторую папиросу и прикурил от окурка первой. В зале становилось душновато - ложное ощущение, бесшумные кондиционеры и вытяжки работали, как на подводной лодке, сказывалось мускусное напряжение пружинистой, пестрой толпы. Лувье расстегнул пиджак, сел посвободней, крепко положив затекшую голень на колено. Пасти дверей продолжали впускать все новых и новых соискателей, как шторки крематория - парадные карнавальные  гробы в самое пекло, температура горения не снилась Фаренгейту.
В пустующее кресло по правую руку Луи тяжело опустилась фигура.
Лувье, почти не поворачивая головы,  равнодушно уловил контуры маски и бесформенной глыбы балахона краем глаза. Железноголовый. Тик-Ток из страны Оз, если бы его рисовал Гигер, дунувший  сенсимильи натощак.
Коктейльная трубочка в прорези рта каменного гостя. Слышное, резонирующее в металлическом черепе личины дыхание.
Пауза. И черный  глухой телефонный голос за правым плечом:
- А мне то думалось, что с Того света не возвращаются...
Лувье не переменил вольготной позы ни на миллиметр.  Лицо осталось совершенно спокойным:  живая маска была столь же непроницаема, как и серебристый шлем собеседника.
Короткий папиросный мундштук коснулся края губ. Лувье вкусно и крепко затянулся, выдохнул, неторопливо стряхнул пепел и ответил:
- Меня выпустили оттуда досрочно.
Холодные зеркальные стекла очков  напрочь отталкивали свет и корежили палитру праздничных отражений.
Лувье спокойно закрыл глаза, но со стороны ничего нельзя было прочесть.
Долгая память хуже, чем сифилис. Особенно в узком кругу.
2003 год. Май. Город Брест. Служебные помещения плавучего ресторана "Дебаркадер", закрытого на безнадежный и судя по табличке на двери "sale" - бессрочный ремонт. Шестеро мужчин и одна женщина  встречались трижды за неделю, обговаривали детали. Засиживались заполночь. Он навсегда запомнил их лица и голоса. Даже если бы они заговорили с ним из-под земли, или, однажды на дождливой трассе их лица  с открытыми ртами и вывороченными выстрелом зубами и деснами  выступили бы как проявленные фотографии мертвецов на лобовом стекле машины с паутиной трещины в левом углу, в те шершавые душные ночи, когда только ливень, фонари и белый шум по радио. До этого Луи много работал с русскими, стал узнавать по акценту, даже мог худо-бедно склепать несколько фраз. Он так и окрестил его про себя "русский".  Русский был спокоен, немногословен, не лез с вопросами, не кидал понты и не бряцал кастрюльными амбициями. В отличие от связного из Марселя, Мишеля Гарсо, который гнал пургу навязчиво, как  индийском кино поют и танцуют. Гарсо бесил, путал карты, "тараканил". Лувье все чаше выходил на узкую террасу над морем - покурить в одиночку, помолчать, выдохнуть. "Выдыхал" он в тот год по крупному  - приспускал джинсы, втискивался в прогал между контейнерами,  "бодяжил" на весу, как фокусник  и загонял в ляжку пару кубиков. С двоими в последний день сварили дело - с русским и с Моникой.  Груз из  Ла Рошели доставить  в окрестности Бальбоа через Бискайский- мать его- залив. Мишель Гарсо - посредник поставщик на погрузке, Моника - прикрытие и документация, Лувье - транспортировка и посудина, русский - на приемке в бухте Медиа-Луна, уже в Испании. Рассчитали время. Тем же вечером русский улетел в Барселону.  Транспорт замаскирован под частную яхту молодоженов. Двое помощников - из молодняка, толковые. Отправились в срок, погода ходовая, трюмы под завязку не пронумерованными оружейными ящиками. Маршрут - как два пальца обоссать. Лувье столько раз мотался туда обратно, то с нелегалами, то с оружием, как испанский экспресс или лунатик по крыше, который сам не упадет, пока не окликнут, что даже не оглянулся за корму, когда корабль дураков попер в плавание под "This Song For You" Криса Дебурга, оравшего из бумбокса в кают компании.  Моника исправно моталась по палубе в бикини или в шезлонге листала глянец. Ребята-"стажеры" вели себя как старательные бойскауты на слете.
А что потом? Потом. Ничего.
Во вторник в половине третьего ночи их накрыли патрульные катера. Понятно было, что операция спланирована. Заложил кто-то из своих в цепочке. Поначалу Лувье вел себя, как всегда, спокойно, как хозяин, приобнимая Монику за талию позволил пятерым патрульным офицерам и рядовым подняться на борт,  предъявил документы, разрешения, морскую страховку - все чисто. Они не стали даже смотреть. Пошла заваруха. Ребята легли первыми, хотя говорил же, орал же, чтобы не лезли., Лувье словил сквозное и по касательной. У патруля был свой интерес им нужны были живые. Кораблю дураков повезло. Французская легавка перелаялась с испанской. По жадности пытались делить арестованных, по дури выбивать показания прямо на месте - слишком много спорного, а куска и наград и премий хотелось всем. Моника стала говорить первой, когда ей разбили лицо и порвали половые губы.  У женщины легче выбить показания. У женщин между ног есть слабое место, где гуляет ветер. Мужчину, что бы там не рисовали в комиксах "хот - хард-гей-стори" скорее просто измордуют в говно и мясо. Умеючи - долго. На его счастье, они подумали, что убили его и расслабились. Этой заминки ему хватило, чтобы дорваться до оружия.
О том, что случилось потом не имеет смысла говорить.
Яхта прибыла в бухту Медиа-Луны в срок. В десять утра. Груз в сохранности. Тел "стажеров" и офицеров на борту не было. Голая  Моника лежала в кают компании, раздвинув ноги. Она умерла за полтора часа до прибытия.
Лувье был в рубке. Вряд ли русский, принимавший товар узнал его. Казалось, что от лица осталось мало. Луи сказал только: Мишель Гарсо - крыса. Из разговоров патрульных он знал, кто слил. У него вышло "крса" и "грсо" - вместе с кусками зубов. Но русский понял без переводчика.
Потом Лувье тоже умер. Ненадолго. Всего на четыре минуты. Правда узнал об этом только через две с половиной недели, когда его перевели после клинички из реанимации в хирургию госпиталя города Бальбоа, под чужими документами, с головой замотанной в бинтовой куль.
Лувье был благодарен русскому не за то, что его на грани комы  не отправили туда же, куда и Монику, не за жизнь. А за то что по выходе из госпиталя, верный человек передал ему  белый конверт без марки и адреса.
Там была всего одна цветная  фотография.
Того, что осталось от человека по имени  Мишель Гарсо. Лувье пожалел тогда, что ему еще нельзя улыбаться. Почти нечем. (ничего, ребят, хохма: потом в клинике ему сделали прелесть какие "губки" - над чем он сам ржал по пьяни, даже прежнюю форму рта почти восстановили, только у нижней было похуже с чувствительностью, но зато улыбаться теперь было можно).
Лувье сжег фотографию в сортире.
Но точно знал, кто это сделал и кто прислал. А дальше? Жизнь. Что еще бывает дальше...

Он открыл глаза и повернул голову к собеседнику. Он не задавал вопросов, не называл имен, его не удивило, что этот человек делает здесь. Чужие дела - такие дела. Главное не смотреть, а видеть.
Да и нет не говорите, черный с белым не берите, вы поедете на бал?
Аукционная суматоха продолжалась. На сцену медленно, будто застенчиво, но без ломания - а как человек, которого в пьяной компании вытолкнули в круг запевалой поднялся громила в вечернем костюме с астрой в петлице и приделанной к плечам кроличьей башкой в обтяг. На ухе болталась голубая лента.
Он потоптался, и встал, слегка ссутулив широченные плечи. На черного кролика уже нашлись желающие.
Лувье обернулся к собеседнику и в черных стеклах очков железная маска отразилась анфас дважды.
Он просто и без эмоций сказал:
- Здравствуй.
И щедро отхлебнул коньяку, в ожидании ответа.

Отредактировано Луи Лувье (2010-04-15 14:34:49)

195

Ах, эти мальчии, эти светлые личики, кукольные тела с выгравированными во взглядах ценниками и отсутствием достоинства. Эти милые дети с каменной психикой, воспринимающих все совершенно иначе нежели их сверстники из благополучных семей. Детки с молочным оскалом волчат. Их можно рачесать, подпилить клыки, назвать милым, сладеньким именем и шмякнуть миску с конфетами, прикованную к полу", но они все равно, обретя лоск в припухшие мордашки, останутся пушечным мясом, не дрожащим ни под пулями, ни под ремнем, коим награждает их государство или же мастер-публичного-дома. Детки, не боящиеся смерти, верящие, что они все смогут, что залижут раны и рванутся с поводка, всего добьются сами. Дети, вспоминающие о родителях лишь в мыслях или во снах, когда они просыпаются не в слезах, а крепко сжав кулаки и до скрипа сцепив зубы. Гуттаперчивые, теракотовые мальчики и девочки с прокуренными волосами с малолетства знающие, как измерить глубину буши и терпения пальцами.
Дезире Флёр никогда не плакал от боли, если причиняли ее непосредственно ему, а не тем, к кому он успел привязаться. Но и тогда это бывали - нет, не злые - но упряые слезы, не вызывающие жалость, желание вытереть чаду нос кружевным платочком и сказать, что "все будет хорошо". Такие ребятки, как Флёр, с пеленок знают, что, да, оно, конечно, будет и хорошо, и прекрасно, но если он сам постарается, сам будет за это радеть. Дугое дело, что в большинстве случаев никому не интересно мнение несломавшегося еще голоска, а линия упрямого острого подбородка вызывает желание лишь дать наглецу в зубы. Не потому что он не прав, а потому что он - ребенок. А чтобы считаться с ребенком, нужно воспитать в себе уважение к маленьким как к полноправным членам общества. Что бы он ни говорил, если это не открытое хамство ради хамства, взрослому дяде стоит задуматься над словами уже, по хорошему-то, сформировавшейся личности.

Флёра с трудом впихнули в услужливо распахнвшиеся двери Каминного зала, перетянув запястье голубой лентой лота, красивые инкрустированные золотом створки напомнили мальчишке врата ада из какой-то детской книжки, которую он пролистывал будучи еще маленьким, то есть - еще меньше, чем сейчас. Каминный зал сказал "ам" и "поглотил" розоволосого Дезире, который оказался точь-в-точь в змеиной яме с извивающимися на ее дне гадюками и - видимо особенно знатными клиентами - питонами. Флёр желал бы сделаться совсем незаметным, с ужасом вспоминая первую ночь маскарада, которую он простоял на шахматной доске Белой Королево. Рубцы от ремня Хуго де Крё до сих пор кусали спину мальчишки, не двусмысленно напоминая о том, что подобное вполне может повториться, если Флёр не будет пай-мальчиком. Соображая, что нужно вести себя тихо, дабы не впасть в немилось господ, Дезире резко поклонился, упираясь ладошками в сведенные колени, позволяя розовым волосам метнуться к скулам и прикрыть на какое-то время лоб, загораживая глаза, уткнувшиеся в пол, но тут же подятые, чтобы оценить фронт предстоящей разъяснительной работы, целью которой Флёрка ставил себе понять, кто из дядей тут плохой, а кто ну оооочень гадкий.

Отредактировано Дезире Флёр (2010-04-15 16:22:58)

196

Первое ощущение нашедшее на Данте, вступившего в зал, была безмерная скука. А резкий запах духоты явно вызывал самую натуральную усталость, прямо здесь  даже не дойдя до места. Мужчина какое то время обводил взглядом зал, чуть щурясь в прорези глазниц черной маски, замечая при этом некоторые взгляды, кинутые на немецкую форму. Пальцы обтянутые кожаной перчаткой любезно приподняли фуражку в приветствии. Данте бы сам был не прочь улыбнуться, если бы не четко нарисованная красной краской ироничная улыбка по контуру губ маски. Подобный костюм Оберстгруппенфюререра СС* и совершенно обезличенная личность в ней смотрелись несколько грубо. Словно бы персонаж сошел с картинки какого-нибудь германского учебника времен войны. Это не совсем вписывались в столь разношерстную публику.
Макс в очередной раз хмыкнул и направился к своему месту. Кажется, он опаздывал на торг. Подвязанная красной лентой черная трость громко чеканила шаги военного, каждым ударом сообщая об его передвижении. Бальдуччи это не смущало. Пройдя немного вперед «немец» опустился на один из стульев в углу, зарезервированных ранее. Гул толпы и таких же покупателей вызывал странный зуд в руке политика. Он чувствовал сегодня изрядную дозу азарта, и от того левая ладонь неумолимо чесалась. Но кожаная перчатка, скрывающая кожу, только больше накаляла это чуть раздражающее ощущение. Итальянец ловко перекинул трость из одной руки в другую, и, закидывая ногу на ногу, громко скрипя начищенными до блеска высокими сапогами, стал ее расстегивать. Тем временем, его взгляд скользил по ведущим данного шоу.  Публика напоминала вечно звенящий пчелиный рой, только вот пчелиных маток здесь было минимум с десяток. Возле почти  каждой хотелось распустить стрекозиные крылышки и жужжать, обволакивая медовыми слюнями в надежде на то, что она снизойдет до своего «опылителя». Максу показалось что для подобного фарса, где к сожалению деньги не спасают, не хватает только какой-нибудь уж совсем мозгодробящей музычки. Что-нибудь в стиле этакой кислоты, неплохо добавить взбесившихся джазовых, присыпать все это хрустящими шариками шоколада и непременно подавать холодное под заправкой из крови. Вкус самого секса Макмилиану уже начал надоедать. А то, что в Вертепе здесь каждый пользуется этими духами, он даже не сомневался.
Мужчине хотелось безумно курить, но снять маску означала разоблачиться, а к этому он был не готов. Добравшись наконец до ладони, Макс едва ли ее потер, совсем забывая что оголил фирменный знак «M&M» - серебристое кольцо с гравировкой льва раскрывающего пасть – один из германских гербов символизирующий благополучие страны.
Через какое-то время в неряшливом поиске какой-нибудь интересной личности Макс застопорился на лоте. Лицо  мужчины в костюме зайца было неузнаваемым, но именно он был одним из тех, кто ему нужен был. Собственно ради этого Макс и решил приехать в Вертеп. Дело, связанное с кое-какими вещами, которые мог знать только Маэстро, почти застопорили всю сделку. Сам Маэстро пропал бог весть где, в Вертепе никто о нем ничего не знал и толком сказать не мог. Потому Данте было необходимо найти хоть какую-нибудь лазейку, хоть что-нибудь, что бы он мог шагать дальше. Оставалось найти хотя бы личных охранников Вито.  Макса это очень озадачило. Он собрался и вылетел во Францию. Дальше путь был знакомым. В любое другое время Бальдуччи бы обязательно остановился на недельку, а то и две вкушая все удовольствия данного заведения, но именно сейчас нужно было решать все как можно скорее. А желательно было вообще уложиться в пару дней.
Новость о том что братья-охранники дона участвуют в торгах удивила, но и обрадовала. Некоторое время до аукциона одна из горняшек за пару хрустящих купюр,  сообщила Максу что в номер Вито было доставлено два костюма черных зайцев. Кто именно из компании дона собирался носить это, Ди не ожидал. Итальянец решил что все-таки сможет даже расслабиться, заодно решив свои дела. Но вот то, что кто нибудь из них будет лотом, это казалось невозможным.
Некоторое время он сидел уставившись в спинку соседнего стула и размышлял. Черная трость, обтянутая красной лентой трость высоко взлетела в воздух, обозначая то, что заявка на лот подана, и тот час спряталась в районе спинки стула. Мужчина шутливо отдал часть касаясь фуражки двумя пальцами и расслабленно откинулся назад. Теперь оставалось за самым неприятным – заданиям. В том что ему придется повеселиться, Ди даже не сомневался, впрочем с него не убудится и сотворить что-нибудь этакое. Прелестно, прелестно, прелестно… Мужчина приложил набалдашник трости к нарисованным губам обозначая свое «ожидающее» состояние.

*Оберстгруппенфюререр СС - генерал  СС

ООС: Прощу прощения, все поправил.

Отредактировано Данте Ди (2010-04-15 21:32:52)

197

Похоже, торги набирали обороты. Чем дальше, тем зрелище становилось событие. В зале повеяло запахом алкоголя вперемешку с табачным дымом. Перешептывание и осуждение первой неудачной попытки смолкло, когда церемониймейстер, провозгласил следующего «жертвенного агнца». Йоширо наблюдал действо, с видом достойного ценителя, находящегося в партере пекинской оперы. Смешной парнишка, в цветастом наряде привлек внимание двух покупателей. Маска Тореро и…
Он что, слепой? Это бритлен  или амслен? С ним, по всей видимости - воспитатель.
Кен поморщился, представляя родителей этого юного создания. До какой же степени надо быть сволочью, что бы пихать свое великовозрастное, фонтанирующее гормонами чадо в это гиблое место. Учись, детка, матерЕй. Сексуальность в подобном возрасте не устойчива и хрупка. Стоит повернуть ключ, придавить, ломая пружину, и механизм даст сбой, останавливаясь на испорченном отрезке. Можно было понять, если заботливые взрослые оправили обделенное дитя к опытным матронам, но мужские забавы, и жестокие игры были воистину перебором.
Осуждать, догадываться, что твориться в этой маленькой белобрысой головке? Уж лучше вспомнить, что творилось с тобой в его возрасте, запертым в неприступном бастионе стен католического колледжа. Полное отсутствие противоположного пола, делало черное дело.  Похотливые взгляды святых отцов, на тонких изящных сверстников, перешагнувших порог отрочества, вывали брезгливость, граничащую с отвращением. Подростки справлялись и без взрослой помощи, открывая в себе новые грани чувственности и эротизма.
Как же это было давно. Некоторые моменты хотелось забыть, выкинуть их памяти, словно сминая испорченный лист и прицельно попасть оным в мусорную корзину. Не надо разрывать, зарытое в глубину, собственными руками и придавленное плитой безразличия. 
Здесь и сейчас. Торги, маски, запах алкоголя и разогретой страстями плоти. Утонуть, закружившись в водовороте похоти и соблазна.
Где эта чертова выпивка? Еще! Остановиться? Да ни за что! Почему-то не пробирает. Мало… Можно добавить вот это.
Пальцы тянуться к пачке, выискивая помеченную сигарету.
Cannabis sativa, дар богов, древним. Кто говорит о глюках и шизофрении? Божественное провидение! Подумаешь – тетрагидроканнабинол. Злоупотреблять не стоит, зависимость ниже никотиновой. А запах… Запах конечно да… Да пусть собственно говоря нюхают, не жалко. Тут, что есть жандармерия или полиция нравов?
Всего лишь вставить в отверстие, чиркнуть зажигалкой глубоко затянувшись, распаливая огонек на свернутом жгутом конце. Сладковатый специфический аромат разнесется режущим шлейфом, заполняя пространство. Затяжка, другая, третья.
Все поплывет, кружась в буйном мареве обострившихся чувств. Краски становятся сочными, выпуклыми, дразнящими. Гомон толпы перестает раздражать.
Так что там происходит у сцены? Браво, браво! Какие невинные поцелуи. Хочется плакать голосно. Впрочем, задание выполнено, не придерешься. А теперь, номер два - страшные рассказки про сексуальные промахи.
Йоширо живо представил обконченные штанишки и грозного папу в порыве благородного гнева. Начало пробивать на ха-ха. Он тихо похрюкивал, сжимая губы в попытке сдержать нарастающий приступ смеха.
Ну что, старался, умничка. Так что, второго забега не будет? Хм, точно не будет. Тореадор получает Камен без боя. Жаль, жаль. Малыш мог бы и побороться. У слепых чувствительные пальчики.
Глубокая затяжка, задерживая дым и окислы каннабиоловой кислоты в легких. Выдох, закрытые глаза и новая вереница красок застилает воображение.
Кто это там на подмостках? Упс! Епт! Конг, детка, а ты какого хера там делаешь?
В голове заезженной пластинкой зазвучала песенка про маленького козлика, который с дуру поперся гулять в лес, а познакомился с серой братией. От животного остались ороговевшие части тела неудобоваримые для желудков хищников. А тут был не козлик, а целый козел, к тому же и дальтоник в придачу.
Нет, ну неужели так трудно прочесть лист печатного текста перед входом? Красна лента – ты жрешь, голубая тебя жрут! Нет, мы умные, как же! Синенькое – для мальчиков, красненькое – для девочек. Нормальный ход мыслей. На трансформаторной будке всегда вывешивают плакат: «Опасно для жизни», но желающие поковыряться в ней всегда находятся. Умный мужик, ничего не скажешь. И че теперь?
«Дурь» нарисовала живописную картину дородного бандажированого тела висящего на растяжках, следующий кадр прищелкнул ее на банки заячьего паштета и сувенирных кроличьих лапок, в форме брелков для ключей. В глубине нарастало что-то муторное и давящее.
Какого спрашивается, ты туда лез? Идиот! Думаешь мало любителей-таксидермистов? Ой, спасать мужика надо, а то он разнесет все заведение в пух и прах, или его вынесут в пластиковом мешке. Пися? Молчал бы уже. Знал бы ты, где была эта пися, до того как он прикрутил ее к палке.
В черепушке лихо завыл саунд-трек к тарантиновскому творению «Карты, деньги, два ствола» и материализовался Траволта, лихо отплясывающий в ушастой черной маске, виляя хвостом, пришитым на уровне кобчика.
Последняя затяжка и догорающий окурок утонул в остатках выпивки.
Рок сменился забавной мультяшной песенкой.
Слишком часто, беда стучится в двери,
Но не трудно в Спасателей поверить.
Стоит только их позвать,
Друзей не надо долго ждать!
Чип, Чип, Чип и Дей, к вам спешат…
Йоширо живо представил себя бурундуком в шляпе времен бутлегерства, распорядитель превратился в Кота-Толстопуза, а у «Зеркальной дамы» вырос мышиный хвост и уши.
Доктор потряс головой, прогоняя наваждение.
Да что я им всем нянька, что ли? Достало разгребать кучи и работать миротворцем.
Но гадюка совесть, тонким писклявым голоском завывала на ухо, указывая пальчиком на Конга. Выдохнув остатки дыма, он откинулся на бархатный текстиль,  пытаясь зарядить разум логикой и семиотикой, подтягивая осколки, сдобренные галлюциногенами.
Ладно, не стоит засовывать голову в прорезь гильотины. Подожду. Может, не найдется фанатов культуризма?
- Да.
Трость взметнулась прямо перед носом.
- Что да? Ты что сдурел?- расширенные зрачки удивленно посмотрели на Дюпена.
Это что, шутка? Зачем он ему нужен? Конг же порвет тебя, как Тузик грелку! Стоп, стоп, стоп. Тихо, тихо, тихо.
- Отличный выбор, Лу. Ты посмотри, какие мышцы? И спереди, и сзади. Ммм… Не лот, а удача. Бери, не раздумывай.
Так, один есть, не маньяк, не извращенец. Всего лишь, гей и алкоголик. Ну, так кто тут святой? Так, ждем дальше.
- Заявка! На этот раз я намерен торговаться до конца.
Доктор привстал, вытягивая шею.
Так и есть! Слепой парнишка. Да что же ему не имеется то, а? Новая игрушка? Большой надо сказать зайка. Все, мужик, считай, тебе повезло. Если не встрянет серьезный покупатель, то и я лезть не буду.
Кен опустился в кресло, расслабляясь и вытягивая ноги.
- Лу, я в тебя верю. Иди и порви конкурента.
Рука одобряюще похлопала колено Дюпена.
Ух ты ж черт!
Черная трость взлетела высоко вверх. Было достаточно взгляда, что бы оценить ситуацию. Вот это - была полная жопа.

Отредактировано Оливер Кен Йоширо (2010-04-15 21:56:28)

198

соединенный отыгрыш: основное Танго, немного Терри
_________________________________

Он думал, что будет не просто, но не ожидал, что настолько легко. Впрочем, мальчишка умудрился невольно или осознанно выбрать самый нелепый костюм, благодаря которому, да еще возрасту и отсутствию в глазах отметки невольника, вообще не воспринимался всерьез перетиравшими о своем "покупателями".
- Продано! - удовлетворенное хриплое торжество Верделета поставило точку в первом раунде намеченного на ночь фарса.
- Садись и не дергайся больше никуда, - сухо кивнул Тореро подошедшему пареньку.
- Месье...
- Меня зовут Танго.
- Терри...

Тореро кивнул, запоминая имя, и погасил окурок, стирая его о дно пепельницы. И в этом жесте проступило напряжение, скрытое в нем.
Терри, притихший рядом, смотрит на мужчину непонимающе и... благодарно:
- Зачем Вам это было нужно?.. торговаться за... за меня? Вы же ничего от меня не хотите. Я вижу это.
- Не хочу?
- Танго усмехнулся. - Ну, почему же. В другое время и в другом месте - все было бы возможно. Но не сегодня.
- Тогда почему?
- мальчишка и удивлен, и смущенно-благодарен.
"Совсем щенок еще, встрял по глупости..."
- Не захотел, чтоб ты сталкивался со всем этим... - губы снова скривились презрительно, взгляд указал на сборище "масок", похотливо прильнувшее вниманием к "сцене" - каждый хотел урвать себе "лакомый кусочек", не задумываясь о том, что будет после, и будет ли этот "кусочек" по зубам: "продающийся" лот не казался Танго такой уж удачной покупкой для большинства из тех, кто к нему примеривал "зубы". Достаточно хоть немного уметь читать людей как книги. Хотя бы оглавление. На худой конец - название... У этого названия не было ничего "заячьего". И Танго не понимал, почему Терри с таким хмурым выражением лица смотрит на зашевелившихся желающих купить "зайца" - хмурится, кусая губы, и словно вот-вот, уже забыв о предыдущей опасной авантюре, ввяжется в новую.
"Что ж тебе неймется, парень..." - Танго мысленно покачал головой, но промолчал: в воспитатели попадать Тореро не собирался, хватит того, что он встрял в торги, купив этого пацана. Хотя... торги - это процесс. А процесс порой намного ярче, чем результат. Ради процесса можно вставать на край и бросать вызов самому себе - "Наша жизнь - всего лишь игра". И Танго, закуривая следующую сигарету, внимательно присмотрелся к "лоту".

Официанты щедро разносили шампанское, Терри невольно потянулся за протягиваемым ему бокалом, но Танго остановил пацана: хватит ему уже, наигрался.
Сам же он задумчиво качал в ладони бокал с виски и наблюдал за развитием событий. Время от времени он чувствовал на себе странный изучающий взгляд, и мельком успел заметить движение отворачивающейся головы того, кого он так невзначай поцеловал третьим. "Будет требовать сатисфакцию или обещанного продолжения?" - усмешка сама закралась в мысли, но была прервана начавшимися торгами.

Покупатели высказывали свою готовность купить "Черного Зайца" один за другим. Терри рядом разве что не испепелял каждого взглядом - прав у него на действия никаких не было, и пацан сидел за столиком Черного Тореро и мрачно кусал губы, зыркая из-под своей смешной синей шляпы.
"Собственник растет... - будущий хищник" - снова усмехнулся Танго и... - "Сегодня у тебя вечер благотворительности? - Вряд ли. Но почему б и не поучаствовать... в общем дрянном "развлечении", когда есть повод?" - и Черный Тореро неспешно поднял руку, выказывая свое участие в торге за представленный лот.

199

В зале появлялись все новые и новые лица, которые, казалось, просачивались сквозь закрытые двери, вызывая ассоциации с привидениями. Да и не мудрено – такие маски иногда можно увидеть лишь в кошмарном сне. Но Дезире, не отличаясь особой утонченностью и впечатлительностью, ужасаться не собирался и лишь на короткий миг кидал взгляд на каждого появившегося, «обшаривал» его и тут же терял интерес: его «организм» всегда отличался целенаправленностью и последовательностью действий. А раз цель уже есть – не хрен метаться: бей в стену, обходи ее, взрывай, но получи желаемое. А «желаемое» было как раз неподалеку. Мальчишка в смешной кукольной шляпе достался Тореро, но Дезире почти перестал напрягаться по этому поводу. У него было то, что он обозначил для себя как «зарубка» на вечер, так что теперь можно было расслабиться и получать удовольствие от продолжения распродажи.
Черный заяц, с завидным аппетитом насыщавшийся всем, до чего мог дотянуться – костюм-то не лопнет по швам, малыш? – был оторван почти ткнувшимся в него деревянным фаллосом Верделета от яств и сам готовился стать чьим-то пиром. Его габаритная фигура смотрелась резким контрастом по сравнению с предыдущими мальчуганами и покупатели, истосковавшиеся по настоящему мужскому естеству, тут же стали вскидывать руки, заявляя свои претензии на то, чтобы иметь право спустить с «зайчонка» шкуру. Ряды любителей «крольчатины» все пополнялись, и Дезире начало казаться, что кульминация аукциона, наконец, наступила и обещает быть весьма увлекательной, а, значит, он все же не зря потратил время, придя сюда. Тут предстояла нешуточная схватка, и Данж даже откровенно пожалел, что у него нет особого интереса к ловле «зайца», но на «нет» и суда нет – будем упиваться азартом других. Мужчина щелкнул пальцами, призывая невольника, державшего поднос с напитками. Почти не глядя, взяв первый попавшийся бокал, как выяснилось в ходе пробы, наполненный ромом, он сел на край стула, выдвинувшись вперед, как болельщик на трибуне в момент захватывающего матча.
Напряжение волнами перекатывалось по залу, отражаясь от изузоренных драпировками стен, и этот аромат жажды «крови» постепенно накапливался вокруг. Наверное, так же потела толпа в Колизее древнего Рима, опуская вниз или, наоборот, поднимая вверх большие пальцы рук, приговаривая к смерти или даруя жизнь и свободу бившимся гладиаторам.
Занимательное зрелище! Хоть тотализатор устраивай – кому достанется кроличья тушка.
Однако остаться просто зрителем Дезире не удалось – в какой-то момент, он боковым зрением уловил шевеление на соседнем кресле и повернулся посмотреть причину движения своего «фаворита» в монтере* на голове, с изумлением видя, как Черный тореро тоже вскидывает руку, включаясь в «охоту на кролика».
Это поставило предел терпению Данжа – то есть этот пылкий поклонник корриды решил не довольствоваться мальчишкой, но и накладывает руку в тонкой замшевой перчатке еще и на черного кролика?
А что – черный тореро и черный крол вполне занятно смотрелись бы вместе, но тогда, где же я в этой схеме? А как же – «я готов доплатить после завершения аукциона…»?
Ситуация в корне не устраивала Данжа. Возмущенный подобным коварством и ненасытностью визави, возможно, и не подозревавшего о страстях, кипевших под котелком Дезире, молодой человек сунул в рот два пальца и дико, по-разбойничьи пронзительно, (а что взять с представителя «Вертепского дна»?) свистнул, вскидывая вверх руку:
- Я в доле, мадам-месье! Прошу зафиксировать факт! – платье обернувшейся к нему Зеркальной королевы отразило изломанные лики зрителей, сидящих в первом ряду. 
Ну что ж, Тореро, если ты так упорно не желаешь замечать меня по-хорошему, придется пойти на более радикальные меры и стать тебе костью в горле.
---------------------------------
*монтера – montera (исп.) – шляпа тореро

200

Самым приятным, по мнению Лавра, было молчание в компании знакомого человека. Если вам есть о чем потрещать - прекрасно, но если есть о чем помолчать, то это уже какой-то совершенно иной уровень.
Другом бы назвать попрыгунчика Лавр не рискнул ни когда. Слишком хорошо он понимал, что две крысы, загони их в угол, не будут благородно расшаркиваться и предлагать свою глотку в качестве спасательного круга, а вцепятся в морды кривыми желтыми зубами и, роняя пену с окровавленных ртов, полудохлыми будут лезть по головам друг-друга.
Понимал и восхищался обществом давнего знакомого.
Да, с Луи было о чем помолчать. Долго, вдумчиво, смакуя воспоминания как сочное вепрево коленце.
Ему не нужно было объяснять, зачем посреди шумного зала вдруг захотелось подсесть рядом, зачем, имея собственное лицо, стоило скрывать его маской…зачем. Да, собственно еще много зачем и почему, которые не имели смысла в том котле, в котором приходилось одно время вариться им обоим.
«Мы так любим играть в войнушку, и не любим, когда она играет с нами.»
Скорее всего, увечный и похожий на ломоть сочной говяжьей вырезки, отбитый и проложенный ошметками одежды, как луковыми рвано шинкованными кружками, Луи уже не помнил того, как сидя на корточках над его телом, Лавр решал что делать и размышлял при этом вслух.
Офицерское благородство и уголовное прошлое накрепко в Зверобое замешались к тому времени. Забродили, да заквасились, создавая совершенно непредсказуемый кодекс чести. Этакий «коктейль молотова» в пастушьем романтичном бурдюке.
Проще всего было спихнуть «еще один труп» на утлое суденышко, навалить его покрасившее на штурвал и отправить прямым курсом куда-нибудь на местные рифы.
Что уж там потом откопают криминалисты, живчика ли, труп ли – дело десятое. Главное, товар будет уже далече, цел и невредим.
Но нет, что-то зачесалось внутри, заворочалось. Романтичное с придурью о простой, человеческой Правде, может даже Верности. Не утопил. Не так. Утопил, да не его.

Кресло было таким удобным, что Лавр отвалился на него спиной, чувствуя, как расслабляется какой-то комок, зажавшийся между лопаток после того, одиночного и яркого, что закончился дыркой в шкуре. Расслабился, - отпустило. Без слов, без намеков, без всего, словно говорил просто и без мишуры слов, чем-то, отдаленно похожим на душу.
Тишина висела, но не затягивалась. Она не нагнетала ту отвратительную неловкость, когда не знаешь о чем говорить.
Уловив момент, когда что-то в фигуре, в движении Луи показалось смутно-знакомым, Зверобой словно с цепи сорвался, желая сыграть и Играть.
Поправив маску и отставив бокал с вездесущим зонтико-трубочным украшением, он произнес вкрадчиво, и с легкой ироний, словно предлагал вот сейчас, на глазах у всех протащить фортепьяно, начиненное на струнах, как на бабкиной бельевой веревке, подарками от старого поколения -  РГ-42:
- Разыграем Дичь на двоих? – То ли улыбка, то ли проверка, не закостенел еще юркий попрыгунчик – это понять было трудно, но не дожидаясь ответа, Лавр поднял руку, в любимом русском жесте среди иностранного официантно-барменного коллектива, и громко, четко, как на плацу произнес:
- В деле, господа! – Растопив маску привычной собранной отстраненности, в глазах горел азарт, похожий на то первое предвкушение, когда разбив деревянную крышку, выломав ее с мясом и разбросав вокруг пухлые пенопластовые шарики, на свет достаешь первенца из серии родных «чисто русских» АК.

Отредактировано Зверобой (2010-04-16 00:06:07)


Вы здесь » Архив игры "Вертеп" » Холл и общие залы » Каминная зала